Ты сама заметила, что Пейшенс невинна и проста. Нет, я не сплю с ней. Она не из тех, с кем можно переспать мимоходом. Но если бы и спал, тебя это не касается. Он повернулся и направился к двери, но Фиона схватила его за руку и произнесла задыхаясь, с пылающим лицом:
Я говорила, что предпочитаю подождать с постелью до брака, но я не фригидна, Джеймс. Просто я хотела, чтобы все было красиво. Это может быть чудесно!
Он смутился.
Пожалуйста, Фиона, это нас ни к чему не приведет.
Казалось, она его не слышит. Ей обязательно надо было сказать то, зачем она пришла сюда.
Что бы ни делала эта девочка в постели, я могу сделать лучше, потому что мы с тобой люди одного круга, из одного мира. У нас гораздо больше общего.
Глядя на нее сверху вниз, он недоумевал: неужели он действительно сумел убедить себя, что у них с Фионой есть что-то общее? На поверхностида, но не внутри. Она не только холодна, у нее дешевый, примитивный ум. Она знает цену всему, но ни в чем не способна увидеть настоящую ценность.
Придвинувшись ближе, она обхватила руками его шею, прижалась всем телом. Джеймс замер, не желая отталкивать ее, но еще менее желая, чтобы она прикасалась к нему. Густо покраснев, отводя глаза, он пытался придумать вежливый способ прекратить жуткую сцену, не оскорбив Фиону.
Нет, Фиона, пожалуйста. Не делай этого! бормотал он, беря ее за плечи, чтобы отодвинуть. Но через мгновение она нашла ртом его губы и целовала так, как не делала никогда прежде, раскрыв губы, с холодной чувственностью, от которой у Джеймса мурашки побежали по телу.
Он стоял в растерянности и отчаянии, не отвечая на ее ласки. Было в ее поцелуях что-то леденящее, что-то механическое и фальшивое. Фиона молча предлагала себя, но Джеймс понимал, что хочет она его денег, а не его тела.
Сзади тихо отворилась дверь, и Джеймс напрягся, пытаясь повернуть голову, но Фиона схватила ее обеими руками и притянула к своему жадному рту. Секунду спустя дверь снова закрылась.
Пейшенс! Он знал это, и сердце сжалось в груди. Что она подумала? Она увидела его в объятиях Фионы и тут же сделала заключение. Он должен был сказать, что она ошибается, что увиденное ею не имеет никакого смысла. Отчаянным движением он оторвал от себя Фиону, больше не боясь огорчить или оскорбить ее, и побежал к двери, успев открыть ее в тот самый момент, когда закрылась входная дверь в холле. Когда он выскочил из дому, Пейшенс уже отъезжала. Она даже не обернулась.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Через полчаса Барни привез его в больницу. Не сказав больше ни слова, Фиона ушла, отвернувшись, дрожа от ярости, и на этот раз он был уверен, что все действительно кончено. Для него-то все закончилось в день, когда он увидел Пейшенс, хотя потребовалось немало времени, чтобы понять это. Теперь он знал, что никогда не любил Фиону, но встреча с Пейшенс показала, что брак без любви был бы адом.
Фионаумная женщина, она быстро поняла, что в нем происходят перемены, но тем более странно, что она так отчаянно пыталась вернуть его. Джеймс не испытывал ни капли сомнения: она тоже не любит его. Так зачем же она настаивала? Зачем пыталась соблазнить его?
Это совершенно не вязалось с ее характером. Никогда прежде она себя так не вела. Фиона всегда холодна и собранна, всегда расчетлива. В ней мало чувственности, мало эмоций. Что же ею двигало? Даже когда она целовала его, Джеймс понимал, что это делается с целью, осуществляется некая запланированная акция, к которой ее сердце не имеет никакого отношения, а тело является не более чем средством. Фиона никогда не вложила бы столько энергии во что-то нужное другому. Ее жизнь построена на фундаменте эгоизма. Ничего, кроме личного интереса, не имеет для нее никакого значения.
Надо же было, чтобы она появилась при Пейшенс!
Джеймс стоял на дорожке, полный злости и обиды на судьбу, отчаянно желая понять, что происходит в женских головах. Он должен как можно скорее поговорить с Пейшенс. Он должен догнать ее и заставить выслушать, должен объяснить, что Фиона ничего для него не значит. Он повернулся, чтобы бежать за Барни и попросить его немедленно ехать в больницу.
В этот момент в дверях появилась Фиона. Она успела прийти в себя после того, как он грубо оттолкнул ее. Ее макияж и прическа снова выглядели безупречно. Никому бы и в голову не пришло, что она может не вполне владеть ситуацией и собой. В глазах, как всегда, был арктический холод, голова высоко поднята, на лице выражение презрения.
Она прошагала мимо него, не задерживаясь, обдав волной ненависти, подошла к своему красному «астон-мартину», села за руль и рванула с места, чтобы через мгновение исчезнуть за углом.
В дверях стоял Барни.
Стало быть, уехала, сказал он с нескрываемым удовлетворением. И скатертью дорожка.
Джеймс не мог не согласиться, но не мог и позволить Барни делать замечания относительно его друзей и клиентов. Он давно знал, что Барни и Энид не любят Фиону, всегда обращавшуюся с ними с оскорбительным высокомерием. Джеймс, однако, не мог позволить Барни так говорить о Фионе.
Тебе не следует обсуждать моих друзей, сказал он спокойно.
Слушаюсь, сэр, ответил Барни, торопливо изображая невинное лицо.
Хм, сказал Джеймс и посмотрел на часы. Поторопись, Барни, мне нужно быстро попасть в больницу. Он был уверен, что Пейшенс поехала туда, и хотел успеть увидеть ее, чтобы не преследовать ее до Чини-роуд, где пришлось бы говорить с ней при большом стечении народа. В доме под названием «Кедры» не пройдет и двух минут, как в разговор вмешается кто-нибудь еще. Слова «личная жизнь» не имеют там никакого смысла.
Хотя Барни ехал с максимально возможной скоростью, им потребовалось почти полчаса, чтобы доехать до больницы по перегруженным в час пик лондонским улицам. Когда Барни подъехал к больнице, Джеймс стремглав выпрыгнул из машины.
Он пронесся по коридорам до кардиологического отделения и почувствовал, как упало сердце, когда, открыв дверь, увидел матьодну. Она тут же сняла радионаушники, и теплая улыбка осветила ее бледное, осунувшееся лицо.
Джеймс! Мне сказали, что ты приходил, пока я спала. Я боялась, что у тебя не будет времени прийти еще раз сегодня.
Я нашел время. Мне важно было убедиться, что ты поправляешься. Как ты себя сейчас чувствуешь? Он нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку, и вдохнул легкий запах знакомых с детства духов.
Ее кожа была сухой и морщинистой, как засохшие розовые лепестки. Когда-то в ее спальне стояли вазы со смесью сушеных лепестков, и маленькому Джеймсу разрешалось запускать туда руку, чтобы, достав горсть, ронять лепестки обратно, наблюдая за их медленным падением. Он на многие годы запомнил их запах. Когда она ушла, отец приказал выбросить все из ее комнаты. Но запах еще долго оставался в воздухе. Даже сейчас, заходя туда, Джеймс как будто ощущал его.
Рут подняла руку, чтобы коснуться его щеки.
Гораздо лучше. Говорят, через несколько дней я смогу вернуться домой. Меня оставили здесь для обследования и отдыха, но сердце работает уже хорошо.
Он подвинул к кровати стул и сел.
Ты теперь должна беречь себя. Ведь ты же не станешь рисковать?
Она поморщилась.
Конечно, нет. Терпеть не могу больницы, в них так грустно. Особенно в таких больших, как эта. Уж я постараюсь больше сюда не возвращаться. Да, Джеймс, большое тебе спасибо за цветы. Их пришлось расставить в три вазы! С тех пор, как проснулась, я только и делаю, что смотрю на них. Правда, они изумительно пахнут?
Он посмотрел на простые массивные вазы, расставленные вокруг кровати на тумбочке и на ближайшем подоконнике.
Пахнут фрезии, но я помню, что ты любишь нарциссы.
«Что распускаются до ласточек весенних и ветры марта с нежностью встречают», мечтательно произнесла Рут.
Он нахмурился, тронутый явно знакомыми словами. Откуда это?
Шекспир, Джеймс!
Правда? А так современно звучит.
На то она и классика. Только не думаю, что в его время в Англии были нарциссы. Они ведь здесь недавние поселенцы, как и тюльпаны. Сумасшествие с тюльпанами пошло от голландцев в семнадцатом веке, и это было настоящее безумиетогда луковица нового сорта стоила целое состояние. Даже не верится.
Ты знаешь интересные вещинаверное, решаешь много кроссвордов. Он очень многого не знал о своей матери.
Она рассмеялась.
Как ты догадался? Пейшенс тоже любит кроссворды. Показав на вазу с фруктами, мать добавила:Это она принесла. Я совсем не ем. Жалко, что они пропадают. Возьми что-нибудьлучше всего мандарин. Они такие вкусные.
Джеймс покачал головой.
Спасибо, я только что пообедал. Помолчав, он добавил с деланной небрежностью:Пейшенс уже была здесь днем?
Мать пытливо заглянула ему в глаза.
Да, забежала на минутку. Ей нужно было срочно возвращаться. Она выглядела подавленной. Вы не поссорились?
Чересчур волнуясь, он еле выговорил:
Подавленной? Почему ты так решила? Что она говорила?
Мать положила руку на его ладонь, и прикосновение сухой, как бумага, кожи было приятно-успокаивающим.
Ничего она не сказала, но я понялачто-то случилось. Я очень люблю Пейшенс. Не обижай ее, Джеймс.
Ни за что на свете! Слова царапали пересохшее горло. Он шумно вздохнул, беря себя в руки. Почему ты решила, что я могу ее обидеть?
Мать рассмеялась.
Что здесь смешного? Джеймс не выносил, когда над ним смеялись. Особенно если сам не понимал шутки.
Спроси себя самого, Джеймс.
Он перевел разговор на другую тему:
Когда ты выйдешь из больницы, ты хотела бы переехать ко мне или остаться у Пейшенс?
Она внимательно смотрела на него, сплетя морщинистые пальцы с его, большими и сильными.
Я тронута твоим вопросом, Джеймс, но я не смогу снова жить в том домеслишком я там была несчастлива, и призраки прошлого будут преследовать меня. А в «Кедрах» у меня много друзей. Это самый хороший дом из всех, где мне доводилось жить. Я хочу провести остаток жизни там.
Он не удивился такому ответу, но чувствовал себя обязанным предупредить:
Но ты же понимаешь, что не можешь рассчитывать на это. Что, если Пейшенс больше не будет держать пансион? Выйдет замуж, например?
Мать рассмеялась.
Она обещала детям, что им не придется покинуть дом, пока все они не повзрослеют, а Эмми еще только шесть. Вряд ли я буду жива, когда ей исполнится восемнадцать.
Джеймс нахмурился, глядя в пол.
Но что, если Пейшенс не придется продавать «Кедры»? Что, если она выйдет замуж за человека с деньгами? Тогда ей не нужно будет держать пансион.
Не представляю, что она откажет Лавинии, Джо и другим от дома. Ты это представляешь? Сколько бы денег ни было у ее мужа.
Да, ты права. У нее слишком мягкое сердце.
Не мягкое, Джеймс. Щедрое. Доброе. Любящее. Пейшенснеобыкновенный человек. Можно искать всю жизнь и не найти другую такую, как Пейшенс.
Их глаза встретились, и Джеймс поторопился встать, надеясь, что глаза не выдали его.
Ну, мне пора в офис. Он нагнулся и снова поцеловал ее в щеку. Тебе что-нибудь нужно? Я навещу тебя завтра днем.
У меня есть все, что нужно, спасибо, Джеймс, сказала мать, тихонько вздохнув.
Выйдя из отделения, он подумал, что не может сказать того же о себе. Многие годы он плыл по течению, не задумываясь, что же ему на самом деле нужно, и уж тем более не понимая, как пуста его жизнь, лишенная любви и привязанностей.
Слишком поздно он осознал необходимость любви, слишком поздно понял себя. Он любит Пейшенс, но представления не имеет о ее чувствах к нему, он ее вообще не понимает. Почему он только теперь осознал, как мало знает о женщинах? Потеря матери в таком раннем возрасте сделала его слепцом во всем, что касается женщин. Он вырос, полагая, что женщины должны быть такими, как Фиона, красивыми, элегантными и холодными, а правда заключается в том, что Фионаполная противоположность тому, что ему нужно в женщине. Встреча с Пейшенс открыла ему правду, но он оставался беспомощным слепцом во всем, что касалось женщин, особенно Пейшенс. Он боялся сказать ей о своих чувствах, потому что не вынес бы отказа.
В конце коридора он услышал возбужденные голоса людей, в которых мгновение спустя узнал обитателей «Кедров». Лавиния в ярко-синей плиссированной юбке и подходящей по цвету кофточке, несущая плетеную корзину снеди, Джо в старом твидовом пиджаке и вельветовых брюках и все остальные возбужденно помахали ему, приближаясь.
Как она?
Пейшенс сказала, что ей гораздо лучше. Вы тоже так думаете? спросила Лавиния. Я испекла сухого овсяного печеньяэто полезно для сердца.
А я принес свои нарциссы, сказал Джо с обычным своим недовольным видом. Вы небось завалили ее дорогими магазинными цветами? А эти из нашего сада. И они ей понравятся гораздо больше.
Она будет очень рада таким подаркам, поспешил заверить Джеймс, переводя взгляд с Лавинии на Джо. И рада будет видеть всех вас. Она уже вас вспоминала.
Вы намерены забрать ее к себе после выписки? спросил Джо, хмурясь. Вы живете в каком-то шикарном доме, точно?
Я действительно предложил ей переехать ко мне, признался Джеймс и увидел, как у всех вытянулись лица.
Нам будет ее не хватать, сказала одна из женщин. Ей с нами хорошо. Она обещала мне сшить новую ночнушку.
Нам будет ее не хватать, согласилась Лавиния. Но, в конце концов, семьяэто семья. Как можно осуждать ее за то, что она хочет жить с сыном? Мы бы все решили так же на ее месте.
Но она не хочет, сказал Джеймс, и их лица снова засияли. Она поблагодарила меня, но сказала, что ей слишком будет недоставать друзей. Идите же к ней. Не думаю, что сестра пустит вас всех вместе, ей сейчас нельзя уставать. Вам придется заходить по двое, наверно.
Он помахал рукой и зашагал прочь, слыша их удаляющиеся голоса. Мать услышит своих гостей задолго до их появления. Пожалуй, их слышит вся больница.
В офис? спросил Барни, когда они выехали из ворот больницы. Джеймс задумался. Было бы разумнее всего вернуться к работе, держаться подальше от Пейшенсэтого требовала давнишняя привычка выбирать в жизни безопасные пути.
И вдруг он почувствовал отчаянную бесшабашность. Наверное, это первобытная жизненная сила, разлитая в весеннем воздухе, проникла в его сердце, и Джеймс сказал:
Нет, я хочу съездить в «Кедры».
Барни бросил на него любопытный взгляд в зеркальце заднего вида.
Я видел эту толпу стариков, направлявшихся в больницу. Разумеется, проведать мадам. Удивлюсь, если их пустят. После такого визита и у здорового человека случится сердечный приступ.
Мать их любит. Ей с ними хорошо. Джеймс преодолел застенчивость и решил ничего не скрывать от Барни. Я предложил ей вернуться и жить со мной, но она отказалась. Сказала, что с этим местом у нее связаны плохие воспоминания и она предпочитает «Кедры».
А, сказал Барни. Да, я ее понимаю. А вы? Я и сам всегда думал, что ваш доммрачное место. Конечно, он очень элегантный и производит хорошее впечатление, если смотреть снаружи. Декор и все такое, но домашним очагом он никогда не был. Что, не так? Когда ваша матушка ушла, мы тоже подумывали уйти, но остались ради вас.
Бог знает, что за детство было бы у меня без тебя и Энид. Не думай, что я вам не благодарен.
А мы разве просили когда-нибудь благодарности? обиделся Барни. Мы с Инид всегда считали, что это нужно нам ровно столько же, сколько и вам. Детей-то у нас не было, вот вы и были нам за сына. Мы никогда не жалели, что остались. Вы были членом нашей семьи.
Спасибо, тихо сказал Джеймс. Если бы я женился, Барни, и продал дом, что бы вы с Энид сделали? Переехали со мной на новое место?
Молодой жене трудно начинать с людьми, которые много лет вели дом мужа. Женщины любят устраивать дом по-своему, а отсюда ссоры и все такое. Нет, мы уж об этом думали и решили, что если вы поженитесь, то мы переедем на Южное побережьев Борнмут или вроде того, чтоб вид на море и магазины под боком.
Мне вас будет не хватать.
Нам тоже, сэр, но жизнь есть жизнь, все меняется, и мир не стоит на месте. Все равно рано или поздно работа станет нам не под силу.
Зазвонил телефон в машине. Барни оглянулся.
Вы здесь или мне послушать?
Я возьму. Джеймс нагнулся и снял трубку. Джеймс Ормонд слушает, сухо сказал он и узнал голос мисс Ропер.