Прошло уже полгода с начала моей стажировки в программе «Время», и мне очень нужно было вытянуть свой счастливый билет, взять какую-то очень высокую планку. Все у меня хорошо получалось, но гарантий, что меня возьмут на постоянную работу в программу «Время», не было никаких. И тогда мне поручили суперважную тему. Я уже давно не держу руку на политическом пульсе государства и кем сейчас является Анатолий Чубайс не знаю. В тот момент он считался одним из самых влиятельных политиков страны и был, в полном смысле этого слова, «серым кардиналом». Его голос многое решал и многое значил. И мне, стажеру, поручили сделать с ним личное интервью. Беседовать мы с ним должны были в его кабинете, в здании администрации Президента на Старой Площади. В 9 часов утра.
И тут-то как раз и появилась Пальчикова. Ольга предложила мне, исключительно за знакомство, выпить и покурить марихуаны. И я сдуру согласилась. Мы выпили бутылку водки и выкурили два косяка травы. Я решила, что меня ничего не взяло, и мы решили догнаться. Пошли на Старый Арбат, выпили еще бутылку и еще чего-то покурили
Кровати у меня не было, а был такой гигантский ортопедический матрас. Утром я открываю глаза и понимаю, что лежу на этом матрасе, лицом вниз, в одежде. Поднимаю голову, и тут выясняется, что глаза у меня затекли, а лицо висит этаким пузырем. Почему это произошлоне знаю. Вообще-то я не пью, не курю и наркотиков не употребляю, и эффекты от такого времяпрепровождения мне неведомы.
Дальше я смотрю на часы и вижу, что уже 12 часов дня. Получается, что моя съемочная группа вместе с самым крутым политиком страны ждут меня уже три часа. Что делатьума не приложу. На работу мне в таком виде идти нельзя. Начальство увидит мои глаза и скажет: «Тыалкоголик! Иди на фиг!» Звонить и говорить «извините» через три часа после полностью проваленного интервьюнелепо. Короче, полная жопа. Я го-ворю Ольге: «Звони, говори, что ты мой родственник, что я лежу в коме, что у меня страшный грипп». Она звонит. Потом звоню я. Не помню, что уж мне там ряв-кали в трубку, помню только одну фразу: «Никакого понятия о дисциплине». В голове мысли одна ужаснее другой: меня выгонят с работы, и никто больше меня никуда и никогда не возьмет, мама расстроится, вся Вологда будет подавлена, все полетело к чертовой матери, столько времени и труда потрачено зря, у меня нет будущего, жизнь рухнула. В конце концов уезжаю в Вологду. Тут меня все начинают поздравлять: «Ты, типа, человек из нашей школы, из нашего класса, с нашего двора. Всего добиваешься. Работаешь в программе «Время». У тебя большое будущее». Я, конечно, улыбаюсь, а про себя думаю: «Что они говорят! Ведь все рухнуло. Моя телевизионная карьера давно в прошлом. Сейчас я уже никто и ничто». Проходит две недели, и тут мне звонят из редакции и говорят: «Ты что делаешь? Почему не на работе? Срочно к станку». Вот и все. Никаких преград карьере телерепортера, казалось, больше не было.
11 сентября 2003 года
11 сентября год назад мы сидели у меня дома и ели пельмени, то есть пацаны ели. Потом кто-то позвонил и сказал: «Включайте телевизор». Мы сидели перед вечеринкой журнала «ОМ». Ждали, чтоб двинуться группой на концерт. И просто офигели. Мы не поверили в то, что увидели. Потому что рушился торговый центр. Думали, что концерт отменят. Ан нет. Никто ничего не отменил.
Реальность стукнула в двери и невозможно на нее закрыть глаза теперь. Ужасно, ужасно люблю жить. Осталось два дня до концерта в ЦДХ. Страшновато, честно говоря. Думаю, все будет зашибись. А куда ему, этому, деться? Оно обречено быть «зашибись».
15 сентября 2003 года
Мне тут рассказали один прикол: в Штатах учителя со стажем больше пяти лет не имеют права давать показания в суде как свидетели. То есть у них развивается такое чувство собственной правоты, что они утрачивают картинку реальности. Следовательно, как доверять их показаниям? Да никак
Читаю длинное рукописное письмо. Официально на четырех страницах, а на самом деле на восьми. Убедительно доказывается там, что я подросток, который больше всего хочет от мира, чтобы его оставили в покое. Разве?
Сегодня предложили написать тексты на заказ. Это, видимо, комплимент
Читаю книжку и больше всего хочу, чтобы она не кончалась. А она, зараза, кончается
В Малайзии есть племя, которое запоминает все свои сны в течение всей жизни и учится их заказывать и контролировать. Ну, типа, сынок, если сегодня во сне ты убежал от тигра, то завтра ночью ты должен сделать так, чтобы он от тебя убежал. А я почему-то никогда не летаю во сне. Может, заказать да полетать?
20 октября 2003 года
Стыдно ли бояться летать самолетами? Я боюсь летать ими. Признаюсь. Когда мы летели в Челябинск, мне поступательно казалось:
1. Что на взлете мотор вдруг замолчит и наш самолет стремительно воткнется носом в землю, а пока он будет лететь носом к земле, мы все будем висеть на ремнях в своих креслах, и только ремни нас удержат от скопления в пилотской кабине, откуда будут слышаться страшные матерные слова.
2. И вот мы набрали высоту, и командир экипажа объявляет, что за бортом минус 55 градусов и высота десять тысяч метров. И тут я думаю, что вот сейчас именно самолет и развалится на кусочки. И мое чрезмерно богатое воображение рисует, как кусочки разлетаются и как я, сидя в своем кресле, оказываюсь на высоте десять тысяч при температуре минус пятьдесят пять. Это же ужасно холодно. Можно ли там дышать? Один человек сказал мне, что падение будет длиться минуты три. О чем я буду думать? Что я буду делать? Я, наверное, буду звонить по телефону. Один человек меня разочаровал: мол, «Мегафон» и на земле-то плохо ловит, а в небе уж совсем на него надеяться нельзя. Тогда можно послать sms. И вот лечу я ищелк-щелкнабираю на телефоне
3. Стали разносить еду. Это единственное, что отвлекло меня на полчаса от этих мыслей.
4. А если в стенке образуется пробоина? А если птица попадет в лобовое стекло?
5. Мы стали снижаться. Еще может успеть отказать шасси, еще можно ошибиться полосой и потерять связь с землей, еще самолет может сесть на пузо и загореться от трения
Но мы почему-то долетели вполне благополучно. Почему же пассажирам не раздают парашюты? Мне было бы гораздо спокойнее. Но самое страшное было то, что на следующее утро нам предстояло лететь обратно. Ночь мы не спали, поэтому спать хотелось так сильно, что не было сил бояться полета. Меня разбудили над Москвой, был полнейший туман. Как же, елки, пилоты тут ориентируются, ведь ни зги ж не видно? Это было ужасно красиво все. По-моему, я перестала бояться летать.
21 октября 2003 года
В Домодедово на наш рейс сел знаменитый артистК.К. Он был с гитаристом. Оба онилысеющие мужчины с длинным хайром, или, как говорит наш гитарист, ботвой, и лысиной по центру. Оба были в плащах с ремнями. Все их узнавали. В автобусе К.К. косился на наш шумный бэнд, но молчал. В Челябинске нас встретили трое организаторов и юные создания с блокнотами для автографов, очевидно дежурившие давно. Знаменитого артиста никто не встретил. Он опять на всех нас покосился и ушел в город вместе с гитаристом. Очевидно, они добирались сами. Ранним утром следующего дня мы, после бессонной ночи, ждали регистрации на Москву. Прошла толпа людей в шубах, шапках, с баулами и загорелыми специфическими лицами. Они улетали в Уренгой. Наш звукорежиссер дремал на чемоданах с аппаратурой. И тут появился знаменитый артист. Его опять никто не провожал, и он молча висел, как плащ, на руке своего гитариста. Он был в совершенную дубину пьян. Собственно, и гитарист его был не лучше, просто держал форму. И поэтому он взял паспорта и ушел регистрироваться. Знаменитый артист сел по-турецки на пол Челябинского аэропорта, в углу, куда-то под столы, на которых заполняют декларации, надел солнечные очки и заснул. Это было страшно смешно, но в голос смеяться было стыдно, чтоб не конфузить человека.
Вернулся гитарист, и они вместе побрели в кафе, где знаменитый артист, не снимая солнечных очков, сидевших крайне косо на его знаменитом носу, снова заснул. Вернее, они оба заснули. Наши организаторы шутили на эту тему, пока не стало понятно, что через минуту все полетят в Москву, а знаменитый артист останется с гитаристом спать в кафе Челябинского аэропорта. Тогда организаторы набрались смелости и пошли их будить. Знаменитый артист, проснувшись, послал воздушный поцелуй девушке-организатору, кивнул и снова уронил голову на плечо своего друга. Ну, короче, их таки посадили в самолет, и К.К. проспал всю дорогу, не снимая перекошенных очков. Мы сообщили из Москвы в Челябинск, что артист и его аккомпаниатор благополучно долетели, потому что мы за это отвечали.
26 октября 2003 года
Наверное, получится коротко. Потому что воспоминания, как струйка песка, держатся между пальцев недолго. Вот что я помню: гримерка, полная танцоров, которые беспрестанно со мной фотографируются, гигантский по клубным меркам зал, где басы ухают так, что диафрагма вторит. Звукорежиссер говорит, что это не звук, а чистый супер. Сам концертзал, на мой взгляд, оказался другим, не таким, какой я видела до сих пор. Мне показалось, что с ним нельзя разговаривать. То есть можно, но им этого как бы не надо, как бы все уже есть, и потому кто-то визжит, кто-то кричит «Лена, Лена!», а кто-то, поймав руку, ее целуетвот зачем, спрашивается? Идешь между столовтрогают Это круто для артиста, наверное, это следующий уровень, но жалко, что поговорить не выходит
Как все начиналось с группой
Однажды у моей соседки по коммуналке Ольги появился постоянный бойфренд. Звали его Сергей Петухов. Сергей тоже был музыкантом и композитором. Он слышал, как я пою по дороге из своей комнаты в ванную и на кухню, и сказал: «Давай проект запишем?» Давай, говорю. Поехали к его другу и на домашней студии записали пару песен. «Я подводный диверсант, я взрываю все подряд, у меня тяжелый взгляд»такие были слова. Мне так понравилось петь в самый настоящий микрофон в самых настоящих наушниках! Получилось очень красиво. И как они говорилифирменно. Местами мимо нот, но это было не так уж важно. Главное, что никаких советских вибраций. Фирменно, одним словом. Потом мы пошли разговаривать на балкон.
Ну так ты что, хочешь музыкой заняться?
А параллельно с телевидением никак?
Никак.
Ну, тогда получается, что я не могу
Постояли мы на балконе и на том разошлись. Каждый погрузился в свое. У меня были информационные войны, у Ольги и Сергея была любовь. За стенкой всегда играла музыка. Через полгода примерно Серега собрал группу и предложил мне в ней петь. Два человека там играли в известной панк-группе «Наив», Серега сам был гитаристом у одной попсовой певицы, барабанщик только-только открыл по Москве сеть китайских ресторанчиков фаст-фуд, а у меня была программа «Время». Но мы играли каждую неделю. Мне все безумно нравилось. И что я езжу на окраину Москвы петь, и что я могу произносить вслух слова «репетиция» и «репетиционная база», и что это все правда. Мне нравилось, что пацаны пили пиво все время. Единственное, что оказалось малоприятным, так это то, что, оказывается, живая группа играет очень громко. И мне было ясно, что мои уши никогда к такому не привыкнут и я оглохну. Ничего, успокоили меня, это дело привычки.
Не знаю, каково было бы будущее у этого проекта, никто, я думаю, особо не прогнозировал. У нас уже стало все неплохо получаться. Но тут началась Балканская война, и мне срочно понадобилось уехать в Албаниюузнать, как там и что, а потом в Косово, в Югославию. А потом опять в Албанию. Так что группа постепенно перестала существовать: мне было не до нее, барабанщик углубился в свой китайский бизнес, а гитарист и басист вернулись в свою панк-группу.
8 ноября 2003 года
Диск романсов готов.
И вот передо мной лежит пластинка, которая уйдет завтра в тираж, обрастет обложкой и целлофаном. Я ее слушаю, и она мне ужасно нравится. Я ее фанат просто. Мне даже неудобно, что она так мне нравится. Я ее слушаю даже тайком. Чтобы никто не сказал, что я нарцисс.
Да уж, мы точно люди крайностей. Одну пластинку делали два года, а вторую две недели. Поток креатива нельзя было остановить, и на радостях прописали мой художественный свист, партию бубна и битье в чугунную сковородку. Еще саксофоны и банджо, еще гармошки и разные скрипки. Внезапно у нас завелся и цыганский хор.
Еще невозможно оказалось обуздать коллективное чувство юмора, поэтому местами я ржу в голос, не прекращая петь. Это не очень-то легко, кстати. Все, куда ни плюнь, становится автобиографичным, поешь ли про пьяную тетку или про то, что не надо пробуждать лишний раз воспоминания. Договорились с цыганами, что будем вместе петь в ЦДХ пятнадцатого. Обещали колыхание юбок и племянниц Сличенко с распущенными волосами. Елки, я поверить не могу.
11 ноября 2003 года
Быть артистом смешно. И ужасно весело. Потому что о себе думаешь, что ты грузчик или ломовая лошадь, а принимающая сторона, зрители то бишь, что ты лимузины и звездняк.
Еще артистэто буддийский монах. Если на секунду воспринять всерьез ведра дерьма, которые льются на твою голову, то можно ж и кони двинуть. Поэтому артист нейтрален должен быть, если жить хочет. Как к радости, так и к горести.
Еще я обожаю наблюдать, как люди делят всех на своих и чужих. Чужие тут не ходють. Ты из какого района? С Каменщиков? Получи в нос. Типа вот она наша тусовка. Она закрыта. И это круто. А все, что вне, не круто. И не дай бог ей начать расширяться. Мы против расширения, ну, понаедут всякие. Я, например, часто слышу, как фэны жалеют о том, что залы увеличиваются и люди разнообразятся.
12 ноября 2003 года
Я два дняэфирное существо. Потому что я в них, в эфирах.
Вчера была запись злобных зрителей. Мною были высказаны следующие мысли: 1) у Джастина Тимберлейка нет лица, то есть его черты лица смазаны и не выражены (хотя, понятно, круто, что он там, где он есть); 2) семья Пугачевых и примкнувший к ним Авраам Руссо исповедуют барокко на российской эстрадешелка, пурпур, рога изобилия и т. д.; 3) почему Мадонна вне критики? (Ах, ох, Мадоннаэто святое, только Мадонну не трож-ж-жь.) Нет, почему она вне критики, она чтопапа римский? 4) нельзя ругать человека за то, что он красив, а мы все нет (ну всене все).
Сегодня мы выясняли на ТВЦ, правда ли, что рок-музыка делает из женщин мужчин. Был горячий спор. В качестве эталона женственности мной была предъявлена Земфира. Но ведущая не была убеждена мной.
Романсы были предъявлены в качестве доказательства моей женственности. Типа вот вам платье, вот вам декольтехошь спереди, хошь сзади. Типа приходите в ЦДХ пятнадцатого («А у вас в эфире можно на концерт звать?»«Можно») и ну. Приходите и ну.
Завтра у меня спевка с цыганами. Мне никогда в жизни не доводилось спеваться с цыганами. Меня уже за цыган критиковали и спрашивали: «А медведи будут?» Все они расисты и медведененавистники. Половина репетиции будет с ними, а половина с рок-группой. Группа смирно приняла, что мы все в куче.
Так что жахнем с цыганами в субботу.
14 ноября 2003 года
Вчера ночью мы ездили к дизайнеру забирать рубашки. Дизайнер Наташа выглядела безумно, потому что не спит и работает. Ей сдавать коллекцию, а у нее горит, а времени нет, а еще наши рубашки, а еще магазин у нее открывается, а еще а еще Горит все, короче. Как у нас прямо. При нашем появлении она оживилась и сразу принялась мерить на меня все, что было сшито. Не мне, я хочу пояснить, а на меня. «Вот модель», плотоядно обрадовались дизайнер и портниха, и давай снимать-надевать, спорить о том, что никогда больше такой ворот, а вот это вот сюда, а эта линия плеча как-то Короче говоря, их безумный диалог прекратился только потому, что Наташа была вынуждена ловить мое падающее от усталости тело. Выдали рубашки из сострадания. Был час ночи. В 7 утра позвонило украинское телевидение. В 9 утра пришла Люда и завела пылесос. В 12 дня пришли ребята, и мы начали репетировать романсы. В 12.30 Люда выключила пылесосискусство победило. В 17.00 мы начали репетировать с рок-группой на нашей базе, потому что тоже концерт на носу, а конь не валялся, и не от зубов, и не тютелька в тютельку. В 20.15 меня повели мерить штаны в магазин. Против воли почти. Штаны, как оказалось, уехали на склад. В 20.50 мне стало понятно, что я успею вывесить пост. В 22.00 за мной заедут и повезут поздравлять Свету Сурганову с днем рождения. В 24 я надеюсь заснуть, потому что завтра концерт.
Про цыганок. Оказались ужасно академичные девушки, супротив ожидания, что будут разудалые бабенки и береги карманы. Никому не надо рассказывать про мои стереотипы. Оказывается, у них иерархия: если есть солист и бэк-вокалистки, то они фон. Не дай бог в полный голос спеть. Давайте, говорю, девушки, врежем, не боитесь, меня не заглушишь. И девушки врезали. С ними приехала тетязаведующая цыганами. «Крошки, сказала она, проходите». А в конце сказала: «Крошки, пойдемте». Одну девушку зовут Ромаша. «Как, то есть, Ромаша?»«Ну, Ромалия», скромно сказала пояснила она. «Ух, какое у вас имя!»