Г-жа Лербье ответила уклончиво.
Ты всегда впадаешь в крайности. Конечно, я не ставлю наших знакомых тебе в пример как святых. Но что же ты хочешь? Когда живешь в светеа мы не только в нем живем, но и им живем, то поневоле приходится мириться Конечно, не с пороками, но с некоторыми неизбежными обычаями. Это так. И мы ничего не можем изменить. Ах, если бы ты имела мой опыт, ты сама увидела бы, что многие поступки, кажущиеся тебе теперь непонятными и даже возмутительными, имеют свои смягчающие обстоятельства, свои извинения, свою роковую неизбежность. Ну-ну, все еще может устроиться между тобою и Люсьеном.
Откажись от этой надежды. Есть вещи, с которыми ты никогда не заставишь меня согласиться, ложь между существами, любящими друг друга. Я никогда не лгала Люсьену и имела право ждать от него того же.
Г-жа Лербье улыбнулась с видом превосходства.
Право! Право женщины! Старая песня Тетя Сильвестра, г-жа Амбра Но, дитя мое, есть случаи, когда ложь делается долгом. Не смотри на меня так! У тебя вчерашние глаза. Ты меня пугаешь опять.
Ложьдолг?
Успокойся.
Нет и нет. Долг, мама, это говорить правду. И так как я собираюсь по приходе Люсьена сказать ему всю правду, то знай ее и ты. И сейчас же. Ничто больше не может устроиться, ничто. Потому что вчера вечером, расставшись с тобой, я отдалась, понимаешь, отдалась мужчине.
О-о!..
Гроза разразилась. Г-жа Лербье, сраженная, смотрела на свою дочь с содроганием. И, вдруг выйдя из себя, угрожающе закричала:
Ты это сделала? Ты это сделала? Ты?..
Да, и я это повторю, если понадобится.
Дура! Это слишком уж глупо. И с кем? Можно узнать?
Нет.
Почему?
Потому, что я сама этого не знаю.
Ты не знаешь? Ты смеешься надо мной? Отвечай! Один из наших знакомых? Нет? Тогда чужой? Первый встречный?
Да.
Ты лжешь или сошла с ума!
Это правда, и я с ума не сошла.
Лербье, уничтоженная, смолкла.
Катастрофа Она побагровела. От злости больше, чем от возмущения Ее охватило такое бешенство, что она не могла говорить и только бормотала:
Не несчастная. А если у тебя будет ребенок?
Моника побледнела. Ребенок?.. От кого же? И искренно пожелала, что если так суждено, то пусть не от того негодяя. Ребенок?.. Она подумала вслух:
Ну что ж, я его воспитаю, вот и все.
Твоя беспечность переходит всякие границы. Ты просто идиотка. Ты
Мадам Лербье вдруг запнулась. Ей почудился выход из положения, казавшегося безысходным. В сущности, никаких доказательств. Никаких оснований для подозрений. Только бы Моника согласилась не бравировать своей выходкой, и все останется шито-крыто. Тем более что репрессии в отношении такой натуры, как Моника, не привели бы ни к чему. Она попробовала взять лаской и убеждающе заговорила:
Я не буду задерживаться на упреках, которые, наверно, излишни, так как ты скажешь, что все это только твое дело Зло совершено, его нужно поправить. Ты находишь, что поступила хорошо? Пусть. Ты судишь согласно твоей морали? Прекрасно. Хочешь, чтобы твоя старая, любящая мама, несмотря на причиненные тобой огорчения, дала тебе разумный совет? Сохрани про себя тайну этого эксцесса. Говоря тебе, что бывают случаи, когда ложь становится долгом, я никогда не думала, что ты так скоро дашь мне подтверждение моим словам. Если ты это расскажешь всему миру, как это собираешься сделать, ты будешь падшая, опозоренная, и мы с тобой вместе. Не считая к тому же глупого положения. Наоборот, если ты будешь молчать, никому не известное и никем не замеченное несчастье поправимо.
О, мама
Что? Угрызения совести по отношению к Люсьену? К человеку, который первый же тебя обманул? Ты отомстила за себя. Разве ты не удовлетворена? Подумай, дитя мое, хорошенько. В свете, милая, как, конечно, и в жизни, гораздо менее важно то, что делают, чем то, что говорят, главным образом, то, что говорят.
Мама, мама!..
Какую мы приобретем репутацию, так сложится и наш жизненный путь. Ты сделала глупость. Это твое дело Но если наступит день, когда не мы одни будем ее знать, то твое доброе имя и наше одним ударом будут отданы во власть злословия. Этого ли ты хочешь? Нет, конечно Успокой ее, твою пресловутую совесть. Если бы даже в браке приходилось на каждый полученный удар отвечать таким же ударом, то все супруги были бы на ножах. Все! Черт возьми, ведь есть же у тебя глаза! Думаешь ли ты, что твой отец и я жили бы в таком добром согласии, если бы о каждом возникшем между нами недоразумении мы кричали на весь свет? Я тоже бывала обманута. Я была обманута так открыто! Вероятно, ты одна не знаешь, что миленькая Ранетт, из театра Капуцинов, любовница твоего отца. Я утешилась, как могла По крайней мере никто не был свидетелем моего разочарования и горя.
Ты, мама? Ты?
Г-жа Лербье испугалась, что сказала лишнее.
Стараясь избегать вопрошающего и потрясенного взгляда Моники, она добавила:
Но все этотолько общие рассуждения. Я возвращаюсь к тому, что касается тебя. Больше чем когда-либо ты должна молчать. И немедленно выйти замуж за Люсьена.
Даже принося ему в приданое чужого ребенка?
Прежде всего это только предположение
А если оно осуществится?
Он ничего не узнает. Значит
Молчи, это подло.
Теперь ты станешь указывать, что мне делать? Судить меня? Ты? Смотри на меня! Или ты будешь молчать, или ты выйдешь замуж за Люсьена
Никогда.
Тогда я все скажу отцу, и он тебя выгонит.
Пусть!
Моника, послушай, ты
Она не кончила. Ее дочь стояла перед нею, как чужая. Ледяная бледность покрывала ее страдальческое лицо. Опущенный взор говорил об ужасном душевном разладе. Г-жа Лербье хотела ее поцеловать, прижать ее к своему бедному истерзанному, но все же материнскому сердцу!
Моника, повторила она.
Оставь меня
Отвергнутая, не зная, что ей предпринять, г-жа Лербье решила задрапироваться в тогу собственного величия.
Ты поразмысли, сказала она и, не настаивая дальше, с достоинством удалилась.
Моника, уронив голову на руки, не заметила ее ухода.
Вторично в ней рушилось все.
Дочерняя любовь и уважение валялись среди обломков.
Г-н Лербье приказал передать вам, мадемуазель, что он ждет вас в гостиной.
Иду.
Оставшись одна, Моника мельком взглянула в зеркало.
У меня ужасный вид.
Она припудрилась, посмотрелась еще раз в зеркало и вздохнула. Другая Моника, такая непохожая на вчерашнюю, стояла перед нею Да, новая Моника. Она подумала о той, прежней, такой близкой и такой далекой, как о мертвой.
Ну, идем!
Она завтракала в своей комнате, чтобы избежать встречи с матерью в столовой и любопытства прислуги. Г-н Лербье телефонировал, что его не будетдела! но он приедет сейчас же после завтрака
С порога она постаралась поймать взгляд отца, но видела только его спину. В ожидании Моники Лербье ходил взад и вперед по салону.
Садись, сказал он, указывая на кресло против себя.
Она подумала: скамья подсудимых.
Он сел и, проведя рукой по волосам, строго сказал:
Твоя мать мне все рассказала. Я также не буду задерживаться на том, чтобы доказывать тебе всю бессмысленность и гадость твоего поведения. Я знаю, что нам приходится иметь дело с неподатливым и жестким характером. Поэтому оставим комментарии. «Вина» Люсьенаничто в сравнении с твоей.
Если ты меня уже осудил, отец, так к чему же продолжать разбирательство дела?
Он сухо заметил:
Я не разбирательство веду, ибо, заметь себе хорошенько, ятвой безапелляционный судья, и приговор еще не произнесен. Будущее зависит от тебя, от твоего благоразумия и твоего сердца. Я взываю к нимко всему нормальному и здоровому, что в тебе еще осталось. Ты вспыльчива, но не зла, и это подтвердила мне еще вчера твоим отношением к вопросу о приданом
Это твои деньги, папа, и никто тебя не заставляет отдавать их мне.
Конечно. Но ведь я тебя люблю. А с другой стороны, как честный человек должен добавить: не дать тебе приданого при моем положении в промышленностиневозможно. Для крупного промышленника выдача дочери замужэто в полном смысле слова то же самое, что помещение денег. Оно должно быть сообразовано с балансом предприятия и призвано укрепить кредит. Приданое в нашем обществе не только установленный обычай, но и критерий в глазах общественного мнения для котировки состояния. Соглашаясь вместе с Люсьеном получить лишь фиктивное приданое, ты обязала меня гораздо больше, чем ты думаешь И я еще раз благодарю тебя за это.
Она не пошевелилась. Глубокое отвращение сменило порыв теплого чувства, готового на всякие жертвы. Отвращение к тому, что в этой сделке она представляла собою лишь безвольный объект торга. Ее передавали из рук в руки не как самоценность, а как самый обыкновенный товар.
Я завтракал сегодня с Люсьеном. Я хотел выведать от него, что это была за история в сочельник. Хорошо, хорошо Не будем возвращаться, хотя тебе и следовало бы знатьэто женщина
Мама мне уже говорила. Шантаж или скандал Не надо! Бесполезно.
Но он собирается прийти сюда. Твоя мать только сию минуту сказала мне о твоем сумасбродстве, и я не знаю, как мне поймать его по телефону
Я его жду.
Позволь. Или ты будешь благоразумна и тогда нет никаких препятствий к вашей встрече, даже наоборот. Если же не смиришься, то ты его не увидишь. Я устрою все сам как смогу Решай.
Я хочу его видеть.
Лицо Лербье просветлело.
Я был в этом уверен. В конце концов в глубине души я и не сомневался в тебе Гордость, если она не является источником добродетели, делается пагубным недостатком Ты поразмыслила и хорошо сделала Среди всяких неприятных мелочей только одна вещь имеет действительную ценность: это любовь, нежность. Исемья. Он замолчал, чувствуя, что его слова звучали в жуткой тишине. Взволнованный собственным красноречием, он был искренне уверен, что действует в интересах Моники, и не понимал, что защищал только свои собственные.
Моника, наконец, отозвалась:
Наша семья? Нет, папа, не надейся, что Люсьен Виньерэ когда-либо будет к ней принадлежать.
Берегись, ты, кажется, добиваешься, чтобы мы тебя выгнали.
Вам не придется выгонять меня!
Ты уйдешь по собственному желанию?
Они обменялись враждебными взглядами.
Да.
Лербье воскликнул:
Это сумасшествие, сумасшествие!
С сердцем, сжавшимся от страха, что все дело может расстроиться, предвидя потерю Виньерэ как компаньона, а быть может, и прекращение платежей на заводе и наживу спекулянтов на клочках его патента, Лербье так искренне застонал, что даже растрогал сердце Моники.
Послушай, ты знаешь мою упорную работу, мою жизнь, посвященную изобретению, которое как раз близко к осуществлению. Изобретение, которое обогатит не только нас, но которое создаст, ты понимаешь, благосостояние всей страны. Земля Франции, благодаря открытым мною азотным удобрениям, может дать урожай в десять раз больше теперешнего. Два хороших урожаяи курс франка восстановлен, и разрушения войны залечены. Для нашего народа это громадный шаг вперед Только, как я сказал тебе позавчера, мои средства на исходе. Если завтра я не выплыву, то потону у берега.
О, произнесла Моника, за этим дело не станет, Уайт, Рансом, Пломбино
В том-то и дело. Эти акулы уже давно сожрали бы меня, если бы в лице Виньерэ я не нашел компаньона, который оказал мне доверие. Они проглотят меня завтра же, если ты откажешься выйти за Виньерэ, а он меня бросит
Или твое открытие чего-нибудь стоит, тогда он с тобой не расстанется. Или оно ничего не стоит, и тогда
Он пожал плечами:
Стоит? Не одно, но десять, двадцать состояний стоит.
Значит, ты можешь быть спокоен, сказала Моника.
Он нашел эту иронию неуместной. Конечно, перспектива сохранить Виньерэ, если не в качестве зятя, то по крайней мере как компаньона, имеет свой смысл. Он допускал даже, что если эта сумасшедшая девчонка настоит на своем отказе, тогда дело примет новый оборот Он подумал об одной фразе, вырвавшейся вчера за ужином у Пломбино после шестой бутылки шампанского. Да, может быть Комбинация, которая позволила бы повести дело в широких масштабах и спасла бы положение, лишь бы Моника на нее согласилась. Он с достоинством снова вернулся к тону обвинителя и почти сейчас же стал играть на сострадании дочери.
Я не знаю, в чем кроется причина твоего поведенияв непонимании или в неблагодарности. Ты отказываешься от свадьбы с Люсьеном? Это бесповоротно? Хорошо. Допустим. Допустим даже, что, несмотря на величайшие хлопоты, причиненные твоей выходкой, а затем твоим непонятным упрямством, мне удастся привести мои дела в порядок. Что же дальше? Ты останешься опозоренной
Моника только пожала плечами.
Да, опозоренной, закричал Лербье. И нас потянешь за собой в грязь. Нас, от которых ты, кроме доброго отношения, ничего не видала. Это ужасно. Подумай! Подумай немного о твоем старом отце, о твоей маме, которая тебя любит, несмотря ни на что. Моника, дитя мое, подумай о нас, а не только о себе. Я знаю, что ты мыслишь иначе, чем мы. Да, у тебя есть свое маленькое мировоззрение, у наснаше. Но разве когда-нибудь мы стесняли тебя? Теперь, когда ты имеешь возможность и себя спасти, и нас сделать счастливыми, ты стремишься окончательно себя погубить, безрассудно увлекая и нас за собою. А ведь если бы ты захотела, пожалуй, и нашелся бы выход
Она опустила голову. Бедные люди! Какими бы далекими они ей ни казались, как бы ни были ничтожны причины их огорчений, она, столько из-за них перестрадавшая, может быть, смогла бы смягчить их горе. Но как? Моника повторила:
Выход? Какой?
Ну вот что Не будем больше говорить о Люсьене. Ты видишь, я уступаю. Остается (это, во всяком случае, должно быть погребено между нами) положение, в которое ты себя поставила и возможные его последствия. Измерила ты риск, который влечет за собой подобная беременность? Опасность, которой ты подвергаешься? Ибо в этом случаехочешь ты того или нетсемья солидарна. Тут дело идет уже не о ее интересах, но о чести
Он широким жестом обвел гостиную.
Честь, прошептала она.
Конечно. Мы погибли, если ты не ухватишься за тот случай, который я тебе предлагаю. Случай великолепный, превосходящий всякие ожидания. Возможность для нас всех вывернуться из ужасного положения
Посмотрим.
Лербье закашлялся.
Хм Барон Пломбино всегда питал к тебе нежные чувства. Когда он сказал мне об этом, ты была уже помолвлена с Люсьеном. Но вчера как раз он снова вернулся к той же теме: «Если этот молодчик не составит счастья вашей дочери, я сохраняю за собой место номер один». И это самым серьезным образом. Что ты скажешь?
Ты кончил?
С ощущением тошноты Моника представила себе насторожившегося жида с мордой гиппопотама. Она чувствовала, как на нее опускается тяжелая, липкая лапа
Нет Я напоминаю тебе, что если в известных отношениях барон и не представляет собой идеала, то ты не имеешь права, слышишь, прав не имеешь привередничать. Выйти замуж, стать баронессой и получать более миллиона годового доходаэто, несомненно, лучше, чем остаться незамужней матерью или сделать аборт Тут соединяются выгода и мораль.
Моника окаменела: и этот бесчеловечный торгашее отец? Он снисходительно ждет, уверенный, что изрек истину? Наконец, она тихо, но глядя прямо ему в глаза, сказала:
Ты вызываешь во мне отвращение!
Он подскочил и ринулся к ней.
Ты говоришь так? Ты?
Довольно! Так вот каков ваш брак, ваша мораль? Прощай, мы говорим на разных языках.
Ты чудовище. Я отрекаюсь от тебя. Ты больше нам не дочь!
Тогда отпусти меня!
Лербье схватил ее за руку и грубо встряхнул. Он был сейчас господином. Онмужчина и отец, глава семьи.
И все-таки ты подчинишься. Ты несовершеннолетняя! Ты обязана нам повиноваться.
Пусти меня! закричала Моника. Ты грубое животное. Я уеду к тете Сильвестре. Здесь для моей матери я только кукла. Сначала с ней играют, а потом ломают. А для тебя Для тебя еще меньше: скотина, выставленная на продажу. Семья! Недурно сказано! Не нужны мне ни вы, ни кто другой. Я буду работать, зарабатывать свой хлеб.
Вне себя от бешенства Лербье захихикал:
Уж не твоими ли цветами? Или пряжей, что ли? Дело известное На здоровье. Прощай. И чтоб к обеду тебя здесь не было.
Будь спокоен.
Раздался звонок. Они замолчали.
Это Люсьен, сказала Моника.
Лербье бросился к нему навстречу, но Моника его опередила и распахнула дверь, прежде чем отец успел ей помешать.
Черт возьми, выругался он. Я запрещаю тебе
Но Люсьен уже входил, с молящим и в то же время натянутым видом. Лербье растерянно посмотрел на дочь и, видя, что все уже потеряно, воскликнул: