Леннар изменился. Кадан понял это почти сразу, когда увидел его тем утром, но с каждым днем, проведенным в дороге, ощущение это становилось сильней.
Точно чучело, которое сняли с шеста, он обмяк, будто ему не хватало сил держаться верхом, и если в командорстве он еще старался следить за собой, то здесь, когда кроме Кадана его не видел никто, совсем поник.
По вечерам у костра он сидел скрючившись, протянув руки к самому огню, и тоже ничего не говорил. Только когда к концу третьего дня Кадан начал кашлять, с неожиданной нежностью укрыл его плащом и притянул к себе.
Простите, пробормотал Кадан, которому в самом деле стало стыдно от того, что кроме мыслей, терзавших Леннара, рыцарь должен будет взять под опеку еще и его, со мной все хорошо, он замолк, но отстраняться не стал, а с вами?
Леннар долго молчал.
Я не знаю, наконец сказал он, сам до конца не могу понять. Всю мою жизнь меня вели мысли о том, что я родился не просто так. Что у меня есть судьба, и однажды я смогу воплотить ее в жизнь. Ее светоч горел далеко впереди, и я знал, что у меня есть цель. Сейчас я пытаюсь вспомнить, когда это началосьи с ужасом думаю, что эту глупость придумал себе, когда мне было десять или двенадцать лет. Значит, я до сих пор не повзрослел?
Не вижу ничего детского в том, чтобы верить в свет вдалеке, тихо сказал Кадан и, прижавшись к нему плотней, снизу вверх попытался заглянуть в глаза.
Уголки губ Леннара горестно изогнулись, и он покачал головой.
Но ничего нет, тихо сказал он, нет дороги в святую землю, нет крестовых походов Даже самого ордена нет. Есть только устав, который давно потерял смысл, и которому, должно быть, давно уже не следует никто, кроме меня. Впрочем он ненадолго замолк и отвел взгляд от огня, теперь и этого нет. Закончить дни, скитаясь по дорогам без цели и надеждывот моя судьба.
Кадан облизнул губы, не решаясь задать вопрос.
Он изгнал вас? все же спросил он.
Леннар испустил грустный смешок и не сказал больше ничего.
Какое-то время он сидел молча, глядя, как пляшут языки пламени, но они не согревали его, потому что холод поселился внутри, и огню было не дотянуться до самого дна его сердца.
Затем Леннар резко развернулся и, рывком опрокинув Кадана на спину, навис над ним.
Разреши мне прошептал он, испробовать тебя. Я хочу совершить грех.
Кадан смотрел на него расширившимися глазами и дрожал. Он давно уже перестал ждать, смирившись с ролью тени подле человека, который стал воплощением его служения.
Леннар ждал. Кадан понял вдруг, что еще миги он отшатнется назад, пожалев о собственном желании и раскаявшись в нем.
Да прошептал юноша и раздвинул ноги, пропуская Леннара между них, да, мой сеньор.
Леннар раздевал его торопливо, дрожащими от возбуждения пальцами, и тут же подкладывал одежду Кадану под плечи, чтобы тот мог смотреть на него.
Вокруг подвывал ветер, но им было тепло от тел друг друга, хотя оба понимали, что стоит им разомкнуть объятья, как осень возьмет свое.
Леннар не знал, что делать, но руки двигались за него. Едва он увидел вход Каданамучительно узкийкак понял, что не поместится в нем. Он принялся ласкать маленькую звездочку, оглаживая пальцами в надежде, что она разомкнется перед ним, но когда этого так и не произошло, смочил пальцы слюной и проник внутрь.
Кадан крепко стискивал его плечи и смотрел в глазапронзительно, глубоко-глубоко, заглядывая на самое дно, так что если бы Леннар и хотел, не смог бы в эти мгновения оторваться от него.
Он изогнул спину и приник губами к плечу юноши, целуя белое тело. Кадан задрожал еще сильней, откликаясь на каждую ласку, как лютня откликается на малейшее движение пальцев менестреля.
Когда Леннар вошел, Кадан выгнулся под ним колесом, силясь приникнуть плотней.
Леннар выдохнул он и, обхватив шею рыцаря руками, принялся гладить ее.
Губы Леннара скользнули к его губам, снова целуя.
Все, что произошло между ними, оказалось невозможно быстрым и не потушило пожар, но лишь распалило его.
Леннар, полулежа у огня, прижимал Кадана к себе, стискивал так, будто боялся потерять, и отчетливо понимал, что хочет еще, прямо сейчас.
Леннар был полон и цел лишь эти несколько минут, когда они принадлежали друг другу, и не существовало больше ничего кругомкроме, разве что, пламени костра, плясавшего у ног.
Холодает, тихонько пробормотал Кадан и невольно кашлянул.
Леннар укрыл их обоих плащом, но это не слишком помогло.
Кадан продолжал кашлять на следующий, и на следующий день. До поворота на большой тракт, ведущий в Нормандию, оставалась еще пара дней, но Леннар чувствовал, что еще немногои юноша сляжет совсем.
Хотя по бокам дороги продолжали мелькать деревеньки, и в некоторых из них наверняка можно было бы отыскать трактир, Леннар понимал, что ни один дом не примет его, пока он в плаще.
Кадан однако кашлял все сильней. Леннар стискивал зубы и всерьез уже подумывал о том, чтобы переодеться простым странником, когда дорога, заложив петлю, свернула в лес.
Леннар пересадил вконец ослабевшего Кадана на своего коня, и теперь они ехали так, на одном. Леннар крепко прижимал Кадана к себе, напрочь забыв о письме и о цели, к которой ведет его путь. Все мысли его сводились к тому, чтобы найти теплое укрытие на несколько ночей, где Кадан смог бы немного отдохнуть.
Сам же Кадан поминутно впадал в бред. Он цеплялся за шею Леннара, но отчего-то называл его Льефи обида колола рыцарю грудь при мысли о том, что в голове его спутника обитает кто-то другой.
В те минуты, когда Кадан окончательно погружался в сон, ему чудились огни костровто ли погребальных, то ли тех, на которых сжигали еретиков. Блестело под солнцем лезвие меча Леннара, и раз за разом Ролан падал на землю, пораженный его клинкомтолько не так, как это случилось наяву. Голова убитого оставалась на плечах, зато сам он успевал прорубить Леннару плечо.
Все прочее тоже было инымплечи Леннара и его собственные во сне украшал встопорщенный, промокший мех, но от меха этого было тепло, как и от рук мужчины, обнимавшего его.
У него было еще много-много снов, смешавшихся между собой, и во всех Леннар обнимал его, но Кадан почему-то называл его "Льеф".
Наконец конь вынес обоих на небольшую поляну. С одной из сторон ее стояла крепко сбитая изба, мало походившая на те дома, которые они проезжали до сих пор. Бревна ее стояли вертикально, а по обе стороны от дверей высились резные столбы.
"Ведьминский двор", подумал Леннар, потому что никто, кроме ведьмы, опасавшейся церкви, не стал бы селиться так далеко в лесу.
Но Леннару было все равно. Он и сам был теперь такойскрывался от людей. Хотя еще несколько лет назад любой замок встречал его и подобных ему как героев.
Спешившись и осторожно устроив Кадана в седле так, чтобы тот не упал, Леннар приблизился к дому и постучал в дверь.
Ему открыли почти сразухозяйка явно не опасалась гостей. А когда дверь распахнулась, Леннар увидел в руках ее нож, который тут же скрылся в складках одежд.
Кто здесь? спросила женщина, плотнее кутая лицо в платок, но Леннар все же успел разглядеть на правой щеке пузырящийся ожог. Он вгляделся в лицо, показавшееся ему знакомым. Женщина не имела возраста, хотя из-за уродства никто и не решился бы назвать ее молодой. Но ей могло быть и тридцать, и пятьдесят, а может, и более того лет.
Мы путники, сказал Леннар, нам нужен ночлег. И мой спутник Он болен. Возможно, ты могла бы ему помочь?
Бледные сухие губы женщины исказила усмешка, когда холодный взгляд ее упал на шотландца, все еще сидевшего в седле и с трудом удерживавшегося от того, чтобы не упасть.
Может, и могла бы, сказала она, да что мне будет с того?
Я отплачу серебром.
Оно мне не нужно, здесь нечего покупать.
Тогда что?
Женщина перевела взгляд на Леннара и, поразмыслив, произнесла:
Заходи. Сочтемся потом. Будет у тебя ко мне долг.
ГЛАВА 15
Как твое имя? спросил Леннар, укладывая Кадана на узкий топчан, стоявший под окном.
Старуха внимательно смотрела на него, решая, ответить или нет.
Мое имя Сигрун, произнесла она наконец. От взгляда ее не укрылось, как по телу Леннара пробежала дрожь, и она спросила:Ты знаешь меня?
Леннар покачал головой, и Сигрун, прищурившись и понаблюдав за ним несколько мгновений, пришла к выводу, что Леннар не врет.
Я сделаю ему успокаивающий отвар. А потом ты расскажешь мне, куда вы держите путь.
Сигрун отвернулась, отошла к печи и принялась пересыпать травы из одного мешочка в другой.
Леннара мало интересовало, что происходит у него за спиной. Все его мысли были сосредоточены на юноше, распростершемся на одеялах перед ним. Глаза Кадана лихорадочно блестели, волосы разметались по подушкам, так что если бы не нездоровый цвет кожи и некоторая опухлость щек, он походил бы на лик языческого бога с пламенными лучами, окружившими его со всех сторон.
Леннар бережно погладил Кадана по волосам, и тот, не приходя в себя, потянулся за его рукой.
Леннар с трудом сдержал несвоевременное желание поцеловать егохотя бы в висок.
С тех пор, как между ними произошло то, о чем Леннар боялся думать, но не мог не вспоминать, сны оставили его самого. Казалось, душа его полностью проявляла теперь себя наяву. Он нуждался в прикосновениях Кадана, как раньше нуждался в молитве по утрами это уже не пугало его, потому что Леннар полностью утонул в том, кого желал.
Все будет хорошо, прошептал он, как будто Кадан мог услышать его, и Кадан, в полугрезах, поймал ладонь своего сеньора и прижал к губам.
Что с ним произошло? скрипучий голос знахарки разрезал тишину у Леннара за спиной, и тот вздрогнул, вспомнив о ней. Облизнул губы и обернулся через плечо.
Он не привык к холодам. А у нас здесь зима. Мы несколько дней уже в пути, и промозглый ветер продувает насквозь. Вот и слег. Но нам ехать еще далеко.
Сигрун кивнула, показывая, что все поняла.
Придется вам остаться у меня на несколько дней. Попьет отвар и встанет на ноги.
Леннар стиснул кулак.
Нам нужно ехать, сказал он, нужно добраться до цели до наступления зимы.
Сигрун покачала головой. Присела на краешек скамьи и, приподняв голову Кадана, осторожно влила ему в рот немного пышущего пламенем травяного настоя.
Хоть вы, храмовники, и обвиняете нас в колдовстве, сказала она, но мы лишь ведаем травы. В нас нет волшебства древних богов. И помочь твоему галлу я не смогу, если только ты не оставишь его здесь на несколько дней.
Леннар вздрогнул. Что-то насторожило его в словах колдуньи, но он не смог до конца сообразить, что.
Нам нужно повторил Леннар упрямо, но раньше, чем он решился произнести название города, куда пролегал их путь, Кадан зашелся в кашле, и пока старуха старалась не разлить отвар, Леннару пришлось удерживать его в руках.
Едва Леннар прижал его к себе, Кадан снова стал затихатьлишь обхватил руками его бедро, силясь обнять.
Леннар поджал губы и перевел взгляд с него на старуху, а потом назад.
Он уже готов был рискнуть письмом. Но этот дом не нравился ему. Здесь не было ни одного креста, а сама Сигрун смотрела так, будто видела их обоих насквозь.
Твое дело верить мне или нет, тем временем равнодушно сказала она, можете повернуть коней хоть в самый снег, мне все равно.
Леннар колебался.
Мы останемся на одну ночь, сказал он наконец, там посмотрим, станет Кадану лучше или нет.
Тут уже старуха вздрогнула и, прищурившись, уставилась на него.
Кадан, стало быть, так зовут его. А ты, должно быть, и в этой жизни Лев?
По спине Леннара пробежал неприятный холодок.
Как тебя понимать?
Старуха продолжала пристально смотреть на него.
Мое имя Леннар, сказал рыцарь, когда устал играть с ней в гляделки, не знаю, откуда ты знаешь меня.
Старуха покивала сама себя.
Только так, признала она, Леннар Лев.
Она отвернулась и снова принялась готовить что-то на плите, состоящей из выложенной камнями поверхности печи.
Чем дальше, тем больше Леннару не нравился этот дом, но он отлично понимал, что уйти отсюда он не мог.
Я накормлю вас ужином, сказала старуха, все еще стоя к нему спиной, и буду давать целебные отвары твоему галлу. Но прежде чем ты покинешь мой дом, я скажу тебе, в чем состоит твой долг передо мной, и ты исполнишь его.
Хорошо, глядя на ее спину, прямую, как столб, Леннар все пытался понять, в чем состоит подвох и что может понадобиться от него старухе, живущей в густом лесупочинить забор или нарубить дровно ничего придумать так и не смог.
Сигрун сдержала данное слово. Она приготовила тушеное мясо, а Кадану налила бульон. Бред его, правда, усилился в тепле, но в целом все шло своим чередом.
Наутро, когда Леннар проснулся, ее уже не было в избе.
Кадан все еще оставался бледным и по-прежнему спал.
Леннар прошелся по избе, размышляя о том, что делать теперь. Потом, подумав, выбрался из дома и отправился искать колодец с водой.
Набрав воды в кадушку, которую нашел за дверью, он принес ее в дом и, первым делом смочив в чистой воде кончик плаща, отер Кадану лицо.
Стоило ему закончить с этим, как Сигрун появилась в дверяхв руках она несла яйца и ягоды рябины, которые, видимо, ходила собирать по утру.
Ему не стало лучше, сказал Леннар.
Само собой, ведьма фыркнула, я же сказала, нужно несколько дней. Не трать силы, воин, с твоим галлом все будет хорошо. По крайней мере, пока он не покинет мой дом. От простуды здесь не умирал еще никто.
Галлом произнес Леннар, взвешивая слово на устах. Кадану оно подходило очень хорошо, почему ты называешь его так?
Ведьма, уже принявшаяся готовить еду, чуть обернулась и приподняла брови.
Потому что я родом из тех времен, когда рыжих южан называли так.
Слова ее не сказали Леннару ничего, лишь еще более насторожили его.
Мы ушли так далеко на север, спросил он, что учение церкви совсем не ведомо здесь?
Почему же Если я правильно угадала, откуда лежит ваш путь, то вы скорее забрались на северо-запад. Впрочем, я и сама хотела спросить, как вы попали в мой лес.
Леннар внимательно смотрел на нее.
И откуда же мы идем? спросил он.
Догадаться не мудрено, закончив раскатывать лепешку, Сигрун разбила над ней яйцо, присыпала травой и поставила в печь. У тебя на груди крест. Значит, путь твой лежит из крепости, что стоит к юго-востоку от наших краев.
Леннар молчал, настороженно глядя на нее.
Других крепостей храмовников поблизости нет.
А монастырей? осторожно спросил Кадан.
Часовня в деревне есть. А больше до самого берега ничего не найдешь.
Последние сведения немного успокоили Леннарано лишь слегка, потому как для преследования еретиков церковники требовались далеко не всегдачасто хватало и разъяренных селян.
В тот день разговор так и окончился ничем, но на следующий Сигрун завела его опять.
Кадан к тому времени уже пришел в себя, хотя оставался еще слаб. Он лежал и задумчиво смотрел в окно, потому что говорить ему было больно, но стоило Леннару приблизиться, как начинал цепляться за его руку, силясь притянуть рыцаря к себе.
К Сигрун он никакого интереса не испытал, так что Леннар полностью взял решение на себя.
Расслабленный тем, что Кадан пошел на поправку под бдительным контролем знахарки, он все же решился рассказать кое-чтотем более, что если верить словам Сигрун, забрались они совсем не в ту сторону и теперь вряд ли могли выбраться на нужный тракт. Рассказал ей Леннар и о том, почему покинул командорство. Глаза знахарки блеснули, в них промелькнула боль. Но вслух она не сказала ничего.
Наш путь пролегает в Париж, сказал он, братья по Ордену должны приютить нас там.
Во-от оно как протянула Сигрун, что же ты ищешь там? Разве плохо было здесь, в северных краях?
Леннар не обратил внимания на издевку.
Виновата все та же зима, сказал он, как видишь, мой оруженосец с трудом переносит ее. К тому же, самые важные дела творятся сейчас там. А здесь, несмотря на гонения, стоит тишина.
И ты решил забраться в самое пекло, так? снова усмешка заиграла на ведьминых губах.
Не совсем так, просто ответил Леннар, мои братья могут нуждаться в помощии в таком случае я должен оказать им ее.
В тот день старуха не спрашивала больше ни о чем. Леннар подозревал, что если бы она и узнала про письмо, оно никак не могло ее волноватьно все же не хотел рисковать.