Плодит меж бабами блядей.
Пизда отличная машина,
Но, там что хочешь кто толкуй,
Она раба, за господина
Один поставлен мощный хуй.
О, хуй! любезных дел творитель,
Блаженства дивный инструмент,
Пизды всемощный покоритель,
Прими бессмертия патент!
Тебе его я днесь вручаю
И оду эту посвящаю,
Прими, восстань и возъярись!
На легионы пизд вонючих,
Слезливых, жарких и скрипучих
Вновь с новым жаром устремись!
Ебнею до скончанья века
Тешь чувства бренна человека,
Свой долг исполнить ты люби,
А в оный день кончины мира
Ты под конец последня пира
Пизду последню заеби!
Пизда. Ода
Пизда, пизда! как это слово,
Хоть для меня уже не ново,
Волнует, возмущает ум!
При свете дня, в тумане ночи
Она является пред очи,
О ней я полн ебливых дум.
Ну, так и кажется, что ляжки
Атлас я слышу под рукой,
И шелест задранной рубашки,
И взор краснеющей милашки,
И трепет груди молодой
Пиздавенец всех наслаждений,
Пиздавместилище утех,
Предмет для вольных песнопений,
Пизде и кланяться не грех.
Пизды и самый вид приятен;
О совершенный инструмент!
Вид хуя, точно, бодр и статен,
Почтенный кажется но нет!
Ну что за милые пизденки
У девочек лет десяти,
Как не пробились волосенки
Еще Ах, мать их разъети!
Пиздаволшебное созданье,
Творенья жизни в мире сем
Как бы последнее сказанье,
Как бы поэма из поэм.
Волос курчавый треугольник
Совсем от самого пупа
Один знакомый мой, покойник,
Любил как бороду попа;
Их под рукою тихий шепот
Желанья в нем тотчас будил,
И жертвы был напрасен ропот,
Когда в экстаз он приходил.
С невинностью недавней лежа,
Еще не потерявшей стыд,
Не раз на холостом я ложе
Румянец чувствовал ланит
Рукой медлительной рубашку
Не торопясь я поднимал,
Трепал атласистую ляжку
И шевелюру разбирал,
Колебля тихо покрывало,
Внимал я воздух пиздяной,
Елда же между тем вставала,
Кивая важно головой.
А груди? Чудная картина
У девушки в шестнадцать лет,
Сосочки!.. Что твоя малина!
Отбрось перо скорей, поэт!
Восторг, восторг невыразимый!
О, не волнуй меня, мечта!
Не то я, страстию палимый,
Дойду до ярости скота.
Добившись случая такого,
Чтоб только их в руках держать,
Нельзя тогда не задрожать,
Не млеть и более ни слова.
Но что же я пизду оставил?
Давно пора вернуться к ней.
О, если б я ее прославил
Превыше хуя и мудей!
Безумие существ разумных
И их источник жизни ты,
Пизда!.. не надо зрелищ шумных,
Твоей довольно наготы!
Лишь только б злобная судьбина
Продлила время нам ебать,
Вставал чтоб долго елдачина
А впрочем, что тут горевать?
Когда любовная охота
Притупится или пройдет,
Не призывай на помощь чорта,
На это глух онне придет.
Конечно, невстанихабедство,
Но есть отличнейшее средство
Беде и горю помогти:
Раздвинь пизду тогда руками,
Изведай глубь ее глазами
И снова будешь ты ети.
Пизды раздвинутой смотренье
Желанья возбуждает вновь,
Бросает чувства в опьяненье
И к бляди чувствуешь любовь,
Любовь плотскую разумею,
Но, если правду вам сказать,
Свершив ебливую затею,
Скорей стараюсь я бежать.
Не раз у горничных, случалось,
Поутру, летнею порой,
Пизду мне видеть удавалось
Вразрез Ах, волк их дуй горой!
Волос раздвинутых порядок
Чертовски кровь волнует вдруг,
Мне мил, приятен, дорог, сладок
Пиздяный специальный дух.
Все это, впрочем, пред ебнею,
При виде чаемых утех,
Я мню: согласен всяк со мною,
Что, вволю насладясь пиздою,
В нее и наплевать не грех.
Вот, кстати, что бы за причина?
Девицы любят навзничь спать:
Должно быть, снится им мужчина
И удается узнавать,
Не ебшись, сладостное чувство
Во сне; весь тот ебливый смак,
Которого воспеть никак
Не может явственно искусство.
Пизда, пизда! опять взываю,
Опять желаньем изнываю,
О ней я не могу писать;
Бурлят во мне и бродят страсти,
Но для себя их за напасти
Не буду никогда считать;
Не смолкнет петь моя их лира
Я знаю: при кончине мира
Пизданаш идол и кумир -
Последняя оставит мир.
Так с корабля последний сходит
В его крушенье капитан,
Он взор кругом себя обводит,
Но никого уж не находит -
Пред ним пучина-океан!..
Говно. Ода
Пою не громкие победы,
Не торжество, не славный пир,
Не баснословные обеды,
Не золотолюдей кумир;
Я славить не хочу героев
И петь не буду Громобоев
Все то наскучило давно.
Что мне вельможа или воин?
Предмет иной похвал достоин -
То драгоценное говно!
Забытое, в пренебреженьи,
Гонимое из словарей,
Ругательное выраженье
В беседах между писарей,
Говно любви ничьей не знает,
Как парий в мире пребывает,
Бросает в обмороки дам;
Но философ спокойным взором
Взглянул и указал с укором,
Что и говно полезно нам.
Не раз в гостинице губернской,
Зашедши в нужник, чтоб посрать,
Я думал в атмосфере мерзкой:
Ого, какая благодать!
Да, это не пустое слово:
Давно для химиков не ново,
Что жатва на говне сильней,
Что им удобренное поле,
Неплодородное дотоле,
Даст урожай всегда верней.
Для земледельческих народов
Говно и золоторавны,
Приумножения доходов
Для них с говном сопряжены;
На нем почили их надежды:
И хлеб, и посконь для одежды
Мужик добудет из говна,
Взращенной на говне соломой
Он кормит скот, и кроет домы,
И барынь рядит. Вот те на!
Продукты поля! Где вы ныне?
Где ваш прелестный, милый вид?
То у людей, то у скотины
В желудках гроб вам предстоит;
Оттоле вышедшее снова,
Нив плодородная основа,
Говно появится опять
И снова летом хлебом станет:
Премена эта не престанет,
А будет ввек существовать.
Так о говне предрассуждая,
Смиримся в горести своей,
Его вниманьем награждая,
Распорядимся поумней:
На деньги нужники откупим,
А после с дурней втрое слупим
И превращенным вдруг говном
Надутое накормим чванство,
Его ж в столовое убранство
Мы в виде скатертей внесем.
Хвала, говно! Хвала без лести!
Воняй, дружище, чорт возьми!
Презри позордобьешься чести,
Превознесешься ты вельми!
Себя, конечно, уважая,
И выскочкам не подражая,
Ты и в почете будь скромно!
Какой земной был прочен житель?
Сегодняхлеб ты, я смотритель,
А завтра? Оба мы говно!..
Сранье. Ода
Пускай в чаду от вдохновенья
Поэты рифмами звучат,
Пускай про тишь уединенья
И про любовь они кричат,
Пускай что знают воспевают,
Пускай героев прославляют;
Мне надоело их вранье:
Другим я вдохновлен предметом,
Хочу я новым быть поэтом
И в оде воспою сранье.
Глаза и уши благородным
Нас восхищением дарят,
От благовоний превосходных
Мы носом различаем смрад
И познаем чрез ощущенье
Вещей вне нас распространенье,
Порой и таинства любви;
Тогда сильнее сердце бьется
И час, как миг один, несется,
И жаркий огнь горит в крови.
Но, утомясь от тех волнений,
Мы слабость чувствуем всегда,
И силы чем для ощущений
Возобновляем мы тогда?
Тогда мы вкус свой упражняем,
Желудок же освобождаем
Мы благовременным сраньем.
Что силы наши возвышает?
Что тело наше обновляет?
Не то ль, что пищею зовем?
Когда я сытя всем доволен,
Когда я голоденсердит,
Не сравши долгобуду болен,
И яств меня не манит вид.
Я мыслю: даже в преступленье
Способен голод во мгновенье,
Без размышления увлечь;
Еда ж всему дает порядок
Голодный стал творцом и взяток,
И он же выдумал и меч.
Пылая кровожадной страстью,
Войну всем сердцем возлюбя,
Герой одною сей напастью
Не может накормить себя.
И чем бы он с пустым желудком,
Когда ему приходит жутко,
В штаны мог надристать подчас?
Чужим провьянтом завладевши,
Он ждет, как будто был не евши
С неделю, чтоб иметь запас.
Богач, до старости доживший,
Скучая средь своих палат,
Четыре чувства притупивший,
До самой смерти кушать рад;
Ничто его не восхищает,
Он ничего не ощущает,
Как будто умерло все в нем:
Но хоть при помощи лекарства,
А вкусные не может яства
Не видеть за своим столом.
Бедняк, трудящийся до поту,
С утра до вечера, весь день,
Как может век тянуть работу?
На землю только ляжет тень,
Он перед сном не забывает
Наесться плотно; засыпает
И к утру бодрым встанет вновь:
Ведь сытый и душой бодрее,
И в гробе смотрит веселее,
Способней чувствует любовь.
Но вот принята смертным пища,
Едва он переводит дух,
Живот отвис до голенища
И тверд как камень он и туг,
Чуть-чуть его не разрывает,
Пыхтит несчастный и рыгает,
Казалось бы, пришла беда?
Но, чтоб избыть такое бедство,
На то отличное есть средство:
Друзья! садитесь срать тогда.
Какое чудное мгновенье,
Поевши, в добрый час сернуть!
И чтобы это ощущенье
Опять для чувств своих вернуть,
Мы с аппетитом полным, свежим
Опять свой вкус едою нежим
И снова в нужник срать пойдем.
Возможно ли, чтоб в мире этом
Смеялись над таким предметом,
Который мы сраньем зовем?
Сраньевнушительное слово!
Из уст поэта целый век
Тебе гора похвал готова,
Почет ему, о человек!
И если ты, не размышляя,
Толпе безумной подражая,
Ему презренья бросишь взор,
Улыбку сменишь одобреньем,
Почтишь сранье ты удивленьем,
Припоминаючи запор!
Ода онанизму
Средь наслаждений разнородных
Что были свыше нам даны,
Я предпочел одно, не скрою,
И не почувствую вины.
Конечно, вовсе я, поверьте,
Не отрицаю алкоголь,
Но вот сравнить с хорошим сексом
Так алкоголь почти что ноль.
Иные мне тотчас укажут
На шашки, боулинг и спорт.
Спешу заверить, что не спорю
И это удовольствий сорт.
Но, мужики, давайте прямо,
На первом месте секс идет,
И ежли кто-то спорить будет,
Он хоть чуть-чуть, но все-же врет.
Однако, в продолженье скажем,
Что с сексом все не просто так,
В вопросе этом, право слово,
Имеет место быть бардак.
Отрадный факт не будет тайной.
В селе и в городе народ
Мужицкий в большинстве повальном,
В постели бабу предпочтет.
О том написаны сонеты,
Хватает прозы и кино,
Ну вот и мы про тему эту
Чуть-чуть сказали все равно.
Я сам, поверьте ли, не чуждый
Коснуться тел и жен и дев,
Увидев голые коленки
Себя веду как пьяный лев.
Еще есть рот, но о минете,
Смолчим до некоторых пор,
Любим сей способ и заметен.
О нем отдельный разговор.
Но в мире есть людей немало,
Как женщин, так и мужиков,
Кто пол себе во всем подобный
И лишь его любить готов.
Нехай же их И пусть залюбят
Друг друга. Буду только рад
Но вот представить не могу я
Свой член засунуть в чей-то зад!
А, говорят, еще мужчины,
И кур имеют, и овец,
Ну, пусть имеют все ж свобода,
Но это все-таки пиздец.
А кто-то в щелку в женском душе
Пыхтит счастливые часы,
Пылают у другого уши,
Понюхав женские трусы.
Кому чего Но есть забава,
Что люба каждому из нас,
Будь он примерный муж семейства,
Или последний пидарас.
Любима всеми та забава,
Покуда женщин рядом нет,
И если овцы недоступны,
И сделать некому минет.
Тогда ты брюки приспускаешь
И, вожделенья не тая,
Ты дрочешь, дрочешь, дрочешь, дрочешь,
До посинения хуя.
В усладе этой ты владыка
Ты сам слуга и господин,
И ей отныне и до века
Не пренебрегнет ни один.
Я славлю бездну наслаждений
И руку, что дарует нам,
Всех исполнение желаний.
А кто не дрочетпросто срам!
Ода минету
Возьмём хоть самку осминога -
И сколько ж пизд, раз ног так много?
Считаю пальцем между пальцев
Как меж ушей макушки зайцев.
И вышло: если восемь ног -
Семь щёлок. К каждой есть лобок,
И малых губ по паре к каждой -
Манду видали не однажды.
И что теперь, сплошной привет?
Ведь многочлен в природебред:
Семь мужиков собрать накладно,
Есть у меня одини ладно
Хоть складка складкой как ни глянь,
А без пизды под вечер дрянь!
Засунуть хочется где мокро,
Немного склизско, очень тепло,
Ребристо чуть, бывает плотно -
В такую я б вошёл охотно
Поверх капроновых чулок,
Что крепятся за поясок
И обрамляют, словно сбруя,
Пристанище ночного хуя.
Бывает, рот пизду заменит -
Соседка мужу не изменит,
И девка с целкой может взять
И обслюнить, и обсосать!
А язычком во рту головку
В канал драконить мягко, ловко -
И, по периметру пройдясь,
К ней в рот хуй въедет, словно князь!
Все мужики во цвете лет
Боготворят крутой минет -
Неторопливый поначалу,
Дубиной сделает мочало.
Затем напористый и дикий,
Доведший мужика до крика!
Извергнешь семя бабе в рот -
И хуй размякнет, словно крот.
Потянет вас водички выпить,
Заснуть скорей, нырнув как в Припять.
Приснится баба без трусов.
На дверииз ольхи засов,
Тюфяк набит сухой травой,
И хуй стоит, хоть волком вой!
Ода Мастурбации
О дивный способ пообщаться со всем миром,
О как был прав Жан-Жак Руссо,
Ты хочешь овладеть своим кумиром,
Закрой глаза и зри лицо.
Ты хочешь трахнуть Шерон Стоун,
Закрой глаза и нет проблем,
Иль заведи себе гарем,
Вот ты герой, а хочешь клоун.
Соседку хочешь, нет проблем,
Она уже сосет твой член.
Свой пенис чуть потри рукою,
Ох! удовольствие какое.
Ложись тихонько на кровать,
И начинай его ласкать.
Уйдет застенчивость и страх,
И ты уже на небесах.
Признаюсь Вам. Я тоже грешен,
Люблю немного подрочить,
Хоть я на этом не помешан,
Приятно, что тут говорить.
В прекрасном виртуальном мире,
Могу с любою переспать,
И в своей простенькой квартире,
Красавиц страстных поласкать.
Но, что вдвойне приятно мне,
Любимой верен я Жене.
Ода пизде
Пизда твоявенец творенья,
Начало всех земных начал,
Вкусней и слаще, чем варенье,
Счастливец, кто в нее кончал!
Какие б тонкие шанели
Не заглушали дух ее,
Я чую запах неподдельный,
И вновь стоит мое копье!
И с ревом дикого медведя,
Лишь на мудях затормозя,
В тебя мой жаркий хуй заедет,
И встанут дыбом волосья!
И так не раз уже бывало,
Как неразумное дитя,
Ты выпускала кучку кала,
Перетащившись не шутя!
Но я тебя не упрекаю,
Говно говном не замарать,
Ты даришь мне блаженство рая,
Звезда моя, ебена мать!
Ода хую
Мой верный друг, мой друг старинный,
Ты суть вещей понять помог,
Когда во влажные вагины
Входил, презрев скрещенье ног!
А коль попал, то уж наврядли
Тебя пытались выгнать прочь -