Словно вспышка, перед глазами Бордена возникла картина, где точно так же тащат Эмму. Видение быстро стерлось приступом раскаленного гнева. Если хоть кто-нибудь прикоснется к ней подобным образом или хотя бы посмотрит в ее сторону с вожделением, Борден с радостью украсит стены клуба его мозгами.
Где она?потребовал Борден.
Все еще в офисе с Грэмом. Она никуда не выходила, иначе бы я знал. Хочешь, чтобы я привел ее? Возможно, увидеть это дерьмо будет полезным для ее упрямой задницы.
Борден стрельнул в него взглядом и заметил смех в глазах Хоука. Как, блядь, он может хотеть, чтобы Эмма стала свидетелем этого дерьма?
Давай,добавил Хоук, пожимая плечами,ты должен признать, сейчас это поможет заткнуть ее. В последнее время она доставляет Грэму много хлопот, задавая вопросы и заставляя нас уволить ее. Мне даже хочется занять его место, чтобы сохранить ему психическое здоровье.
Губы Бордена дернулись. Эмма могла быть настоящей головной болью, но именно это ему в ней и нравилось. Он любил ее привычку совать нос в чужие секреты, любил ее развратный рот и дерьмовое поведение. Любил каждый гребаный сантиметр ее маленького стройного тела, включая душу, сидящую внутри него.
Она бы сумела разобраться с этим развратом,продолжал Хоук, кивая в сторону комнаты и пряча улыбку в густой бороде.Она, скорее всего, прирезала бы ублюдка, который хотя бы на шаг приблизился к ней.
Ублюдка прирезал бы я,поправил Борден, чувствуя, как волна собственничества накрывает его. И это было проблемой: он не мог нормально справляться со своим властным характером. Ну, не всегда. Если Эмма останется в офисе, ему не придется постоянно оглядываться через плечо и нянчиться с ней и со всеми остальными, вьющимися вокруг нее.
Это закончится кровавой бойней, и он знал это.
Черт, все знали это.
Главным образом, он злился на то, что вообще оказался в этой ситуации, и что ему пришлось даже допустить мысль об этом. Но он не мог заниматься привычными делами, не сейчас, когда возникла реальная угроза.
И тогда он вспомнил ту ночь, с которой все началось, и что произошло после того, как он получил это проклятое сообщение две недели назад.
Они немедленно уехали. Сразу после того, как он нашел в переулке телефон. Он собрал кое-какие вещи Эммы, поднял ее с постели, и они поехали к нему домой. С тех пор она не возвращалась в свою квартиру, да он и не позволил бы ей. Там кто-то был, и он воспользуется любой возможностью, чтобы причинить ей вред.
«У нее такое лицо и нижняя губа, которую я буду счастлив засосать, пока девчонка будет прикована в подвале.» Эта фраза проносилась в его мозгу каждый день с тех пор, как он прочел ее. Он чувствовал тошноту при мысли о том, что какой-то псих имел такие больные желания к его женщине.
Мужчина послал людей на улицы, пытаясь собрать как можно больше информации, но в итоге ничего не добился. Этот человек действительно дым, рассеивающийся на глазах. Борден ни разу не наткнулся ни на что угрожающее, отчего бы все держали рты на замке. Мягко говоря, это начинало утомлять. Именно поэтому грязные байкерские задницы были сейчас здесь. И, взглянув на них еще раз, прежде чем вернуться к Эмме, он чертовски захотел, чтобы их здесь не было.
Да, он бы точно прирезал любого мудака, хоть на шаг приблизившегося к ней.
Я бы тоже,услышал он бормотание Хоука через несколько мгновений.
Борден взглянул на него.
Это правда?
Не взглянув на него, Хоук рассеянно кивнул и продолжил осматривать помещение. Несмотря на собственнический инстинкт, бушевавший в нем, Борден умышленно не стал расспрашивать. Эмму, казалось, готовы были защищать все, кто хоть раз с ней встречался. Сначала Грэм, а сейчас ну, сейчас, оказывается, и Хоук растекался лужицей в ее присутствии. Борден не был полностью уверен, какие именно чувства это в нем вызывало.
Приехали,сказал Хоук.Двенадцать часов. Рыжая стрела смерти.
Борден посмотрел вперед и увидел Линду. С разъяренным выражением лица она пробиралась сквозь толпу мужиков. Спереди ее красное платье было мокрым, как и кончики длинных рыжих волос. Поймав его взгляд, она повернулась всем телом и поспешила к нему. Тяжело дыша, она остановилась. Ее высокое стройное тело трясло от сдерживаемой ярости. Хоука тоже трясло, но от смеха, за что он получил ее рассерженный взгляд.
Какого хрена, Борден!прошипела она.Эти мужикиживотные! Они превратили это место в поле боя. Ты знаешь, сколько времени нам потребуется, чтобы убрать все это дерьмо?
Почему ты мокрая?спросил Хоук.Похоже, кто-то взял тебя прокатиться.
Ни с кем я не каталась, мудак!парировала она.Но, кажется, эти ублюдки думают, что я какая-то клубная шлюха, готовая сама под них лечь.
Это они сделали?спросил Борден, глядя вниз на открытую взору влажную ложбинку между ее грудей, очертания которых он мог свободно видеть сквозь платье.
После того, как они обтирались своими твердыми членами о мои бедра и задницу, то да, они сделали это!
Борден вздохнул, бросив на Хоука мрачный взгляд.
Как я и говорил, онисраные дикари.
Я и не возражал,утверждал Хоук.Просто сказал, что они не стоят пули.
Что они вообще здесь делают?кипела от злости Линда.Ты мог бы предупредить меня.
Борден оглянулся на нее.
Ты права. Тебе не нужно здесь находиться. Хватай свои вещи и уходи. Возьми кого-нибудь из наших парней, пусть отвезет тебя домой. Об остальном мы позаботимся.
Спасибо,едко ответила она.Так приятно узнать, что единственная причина, по которой ты готов вытащить меня из этого беспределаэто угроза быть изнасилованной. Премию «Босс Года» в студию!
Прежде чем он смог ответить, она развернулась и помчалась прочь, сердито отпихивая мужиков, тянувшихся к ней. Они просто ржали в ответ на это, заставляя Бордена психовать еще больше.
С чего вдруг эта женщина стала постоянно дерзить мне?пробормотал Борден, качая головой.
Хоук ухмыльнулся.
На фоне того, как с тобой разговаривает Эмма, у Линды больше не осталось причин бояться тебя.
С Эммой все по-другому. Я люблю ее развратный рот. Но я не желаю этого от Линды. Теперь давай убираться отсюда, пока я на самом деле кого-нибудь не пристрелил.
Они уже разворачивались, когда очередной грохот сотряс воздух. Борден стиснул челюсти, услышав звук драки двух мужиков из-за пролитой бутылки пива.
Глава 2
Эмма
Я выглядела дерьмово. И чувствовала себя дерьмово. Мои еще влажные волосы завязаны в пучок, а усталое лицо без макияжа. Такое ощущение, будто меня бросили здесь, в офисе, и если бы не миска шоколадных конфет, стоящая передо мной, то я бы устроила бунт.
Но это ведь шоколад, правда? Кто может впасть в депрессию с ним? Я сожрала, наверное, несколько килограммов, пока не почувствовала, что желудок сейчас взорвется. Но я разорвала еще кучу фантиков, и съела еще немножко.
От скуки я стала играть в Angry Birds на телефоне за своим столом. И прямо сейчас какой-то чувак с флагом Новой Зеландии надирал мою задницу. Я свалила вину за этот проигрыш на свой дискомфорт. Я сидела на своем стуле под странным углом, и все это потому, что нормально сидеть было больно. Каждый сантиметр меня ниже пояса болел.
Пока играла, в голове всплывали картинки того, что происходило сегодня в душе. Рот Бордена напротив моего, телом он прижимал меня к стенке душевой кабины, пока водяные струи били по нам. Он посасывал мой язык, прикусывал нижнюю губу, скользил этими сильными руками вниз по моему телу, сжимая меня, овладевая мной.
Я почувствовала жар, всего лишь подумав об этом. Каким властным он был. Легко подняв меня на руки, он прорычал:
Оберни свои гребаные ноги вокруг меня.
Я обвилась вокруг него, как лоза, и в ожидании момента, когда он толкнется в меня, целовала его так, словно от этого зависела моя жизнь.
Мне стоило догадаться, что эта сволочь сначала будет дразнить.
Он всегда сначала злил меня.
Ты собираешься умолять, куколка?прошептал он в мой рот.
Нет,дерзко и упрямо возразила я.
Его грудь затряслась в беззвучном смехе, а потом он провел головкой своего члена по моим складочкам, коснувшись клитора. Прижимаясь теснее, я задрожала в его руках. Он оскалился напротив моего рта, развлекаясь моей реакцией на его бесконечные попытки разозлить меня.
Проси, куколка,по-прежнему тихо потребовал он, но его голос стал еще более охрипшим.Умоляй меня трахнуть тебя.
Я вонзила свои ногти ему в спину, сотрясаясь всем телом, пока он продолжал скользить своим членом по моему клитору. С каждой секундой я царапала его все сильнеетаков был мой способ умолять, зная, что это подпитывает его мазохизм. Потому что его веки тяжелели, поцелуи становились жесткими, и, в конце концов, он уступил, разведя мои ноги шире, а затем резко погрузился в меня.
После первого толчка мужчина замер, и на мгновение я почувствовала это восхитительное ощущение наполненности. Так всегда происходило: один толчок, и мои глаза закатываются. Стенки моей киски жадно сжали его, и он застонал от этих ощущений. Я ловила капли душевой воды широко открытым ртом, прежде чем в него вторгся его язык. А потом Борден начал двигаться, толкаясь все быстрее и жестче, снова и снова.
Дерьмо, это всегда было жестко. Я не знала, как можно любить трахаться как-то по-другому. Это как зависимость: опасно для здоровья, зато опьяняюще. Он обладал каждым миллиметром моего тела, и даже мой разумсамый строгий критиксжег все мосты к логической части меня.
Я чувствовала себя такой маленькой в его руках. Он держал меня, словно я ничего не весила, и я восхищалась видом его огромных бицепсов и этими вздувшимися венами, создающими сексуальные линии, которые так и хотелось облизать. Он был очень вкусным. Мои губы лихорадочно скользили по его плечам, и мне было все равно, что целовать и сосать, какая часть его попадет в мой рот. Я терялась в нем, громко кричала, зубами вгрызалась в его твердый подбородок и жестко кончала.
Гребаный ад,пробормотал он, задыхаясь.Даже я это почувствовал, куколка.
Ответом был только мой стон и дрожь от удовольствия, поглотившего меня, когда он продолжил.
Моя любимая частьсмотреть, как он кончает. Я чувствовала себя такой сильной и одновременно покорной оттого, что именно мне выпало счастье видеть отражение эмоций на его лице. На грани оргазма его губы становились нежными. Он ласково поглаживал мой язык, целовал уголок рта, взгляд его голубых глаз теплел. Борден смотрел на меня, будто я так много для него значу, словно ясолнце, вокруг которого он вращался. От этого взгляда в моем горле каждый раз возникал комок. Я хотела встряхнуть его, сказать ему, что нет, это не так, это онсолнце! А я всего лишь беззащитная маленькая песчинка, приближенная и согретая, вращающаяся вокруг и, конечно, внутри него.
Он сжигал меня. Заставлял чувствовать себя живой, и я знала, что с ним происходит то же самое. Я чувствовала. Мне хотелось, чтобы он озвучил это, чтобы дошел до того предела, до которого доходят люди в момент кульминации и, отбросив осторожность, сказал мне все это. Я хотела, чтобы он сказал, что любит меня, что нежность в его глазах существовала не только в моем воображении. Что это действительно правда, и мечты стали реальностью. Но он никогда этого не делал. Он никогда не заходил настолько далеко и всегда полностью контролировал себя, независимо от того, как близко подходил к краю.
Я ненавидела это.
Опустив вниз, он нежно поцеловал меня в губы и вернулся к состоянию обычного Бордена: жесткому, язвительному, серьезному, но все еще обладающему похотливым взглядом, которым он обычно смотрел на меня. После этого я была расстроена, я задыхалась. Мне хотелось спросить о его чувствах. Но я боялась узнать ответ.
Все понемногу превращалось в полный пиздец.
Сегодня вечером он отсутствовал. Спустя несколько минут после душа он оделся в сексуальные потертые джинсы и теплый черный свитер. Не уложил свои непослушные волосы, не украсил запястье часами. У меня было ощущение, что происходило что-то дерьмовое, и, думаю, он знал что.
Одевайся,спокойно сказал он.Мы выезжаем через десять минут.
Моя челюсть упала от неожиданного приказа. С волос все еще стекала вода после душа, кожа была красной от возбуждения, а между ног было влажно, так как у меня не было времени привести себя в порядок.
Могу я просто остаться?устало спросила я.
Он потер щеку с трехдневной щетиной и повернулся ко мне.
Нет,просто сказал он.Не можешь.
Я прищурилась на него, закипая.
Я действительно без сил, Борден. У нас был долгий день в офисе.
Он не был бы таким длинным, если бы ты не смотрела на меня, как маленькая бесстыдница,ответил он, ухмыляясь моему недовольству.В следующий раз держи свои сексуальные глазки устремленными в компьютер, хорошо? Тогда мне не придется трахать тебя так сильно.
Я сделала рассерженный вид и пристально посмотрела на него. Это только заставило его рассмеяться, когда он покидал комнату, но тут даже я не смогла сдержать улыбку.
Боже, я действительно любила этого мужчину.
Однако я так устала, и последнее, чего мне хотелосьэто тащиться обратно в клуб, который стал для меня практически вторым домом. Положение усугублялось тем, что офис был не особо шумоизолирован. Теперь я могла слушать буйные вопли и звуки разбивающихся бутылок. Это не нормальные звуки. Кто бы там ни был, им было чертовски плохо.
Я то и дело посматривала на Человека-Усыили Грэма: я, наконец, смягчилась к его именисидевшего на стуле рядом с дверью и сжимающего рукоятку пистолета. Он, кажется, делал все от него зависящее, чтобы избегать зрительного контакта со мной. Он не хотел отвечать, почему Бордентакой мудак и собственникзаставлял меня повсюду следовать за ним, куда бы ни направлялся. Поводок на моей щенячьей шее с каждым днем становился все короче, и я медленно теряла рассудок.
Я все знаю про сообщение,пробурчала я Грэму после того, как проиграла этому мудаку из Новой Зеландии.Тебе нет нужды делать из этого тайну, ты же знаешь. Ты плохой актер. Настолько плохой, что не заслуживаешь даже Золотой Малины. (Прим. Золотая Малина (англ. Golden Raspberry)придуманная в 1981 году американцем Джоном Уилсоном антинаграда, отмечающая худшие актерские работы, сценарий, режиссуру, кинопесню и фильм года).
Я просто не могу обсуждать это с тобой, Эмма,раздраженно ответил он.Мы проходили это, по крайней мере, дюжину раз за этот вечер.
Почему? Потому что ты не хочешь сказать мне, что собираешься выпотрошить парня, который угрожает моей жизни, и украсить улицы его потрохами в качестве предупреждения?
Я сказала это в шутку, но Грэм метнул в меня такой взгляд, который тут же заставил меня заткнуться. Он был в бешенстве. Ну, как и я. Многое говорило в пользу этого человека, нянчившегося со мной, как с избалованным ребенком. И было бы просто естественным стать более разговорчивым с людьми, с которыми вынужден находиться ежедневно и круглосуточно.
Твой юмор слишком черный для меня,покачав головой, заметил он.
Ну, все мы знаем, откуда это у меня.
Ты должна быть леди.
Ты можешь убрать девушку из гетто, но не можешь убрать гетто из девушки. Разве не так говорится в наши дни?
Я не знаю, что говорится в наши дни, Эмма.
Думаю, ты просто не в теме. Не проходил через трудные времена, чтобы ценить немного черный юмор, да?
Он закатил глаза, и было смешно смотреть, как эта взрослая задницабольшой крепкий мужик почти пятидесяти лет с пышными усамизакатывает глаза, подобно капризной школьнице.
Ты абсолютно не знаешь, какие трудные времена я пережил, Эмма, и, надеюсь, тебе никогда и не придется,торжественно сказал он.Именно поэтому я здесь. Это моя работа.
Я вздохнула.
Ты такой зануда.
Почему это я «зануда»?сказал он, обозначив в воздухе кавычки и выглядя оскорбленным.
Потому что ты просто не знаешь, как расслабляться и получать удовольствие.
Мне не платят за то, чтобы я расслаблялся и получал удовольствие. Мне платят за то, чтобы я защищал тебя. И ситуация, в которой мы находимся, требует определенного уровня серьезности, что заставляет меня быть так называемым «занудой».
Большие воздушные кавычки.
Скучно.
Теперь настала его очередь вздыхать.
На полном серьезе, я понимала, что ситуация требовала осторожности. Сообщение явно напугало Бордена, и, хотя я не читала его, но понимала, что все плохо и угроза была действительно реальной. Я делала все, как мне говорили, потому что не хотела быть этакой тупой девчонкой, нарушившей запрет и действующей по собственному усмотрению, делающей вид, что в этом нет реальной опасности. Я посмотрела достаточно фильмов ужасов, чтобы знатьони все умирают. И самыми ужасными способами. Типа изжариваются заживо в спа-кабине или оказываются изрезанными в куски бензопилой. И эта херня привела меня к вопросу: почему из всех фильмов на земле, в первую очередь я смотрю именно эти?