Мы с бабушкой вошли в персиковый дом. Он был вдвое больше нашего. И что самое поразительноездесь было электричество. А в зале я увидела диван и телевизор.
Кто-то пришёл? послышался из глубины дома голос, и с чёрного хода вошла миниатюрная женщина с грязными по локоть руками. Волосы у неё были заплетены в длинную косу, а голова обмотана фиолетовой косынкой. Увидев бабушку, она поспешила к нам по коридору, вытирая руки о фартук.
О, Дойна! Как дела? Козы не хворают? Тут она заметила меня. А это кто?
Моя внучка Иляна. Она только приехала из города. Можно позвонить от тебя её маме?
Внучка! С каких пор она у тебя появилась? Женщина взяла мои руки в свои, и я заметила, какие они крепкие и жилистые. Она была очень маленькой: чтобы поцеловать меня в щёки, она только слегка нагнулась, но пальцы у неё были сильные и мозолистые. Добро пожаловать в деревню, дорогая! Вы только поглядите на эту одёжку! И волосы! Пожалуйста, зови меня Санда и заглядывай в гости, когда устроишься. У меня дочка как раз твоего возраста. Она повернулась к задней двери и крикнула: Габриэлла! Габи! Тут с тобой кое-кто познакомиться хочет!
Краем глаза я увидела, как с улицы в окно зала сунулась лохматая темноволосая голова и тут же исчезла. Я вспыхнула, но ничего не сказала.
Куда это она делась? задумчиво проговорила Санда.
Санда ветеринар, сказала бабушка, и я молча вытаращила глаза.
Ветеринар? Мне внезапно вспомнилась одна история. А как же Свинорылый Пе́тре?
Бабушка разинула рот, а Санда расхохоталась.
Свинорылый Петре! Сто лет не слышала это прозвище! Да, она точно Лизина дочка! Ветеринарша похлопала меня по руке и утёрла глаза. Петре был моим мужем. Но он умер несколько лет назад. Вот с тех пор я и работаю ветеринаром.
Санда провела нас в кухню, где стоял холодильник, а на стене висел зелёный телефон. Мне было неловко из-за того, что я назвала её покойного мужа свинорылым, поэтому я улыбнулась в ответ, когда она улыбнулась мне.
Приходи в любое время, Иляна. Габи не помешает новый друг.
Бабушка сняла трубку и стала набирать номер, а Санда вернулась во двор. Когда ветеринарша ушла, лицо у бабушки посерьёзнело. Сначала я подумала, она сердится на то, что я сказала, но потом она выглянула в коридор проверить, стоит ли дедушка у входной двери.
Тут взгляд у бабушки оживилсявидимо, наконец соединили.
Лиза? Лиза, здравствуй.
У меня ёкнуло сердце, но мамин голос я почти не слышалатолько тихий отголосок из трубки.
Да, у меня всё хорошо, дорогая. Как ты? О да, погода чудесная. Папа скоро пойдёт на поле, утром было много дел.
Я ничего не поняла. Просто стояла и смотрела на бабушку во все глаза.
Вообще я позвонила, чтобы рассказать о Старой Константе. Нездоровится ей. Врач приезжал в деревню, прописал ей постельный режим. Вряд ли она уже поправится. Помнишь, как ты ушла с ней гулять по лесу? Пауза. Как это «нет»? Никак забыла? Ты нас с папой до смерти перепугала! Мы проснулись, а тебя нетушла за ней в лес в одной ночной сорочке! Но уж как тебе влетело, когда вернулась, ты наверняка помнишь? Целых две недели навоз из хлева выгребала! Пауза, затем смех. Да, верно. Видишь, всё ты помнишь.
Бабушка опустила на меня взгляд и ухмыльнулась. Я открыла было рот, но она прижала палец к губам.
Слушай, славно поболтали. Я очень по тебе соскучилась. Правда, Лиза, очень сильно. Но дел у меня невпроворот, так что я пойду. Просто хотела рассказать тебе о Константе. Звони Санде в любое время. В любое. Она не против. Только номер теперь другойновую линию провели. Бумага под рукой? Хорошо.
И не успела я сообразить, что к чему, как бабушка уже повесила трубку. И даже не дала мне поговорить с мамой. И даже моё имя не произнесла. Глаза у меня наполнились слезами, но бабушка взяла меня за руку, и мы вышли на улицу к дедушке. Соседи на улице хотели познакомиться с их внучкой, которая приехала из города, так что плакать и отвечать на вопросы было некогда.
Позже, после обеда, я нашла на столе конверт и, достав из него письмо, прочитала:
Мама, нам грозит беда, в городе для Иляны небезопасно. Я не знаю, когда всё закончится.
Прости, что ты знакомишься с ней при таких обстоятельствах. Прости, что не давала вам видеться. Прости за всё, что я наговорила, когда уезжала, и за всё, чего не сказала, хотя следовало. Может быть, когда всё кончится и мы с мужем приедем за ней, мы сядем вместе и поговорим.
Но пока, мама, береги мою девочку. Пожалуйста, не дай им найти её.
Когда прочтёшь это письмо, сразу же позвони мне, но не упоминай её в разговоре. Нашу линию прослушиваютвсю квартиру. Они слышат каждое слово. Поэтому расскажи мне о чём-нибудь, что знаете только вы с папой. Так я буду знать, что она в безопасности.
Лиза
Я ещё раз перечитала письмо, потом в третий раз для верности. Мысленно я прокручивала в голове весь разговор бабушки с мамой, вспоминала историю о Старой Константе. И внезапно поняла: мама и бабушка делали то же самое, что и дядя Андрей, когда писал свои поэмы.
Иногда важно не что ты говоришь, а что оставляешь между строк.
Правда или вымысел
Первый раз после побега из дома мама позвонила родителям, когда родилась я. В воспоминаниях, которые на самом деле не мои, эта история меняется в зависимости от настроения. Если я злюсь, то и мамин голос, и голоса её родителей звучат сердито.
У меня теперь есть своя дочь, и вы никогда её не увидите! кричит мама в трубку.
Да не больно-то хотелось! кричат в ответ бабушка с дедушкой, с грохотом бросая трубку на телефонный аппарат.
Если мне грустно, то и их голоса звучат печально.
Мама? Папа? говорит мама дрожащим голосом. У вас теперь есть внучка.
Лиза? Лиза, милая, это ты? ахает бабушка. А дедушка ничего не говоритон плачет.
Почти все свои писательские фишки я позаимствовала у папы или дяди, но привычку не рассказывать одну и ту же историю одинаково взяла от мамы.
Как же кто-то другой сможет пересказывать твои истории, если ты постоянно их меняешь? спрашивал дядя Андрей.
Другие не должны рассказывать мои истории по-моему, отвечала я. Они должны рассказывать их по-своему.
Но нельзя же бесконечно писать одну историю, замечал папа. Рано или поздно тебе придётся её закончить и больше не трогать.
В ответ я лишь закатывала глаза.
Больше всего я любила менять историю, в честь которой меня назвали. Разумеется, это было простоведь я не знала настоящую концовку. Если, к примеру, у меня выдавалась скверная неделя, принцесса Иляна сразу понимала, что сёстры её обманывают, и, вместо того чтобы выполнять их дурацкие просьбы, отрубала им головы.
Мама же больше всего любила менять историю о том, как сбежала из деревни. В версии, которую она рассказывала мне чаще всего, была весна, маме исполнилось семнадцать, и больше всего на свете она любила музыку. Всё свободное время мама проводила у мясникаслушала радио. Особенно сильно она любила Марию Лэтэрецу, Ирину Логину и других фолк-певиц, а если рядом не было посторонних, мама убавляла звук и господин Юрсу пытался поймать сигнал «Свободной Европы». Долгими часами мама сидела, прижав ухо к динамику, и сквозь помехи подпевала американским песням. Неудивительно, что музыка просочилась через её кожу и пропитала маму насквозьона ведь очень близко сидела к приёмнику. И неудивительно, что в голову ей пришла мысль уехать в город и поступить в музыкальный колледж, чтобы стать певицей.
Несколько месяцев она трещала без умолку, рассказывая родителям, какие предметы хочет изучать, как изменится её жизнь вдали от дома, где не будет цыплят, коз и не надо будет всё время заниматься хозяйством. Видимо, они понимали, что дочь настроена серьёзно и правда собирается уехать: однажды мама вошла, пританцовывая, в дом, а в кухне за столом возле растопленной печи её поджидали родители.
Мы тут разговаривали с ветеринаром, сказала бабушка. Теперь его сменит сын.
Да? спросила мама с притворным интересом.
У неё были длинные тёмные волосы, заплетённые в косу под косынкой, маленький аккуратный нос, сияющие карие глаза, а под платьем с многослойными юбками уже угадывались женственные изгибы её фигуры. Все считали маму красавицей. Деревенские парни, в том числе и сын ветеринара, пытались за ней ухаживать, но мама думала лишь о музыке.
Она подняла голову и посмотрела на родителейте не сводили с неё глаз. Мама фыркнула.
Да уж, представляю, какой из Свинорылого Петре выйдет ветеринар! Помните, как он верещал, когда я гонялась за ним с лягушками в руках?
Дедушка не улыбнулся.
Пожалуйста, Лиза, послушай. Нам надо тебе кое-что сказать.
Что? спросила мама, наконец посерьёзнев.
Петре подумывает жениться, сказала бабушка.
Мама вскинула голову. Положила руки на колени. И тихо проговорила:
Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.
Вы друг другу подходите. И всё уже сговорено, сказал дедушка.
Мама вздёрнула брови.
Ах, вот как.
Он славный парень, продолжила бабушка. И ты ему нравишься ещё с детства.
Но мама покачала головой. Встала из-за стола.
Вы же не думали всерьёз, что я соглашусь на такое?! Я еду в город! Буду певицей!
Лиза, хватит молоть чушь! прикрикнула на неё бабушка. Если тебе так нравится петь, пой для себя хоть каждый день, но песнями сыт не будешь!
В твоём возрасте я бывал в городах, сурово проговорил дедушка. Поверь, здесь ты будешь счастливее.
Я не выйду за Петре, отрезала мама. И клянусь, ни дня тут больше не останусь!
Сказав это, она начала собирать вещи.
Или подождала, пока родители лягут спать.
Или этот разговор повторился несколько дней спустя.
Или ничего этого вообще не было.
В большинстве версий этой истории всегда есть спор с криками и слезами. Почти во всех версиях маму хотят выдать замуж против её воли, и она покидает дом с тяжёлым сердцем.
Однако во всех версиях истории, как её ни рассказывай, семнадцатилетняя девушка понимает, что родители, которые сильно её любят, не дадут ей жить так, как хочется, поэтому она сбегает из дома не попрощавшись. Складывает в рюкзак одежду, тетрадку с песнями и две любимые подушки с кровати. Зажигает фонарь и забирает немного денег из комода в спальне родителей. И на столе рядом с печкой оставляет письмо.
В некоторых версиях, которые мама рассказывала мне в раннем детстве, она спускается с гор в кромешной тьме. В руке у неё фонарь, за плечами рюкзак, и она идёт по узкой извилистой тропинке через лес. Маме страшно, но она высоко держит голову и смотрит вперёд. В других версиях по пути ей встречается мясник, который везёт в фургоне овец, и дальше мама едет в кузове. В конце концов она добирается до станции на краю света.
Когда я привередничала из-за баклажанов или ныла из-за телевизора, когда устраивала истерику и грозилась, что сбегу из дома, мама рассказывала мне о том, что по лесу шныряли дикие звери, а среди ветвей ярко светились чьи-то жёлтые глаза.
Когда мама скучала по дому, она описывала запах жареных колбасок, вкус свежего молока и яиц, стрекот бабушкиного ткацкого станка.
Я частенько пыталась понять, какая версия истории правдива. Дедушка плакал у порога? Мама ехала в кузове грузовика вместе с овцами?
Она никогда не жалела, что сбежала?
Папа научил меня почти всему, что я знаю об историях. Благодаря дяде я поняла, что писателем можно стать. А мама показала мне, что если историю рассказывать очень долго, то отличить правду от вымысла становится всё сложнее.
Что гложет меня изнутри
Три дня и три ночи я не выходила из дома. Вспоминала мамин голос в телефонной трубкеон звучал совсем рядом, но его было не расслышать. И думала о том, как она сбежала отсюда, где я сейчас. Три дня и три ночи я расхаживала по скрипучим половицам и слонялась между кухней и маленькой комнатой. Доставала из рюкзака спрятанный кусочек шоколада и пожирала его взглядомсъесть или не съесть за раз? Но потом заворачивала в бумажку и снова прятала.
Когда бабушка и дедушка ушли работать в поле, я поднялась по приставной лестнице и, толкнув деревянную дверцу в потолке, заглянула на чердак. В нос ударил резкий и едкий запах. С балок свисало что-то большое и бесформенное. В темноте я не сразу разглядела, что это туши животныхтаким способом вялили и коптили мясо. С перепугу я чуть не грохнулась с лестницы.
Я не хотела сидеть взаперти в этом старом и страшном доме, но ходить в деревню не хотела ещё сильнее. Если я со всеми перезнакомлюсь, это будет значить, что я тут остаюсь. Но на сколько? На неделю? Месяц? Навсегда?
Сохранять спокойствие мне удавалось, только если я мысленно говорила себе, что родители приедут за мной в любую минуту. Выяснится, что Секуритате перепутали квартиры и не там установили жучков. А дядя просто уехал в отпуск. А Большая Книга лежит в целости и сохранности под моей кроватью. Незачем мне ходить в деревню, и на улицу я выйду, только когда поеду домой.
Так что когда бабушка с дедушкой спросили, не хочу ли я прогуляться до нашего поля, я покачала головой.
Нет, спасибо.
Когда они предложили познакомиться с местными ребятами, я вежливо отказалась.
Не нужно. Мне нравится быть одной.
Когда дедушка принёс в дом только что вылупившегося цыплёнка, пытаясь выманить меня на улицу посмотреть на животных, которых они держали у себя, я погладила птенчика пальцем по пушистой головке и, как загипнотизированная, пошла за дедушкой к двери. Но мне вдруг пришло в голову, как здорово будет нарисовать крошечных пушистых цыпляток на полях страницы и написать историю о том, как один из них влюбляется в девочку вроде меня и становится её лучшим другом.