Я всё ждала, когда остальные уйдут и мы останемся наедине. Всерьёз подумывала о том, чтобы вцепиться этому деспоту ногтями в лицовряд ли он тогда пожелает предаваться со мной постельным утехамно негодующий пан в кафтане вдруг схватил меня за руку и потащил прочь. Как? Почему?! Я ничего не понимала
Меня переодели в простую одежду: длинное закрытое тёмное платье, на головуплаток. Посадили в фургон и куда-то повезли. Дорога продолжалась бесконечно. Мне кажется, что я провела в том грузовике несколько суток, хотя это маловероятно, так как мне ни разу не довелось уснуть. Условий для этого особо и не было: лишь узенькие деревянные лавочки вдоль стенно, как говорится, было бы желание. Голода я тоже не ощущалавидимо, сказалось сильное нервное возбуждение. И хотя меня вполне могли отвезти в какое-то более жуткое место, чем то, где была до этого, я утешала себя тем, что честь всё ещё при мне, а значит, и эти люди не лишены человечности.
23 апреля 1968г
Дом, куда меня доставили, оказался чудесным. Он стоял на берегу моря, его окружал роскошный парк, а горизонт со стороны суши состоял из живописных горных пиков, среди которых были даже покрытые снегом. Я и не знала, что в этой пустынной стране встречаются такие красоты. На следующее утро после приезда суровая восточная женщина выдала мне веник и тряпку, очень строго взглянула в глаза своими жгучими чёрными очами и погрозила пальцем: мол, смотри мне, я знаю о твоих дурацких фокусах, но со мной этот номер не пройдёт!
Она представилась Хафизой и сама придумала мне имяАмиля, не пожелав слушать возражения, что меня зовут Беата. Хафиза стала моей начальницейона загружала меня физической работой так, что к ночи я просто валилась с ног, не в состоянии даже думать, не то что любоваться пейзажами за окном.
Проходило время, я приспосабливалась, тело моё привыкало к нагрузкам, а окружала меня такая красотаприродная и рукотворнаячто я чуть ли не благодарила судьбу за это тихое пристанище, где никто не покушался на мою честь. Оставалось лишь одно но: я была совсем одна. Не с кем было поговорить, некому поплакаться. Другие слуги в доме нет-нет да перекидывались парой слов, а порой вечером я видала, как они беседуют вполне вальяжно. И только я оставалась отщепенкой, не знающей языка, коротающей дни в вопиющем одиночестве. В какой-то момент я поняла, что начинаю сходить с ума от этой пустоты и тишины и придумала вести дневник. Хотя бы делить свои переживания с бездушной бумагой, хотя бы выливать их из себя наружу. Оставалось только найти бумагу и ручку. А, как известно, кто ищет, тот всегда найдёт. Эту тетрадь я обнаружила на чердаке, куда Хафиза отправила меня наводить порядок. Она была почти пустой, только пара первых листов исписана непонятными закорючкамия просто вырвала их, положила обратно в коробку, где взяла тетрадьи дело с концом. Ручку стащила у начальницыу неё в кабинете, где она заполняет свои толстые хозяйственные книги, целый букет стоит в стаканчике. Авось не обеднеет. И вот, пишу. И мне, правда, легче. Конечно, разговор с человеком был бы приятнее, но тут все меня чураются, как больной.
28 апреля 1968г
Долго не садилась за дневникХафиза совсем меня загоняла! Заставила делать генеральную уборку во всём доме чуть не в одиночку. По крайней мере, за другими слугами я такого рвения, как у себя, не замечала. Ох, как болят руки! И что за дьявол в неё вселился?! Наверное, её бесит, что я стала справляться, что уже не выгляжу такой загнанной и замученной. Надо будет взять муки и угля на кухне. Набледнить лицо и натемнить круги под глазами, а то эта фурия загонит меня в могилу из-за своего садизма.
29 апреля 1968г
Боже Всемогущий! Хоть я в тебя и не верю, больше мне не к кому обратиться! Спаси меня, пожалуйста, если только ты есть, умоляю, спаси! Обещаю каждое воскресенье ставить по большой свече в храме!
Сегодня я узнала, к чему была эта безумная масштабная уборка в доме, и чем занимались остальные слуги. Они чистили всё, начиная столовым серебром и заканчивая дорожками в парке. Потому что сегодня приехал хозяин. Но меня никто об этом не предупредил. Потому что я не знаю языка! Сюрприз!!! Чёрт, как же мне выучить этот их дурацкий кудахчущий язык?!
Сегодня утром я начищала щёткой пол в малой гостинойну и напевала, как обычно. Есть у меня такая привычка. Мне часто говорили родственники и знакомые, что у меня очень красивый голос, но я никогда не задумывалась об этом всерьёз. Что это за профессияпевица? Ни один уважающий себя мужчина не свяжет свою жизнь с певицей. Мне нужно стать адвокатом, учителем или хотя бы медсестрой
Но сейчас не об этом. Сейчас об уборке. Я тёрла и пела, пела и тёрла. А потом повернуласьи увидела Его. Огромный, чёрный, бородатый мужчина. Я сразу узнала его, хотя и не видела толком ни разузато ощущала, улавливала габариты там, в его спальне, где он чуть не стал для меня первыми, держу пари, последним. Он смотрел на меня молча, пожирая тёмным огненным взглядом. Моё сердце трепыхалось в горле.
Пан Насгулл сделал жест, как бы прося меня продолжатьто ли уборку, то ли пение, но я подхватила щётку и умчалась из комнаты со скоростью реактивного самолёта.
Глава 3. Старший брат
Халиб
Мы с Дахи много времени проводили вдвоём в стенах моего главного офиса. Сын стал намного активнее и с бОльшим энтузиазмом интересоваться тонкостями ведения бизнеса с тех пор, как обзавёлся собственным (я переоформил на него СПА-центр в России), а также женой и ребёнком. По правде говоря, я ещё никогда не видел Дахи таким оживлённым и вдохновлённым. Конечно, мы с Евой предполагали, что ему понравится быть мужем и отцом, но мой старший сын превзошёл все наши ожидания. Он стал таким степенным, внимательным, сосредоточенным. Веселье и кутёж с друзьями совсем перестали интересовать его, хотя раньшеэто мне достоверно известноон не пропускал ни одной их разбитной вечеринки. И, Господь свидетель, о нравственном облике их участников лучше умолчать. Я смотрел на это сквозь пальцы, понимая, как бурлит кровь в теле молодого человекасам там бывали ждал, когда Дахи остепенится, и сам старался ему помочь, подыскивая подходящих невест. Но мой сын проявил недюжинное упрямство, отвергнув их всех. Он желал самостоятельности в этом вопросеи проявил её в полной мере. Уехал в Россию, нашёл там девушку, которую полюбил, и поставил нас с Зойрой перед фактом: женюсь и точка. Я видел в его глазах решимость устроиться грузчиком в порту, если понадобится, но сделать эту милую маленькую девочку своей навсегда. Эвелина нам с Евой понравилась, в отличие от Зойры. Моя первая жена и под угрозой расстрела не призналась бы, что ей по душе русская девушкаэтот союз казался ей угрозой всему традиционному укладу нашей семьи. А Зойра мало что так ценила, как традиции. Однако и ей пришлось смириться. В качестве компромисса Эвелина приняла нашу веру и пообещала помогать Дахи воспитывать детей в той же идеологии. На этом Зойра вполне успокоилась и преисполнилась благостного равнодушия к невестке.
С каждым днём пребывания в моём доме мой сын и его жена выглядели всё веселее, счастливее, расслабленнеепоэтому, когда я получил неожиданное, но обрадовавшее меня известие, то предложил Дахи задержаться ещё немного, и он с готовностью согласился. А новость заключалась вот в чём: мой старший брат Рустам, с которым мы не общались более десяти летсо смерти отцавышел на связь и выразил желание увидеться. Я точно не знал, чем была вызвана его неприязнь ко мне, из-за которой он так резко прекратил общение, но воссоединение семьиэто всегда радостное событие, какие бы разногласия ни существовали между её членами. Отец всегда говорил, что сила семьив её единстве и сплочённости. Он любил собирать родственников в своём доме, закатывать пиры, вести задушевные беседы и философские споры. Никогда не отказывал в помощи просящим, даже если они были сами виноваты в своём бедственном положении.
Это семья, говорил он. Сегодня я помогу племяннику, завтра он выручит меняи так наш род будет жить и процветать в веках.
Поэтому, получив сообщение от брата, я попросил сына остаться ещё на несколько дней, чтобы он смог повидать дядю, с которым встречался в последний раз на похоронах дедатогда Дахи было 17.
У нас с Рустамом была разница в 10 с лишним лет. Сколько я себя помню, старший брат всегда держался со мной несколько пренебрежительно, свысока. Его манеры не шли ни в какое сравнение с тем, как обращается с младшими Дахи. И они отвечают ему взаимностью. При всей своеобразности характера Зойры, она смогла воспитать наших детей более чем достойно, и я льщу себя надеждой, что и сам приложил к этому руку. Я не терплю ханжества, высокомерия и самодовольства и считаю, что близкие люди имеют право выражать друг другу любовь, а не только уважение и подчинение. Рустам же, как мне казалось, придерживался иного мнения. Но теперь всё это в прошлом. Я искренне желал забыть все наши взаимные недоразумения ради мира в семье и укрепления родственных связей.
Мы с братом созвонились, и я пригласил его к себе в гостивыпить чарку мира, познакомиться с моими домашними, поговорить о семейных делах.
Рустам прибыл скромно, без помпы, совсем один (водитель и охрана не в счёт). Привёз подарки моим жёнам и детям. Крепко обнял меня, Дахи и Карима.
Он заметно сдал за то время, что мы не виделись: постарел, располнел, облысел но, тем не менее, выглядел вполне довольнымили, по крайней мере, старательно это изображал. С его губ не сорвалось ни одного извинения, ни одного упрёка, ни одного презрительного слова в мой адрес, и хотя я поддерживал такой подходоставить всё плохое в прошломвыглядело это немного странно. Как будто не было никакой причины, чтобы игнорировать друг друга десять лет, но тогда отчего же мы не общались?
Зойра
Я сразу поняла, что шурин пожаловал не с доброму меня нюх на такие вещи. Его постаревшее лицовсё в морщинах, обрамлённое редкими седыми волосамисочилось ядом, несмотря на то, что Рустам улыбался. Это была отнюдь не дружеская улыбкаскорее хищный оскал. Я видела этого скунса насквозь, он явно что-то задумал против Халиба, и это было что-то гадкое и подлое.
Поэтому мне пришлось отвлечься от детей и внуков, чтобы внимательно следить за нимновым врагом, пришедшим, чтобы разрушить мой дом.
Одному Господу известно, сколько душевных сил я приложила ради спасения своей семьи. Сколько порывов задушила в себе, со сколькими вещами смирилась. Чтобы моя семья продолжала жить. Чтобы в ней царил мир и покой. Чтобы дети и внуки росли в счастье, любви и достатке. Я никому не позволю разрушить мой дом.
Думаю, никто из моих домашних даже не представляет, как сильно я дорожу ими. Всеми вместе и каждым в отдельности. Я и сама бы себе не поверила ещё пять лет назад, но даже эта глупая белая куропатка, являясь частью этой семьи, нужна. Мы все нужны друг другу.
Поэтому от меня не ускользнуло выражение, с которым Рустам посмотрел на Еву. Конечно, она ему понравилась внешне. Такими уж Господь создал мужчин: даже на смертном одре они остаются самцами до мозга костей. Но эта симпатия в глазах шурина совсем не похожа на то, как на Еву смотрит Халиб. Она низкая, животная, мерзкая. Рустам вполне способен сочетать её с презрением и отвращением к Еве как к человеку, хотя совсем её не знает. Думаю, с него довольно её национальности и вероисповеданияскорее всего, в этом всё дело. Потому что я не увидела в его глазах тех же чувств ко мне. Откровенно говоря, меня даже удивило, с какой теплотой и уважением взирал он на меня и Айшу. Непонятно, чем мы заслужили это отношение, так как являлись жёнами столь нелюбезного его сердцу брата.
Я не стала прямо говорить Рустаму о своих подозренияхрассудила, что для меня будет полезнее, если он станет чувствовать себя привольно, думая, будто никто его не раскусил. Прохладно приняла его приветствия, заверения в почтении и подарки. Хорошие подарки: дорогие ткани, благовония и книгино всё это давно перестало быть ценностью для меня.
На самом деле, Рустам заявился совершенно не вовремя. Я довольно редко вижу своего первого внукаэто беспокоит и печалит меня ужасно. Надо же было Дахи жениться на русской, да ещё поселиться с нею на её родине! Конечно, Эвелинадевушка неплохая. Приняла нашу веру и ведёт себя, вроде бы, прилично, но жить в такой дали от меня Это разрывает мне сердце! Я как раз потихоньку начала внушать старшему сыну мысль, что негоже его ребенку расти в такой дали от родной культуры, что здесь им будет намного легче и приятнее бывать наедине с женой И тут явился шурин, джинн его раздери! Как будто нам своих проблем не хватает!
Ева
Какой странный человек нынче приехал к Терджануне описать словами. Честно говоря, когда муж сказал, что пригласил брата, я представила кого-то вроде него самого: мужчину среднего возраста (а именно так я воспринимала супруга, хотя ему и исполнилось уже 50), высокого, сильного, бодрого Но нам явился настоящий старик. Седой, морщинистый, обрюзгший. В принципе, тут нет ничего удивительного: у них ведь с Терджаном целых десять лет разницы, но мне не хотелось верить, что мой муж через десять лет превратится в нечто подобное. Мне-то будет только сорок
Взгляд у моего шурина был дикий, совсем не такой, как у его младшего брата. Мне даже показалось, что в нём присутствует злоба, как будто я сделала нечто дурное ему или его семье. А когда Рустам увидел нашего с Терджаном сына Бог мой, клянусь, в этих чёрных очах полыхнула настоящая ненависть. Однако шурин быстро взял себя в руки, фальшиво улыбнулся и спрятал дурные чувства в многочисленных складках на лице.
Мне показалось, что Зойра не слишком рада появлению Рустама. Она держалась холодно, несмотря на то, что сам он, встретившись с нею, впервые за время пребывания в нашем доме улыбнулся вполне искренне. Он называл её королевой,истинной главой семьи и вообще, всячески умасливал. Но Зойра оставалась невозмутимой и от лести странного человека не таяла.
За столом братья беседовали о семейных делах: о смерти тёти Ферузы, о её воспитаннице Дилевзрослой, но нездоровой, недееспособной женщине, которую нынче сообща содержала вся семья, оплачивая её проживание в специализированном учреждении. Мой муж говорил, что это богоугодное делопомогать слабым, а шурин утверждал, будто бы Господь не любит увечных, потому что ему нужно войско, а не горстка хромых инвалидов. Я старалась особенно не прислушиваться к разговору, потому что этот человек начал вызывать во мне серьёзное отвращение.
После обеда Терджан повёз брата и старших сыновей к себе на предприятие, а я отправилась посмотреть новое чудо: у нас в городе недавно открылся католический костёл. Это, конечно, не православный храм, но для меня уже большой праздник и радость. Так или иначе, я верила, что это тоже дом Христа.
Хаджи пришлось оставить дома: Зойра, конечно, категорически запретила мне водить его в иноверческий храм. Как только она услыхала о том, что за учреждение строится в одном из живописных районов города, то сразу провела со мной беседу в категорическом тоне.
Брось, Зойра, уговаривала её я. Что дурного случится, если ребёнок посмотрит на необычный памятник современной европейской архитектуры?
Даже не надейся, что проведёшь меня при помощи таких незамысловатых уловок, Ева! замахала крыльями старшая жена. Ты знала, на что шла, когда соглашалась воспитывать ваших с Халибом детей в нашей вере! Эти глупые метания по чужим храмам не приведут ни к чему хорошему! Только запутают мальчика и в итоге он вовсе разучится верить! Хочешь поклоняться своему распятому богупоклоняйся, а Хаджи оставь мне!
На самом деле, я понимала, что она права. Что не стоит вносить сумятицу в голову такого маленького мальчикаэто действительно чревато проблемами. Поэтому я сдалась и пообещала Зойре, что буду посещать костёл исключительно одна.
Проводив мужа на работу, я переоделась, села вместе со своим личным охранником Микдадом в автомобиль и отправилась на встречу с настоящим чудом.
Глава 4. Неожиданная встреча
Ева
Мне и в голову не могло прийти, насколько удивительным и невероятным станет этот деньпочти наравне с тем, когда я впервые ступила в дом моего господина или когда познакомилась с ним.
Поэтому я спокойно, с приличествующим благоговением, вошла в католический храм, с большим интересом и удовольствием осмотрела его убранство, помолилась возле статуи Девы Марии. Я специально посетила костёл не во время службы: мне хотелось познакомиться с этим пространством в как можно менее официальной обстановке, прочувствовать, стоит ли мне иногда сюда приходить. Я села на деревянную полированую и лакированую лавку, ближайшую к алтарю, и молитвенно сложила руки, но сама не молилась, а прислушивалась к себе. Покой и тишина были разлиты в величественном зале. Кроме меня, в храме находилась ещё пара прихожанмолчаливых и малоподвижных. Все мы словно погрузились в транс и долгое время пребывали в нём, настраиваясь на общение с возвышенным.