Все казалось сном, но в этот раз просыпаться совсем не хотелось, улыбнулся Рон, а когда появилась мама, он повернул к ней голову, я уже точно знал, все будет хорошо.
ДаКристиан протянул руку и сжал руку Джоанны, когда твоя мама рядом, все хорошо. И все будет хорошо
Они с Джоанной переглянулись, она вздохнула, прикусив губы.
Рон, ты уже достаточно взрослый, чтобы знатьона посмотрела на него.
Что? тот сразу уловил еле заметно дрогнувший мамин голос.
Завтра отцу предстоит серьезная операция.
Отложить, к сожалению, нельзя, Жан считает, что это слишком опасно.
Операция на сердце, в любой момент оно может
Остановиться.
Кристиан с Джоанной говорили по очереди, говорили, ничего не тая, прямыми словами, не стараясь завуалировать их, найти слова помягче. Говорили, как есть.
Сердцеэто серьезно. Но ведь не это беспокоит и пугает вас? Рон переводил взгляд с отца на мать.
Как же он точно понял, почувствовал их тревогу, накатывающий на них страх, который они настойчиво пытались спрятать, не думать о нем. Поддерживали друг друга, даря так необходимые им сейчас поцелуи и объятия, касания рук и улыбки.
Из-за сломанных ребер врачам придется пробираться к сердцу через позвоночник, наконец, заговорила первой Джоанна. А, учитывая, что у твоего отца уже были проблемы с этим, есть риск
Если что-то пойдет не так, меня может снова парализовать. Словно в морскую пучину, Кристиан нырнул с головой в эти слова. Сколько раз он мысленно произносил их, но никак не решался сказать вслух. Даже самому себе.
Рон молчал, опустив глаза. Кристиан с Джоанной не торопили его, так же молча ждали.
Ты вернулся. Оттуда, откуда не возвращаются. Но ты смог. И для того ли, чтобы снова уйти? Рон поднял на него глаза. Если не сделать операцию. Если делать, риск. Но и жизнь. А это самое главное. Если что-то пойдет не так, ты сможешь снова подняться. Но, если не делать, ты можешь не подняться уже никогда.
Кристиан молча обнял его. Сын сказал то, что они все понимали, но почему-то именно от него это прозвучало так, что не оставило больше и тени сомнений.
Что вы себе позволяете? Солидного вида невысокий мужичок, тряся в руках бумажкой, смотрел на офицера охраны снизу вверх, нисколько, впрочем, этого не смущаясь.
Макс прикрыл дверь и подошел поближе к скульптурной композиции «моська и слон».
Да я таких вам нарисую сейчас дюжину, невозмутимо произнес офицер, снисходительно посматривая то ли на мужичка, то ли себе под ноги, что, впрочем, было почти на одном уровне, и даже лучше.
Я кавалер ордена, пятнадцать лет стажа, сотни выигранных дел!
А я охранник, крючкотворец, ни одного сбежавшего заключенного.
Да я Да высловно два воздушных шарика надулись щеки «моськи».
Что происходит? Макс решил, тот случай, когда третий не лишний. Разыгрываемая перед ним драма затягивалась, а время поджимало.
По какому вопросу? не обращая внимания на летящую от «моськи» во все стороны слюну, повернул к нему голову офицер.
Макс Броншайн, протянул он ему корочку и разрешение президента на неограниченный доступ, к Дэймону Хиллу.
Он точно не звезда экрана? вдруг съязвил офицер, а мужичок замер с открытым ртом, листочек, словно лепесток, выпал из рук и медленно спланировал на пол.
В смысле? опешил Макс.
Вы к нему уже четвертый, поднял на него глаза офицер. Не успеваем в камеру отводить, как обратно требуют. Кстати, в очередь тогда.
В смысле?
Офицер оторопело посмотрел на него.
Вы тоже? подал голос мужичок.
В смысле?
Офицер смерил его взглядом, еще раз сам достал из кармана корочку с разрешением, снова внимательно изучил их.
Да что происходит? встрепенулся Макс.
Один адвокат понятно, облегченно выдохнув, что услышал что-то кроме «в смысле?» офицер кивнул в сторону мужичка, два уже вопрос Я уж подумал, вы тоже
То есть два? нехороший холодок сквозь щелочки медленно заползал в его сердце. Журнал посещений! не дожидаясь дальнейших объяснений, рванул к окошку поста охраны, отмахнувшись от крутящегося теперь уже вокруг него мужичка:
Кавалер ордена, пятнадцать лет ста
Цыц! не оборачиваясь, Макс прислушивался к воцарившейся тишине все время, пока офицер доставал журнал.
Ближе к полудню приходил уже один, недолго, минут десять беседовали.
Документы?
Обижаете, все проверил. Корочка, выписка заседания коллегии адвокатов о назначении. Пропуск с печатью центрального следственного управления. А у этого
Мужичок встрепенулся и начал оглядываться в поисках своего листка. Подняв его с пола, подскочил к Максу.
Так я ж и пытался сказать, что это письмо от Генерального Прокурора, все инструкции должны были прислать по внутренней почте. Вот паспорт, ткнул он документом в нос оторопевшему охраннику.
Тот, переглянувшись с Максом, взял паспорт и, пока тот изучал журнал посещений, склонился к своему компьютеру.
Естьпрошептал обескуражено спустя минуту.
Есть! было самым приличным из произнесенных примерно в тот же момент Максом слов.
Перемахнув через шлагбаум, Макс рванул по тому же маршруту, которым его провожали утром. Рев сирены за спиной никоим образом не влиял на скорость его продвижения по коридорам.
Теперь?! затормозив у очередной развилки коридоров, крикнул, абсолютно уверенный в том, что офицер последовал за ним.
Да что выпопытался было взять на себя контроль за ситуацией охранник, но тут же осекся под взглядом Макса. Где-то позади на фоне надрывающейся сирены уже слышался топот сапог нескольких пар ног.
КУДА!? схватив парня за шиворот, взревел Макс.
Ту. ошалело указал направление офицер.
Руки его дрожали, когда они, наконец, остановились напротив нужной двери. Три секунды ожидания было для Макса чересчур, он вырвал ключи у охранника, грохот открываемого замка слился с уже раздающимся за поворотом топотом сапог, рывком отворенная дверь.
Врача! Быстро! Макс рванул к корчащемуся на полу Дэймону, обернулся на остолбеневшего охранника и ворвавшихся в камеру солдат в черно-белой форме. Шевелитесь, пингвины хреновы!
Врача в пятнадцатый бокс! вздрогнув, офицер выхватил из чехла рацию.
Поз дно
Макс склонился на еле слышно хрипящим Дэймоном.
Я сам врач
Лицо Макса было еще пока узнаваемым, но уже стремительно расплывалось, словно в дешевых зеркалах затрапезной комнаты смеха. Он сразу все понял. Металлический привкус во рту, слабость мышц, внезапно закружившаяся голова. Черные мушки в глазах, сковавшая грудь тупая боль, словно обруч одели. Адвокат Изменить очевидный финал С первым пронзившим его приступом скатился к топчана на пол, свернувшись калачиком. Обхватил руками грозящую взорваться, словно перекачанный шарик, голову. Отпустило Второй приступ заставил выгнуться в спине и, схватившись за ножки топчана, заскрежетать зубами. Перед глазами замелькали лица.
Мама Отчим Комната Она дала ему жизнь и она же позволила ее сломать
КристианПодвал Ни одного живого места на теле, но, сука, непокоренный Чертов Феникс!
Саша Эдвард Почему он так ненавидел его, частичку себя?
Макс Уничтоживший его морально, раздавивший какими-то клочками бумаги
Адвокат его прощальная улыбка и это кручение перстня на пальце Завершивший начатое Максом
Словно кадры плохого кино, которое посмотрят один раз и закинут в самый дальний угол самой верхней полки. Кино его жизни, такое же пустое и бессмысленное. Когда он позволил себе сломаться? Где, когда мог сложить этот пазл иначе? И мог ли
Третий приступ. Он считал себя хозяином жизни, властителем судеб, карателем и палачом, испытывающем животное удовольствие от мук зависящих от него людей. Словно пытался им отомстить. За свою сломанную жизнь, растоптанное сердце и развороченную душу. Вся его жизнь была подчинена этому.
Кто? Кто он? слова Макса долетали уже сквозь липкий туман, лицо превратилось в одно большое бесформенное пятно.
Его одинокая, несчастная, обреченная жизнь Мог ли он написать ее иначе? Из маленького звереныша вырос зверем, жестоким, обиженным на весь мир, ненавидящим всех и каждого. Прятался в своей звериной шкуре, словно щитом, защищая ею осколки своей души. Не разрешая себе стать другимобычным, скалился, огрызался, не доверял, не пускал. Для чего? Чтобы в эти последние минуты оглянуться назад и понять, что все это было ничтожно и бессмысленно. А могло бы Могло ли?
Черная лисавдруг повернул он голову к Максу, не видел уже ничего, не был уверен даже, что тот слышит его, три после пяти караван Те
Взрыв тысячи огненно-красных пейнтбольных шариков в голове, в агонии бьющееся тело, врезавшиеся в серый холод пола пальцы.
Время смерти час сорок пополудни.
Макс стоял, шатаясь, почти не слыша слов врача.
«Черная лиса три после пяти караван»
Жакглухо произнес в трубку, медленно идя по коридорам к выходу. Встречай клиентаВыключив телефон, сжал его в руке. Один-ноль, Кристиан не в нашу пользу.
Робкие лучи выглянувшего из-за туч солнца защекотали нос.
Апчхи.
Будь здоров.
Спасибо. ИзвиниЛеон виновато обернулся на сидящую на кровати Сашу. Ну, вот, я все проверил и настроил.
И теперь все будет работать?
Да, конечно. Он снова отвернулся, поправил блок питания камеры. Поднявшись, закинул в рюкзак инструменты.
ЖальСаша тронула рукой лепестки ромашек, вдохнула их терпкий аромат. Подняв глаза на вновь обернувшегося на нее оторопевшего Леона, улыбнулась. Спасибо
Так этоЛеон, кряхтя и заикаясь, посмотрел на свою только что законченную работу, моя ра
За кусочек моей родины.
Тишина Ее руки, обнимающие ромашки. Его глаза, смотрящие на нее. Ее улыбка. Его с трудом проглоченный ком в горле. Шорох закрывающихся жалюзи на окнах. Робкое движение воздуха рядом с ней. Нерешительно опустившаяся на ее руку его рука. Глаза в глаза. Пересохшие губы
====== Глава 19. И нам с тобой нужна одна победа. ======
Звал? Голова Оливье появилась в дверном проеме. Помещение встретило его звоном инструментов, каким-то нереальным сочетанием пустынности при полной загруженности и замершим в воздухе ощущением внутреннего холода. В пустом холодильнике было больше жизни, чем здесь. Никогда не любил твои «хоромы». Поморщился он, заходя.
А что такое? Жак поднял лобный рефлектор, повернулся к Оливье. Тихо, спокойно, никто не орет в ухо и не проносится то и дело мимо, словно ошпаренный вентилятор. Мои клиенты тихие, неконфликтные, в отличие от вашего, скосил глаза на коллегу, муравейника.
Оливье усмехнулся. Дааа муравейник по сравнению с их Управлением для непривыкшего к такому ритму человека был бы просто оазисом. Закрыв дверь, он прошел вглубь помещения.
Решил сообразить на троих? усмехнулся, увидев не до конца прикрытого «клиента» на столе. Их шутки со стороны могли бы показаться циничными и грубыми, но они помогали не сойти с ума, когда день сливался с ночью, а кофе глушилось со скоростью, которой позавидовал бы самый скоростной лайнер.
Присоединяйсяхмуро ответил Жак, отъезжая от стола.
Увидев «клиента», Оливье вздрогнул.
Час назад привезли. Поймав его ошалелый взгляд, ответил Жак. Макс чуть-чуть не успел. ХотяЖак поднялся, замерев на мгновение, вздохнул и, качая головой, закрыл Дэймона простыней, он бы все равно ничего не смог сделать.
Чертов Ахматпробормотал Оливье, не отводя взгляда от простыни.
Ибутропен, Жак снял резиновые перчатки, подойдя к столу с компьютером, бросил их в стоящую рядом урну, на Востоке именуемый «огненный поцелуй». Действует не сразу, но резко и неожиданно. Начинается с металлического привкуса во рту, а умирает человек от разрыва сосудов. В прямом смыслеповернувшись, Жак бросил взгляд на Дэймона, перевел глаза на остолбеневшего Оливье. Противоядия нет.
Как? В Ла-Санте и мышь не проберетсяОливье, наконец, смог стряхнуть с себя охватившее его оцепенение, подошел к Жаку, присел на рядом стоящую пустую каталку. Как Ахмат добрался до него?
Ибутрпопен опасен даже в самых малых дозах и может проникнуть в организм множеством путей. Судя по показаниям охраны, в нашего «Брута» он попал с водой. Да, проследив за взлетом бровей Оливье, пожал плечами Жак, с обычной водой, стоящей в комнате свиданий. Смертельной является уже доза в два-три грамма, а в, скажем, обычном перстне можно пронести до десяти грамм.
Чего так испугался Ахмат? Оливье откинулся, прислонившись спиной к стене. Что Дэймон заложит его в обмен на свободу? Так хрен бы он получил срок хоть на день меньше после того, что сотворил. А на раскаявшегося грешника, судя по словам Макса, он не был похож.
Ахмат человек дела, хладнокровно подчищающий после себя. Жак запустил на компьютере обработку данных, в ожидании результата откинулся на стуле и повернул голову к Оливье. Не будь он таким осторожным, не смог бы столько лет быть неуловимым для всех спецслужб мира.
Оливье согласно кивнул, прикусив губы. Хреново И смерть Дэймона, унесшего с собой море полезной информации, и исчезновение Ахмата, на свободе остающегося крайне опасным для Кристиана. Не говоря уже о том, что все происходившее и происходящее указывало на какое-то задуманное им грандиозное дело. Все-таки, то, что Этьен еще не уехал, огромная удача. Его опыт и его база не будут лишними. Это их общая война, и им сейчас нужна одна победа
Вот еще чтоне отводя от бегущих по экрану компьютера строк, пробормотал Жак. Мое обследование показало, что очень давно, скорее всего, еще в детствеЖак сделал паузу, перевел взгляд на Оливье, его изнасиловали.
Ччччерт. словно камень рухнул где-то внутри, резко затошнило, руки моментом вспотели. Пронзившая сознание молния, моментом открывшийся ларчик с хранимой годами тайной, давший ответ на один из терзающих их последние дни вопросовчто могло сделать Дэймона таким? Откуда эта зашкаливающая жестокость и стремление покарать весь мир?
Компьютер, наконец, пропищал, оповещая об окончании обработки данных, принтер затрещал, выплюнув три полностью испечатанных листка. Жак достал их и протянул Оливье:
Здесь все. Приятной ночи.
Добряк ты нашскорчил рожицу Оливье.
Обращайсяпожал плечами Жак, поднимаясь со стула.
Оливье проводил его взглядом, вздохнув, пробежал листки глазами. Соскочив с каталки, направился к двери.
Дас грохотом закрыв за Дэймоном дверь его нынешнего пристанища, повернулся к Оливье Жак. Макс сказал, что он перед смертью пробормотал что-то типа «черная лиса три после пяти караван».
Оливье затороможенно почесал затылок и, не сказав больше ни слова, вышел. Дверь гулко хлопнула за его спиной.
Улыбаясь, она смотрела, как привыкший к опасности, словно орешки щелкающий сложнейшие загадки, он сидел рядом, словно парализованными пальцами вцепившись в ее руку, и смущенно кусал губы.
А он бы сейчас предпочел снова в тот огонь, из которого вытащил ее, не в силах никак прервать это затянувшееся молчание.
А я даже не подозревалапрошептала она, наконец, сжав его ладонь.
Сколько раз она касалась ее, когда он помогал ей выйти из машины или когда они здоровались, встречаясь в кабинете ее отца. Она никогда не думала о нем иначе, чем как о подчиненном отца, умном, преданном, юморном, гениальном программисте. Последние сутки заставили ее совсем иначе посмотреть на него с той самой минуты, как она услышала его голос в коридоре. «Все будет хорошо»
Уверенной, недрогнувшей рукой выбивающий десять из десяти в служебном тире, сейчас он никак не мог унять эту предательскую дрожь в руках, выдающую его с головой.
Ты была замужем, я не смелголос тоже издевательски дрожал, пересохшее горло хрипело, словно он бухал, не просыхая, несколько суток. Я пытался не думать о тебе, кроме как о дочери шефа, ринулся спасать трещащие по швам бывшие отношения. Но от себя не убежатьон вдруг поднял на нее глаза.
Она молча смотрела на него, теперь у нее разом пропали все слова.
Мы ведь думали, в сарае Кристиан. Мы за ним ехали, не зная, что ты тоже там. А Макс с Роном ехали за тобой, не зная, что Кристиан тоже там. Леон покачал головой. Когда я влетел туда и увидел тебя Не знаю сколько бы я еще стоял там, словно истукан, если бы не посыпавшаяся сверху горящая солома.
Спасибоона только сейчас поняла, что, ринувшись туда, он мог остаться там навсегда, и неважно, с отцом или с ней.
Тогда я и понял, как коротка может быть жизнь, как легко может оборваться в любую минуту эта тоненькая нить и
От прозвеневшего телефона вздрогнули они оба.