Тиффани РайзИнженю (невышедшие новеллы)Серия: Грешники
Если люди не перестанут её трогать, она, наверное, последует примеру Бритни Спирс и налысо обреет волосы. Когда все это сумасшествие происходило с Бритни, Шеридан не давала никаких публичных комментариев - это последнее, что было нужно бедной девочке. Шеридан понимала это лучше, чем кто-либо. Год назад пресса провозгласила её "любимицей Америки", отчаянно пытаясь доказать, что может продать не только секс и грязные слухи. Ей до сих пор не верилось, что светлые волосы вкупе с милой внешностью и нежеланием раздеваться на публике обеспечат ей столь высокий статус и внимание СМИ. Любимица Америки... Господи... Если бы они только знали.
До начала съемок шоу, возобновленного компанией Эмпайр Сити, оставалось два месяца, и ей было необходимо избегать публичного внимания и попадания в колонку сплетен в течение этого срока. Однако ее агент не переставал договариваться об интервью и ток-шоу с ее участием. В данный момент в ее гостиной находилось трое стилистов: двое - по укладке волос, один - по макияжу. Им было положено убедиться в том, чтобы Шер выглядела натурально, согласно присужденному ей статусу. Восьмиминутная прямая трансляция требовала двухчасовой подготовки. Именно поэтому актрис считали сумасшедшими. Потому что никто в здравом уме добровольно не будет проходить через такое. Никогда.
Шеридан нацепила свою лучшую фальшивую улыбку, мужественно проболтала восемь минут, но стоило камере выключиться, с облегчением сорвала микрофон и вытерла семь слоев помады.
- Шер, ты куда? - окликнул её Престон, когда она пыталась прорваться через холл.
- Минутку! - крикнула она.
Обычно Шеридан была благодарна Престону за его успокаивающее присутствие. Такой же яркий красавчик, он, в отличие от нее, не был вынужден играть в популярность. Но, будучи сыном известного режиссера, он хорошо понимал весь ужас постоянного общения с прессой и защищал её, как мог. Правда, был слишком прилипчивым и милым, даже в ущерб себе. Иногда Шер включала режим сучки и орала на всех вокруг, и Престон повторял: "Шеридан, солнышко, Шеридан, милая", пока ей не хотелось его убить. Если бы он хоть раз просто сказал ей в лицо: "Шеридан, мать твою, заткнись. Твои проблемы сейчас никого не интересуют!" Почему только Госпожа Нора могла сказать ей заткнуться и вести себя хорошо?
Госпожа Нора... Шеридан захлопнула дверь своей спальни и прижалась к стене. Закрыв глаза, она представила её. В их последнюю встречу Нора была в черном костюме. Черный костюм, черная рубашка, красные подтяжки и галстук, и черная фетровая шляпа с красной лентой. Шеридан вспомнилось, насколько влажной она стала, просто посмотрев, как Нора медленно вошла в комнату с самоуверенным видом, достойным любого мужчины. Она никогда не думала, что может находить женщину столь гипнотически привлекательной. В повседневной жизни её никогда не влекло к женщинам. Но Нора была не просто женщиной. Она завладевала вниманием, где бы ни появилась. Мужчины в её присутствии съеживались, будто уменьшаясь до размера собственного члена. И, о Боже, что Нора с ней делала во время их сессий! Шеридан прежде не догадывалась, какой приятной может быть боль и каким болезненным удовольствие.
Вытащив мобильный, она набрала номер, который никогда не записывала. Она достаточно наслушалась ужасных историй об ассистентах, ворующих телефоны знаменитостей и продающих прессе номера. И этот номер ей точно не хотелось выносить на всеобщее обозрение.
- Bonjour, cherie, - послышались в трубке неповторимые французские интонации КингслиЭджа. - Çavabien?
- Кинг, ты должен мне помочь. Я схожу с ума здесь.
- Pauvrepetitefilleriche. Я бы с радостью помог тебе, но твоей Госпожи нет в городе. Подписывает книги, jepense.
- Черт, - вздохнула Шеридан. Ей нравилось говорить с Кингсли, с ним она могла сквернословить сколько угодно. - Она нужна мне.
Кингсли засмеялся, и у Шер задрожали пальцы от этого звука. Он был одним из двух мужчин, которых она видела рядом с Норой и которые не сжимались в её присутствии. Как-то Кинг даже поцеловал Нору у неё на глазах - в ответ Нора влепила ему пощечину, и они пошутили о старых добрых временах. Нет, Кингсли и Нора определенно стоили друг друга.
- Возможно, я смогу быть полезным для тебя, mapetite? Моя карточка танцев на этот вечер оказалась пустой.
Шеридан крепко зажмурилась. Престон проявил невероятное понимание, когда она наконец-то призналась ему, кем является. Она рассказала ему о Норе, и его облегчение, что она играет с женщиной, чуть не заставило её плакать от любви и благодарности. Но если бы она делала это с мужчиной, его терпению, вероятно, пришел бы конец, и она снова осталась одна. И все же... Она была тем, кем была, и ей нужно было это принять. Именно об этом каждый раз твердила ей Нора. Что не надо объявлять на весь мир, что она - сабмиссив, но пора перестать стесняться этого перед самой собой. И сейчас ей хотелось быть избитой и оттраханной. И если она не могла получить Нору, сойдет и Кингсли. Она вспомнила, как последний раз виделась с ним. Боже, его костюмы... они представляли собой чистейшую Эдвардианскую эротику. Серый сюртук, вышитый жилет, галстук-эскот и сапоги для верховой езды.
Кингсли мог даже больше.
- Ладно, Кинг. Да, Господи, да! Пожалуйста. Когда?
- Сегодня? В два часа. Bien?
- Oui, - выдохнула Шер. - Trèsbien.
Она приняла душ, переоделась и накинула пальто с капюшоном. Никто в городе не мог быть так уверен в своей безопасности, как КингслиЭдж. И все же он защищал своих клиентов с устрашающим упорством, достойным его ротвейлеров. Однажды, одной репортерше удалось узнать, что один из этих клиентов - всем известный защитник прав человека - любил надевать женскую одежду и быть отшлепанным женщиной, одетой, как домохозяйка пятидесятых. Накануне отправки статьи в печать девушку похитили и приковали в обнаженном виде в классной комнате, в которой она сама училась в шесть лет. И её никто не нашел, пока на следующее утро туда не пришла учительница с детьми. Это был весьма понятный намек: не лезь в личную жизнь других людей, если хочешь, чтобы КингслиЭдж не лез в твою.
Естественно, о тайных пристрастиях адвоката никто так и не узнал.
Шеридан поймала такси и назвала адрес Кингсли. Она надела солнцезащитные очки, капюшон и не поднимала взгляд от пола. Украдкой посмотрев в зеркало заднего вида, девушка убедилась, что водитель не обращает на нее внимания. Он не узнал её, можно было вздохнуть с облегчением.
Из-за ужасной пробки они на полчаса застряли на Пятой Авеню. Шеридан рассматривала городские огни и вспоминала свою первую встречу с КингслиЭджем.
Три года назад... ей было двадцать, и она исполняла главную роль в восстановленной версии "Голубого понедельника" на Бродвее. Она запомнила вечер премьеры, и как актеры не могли удержаться, чтобы не выглянуть из-за занавеса - кто же из знаменитостей сидел в зале?
- Срань господня, это же КингслиЭдж, - пробормотал Марк Хорнер, её партнер в этом спектакле, настолько же гей, насколько красавчик.
- Кто он? Он из Голливуда? - Шеридан, прищурившись, посмотрела на красивого мужчину в потрясающем сером костюме, сидящего в одной из лож.
- Дороти, ты больше не в Канзасе!* (намек на главную героиню книги "Волшебник страны Оз") - рассмеялся Марк. Она была родом из пригорода Чикаго, а вовсе не Канзаса, но все до сих пор посмеивались над её среднезападным происхождением. - КингслиЭдж - король извращений в этом городе. Если ты богат и хочешь быть отшлепанным, всегда можешь позвонить ему. У него целый штат извращенцев, которые сделают что угодно, если ты им заплатишь. Что угодно.
- Что угодно? - переспросила Шеридан. - А кто это с ним?
- Это Джульетта, его секретарша. Ну, разве это не вульгарно?
- Вульгарно? - это было последним словом, которое пришло бы Шеридан на ум, вздумай она описать прекрасную темнокожую женщину рядом с Кингсли. - Когда это ты стал расистом, Марк?
- Я не расист. Эдж француз, по крайней мере, наполовину. А Джульетта гаитянка.
- Ну и что?
- Что? В Канзасе не преподают мировую историю? Франция поимела Гаити. Именно поэтому Гаити все еще самая бедная страна в мире, а этот богатый белый французский извращенец, который определенно не расстается со стеком, разгуливает по городу с темнокожей гаитянкой. Да, она работает на него, но, вероятно, также является сексуальной рабыней. Дурной вкус, если ты спросишь меня.
Шеридан уставилась на Джульетту, наблюдая, как та перешёптывается с КингслиЭджем. Она выглядела кем угодно, но не рабыней. Сильная и прекрасная женщина, и Кингсли улыбался ей так, словно она была его личным солнцем.
- Она выглядит счастливой, если ты спросишь меня.
Шеридан не смогла скрыть зависть в голосе. Она была бы счастлива быть с мужчиной столь шикарно одетым, привлекательным и "не расстающимся со стеком". Она была бы счастливейшей женщиной на Земле.
- Но тебя никто не спрашивает, Канзас. Нам пора.
Шеридан сыграла замечательно, несмотря на то, что не могла выкинуть из головы лицо КингслиЭджа. Значит, в Нью-Йорке нужно только позвонить, чтобы тебя отшлепали или сделали с тобой что угодно? Возможно, он сможет ей помочь.
После шоу, когда за сценой было полно людей, желающих поблагодарить актеров, Шеридан изо всех сил пыталась найти КингслиЭджа или Джульетту в толпе знаменитостей. Она вежливо улыбалась и благодарила, а сама все это время молилась о том, чтобы в толпе мелькнули эти длинные каштановые волосы и темные глаза.
Наконец, она увидела, как Джульетта направляется к черному ходу. Шеридан оторвалась от продюсера, ездящего по ушам насчет голливудского будущего, и пробилась к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джульетта скользнула в серебристый Роллс-Ройс. Шер почти потеряла решимость, но сказала себе: "сейчас или никогда!". На высоких каблуках и все еще в сценическом наряде она подбежала к автомобилю и постучала в окно. Стекло медленно опустилось, заставив её сердце подпрыгнуть, когда она увидела ухмыляющееся лицо Кингсли.
- Джулс? Это ты заказывала инженю? - спросил Кингсли Джульетту. Уже тогда Шеридан поняла, что этот голос будет преследовать ее во снах.
- Pasmoi, monsieur, - голос Джульетты истекал теплым медом. Шеридан хотелось искупаться в нем голышом. - Она, наверное, к вам.
- Прошу прощения, мистер Эдж, - выдохнула Шеридан. - Я... я не знаю. Вы можете мне помочь?
Он обвел её взглядом сверху вниз, приподняв бровь. Её сердце сжалось, когда стекло поползло вверх. Но как только окно закрылось, открылась дверь. Взгляду её предстали длинные ноги в роскошных темно-серых брюках и туфлях, которые явно стоили больше, чем все представление "Голубой понедельник".
- Biensûr, - ответил Кингсли. - Уверен, что могу.
Шер оглянулась на театр и усмехнулась. Нахрен Канзас, подумала она и запрыгнула на заднее сиденье.
Та ночь круто изменила её жизнь. Кингсли не прикасался к ней, только слушал. Он привел её в свой дом и усадил в своей роскошной гостиной. Зажег несколько свечей, принес ей бокал шерри и заставил её рассказать свою историю.
- Мой отец, - начала она и сразу же пожалела об этом. Каждый психотерапевт, к которому она обращалась, находил, в чем обвинить её отца. Но здесь не было его вины. Её отец был добрым и любящим и за всю жизнь никак её не обидел. Он всегда любил её больше всех. - Мой отец был членом городского совета и мало бывал дома. Он был очень занят, но всегда находил время позвонить и удостовериться, что я в порядке. И мама тоже была постоянно занята - заботы о загородном клубе, друзья, благотворительность, все такое. Однако у отца был друг в совете, адвокат. Его звали РэймондХаррисон, но все называли его Рекс. Он был на пару лет младше папы и слишком привлекательный, в этом "все слишком" стиле. Разведенный, но с двумя детьми. И он все время носил деловые костюмы. Самые сексуальные деловые костюмы...
Кингсли кивнул и сказал ей продолжать. Она понятия не имела, почему доверилась этому странному мужчине в старомодном костюме, будто из прежних эпох. Но что-то в нем подсказало Шер: что бы она ни сказала, он не осудит её.
- Мне было четырнадцать... когда в один из вечеров в гости зашел Рекс. Мамы с папой не было дома. А он занес какие-то бумаги для ознакомления отцу. Я впустила его в дом и проводила в папин кабинет. У отца был замечательный кабинет - просторный и старомодный. Стулья с кожаной обивкой, одна из тех настольных ламп типичных банкиров с зеленым абажуром - он называл ее "лампой пьяницы"(*в некоторых странах мира пить крепкий алкоголь разрешалось только в установленные правительством для этого часы.Поэтому местные жители включали специальные лампы в заведении, когда это было законно, и выключали, когда нет.). Большой старый стол. Темная краска на стенах. В тот день я была на занятии по теннису, поэтому на мне все еще была надета белая теннисная юбка. У меня все время были какие-то уроки - по теннису, пению, танцам - и ни минуты времени для себя, разве что ночью.
- Ты, наверное, была очень... растеряна. - Проговорил Кингсли с легкой улыбкой.
- Да, подходящее слово. Как бы то ни было, Рекс это почувствовал. Когда я наклонилась над столом, чтобы включить лампу... он прикоснулся к моему бедру. Я не знала, что мне делать. Я не хотела, чтобы он меня трогал... но он прикоснулся повыше, и мне не захотелось его остановить. Рекс всегда со мной мило флиртовал, и порой я думала о нем так, как не должна была. Короче, тогда он прижал меня к себе, спиной к его груди. И не сказав ни слова, поцеловал в шею. Он сел в то большое кожаное кресло и усадил меня себе на колени. Потом, он поцеловал меня в губы. На вкус... как виски. "МакКарти". Мне понравилось. Очень понравилось.
Шеридан говорила. Кингсли слушал.
Рекс целовал её долго, медленно, и Шеридан не верилось, что это происходит на самом деле - друг её отца целовал её, и ей совершенно не хотелось останавливаться. Её сердце билось так сильно, что он, наверное, это чувствовал. Ей показалось, что все закончилось, когда Рекс поставил её на ноги, но он тем временем скользнул под её плиссированную теннисную юбку и стянул с нее трусики. Он уселся в большое кресло и уложил её себе на колени. Она помнила, как поежилась, когда он задрал её юбку. Большая сильная рука резко опустилась на её задницу, и Шер вскрикнула, скорее от шока, чем от боли. Он на самом деле перекинул её через колено и отшлепал! Следующий шлепок был болезненным, но она была все еще слишком изумлена, чтобы это осознать. Но затем его рука скользнула ей между ног, и один палец проник в нее.
- Ты мокрая, Шеридан, - заметил Рекс. - Знаешь, что это значит?
- Нет. - Она вспомнила, как покачала головой, так что светлые пряди ударили её по щекам.
- Если женщина мокрая, значит, она хочет, чтобы к ней прикоснулись. Внутри. Этого ты хочешь, не так ли?
Шеридан растаяла от того, что он назвал её женщиной. Все считали её маленькой девочкой, потому что ей было четырнадцать. Но она ею не была. Она читала мамины любовные романы и знала, что такое секс, что такое оргазм. И каждую ночь она засыпала, фантазируя о Рексе или любом мужчине, который был бы высоким, сильным и говорил бы ей, что делать.
- Да, - прошептала она.
Рекс засмеялся.
- Я так и думал.
Шеридан так и лежала лицом вниз на его коленях, пока Рекс двигал пальцем внутри нее, снова и снова. Потом он развел её ноги чуть шире и добавил еще один палец. Это было уже почти больно, но буквально через минуту начало приносить большее удовольствие, чем она доставляла сама себе ночью.
- Ты хочешь, чтобы я остановился, Шеридан? - спросил Рекс.
- Нет.
- Честно?
Кажется, она тогда улыбнулась, глядя в пол.
- Честно.
Рекс вытащил из нее пальцы. Он встал и наклонил её над креслом так, что её руки оказались на одном подлокотнике кресла, а колено - на другом.
Шеридан почувствовала его позади себя, как он расстегивает брюки и на мгновение напряглась, даже подумала о том, чтобы остановить его. Она хотела его, но не хотела забеременеть. Но потом вспомнила, что Рекс не мог больше иметь детей. Её отец однажды поддразнивал его, называя игрушечным пистолетиком без пуль. Рекс лишь расхохотался:
- Дело не в пулях, Стратфорд, а в размере пушки и умении целиться!
Рекс открыл её пальцами и толкнулся так медленно, что Шеридан застонала скорее от нетерпения, чем от боли. Он вошел глубже и ненадолго замер, позволяя ей привыкнуть к ощущению чего-то столь внушительного внутри. Шер не раз фантазировала, как потеряет девственность, но уж точно не думала, что это случится на кресле в отцовском кабинете. Наверное, ей стоит добавить креатива в свои фантазии. Рекс начал двигаться, и ей понравилось это ощущение. Когда он толкнулся в нее, она сжалась, и у нее перехватило дыхание от удовольствия. И тут же его большая и сильная рука резко опустилась на её бедро. И за каждым её стоном следовал шлепок, снова и снова.