Членство в ложах без каких-либо проблем совмещалось с верой, посещением месс и выполнением всех обрядов. Что прекрасно подтверждал пример великого Амадея, который совершал паломничества и проявлял истинную, идущую из глубины души набожность на протяжении всей своей жизни. Это не мешало ему принадлежать к двум ложамУвенчавшейся надежды и Гастрономов.
Преданные вере венцы не прекращали ходить в церковь, одновременно с этим с удовольствием участвуя в жизни и собраниях масонов. Никакого противоречия в их мыслях от этого не возникаломасонство не считалось движением против Христа среди обывателей, хотя сама Церковь с тревогой наблюдала за ростом иллюминатских увлечений, а растущее влияние масонства все более грозило подорвать ее авторитет. Однако монаршая семья относилась к этому достаточно спокойно.
В годы перед революцией во Франции те, кто обладал проницательностью и способностью к аналитике, видели, что избежать грядущую катастрофу возможно лишь оказавшись во главе волны, идущей снизуи таким образом попробовать уменьшить разрушения, установив контроль и направив стремления народа в нужное русло.
Убедившись, что в делах политики Луи не станет ему врагом, Рафаэль легкомысленно перешел к следующему набору тем, а именнок делам семьи.
Отец женил меня, едва мне исполнилось восемнадцать лет, говорил он, можешь себе представить, какая радость была, не испробовав еще вкуса настоящей жизни, обнаружить в своей постели Софи?
Софи, как и им обоим, было двадцать шесть. Высокая и статная, она была рыжеволоса и обладала правильными, хотя и немного не свойственными этой местности чертами лица.
По-моему, она весьма обаятельна, тактично ответил Луи, которому, впрочем, возможность женитьбы на молодой и красивой аристократке казалась далеко не самым страшным, что может произойти. Сам он предпочел бы подобную судьбу той, которая настигла его.
Да, она Рафаэль запнулся, она хороша, сказал он наконец, она красива. И я знаю, что многим в браке везет куда меньше, чем мне. Но она властная, и как бы тебе сказать все воспринимает всерьез. С ней невозможно общаться легко, как я сейчас общаюсь с тобой. Когда она смотрит на меня, меня не оставляет чувство, что она ждет, что я исполню какой-то одной ей ведомый долги можешь поверить, постелью дело не ограничивается, там у нас все хорошо. Но я скорее выпью яду, чем проснусь с ней в одной кровати с утра, потому что увидеть спросонья этот взгляд Рафаэль поежился, впрочем, кузен, ты не женат. Вряд ли ты сможешь меня понять.
Они обсуждали это, сидя на веранде, выходившей в сад, и, закончив свой монолог, Рафаэль сделал глоток вина, а Луи последовал его примеру.
Наверное, мне и правда тебя не понять, сказал он. Чего может желать человек в нашем положении, кроме как сохранить свой статус и обрести приятную жену? Софи мрачна? Пожалуй, да. Но разве ты был бы больше рад, если бы она все вечера проводила на балах, тратила деньги напропалую и меняла любовников, как перчатки? Насколько я могу судить, она вполне достойная жена. Чего ты хочешь от нее еще?
Рафаэль поджал губы и постучал пальцами по подлокотнику кресла, в котором сидел.
Даже не знаю, говорить тебе или нет.
Луи вопросительно смотрел на него, но Рафаэль замолк и, видимо, все же решил не продолжать.
Он, впрочем, продержался не более нескольких дней.
Теперь, присматриваясь к Софи и Рафаэлю за столом, Луи и сам все чаще замечал этот взгляд: выжидающий, как будто Софи была уверена, что что-то должно произойтии никак не произойдет. Луи не был искушен в любви, всю его молодость ему было не до того, но он научился неплохо понимать людей и сейчас начинал подозревать, что знает, чего именно не хватает Софи: она безнадежно ждала, что Рафаэль полюбит ее, но тот продолжал смотреть мимо нее.
Пару раз Луи доводилось оставаться с Софи вдвоем, но он не считал допустимым расспрашивать ее о личных делахи она оставалась молчалива, хотя иногда и смотрела на него так, как будто желала что-то сказать.
В конце той же недели разговор с Рафаэлем повторился, хотя теперь они бродили по берегу реки, а не сидели в саду.
Она душит меня, говорил Рафаэль. Он подбирал с земли маленькие камушки и один за другим швырял их в воду, видимо, не в силах иначе выразить злость. Я как будто в темнице. Не понимаю, почему отец так хотел, чтобы я обвенчался с ней? У нас хватает денег и без того приданного, что дали за нее
Луи остановился, прислонившись бедром к каменному парапету, и задумчиво смотрел на друга.
А мне показалось, она любит тебя. Может, если бы ты не отталкивал ее, ваше непонимание бы прошло?
Но я не Рафаэль запнулся и на какое-то время замолк. Потом вздохнул, скажи, Луи, ты умеешь хранить тайны?
Луи внимательно посмотрел на него.
Не думаю, что дожил бы до двадцати шести, если бы не умел.
Рафаэль поколебался немного, затем кивнул.
А умеешь ты держать слово, как пристало дворянину?
Само собой.
Рафаэль побарабанил пальцами по каменному парапету.
Тогда завтра будь готов. Я отведу тебя в одно место И покажу, чего бы я хотел. Но ты должен дать мне слово. Поклясться кровью предков, что чтобы ни случилось, ты не возжелаешь и не попытаешься заполучить того, о чем мечтаю я. Потому что даже себе я позволяю лишь мечтатьно не стремлюсь коснуться рукой.
Луи не слишком понравилась таинственность, которой напускал его друг, но он все-таки согласился и вслух пообещал:
Я не стану отнимать у тебя того, что по праву принадлежит тебе, Рафаэль. Тымой друг и брат. Вряд ли что-то в мире может быть важней.
Тогда завтра, после ужина, в семь часов, повторил Рафаэль, холодает, идем домой.
ГЛАВА 3
В тот день после обеда граф Лихтенштайн позвал его к себе.
Когда Луи вошел, хозяин сидел за столом из светлого дерева, изукрашенным резьбой, и что-то читал. Впрочем, едва скрипнула дверь, он поднял голову от бумаг и встал, приветствуя гостя, чтобы уже вместе с ним пересесть на ореховый, обитый зеленым ситцем диван.
Маргарита, прикажите подать кофе, крикнул он, не дожидаясь, пока закроется дверь.
Они с Луи сели на диван, и против воли молодой граф почувствовал себя неуютно. Стены библиотеки, хоть и были залиты солнечным светом, давили на него, порождая странное ощущение дежавю. Мужчина, сидевший рядом, тоже не выглядел угрюмым. Все в немсветлые волосы и мягкая бородка, аккуратно выстриженная на лицеказалось, должно было располагать к себе, но Луи не мог отделаться от чувства, что все это декорация, тонкий слой эмали. Что стоит немного подковырнутьи он увидит настоящее лицо графа Лихтенштайн, тень которого сейчас едва проглядывала в пристальном взгляде его льдисто-голубых зрачков.
О чем вы хотели со мной поговорить? спросил Луи, когда чашка кофе оказалась в его руках.
Здесь, в Вене, кофе пили везде и на протяжении всего дня. Сортов и разновидностей его набиралось столько, что в венском кафе нельзя было попросить официанта просто "чашечку кофе. Нужно было абсолютно точно выразить свое желание, ведь голова шла кругом от количества сортов, вариантов заваривания, нюансов цвета и аромата, что предлагались посетителям. Кроме традиционных "шварцер*" и "тюркишер*" хозяева кофеен готовили "шале голд*", "францисканер*", "нуссбраун*", "кайзермеланж*"и другие разновидности сего колдовского напитка, во всевозможных соотношениях разбавленного молоком или сливками. Венские кафе придумали хитростьих столики покрывали лаком в виде цветовой шкалы, показывающей до двух десятков оттенков цвета кофе, и заказы официантам звучали так: "Будьте добры, номер девять" или: "Я же показал вам четыре, а что тут такое? Это же шестой". Для постоянных клиентов подносили и кофе, сделанный по секретным методам: например, "уберштюрцер Нойманн*", изобретенный неким Нойманном, который уверял в том, что специальный вкус напитку придает порядок его смешения, и что для достижения этого специального вкуса нужно в налитые сначала сливки "быстро" влить горячий кофе.
Я заметил, что мой сын доверяет вам.
"Вот оно что", подумал Луи, но вслух ничего не сказал.
Эрик Лихтенштайн откинулся назад и, поднеся чашечку мокко к губам, сделал глоток. Казалось, он размышлял.
Видите ли, Луи, я волнуюсь за него. Мой сынсложный человек. Может случиться так, что вы повздорите с ним И я хотел бы взять с вас слово, что в этом случае вы не будете настаивать на своем и уступите ему.
Луи поднял бровь.
Прошу прощения, я могу понять вас как отца, но Вы просите меня во всем потворствовать и подчиняться вашему сыну, герр Лихтенштайн? Боюсь, это будет несколько затруднительно для меняуступать кому бы то ни было во всем, чего бы тот ни пожелал.
И тем не менее я вынужден обращаться с этой просьбой к вам. Поскольку вы сейчас в моем доме, вам, очевидно, следует блюсти уважение к моим словам.
Луи встал.
Если мое присутствие тягостно вам, я готов сегодня же покинуть этот дом. Но находиться на правах кавалера при вашем сыне я не могу и не хочу. Мой отец был не менее знатен, чем вы, и если бы несчастье не постигло не только нашу семью, но и всю нашу страну
Месье Луи, Эрик тоже встал. Перестаньте. Я не пытаюсь каким-либо образом использовать или принизить вас. Ваше присутствие здесь радует меня, и я хотел бы, чтобы вы считали этот дом своим. Вам сейчас сложно это осознать но я в самом деле рад вам, как радовался бы, если бы в мой дом вернулся потерянный сын. Но я знаю Рафаэляи знаю, что он Скажем так, он заглядывает не очень далеко в завтрашний день. Это было не так страшно, когда он был в этом доме один из молодых людей его лет. Теперь же, когда вы здесь, и когда я вижу, что вы с ним становитесь друзьями Я и рад тому, что вы сумели преодолеть сложности его характера, и в то же время опасаюсь И за вас, и за него. Я вижу, вы горды. Вы были таким всегда. И вам, очевидно, будет трудно переступить через себя. Но я все же вынужден просить вас. Если между вами случится раздор, если Рафаэль захочет что-либо отобрать у вас По крайней мере, не пытайтесь разрешить спор сами. Я знаю, как это делают молодые люди вроде вас. Обратитесь ко мне. Я прошу не только ради него, но и ради вас.
Луи стоял, поджав губы, не зная, что ответить на эти слова. Обида начала немного утихать, но беспокойство Лихтенштайна не было до конца понятно ему.
Граф Лихтенштайн, уверен, вам не о чем беспокоиться, сказал он осторожно, мы с вашим сыном не так уж близки, хотя вы правы, он доверился мне на днях. Но так или иначе я не собираюсь вступать с ним в какие-либо споры. У меня хватает других бед, кроме как доказывать что-либо ему. Возможно, это звучит несколько высокомерно, но хотя нам с ним и поровну лет, я смею предполагать, что видел немного больше, чем он. Иными словаминам нечего делить. Что заботит егомало значимо для меня, и наоборот.
Я был бы рад, с нажимом ответил Эрик, если бы это было так. Но я немного старше вас обоих и знаю, что есть дела, в которых равны юноша и старик. Есть вещи, которые одинаково затрагивают каждого из нас, какие бы беды он ни пережил. И если вы уверены, что вам не придется спорить с моим сыном, я тем более прошу вас дать слово, что в случае серьезной размолвки вы сразу же придете ко мне. Скажу честно, я уже просил Софи присмотреть за ним. Я думал, что брак с ней немного урезонит егоно, кажется, это ничуть не помогло. Ему абсолютно безразличны ее мнение и слова.
Боюсь, что это похоже на правду, Луи отвел взгляд. Хоть я и не могу его в этом понять.
Если бы вы смогли повлиять на него, глаза Эрика блеснули, если бы вы смогли сделать так, чтобы он обратил на нее свой взгляд Я был бы до конца дней благодарен вам.
Боюсь, я мало смыслю в этих делах.
Понимаю, Эрик вздохнул, но по крайней мере не идите у него на поводу. Не поддавайтесь, если он станет задирать вас. И не спорьте с ним, хорошо?
Могу обещать вам только, сухо ответил Луи, что первым не начну никакого раздора. И не буду настраивать его против жены.
Жаль, если это все. Ладно, можете идти.
Если бы венцам вдруг стукнуло в голову посмотреть на то, что кроется за всем известным выражением "Помни о смерти", на мгновение позабыв свой девиз "Помни о жизни", они просто могли бы спуститься в катакомбы, тянувшиеся под некоторыми кварталами старого города и появившиеся, наверное, еще во времена Виндобоны; их взгляды остановились бы на картинах, полных горести и безысходности.
В катакомбах лежат тысячи трупов, защищенных от полного разложения сухим воздухом и какими-то другими способами естественной мумификации. Некоторые из нихв общих кучах, вызывающих естественный ужас, другие аккуратно разложены или словно сидят у стен тесных коридоров. Отблески неверного света факелов загадочно пробегают по их оскаленным лицам, по телам, на которых еще видны остатки сгнившей одежды, будто стараясь поднять их для странного и потустороннего чудовищного карнавала.
Туда-то, в подземную часть города, взяв в руки факелы, и направились после ужина двое молодых людей.
Вы что, участвуете в заговоре против императора? поинтересовался Луи, когда они с Рафаэлем спустились достаточно глубоко, чтобы никто не мог слышать их голоса.
Рафаэль обжег его многозначительным взглядом, и Луи умолк.
Слышали ли вы легенду о графе Калиостро и наследии Жака де Моле? Луи покачал головой, и Рафаэль продолжал:В документах, конфискованных после ареста графа Калиостро, нашли вот такую историю: в 1314 году в Париже костер инквизиции унес на небо пепел Великого магистра ордена тамплиеров Жак де Моле. Но пока он содержался в Бастилии, он передал послания четырем своим ученикам и по его приказу появились на свет четыре ложи, ставшие в последствии четырьмя Великими Ложами вольных каменщиков: для Востокав Неаполе, для Западав Эдинбурге, для Северав Стокгольме, для Югав Париже. Наутро после того, как отгорело пламя, рыцарь Никола д'Омон и еще семь воинов Храма, переодетых каменщиками, собрали пепел Великого магистра. Четыре основанные им ложи поклялись уничтожить власть папы, истребить род Капетингов, уничтожить всех королей и создать всеобщую республику.
Чтобы никто, кроме самых надежных соратников не проведал об этих планах, они учредили фальшивые ложи под именами Святого Иоанна и Святого Андрея. Эти малые "тайные общества" на деле не ведали никаких тайн, но через их посредство их руководители могли вербовать людей, способных принести действительную пользу делу. В этих ложах нередко можно услышать разговоры о равенстве и братстве, они немало денег жертвуют страдальцам земным, но истинно посвященным нечего делать среди этих людей: их собрания называются капитулами, и их разговоры куда важней. Это, черное масонство, всю жизнь свою отдает великой целиСвященные рыцари Кадош, призваны свершить месть за преданного Магистра.
Луи тихонько хмыкнул.
Мой отец немало сделал, чтобы избавиться от этих безумных идей. Много раз он рассылал циркуляры с целью упорядочить высокие градусы и запретить степень рыцаря Кадош, поскольку он "фанатичен, нетерпим" и враждебен истинному масонству и "долгу перед государством и религией". Только полный глупец не понимает, что дело здесь не в магистре де Моле, память которого некоторые решили извлечь на свет.
Рафаэль поднес палец к губам, и в отблесках факелов Луи поймал на его лице улыбку.
Я согласен с тобой, сказал он, но в том месте, куда мы идем, тебе лучше не произносить подобных слов и делать вид, что ты веришь во все, что тебе говорят. Так же, как делают другие люди вокруг тебя.
Луи молча кивнул. Они повернули в очередной раз и стали подниматься наверх. Остановившись перед небольшой дверью, Рафаэль постучал в нее с перерывами несколько раз. Дверь открылась, и оттуда хлынул поток света, от которого успели отвыкнуть глаза молодых людей.
Переступив порог, Рафаэль скинул плащ и повесил его на крючок у двери.
Они оказались в помещении, где кроме них уже было около двух десятков человек. Всев белых кожаных фартуках каменщиков поверх обычных дворянских камзолов, а некоторыев высоких шляпах, украшенных пером и изображением орла.
Само место походило на зал таверныгости сидели за столами небольшими группками и говорили каждый о своем.
Рафаэль замер, выискивая кого-то глазами в толпе.
Вон там выдохнул он и, проследив его взгляд Луи, так же заледенел. Когда я вижу его, меня настигает такое чувство Как будто я знаю его много лет. Как будто он пророс в меня. Как будто мы два дерева, растущих из одного корня.