После обеда, возвращаясь из летней школы, мы остановились на противоположной стороне улицы и, поглядывая в сторону дедова забора, стали решать, что делать. Ямашта сказал, что если мы снова попадемся на глаза Сугите и его компании, то это будет очень плохо.
Так значит, все? Конец слежке? мрачно сказал Кавабэ.
Значит, конец.
Ну уж, дудки! Я не согласен! Кавабэ решительно пересек улицу и направился к забору. А вы как хотите, можете проваливать.
Ямашта посмотрел на меня. Вид у него был такой, будто он вот-вот сейчас расплачется. Что же делать? Как поступить? Кавабэ и сам прекрасно понимает, что Ямашта прав. Он хоть и смотрит поверх забора к деду во двор, но нет-нет да и оглянется вокруг. Неспокойно ему.
Брось, Кавабэ. Ничего хорошего из этого не выйдет, умоляюще сказал Ямашта.
Но тут окно на веранде со скрипом открылось, и послышался знакомый голос:
Ужас! Все травой заросло. И комаров от нее столько развелось, что окно страшно открыть.
И пришлось нам приступить к прополке дедушкиного садика. Как Ямашта и подозревал, Сугита с Мацуштой наведались к забору. Увидев нас за работоймы сосредоточенно работали, молча отмахиваясь от комаров, они вытаращили от удивления глаза и через несколько минут ушли.
Садик и правда весь зарос травой. Как будто тут и не жил никто никогда. Стоило вынести мусор, и сразу стало заметно, как у деда тут все запущено. Скрестив ноги, дед сидел на веранде. Голову он подвязал полотняным полотенцем, как банданой.
Пальцы сильнее сжимайте! Не ленитесь! покрикивал он, глядя на нас.
Может, сам попробуешь? Чё раскомандовался, буркнул себе под нос Кавабэ.
Но дед услышал.
У меня колено болит. Я наклоняться не могу.
Ничего себе слух! Кавабэ аж присвистнул от удивления.
Но на этот раз дед сделал вид, что не услышал, и ничего ему не ответил.
Он нас совсем заездит, сказал Ямашта.
Не ной. Мы должны быть готовы на все для достижения главной цели, ответил Кавабэ, глядя себе под ноги.
По его лицу струился пот, заливая сбившиеся набок очки. Сколько он их ни поправлял, они все равно сползали и повисали на кончике носа.
Ямашта, когда садится на корточки, почти сразу же теряет равновесие. Наверное, оттого что он толстый. Вот он тянет из земли пучок травыоп! сел попой на землю. КПДниже некуда. У меня болят пальцы ног и пятки. Я терплю из последних сил. Чувствую, как начинает болеть спина.
Кияма-кун!
Это произошло на третий день Великой Прополки. До полной и сокрушительной победы над растительностью оставался буквально один шаг. У забора стояли и махали нам рукой две девочки из нашего класса: Томоко Симада и Аяко Сакаи.
Э-э Я поднялся с корточек и посмотрел на девочек, не зная, что сказать. С тех пор как начались летние каникулы, мы их ни разу не видели.
Томоко и Аякосамые красивые девочки в классе. Среди мальчишек время от времени даже устраивается тайное голосование, чтобы решить, кто же из этих двоих все-таки красивее.
У Томоко смуглая кожа и немного удлиненные глаза. Изящный нос, аккуратный рот с немного выдающейся вперед нижней губой. Томоко обожает спорт. У них дома есть свой собственный теннисный корт. Она говорит, что ее самое любимое занятиеиграть с папой в теннис.
Аяко всегда приветливо улыбается. Когда на ее лицо падают солнечные лучи, мягкий пушок на бледно-розовых щеках вспыхивает золотом. Она похожа на фею, родившуюся из персика.
Мне больше нравится Томоко. ЯмаштеАяко. А Кавабэ они обе не нравятся.
Девочки держат в руках ракетки. На голове и у той, и у другойкозырек от солнца, отчего они кажутся взрослее, чем на самом деле. Наверное, собрались к Томоко играть в теннис.
Кияма-кун! Какие вы молодцы, что дедушке помогаете! крикнула Томоко.
А мне мама сказала: «Ты бы тоже пошла со своей подружкой и помогла бы дедушке вместе с ребятами». Аяко не сводила с меня своих огромных глаз, и хотя Томоко нравилась мне больше, я почувствовал, как заполыхали мои уши.
Только я собрался позвать девочек к нам, как в разговор вступил Кавабэ.
Извините, дорогуши, но мы уж как-нибудь без вас обойдемся, сказал он. Раз сами начали, значит, сами и закончим.
Томоко и Аяко недоверчиво воззрились на Кавабэ, словно прикидывая, можно ли ему доверять, а потом вдруг ойкнули, переглянулись и посмотрели куда-то поверх наших голов. Я обернулся и увидел деда. Он стоял рядом с дверью и держал в руке пластиковый пакет. Мы так увлеклись прополкой, что не заметили, как он вышел из дома. Интересно, давно он уже так стоит?
Девочки тихонько ахали и то и дело на него поглядывали. Будто он не престарелый старикан, а кинозвезда какая-нибудь. А он стоял у двери в серой рубашке с короткими рукавами и в трениках с отвисшими коленками, явно не понимая, что происходит. На вот Томоко и Аяко перестали шушукаться и поприветствовали деда звонким хором:
Здравствуй-те!
Дед почесал заросший неопрятной щетиной подбородок и, слегка поджав губы, буркнул в ответ:
Здравствуйте.
Прозвучало совсем не похоже на то «эй вы!», с которым он обычно обращался к нам.
Нет, вы слышали как он это сказал, а? Ямашта посмотрел на нас с Кавабэ. Все-таки хорошо быть девчонкой.
Может, и хорошо, а может, и не очень.
Ну, пока, мальчики. Держитесь!
Улыбнувшись нам на прощанье, Томоко и Аяко ушли.
Смотри-ка, ушли. Хотя он их не отпускал!
Ага, поддакнул Ямашта. А еще говорили, что помогут
Они потому ушли, что рожи ваши дурацкие видеть уже не могли больше, для пущей наглядности Кавабэ высунул язык.
Мы с новыми силами принялись за работу. У нас словно открылось второе дыхание. Мы больше не тратили силы и время на пустую болтовню. Работали сосредоточенно, позабыв обо всем: о маме, о папе, о школе, о летних каникулах, о дополнительных занятиях и о том, что мы ползаем на корточках во дворе у деда. Мы просто методично выдергивали траву, пучок за пучком. Вечером, вернувшись домой, каждый из нас поужинал, принял ванну, сделал уроки на завтра и лег спать. И спал крепко-крепко. Без снов. Без всяких там глупых призраков
К вечеру следующего дня с прополкой было покончено. На подсохшей земле двора торчали только мы, османтус и столб с натянутой на нем веревкой для сушки белья. Мусора вокруг не было. Травы тоже. На веранде громоздилась гора сухого белья. В последнее время дед затевал стирку чуть ли не каждый день.
Ну, вот и все! сказал Ямашта.
Ага.
Тут как-то просторнее стало.
Даже не верится, что это тот же самый двор.
И правда я глубоко вздохнул.
Вот вам, режьте! сказал дед, вынося из глубины дома большущий арбуз. На веранде уже были приготовлены доска и ножи для нарезания арбуза. Мы зашли на веранду, сели. Вокруг витал приятный запах свежевыстиранного белья и аромат курившихся благовоний, которыми дед отпугивал мошку и комаров.
Дед постучал по арбузу и сказал:
Хороший арбуз, зрелый.
Вот интересно, как он понял, что у арбуза внутри? Стучал-то он снаружи
Как до этого дед по арбузу, Ямашта постучал Кавабэ по голове и хихикнул.
Ты чего?
Ау, есть там что-нибудь?
Ах, ты! рявкнул Кавабэ и попытался тоже стукнуть Ямашту. Ямашта хохотал, прикрывая голову руками, и кричал: «Раздавишь, раздавишь», потому что Кавабэ навалился на него сверху всем весом.
Хорош баловаться, сказал я и тут же получил от Кавабэ по голове.
Ну все, все. Хватит уже.
А чего он лезет?!
Ямашта захохотал еще сильнее. Тут уже я не выдержал и треснул его по лбу.
Ой! Больно же!
Ну-ка, валите с веранды! не выдержал дед. Расшумелись тут.
Сейчас свалим, только вот арбузика поедим, сказал Кавабэ, хотя сам запретил нам с дедом разговаривать.
Так ешьте быстрее, троглодиты.
А вы знаете, что это ягода? Кавабэ погладил арбуз по крутому боку. Огромная ягода. Наверное, когда люди ее в первый раз увидели, о-очень удивились.
Давай, режь, болтун, сказал дед.
Я не могу.
Почему?
Потому что я никогда раньше арбуз не резал.
Никогда не резал арбуз?
Так он же уже нарезанным продается. Мы целый не покупаем, потому что нам с мамой его не съесть.
Н-да дед посмотрел на арбуз. Наверное, вспоминал, когда он сам в последний раз покупал арбуз целиком.
Ну, вот и хорошо, что не резал. Как раз научишься, сказал Ямашта. Он взял нож, посмотрел на него, сказал «секундочку» и, вскочив, вдруг побежал на улицу. Нож остался лежать на веранде.
Эй, ты куда?
Сейчас вернусь.
Минут через десять он появился, запыхавшийся, держа в руках какую-то штуку, похожую на огромный чернильный камень.
Ого, сказал дед. Ямашта улыбнулся. Мы с Кавабэ уже вообще ничего не понимали.
Неси в раковину на кухне, распорядился дед.
Ямашта скинул кроссовки, взял нож и зашел в дом.
Кухня располагалась на другом конце дома. Над раковиной было небольшое окошко. Мы видели, как Ямашта положил в раковину похожую на камень штуку, смочил ее водой, а потом со стороны кухни послышались какие-то странные вжикающие звуки.
Чего это ты там делаешь?
Ямашта даже не посмотрел в нашу сторону.
Дед снял сандалии и тоже вошел с веранды в дом. Мы с Кавабэ пошли вслед за ним.
Не подходящий по сезону котацу тем временем уже был убран в шкаф. Теперь обстановка небольшой устланной татами комнаты состояла из складного низкого столика, маленького комода с телевизором на нем и шкафа в углу. Если не считать валявшейся на полу подушки, набитой гречневой крупой, в комнате был идеальный порядок. Никаких тебе сувениров или запыленных искусственных цветов или настенных календарей. Ничего лишнего. Даже как-то слишком убрано.
На полутемной кухне пахло старым домом. Деревянный пол приятно холодил ступни. Справа была входная дверь, слева, должно быть, ванная и туалет. На полочке над раковинойдве кастрюльки. В мойкечайная чашка.
Ямашта, крепко сжав в правом кулаке рукоятку ножа, равномерно водил лезвием по камню: взад-вперед, взад-вперед. Четырьмя пальцами левой руки он прижимал лезвие к камню. Лицо у Ямашты было серьезное. Губы плотно сжаты.
Он нож точит! Вот это да! восхищенно сказал Кавабэ.
Здорово у тебя получается, похвалил дед.
Так у меня же у папырыбная лавка, оторвавшись на секунду от своего занятия, сказал Ямашта. Он сам знаете как здорово ножи точит!
Немного поменяв наклон ножа, Ямашта продолжил. Вокруг было тихо-тихо: никаких звуков, кроме вжиканья лезвия по камню и стрекота цикад со двора.
Ты тоже хочешь в рыбной лавке работать, когда вырастешь? спросил дед.
Лезвие ножа серебристо поблескивало в полутьме, как рыбья чешуя. Ямашта смотрел на нож, не отрываясь, и молчал.
Не знаю, сказал он наконец. Мама все время говорит: «Чем в глупой лавке торчать, лучше учись как следует». Она говорит: «От лавки этой никакой прибыли. Так, глядишь, и замуж за тебя никто не пойдет. Вот выучишься, найдешь себе приличную работу, приличную невесту»
Он остановился. Перевернул нож. Поменял руки и снова начал мерно водить лезвием по камню туда-сюда.
А мне нравится работать в лавке, как папа! Ямашта легонько провел по лезвию большим пальцем, чтобы проверить свою работу.
О Осторожно, острое! сказал Кавабэ.
Не волнуйся.
Я никогда раньше не видел Ямашту таким уверенным в себе.
Ты что, ни разу не порезался? спросил я.
Да нет, конечно, порезался. И не один раз. Но если все время бояться и к ножу не подходить, то никогда не научишься с ним обращаться.
Все ты правильно говоришь, сказал дед.
А это не я. Это папа так сказал, улыбнулся Ямашта. Я тогда очень сильно порезался. Не то что к ножу, к доске разделочной боялся подходить. Ножэто вещь такая: им человека убить можно, а можно наоборот, как папа говорит, вкус к жизни вернутьесли что-то стоящее приготовить. Все зависит от того, как ты им пользуешься. Ясно? Теперь-то я уже рыбу запросто разделываю. Ничего не боюсь. Хоть селедку, хоть ставриду одной левой распластую на три части.
Мы восхищенно смотрели на Ямашту. Тем временем он закончил точить нож и отправился на веранду, к арбузу. Двор, залитый ярким летним солнцем, казался из полутемной кухни сияющим параллелепипедом света.
Нож с хрустом вошел в арбузный бок, и арбуз, будто того только и ждал, распался на две половины.
Я же говорил, хороший арбуз, сказал дед.
Здорово! Кавабэ не отрывал глаз от ножа, как если бы вид сияющего лезвия мог помочь ему удержать впервые пережитое, неповторимое ощущениепервый раз в жизни он сам разрезал арбуз.
Ты, парень, поаккуратней. Знаешь выражение такое: «кой-какому дитяте ножа не давати»? ухмыльнулся дед.
Какому еще дитяте? насупился Кавабэ.
Не знаем мы такого выражения, сказал Ямашта, и было непонятно, то ли он так ловко прикидывается, то и ли и по правде не знает.
В красной арбузной плоти скрывалась армия черных семечек, таких крепеньких и свежих, что казалось, сейчас эти семечки, как десантники, сами начнут выпрыгивать из арбуза одна за другой. Каждую половину мы поделили на четыре части. Каждую такую восьмушкуеще напополам. Каждый выбрал себе дольку, и, едва сдерживаясь от нетерпения, мы наконец-то впились зубами в сочную арбузную мякоть. В горле у нас к тому времени пересохло, и арбузный сок казался от этого еще вкуснее. Дед поделил свою дольку еще на две части и ел медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек.
Ну что, вкусно?
Ага!
Особенно после того как поработал и пропотел как следует. От улыбки глаза Ямашты превратились в две щелочки.
Кавабэ снял футболку.
Это чтобы арбузным соком не запачкать. Он не отстирывается.
Мы с Ямаштой последовали его примеру и тоже разделись по пояс. За все лето мы так ни разу и не сходили в бассейн и животы у нас были белые, лягушачьи. Между светлой и загорелой кожейотчетливая граница: на руках и на шеетам, где кончаются рукава и воротник футболки.
Стопроцентный прополочный загар, сказал я, и дед вдруг засмеялся. Весело, во весь голос. Совсем не так, как раньше, когда он просто фыркал себе под нос.
Вот бы вас сложить вместе и поделить на два. Получился бы идеальный человек, сказал Кавабэ, смерив нас с Ямаштой взглядом.
Вот бы тебе помолчать и не лезть с дурацкими предложениями, ответил я.
Во-во, не лезть с дурацкими предложениями. поддакнул Ямашта.
Кавабэ, конечно, не такой тощий, как я. Но в его рыбьей, какой-то полупрозрачной фигуре есть что-то такое, отчего он кажется совершенным задохликом. Да и ростом он особо не вышел: вон Ямашта его уже почти догнал. Когда он стоит голый по пояс в этих своих очках, возникает ощущение, будто очки весят несколько килограммтакими тяжелыми кажутся они на его тонкой переносице.
Слушай, может, снимешь очки?
Это еще с чего? Кавабэ впился зубами в арбуз. На его сутулой спине отчетливо выделялись бугорки позвонков.
Ни с чего. Просто так. Можешь и не снимать.
А какой завтра день? вдруг спросил Кавабэ.
Э-э
Среда, ответил дед.
Значит, завтра выносим мусор. Кавабэ взял двумя пальцами обглоданную арбузную корку.
Ой, сказал Ямашта, глядя на небо, смотрите, дождь пошел.
На белесой, высохшей земле появились первые черные точки. Потом в воздухе повис характерный влажный аромат, исходящий от смоченной дождем земли. Этот аромат смешивался с запахом курительной палочки.
Наступит осень, надо будет посадить чего-нибудь во дворе, голос деда прошил полотно дождя и добрался до моих ушей. Календулу или что-нибудь такое Посадим?
А чего осени ждать? Давайте прямо завтра и посадим! Кавабэ если решил что-то сделать, то откладывать не станет. Не умеет он так.
Ишь ты, какой нетерпеливый, дедушка усмехнулся, по-прежнему неотрывно глядя в небо.
Летом вроде ничего не сажают и не сеют, сказал Ямашта.
Да чего вы так волнуетесь? Полежат себе семена спокойно в земле, подождут до осени и взойдут, когда им надо будет.
И верно. Давайте завтра уже посадим, сказал я.
Ямашта с сомнением покачал головой.
Ямашта, что сажать будем?
Ну-у.
Клематис, сказал дед.
Нарцисс, сказал Кавабэ.
Фиалки, сказал я.
Редьку, сказал Ямашта.
Тьфу ты! Какую еще редьку?! У Кавабэ даже челюсть отвисла.
Дайкон. Он красиво цветет.