14 апреля 2003 года
Граждане, а ведь вам придется теперь искать радио «Арсенал» в самой заднице FM-диапазона, потому как я с большой вероятностью буду вести там программу, посвященную всяким тусовкам. Для этого мне придется в рабочем порядке тусоваться каждую неделю и раз в неделю два часа вести эту программу.
30 апреля у меня эфир настрашно сказатьрадио «Шансон». Программа романсов.
Мы репетируем романсы. Я езжу в большой массивный дом, где в комнате рояль. И мы поем романсы, и приходит кот, и валяется на полу, пока кто-нибудь пальцем ноги не почешет ему его пушистый живот.
По-прежнему ведем дискуссии со звукозаписывающей компанией о том, выпускать ли альбом. Они пытались меня убедить, что это слишком дорого и что мы сами во всем виноваты. То есть пытались меня убедить, что альбом издавать-таки не нужно. Наверное, так оно и есть, только это альбом-то нужен.
Непреходящее ощущение заести. То ли череда стрессов, которые валятся на мою голову, то ли авитаминоз.
Сегодня посмотрели передачу со мной и Селезневым в эфире. Все-таки чинопочитание в крови у русского человека. Никакого диалога. Монтаж программы выстроен таким образом, как будто спикер парламентаэто пуп земли и все вокруг него вертится. Да и в студии тоже так было: все бегали, носилисьсюда ходи, сюда не ходи, уберите ноги из прохода, Он проходить будет. Вот не пойму, всю прикольную первую часть передачи вырезали, и сижу я, как идиот, непонятно, типа, зачем, а то, что я эдак, так, эдак, так, ничего ж нет в итоге в эфире. А-а-а-у-у-у-ы-ы-ы. Хотя чего удивляться, телевидение, оно такое. Но к чести MTVони много там оставили.
Лейбл предложил записать дуэт с не-скажу-каким западным исполнителем. Завтра буду ему звонить, если не забуду. Ну, в смысле звонить ему будет его подруга, которая поклонница его и меня одновременно. Даже смешно: мы с ним какие-то родственники по женской линии получаемся.
Меня научили пользоваться пультом на радио, чтобы мочь вести радиопередачу. Делают мне пропуск. Не прошло и трех лет, как у меня опять появляется удостоверение «Пресса».
Завтра у меня концерт. Уже и не помню, как это делаетсяв смысле, концерты.
Завтра начну писать дневник про личную жизнь. А чего, действительно, стесняться?
16 апреля 2003 года
Страницы личной жизни.
На саундчек пришли странная девушка и странный парень. Говорят: «Мыгруппа такая, «Палата Люкс». Давайте мы с вами будем концерты давать?» Даже и не знаю, хорошо это или плохо. Буду думать.
На улице случайно встретились люди из Москвы, из Питера и из Киева. Наверное, нам всем на один концерт в итоге. Думаю, а вот если я не приду, что будет?
Офигительно здорово на улице. Почему-то офигительно фигово себя чувствую.
Личная жизнь довольна весной. Личная жизнь таскает мой браслет и считает, что с ним лучше. Вот и все пока про личную жизнь
18 апреля 2003 года
Концерт мне не понравился. Интересно, можно такие мысли безнаказанно писать в дневнике? Я же отдаю себе отчет, что мой дневник в некотором роде средство массовой информации, иначе куча народу не просила бы меня написать про них тут. Злобный Бучч выполняет просьбы трудящихся.
Итак. Человек номер один, выполняю свое обещание и пишу о тебе. Значит, мы прогуляли пол-Москвы и сидели на вокзале в бистро среди странных персонажей, поглощавших остывший борщ и мелькающих там и сям. Какой-то Нотр-Дамнищие, калеки, увечные, пьяные уроды. Ведущая мысль: чем все это кончится, интересно?
Человек номер один дробь один. Это страшный человек, он слишком много знает и имеет свойство возникать в любой точке, стоит лишь о нем чуть подумать. Считает себя мной.
Человек из столицы. Надеюсь, ты сейчас в ней, потому что если ты не в ней, то это прикол.
Немного интриг в холодной воде.
Ну вот таким образом мне удалось усвоить стиль большинства писем, приходящих мне. Чем загадочнее, тем романтичнее.
Про концерт еще раз. У меня была травма шеи. При некоторых обстоятельствах на меня упала тетенька весом в сто двадцать килограммов. Потом она упала на меня еще два раза. Мои позвонки сомкнулись, да так, что дядя-рентгенолог осмелился утверждать, что у меня родовая травма и что меня родили со сросшимися позвонками. Это неправда. Мой собственный папа, который к этому времени стал из просто терапевта мануальным терапевтом, за несколько зверских сеансов отцовской любви развел позвонки по местам. Травма была ликвидирована, если яснее выразиться. Последствия остались и дают о себе знать. Последний раз они дали о себе знать перед концертом. Мне было плохо. А-а-х, о-о-х. Поскольку никого, кому можно было бы ныть для удовольствия, не было рядом, пришлось заглотать лекарство. Потом пришло спасение и натерло меня мазью. К началу концерта мое сознание было мутно, но шея поворачивалась. Колбаситься было никак.
Ну и деталь: мы не единый веселый организм, который отрывается под собственную музыку. Мы слишком полны мыслей.
Я думаю, что буду что-то радикально менять в наших концертах. Мы уже прошли весь классический рокерский набор и повторять старое уже неприкольно. В первую очередь мне.
Откуда пацанов столько в зале стало?
Друг, написавший мне это: «.у меня близится сессия, так что я даже не знаю, как и чего теперь думать о Вас, не успеваю переключиться за те короткие на сегодня свободные часы на то, чтобы всерьез что-то сейчас Вам посоветовать. Просто чётко: мне оно оч. много значит и я на самом деле готова сейчаспо возможностисделать для Вас тот максимум, на который сама способна. Голосую отовсюду, откуда только получается, хочу Вам успеха!..»
Спасибо тебе отдельное. Здорово меня поддерживаешь.
Как попадают в программу «Время»?
Ее как раз тогда заново создали, специально под выборы Ельцина. Мой дипломный руководитель сказала: «Приготовьте вашу презентационную кассету, ко мне должны прийти». У меня была кассета с репортажами из Вологды, вполне хорошая. Я до сих пор не знаю, что за человек приходил на кафедру и как он передал мою кассету в редакцию «Времени», но факт есть факт: он передал, а мне дали телефон, по которому брала трубку тогдашняя ведущая Арина Шарапова. Это само по себе ничего не значилосотни кассет попадают всем в руки на телевидении, так же как сотни дисков пылятся в звукозаписывающих компаниях, и ничего ни из того, ни из другого не выходит. Но у меня был заветный телефон, а у Арины Шараповой не было возможности от меня скрыться. Пару месяцев пять раз в неделю она говорила, что кассету еще не посмотрели, но в итоге, видимо, сломалась, и меня позвали в Останкино. На меня строго посмотрела главный редактор, и так началась моя карьера в программе «Время».
Самой сложной первоочередной задачей было правильно одеться. Нужно было купить два костюма. Мы поехали с моей однокурсницей Анькой, у которой автоответчик пел моим голосом, на рынок и там совсем недорого купили мне два костюмаодин твидовый в елочку, другой черный. Потом один из них сыграл важную роль в моей репортерской судьбе.
Когда время подходило к девяти вечера, собственно к эфиру, в редакции оставались только те, кто доделывал в монтажной свои репортажи, и два стажера, которых держали до вечера про запас, на всякий случай. Один стажер был одет неподобающе, второй был в костюме. Второйэто я. И тут поступила срочная информация из Кремля: стране можно сказать, что Борис Ельцин болен и что ему предстоит операция на сердце. Нужно было срочно ехать и брать интервью у врачей, которые будут эту самую операцию делать. Послали стажера в костюме, потому что больше никого не было.
Я помню, что до эфира оставалось двадцать минут, и за это время мы слетали на окраину города и обратно, вбросили кассету с интервью в эфирную студию, и с этой минуты у страны началась другая жизнь. И у меня тоже.
23 апреля 2003 года
По-прежнему тянется катавасия со студией, и финальный аккордальбомвсе не звучит.
Мы все бредем в разные стороны, чтобы нащупать дорогу. По идее мы сводим концы с концами как раз тогда, когда у страны праздники.
Все страшно неповоротливо и медленно. Тут один умный человек сказал: что снаружи, то и внутри. Значитя улитка. Стопудовое ощущение, что я двигаюсь, но пейзаж вокруг как будто застыл.
Веснаэто ж страшное дело, мой дремлющий организм проснулся и требует романтики. Пока вот так коротко.
Из области ощущенийчто-то должно нахлынуть.
Кстати, посещаемость сайта народом в среднем увеличилась на сто человек в день.
26 апреля 2003 года
Мысли разбежались, как стадо блудных коров. Такое ощущение, что у меня в голове невесомость, где плавает масса идей, дел, страхов, я пытаюсь их поймать, а они уплывают.
Больше всего хочется спрятаться от всего. Не пойму почему. В голове играет пластинка: а как другие поступают в таких случаях? У всех ли бывают такие периоды? и т. д. Надо прояснить свои цели. Надо поместить их во время. С чем я не хочу разбираться?
Лепишь реальность из комьев воздуха
И отсекаешь все лишнее.
Я не умею ни плыть по звездам,
Ни даже ходить на лыжах.
Поэтому спутаны линии,
Как будто гривы в репейнике.
Такие вроде бы длинные
И острые, как шипы ошейника.
29 апреля 2003 года
Свежий анекдот. У меня восьмого эфир на радио «Шансон», я там в прямом эфире пою ро-ман-сы. Звонит Катя, администратор наш, Ксении Стриж, которая эту передачу ведет, и договаривается там о деталях. А Ксюша ее спрашивает: «Пропуска сделали?»«Сделали», говорит Катя. «И Буччу сделали?»«Ну да», говорит Катя. «А как его фамилия?»спрашивает Ксюша, типа, к слову. Ну, Катя и говорит, как его фамилия. И тут Ксюша бам-ци выпадает. То есть она, конечно, знала, что есть такая рок-группа и что там есть такой артист, но вот чтоб он был прям с такой фамилиейона не ожидала. Вот, собственно
Могу еще рассказать про то, что жизнь хороша и удивительна. И париться мне надоело, хоть я и распроклятые Весы, которые вечно колеблются, только дай. Наступила в моей бедной голове ясность. Объявляю время перемен.
Хочу на концерт «Алисы», потому как никогда мне там бывать не доводилось. Надеюсь, не побьют меня там. Мне тут рассказали, что во времена, когда Кинчев был еще не такой православный, он ложился на край сцены, протягивал руки к залу и хрипел: «Иди ко мне», и загипнотизированный зал шел упираться в сцену, а молодой Кинчев, окруженный трехслойным кольцом милиции, метался и здорово, здорово давал свой концерт.
Ах да: у меня в воскресенье первый эфир на радио «Арсенал». Программа будет посвящена поп и рок-концертам всяким. Поэтому мы с Катей просто усыпаны пресс-релизами и дисками разных приезжающих исполнителей. Почему-то у большинства из них с трудом выговариваемые финские фамилии.
9 мая 2003 года
Расскажу про стародавние событияпро концерты в Зеленограде и в «Меге» 1 мая. Коротко, поскольку уже не очень помню. Концерты прошли один другого веселее.
Зеленоград. Оказался прямо-таки лекционный зал, где мало того что сидячие места, так еще парты в живот впиваются, потому прыгать можно только с риском для пищеварения. Тетенька-милиционер всех гоняла за стеклянные двери под дождь и говорила пришедшему народу, что тем, кого пустили, счастье, потому что не выгнали мокнуть.
Прикольный момент был следующий: все сидят, ерзают на этих своих кресло-партах. Я им говорю: мол, мы приехали получить удовольствие, но залпартнер так себе, у него как у партнера темперамент подкачал, и он как бревно. Зал был задет. Зал закричал: «Мы не бревно»и ожил.
Потом человек пятьдесятпо странному стечению обстоятельств, опять девушеккараулило меня после концерта, типа, за автографом. На самом деле каждая отдельно мне заявила, что онине бревно.
Второй прикол. Когда мне сказали, что есть возможность сыграть концерт в торговом комплексе, я сразу давай кричать, что это здорово и прикольно и что пора, пора уже играть в торговых комплексах именно первого мая. А что такое, собственно, первое мая? Это когда Роза Люксембург и Карл, не побоюсь этого слова, Либкнехт или эта, Клара Цеткин, что-то там такое? Или это про Восьмое марта?
Ну, короче, в торговый центр нам, сограждане, и только туда. И вот стою я на сцене, пока ребята настраивают звук, и понимаю, что прямо по курсу детская горка, по которой ездят дети, а дальше по курсу семьи катят крупные тележки, и то и дело курсируют туда-сюда люди из магазинов в магазины, шмыг-шмыг, направо-налево. А я стою. И мне хорошо.
Потом оказалось, что организаторы заявили концерт «Фабрики звезд», и стало понятно, почему первые ряды у сцены заполнены девочками, которые, глядя на нас, спрашивали: «А где ж «Фабрика»?» Ведущий концерта пытался неуклюже шутить: мол, мы на фабрике на этой работаем, но девочки грустнели и норовили уйти. Потом появилась наша родная публика, которая с первых аккордов стала колбаситься. Люди с тележками пугались и останавливались. Ну, представьте: идете вы по магазину, все в мыслях про размеры и кофточки, и обнаруживаете гремящую рок-группу и скачущую ейную публику посередь прохода.
У концерта было два отделения, но перед вторым мы уговорили свежеподаренный коньяк, поэтому артист впервые в жизни пел лежа. Так меня прикололо. В зале, прямо под горкой имелись доброжелательные мальчики и девочки примерно восьми лет. Реагировали они на наш концерт хорошо. И вообще, у меня было полное ощущение, что я на пикнике. И что всемоя семья, с которой мы и приехали на этот пикник.
Еще воспоминания о программе «Время». Все первые репортажи в «Времени» стали моими, поскольку все они были о состоянии здоровья президента. Карьера моя в редакции делалась молниеносно. Очень скоро меня взяли в штат и тогда уже прозвали «штатным врачом президента». Мы караулили всех его врачей, записывали все телеобращения пресс-секретарей, давали сводки с операционного столав общем, сообщали обо всем, что тогда волновало страну.
Следующей моей серьезной работой стала балканская война. У меня как раз тогда рухнула личная жизнь, и мне захотелось куда-нибудь уехать из Москвы. Прихожу в редакцию и говорю: отправьте меня куда-нибудь подальше, желательно на войну. После долгих уговоров меня послали в Албанию. Там, собственно, особенных боевых действий не велось, но ожидалось, что оттуда после бомбардировок начнется сухопутная операция НАТО.
Целый месяц мы со съемочной группой провели в Албании. Это была странная страна. Она была до боли похожа на бывший Советский Союзнаверное, потому, что долгие годы наши страны дружили и все делали одинаково. Одинаково праздновали Первое мая, ходили демонстрациями по площадям, одинаково имели карточки на еду и проблемы с продуктами, там тоже был культ личности местного лидера Энвера Ходжи и тоже были репрессии.
Каждая машина в Албании«мерседес». Только потертый, поломанный. Если он может ездитьзначит, на нем ездят. Все они, как правило, были ворованные из стран Европы.
В Албании было много всякой экзотической дури. По всей стране стоят 300 тысяч бетонных дотов, вездена виноградных полях, на пляжах и на кладбищах даже. Так Албания защищалась от предполагаемого нападения с Запада, а когда поссорилась с Советским Союзом, то и от Союза. Там в школах учили русский язык, и куча пожилого народа, которого мы встретили, говорили по-русски. Однажды на побережье владелец какой-то зачуханной кофейни, который только что отправил нелегальный транспорт с русскими проститутками в Грецию, прочел мне стих «Имя Ленина славим». Как со школы запомнил, так и прочел. В Албании тогда был штаб косовских террористов, и там заседало их непризнанное косовское правительство. Каким-то образом мы произвели на них впечатление, и мне выдали бумагу, где на албанском, с подписью и печатью главного террориста, было написано, что этому человеку надо оказывать всяческое содействие на территории Косова и любой другой. Потом копии с этой бумажки с большой радостью делали сербские спецслужбы.
Мы поехали из Тираны в горы, попали пару раз под бомбежку и делали репортажи из лагерей беженцев из Косова. Заодно мы подружись с несколькими натовскими частями и сделали оттуда прямо-таки шпионский репортажкак там у них чего расположено, какие танки, чем их кормят и так далее. Меня это все очень забавляло. Страшно совершенно не было, наверное, потому что до меня не доходило, как это все реально опасно, например, гулять по полю неразорвавшихся мин и вообще быть поблизости от бомбардировок. Потом, после возвращения в Москву, меня отправили на другую сторону фронта, в Югославию и Косово. Вот там мне впервые стало страшно. Этническая войнаэто когда режут за то, что ты славянин, серб, русский, болгарин, а не за что другое. Просто режут, потому что не нравится нация.