Теплуха был нужным и даже общественно полезным. Самостоятельная по биологии? Спиши у Теплухи! Чем в классе воняет? Теплуха воздух испортил! Сколько надо водки на «Последний звонок»? Если поить Теплухуразориться можно!
Вечный безнаказанный повод для шутокнезаменимый человек в классе. Что сам он думал об этомникто никогда не спрашивал.
Перед «Последним звонком» мы с подругой делали стенгазету. Фото первоклашкицветочки, тетрадки, кораблики как символы предстоящего жизненного плаваньяфото выпускника. И таквсе двадцать восемь физиономий одноклассников. Плюс стихи, обещания, благодарности. Для стенгазеты Теплуха сдал три фотографии. Он, метр в диаметре, с букетом гладиолусов; он, полтора метра, с гвоздичкой; и он, без цветов, примерно метр семьдесят.
«Гляди, как прикольно, заметила подруга, рассматривая снимки. Все пацаны повзрослели: были малышами, стали парнями, а Теплуха просто укрупнился»
В праздничный день мы пришли в школу заранее, чтобы налепить стенгазету на стенд. На ступеньках одиноко курил Теплуха. Всё его сдобное тело, плохо сдерживаемое тесноватой школьной формой, вываливалось из общего настроения прощания с «альма-матерью». Спелые плоды теплухиных щёк розовели на плодоножке воротничка, маленькие глазки светились радостью.
Теплуха, ты чего такой довольный? Праздник-то грустный, прощание со школой! Или ты уже мечтаешь влезть в джинсы? А влезешь? привычно пошутила подруга.
К нашему удивлению Теплуха не промолчал, а выпустив из розового носа облачко дыма, мечтательно изрёк:
Не вижу ничего грустного в окончании школы! На десять лет ближе к смерти!
Мы недоуменно переглянулись и, списав теплухину неадекватность на излишек калорий в его организме и недостаток общения со сверстниками, направились в актовый зал.
Пыльные лучи перечеркивали крест на крест цветы, шары и лица, и всю школьную жизнь, высвечивая табличку «Выход» над дверями. Освобожденная акустика издевалась над словами. «Дорогие ребята!» переделывались в «Ги-гие-ебя-бя та». Слезы радости смешивались со слезами грусти, «капиталистический» парфюм с неприкосновенным советским запахом туалетной воды, а прошлое с будущим.
Довольный шар Теплухинской головы пару раз мелькнул в толпе и скрылся из виду, казалось, навсегда
Прошло десять лет. Размеренный телевизионный бубнёж заставил меня повернуть голову к экрану на фразу: «к сожалению, природа устроена так, что уже после тридцатитридцати пяти лет в организме женщины включается механизм уничтожения. Природе она уже не нужна. Женский организм стремительно стареет и умирает. Наши препараты умеют эти процессы не просто замедлять, а практически останавливать»
На экране Лёша Теплов, ничуть не изменившийся с «Последнего звонка», впаривал миллионам телезрителей какие-то пилюли. Однако всплывшая под его спелой головой на плодоножке воротничка надпись содержала совсем другие имя и фамилию.
Судорожными движениями я набрала школьную подругу:
Ящик включи! «Домашний!» Кого ты видишь?
Теплуха оторопело отозвалась подруга. Нифига себе! Вообще не изменился! А говорятхудеть полезно. Ворецепт вечной молодости! Толстей и молодей!
Это не он! Там другие имя и фамилия! выкрикнула я.
Да ладно! Что я Теплуху не помню! Мы ж на соседних партах пять лет просидели! Я его выучила так! Мы даже фотками обменялись!
Ты с ним? Зачем?
Не знаюОн попросил мои фотографии, те, что со стенгазеты, помнишь? Может, я ему нравилась! Он же все-таки парень
«В нашей студии был Даниил Витальевич Нагорный, президент фармассоциации, директор института» сказали в телевизоре.
Ну бывают же похожие люди растерянно проговорила подруга. Слушай, кстати, по поводу омоложения. Мне тут сертификат подарили в салон красоты, а я не смогу в этот день, хочешь сходить? Это бесплатно. Чего-то там с лицом делают волшебное, мне сказали
В салоне красоты рябило в глазах от услужливых девушек. Одна из них подхватила меня и через минуту уже творила чудеса омоложения с моим лицом, верней, с половиной лица. Чтобы сравнять помолодевшую половину лица со старой, нужно всего лишь приобрести чемодан с косметической продукцией, приготовленный специально для меня. Если необходимой суммы нет с собой, можно в рассрочку, а если ее нет вообще, можно сейчас же оформить кредит. Нужен только паспорт и несколько минут времени! И после этого обе половины моего нового старого лица не узнают друг друга! Что вы, что вы! Никуда ходить не надо! Все документы уже готовы! Через минуту они будут у вас! Надо только подписать.
Старую половину моего лица скривило согласием.
Девушка выхватила мой паспорт и умчалась, оставив меня в косметическом кабинете наедине с фотографией успешной дамы. Спелые щеки на плодоножке шеи в ожерелье бус и копилки с обидами вместо глаз кого-то уж очень напоминали Теплуха! После операции по смене пола, ну или его сестра-близнец
Все для вас готово! Сейчас подпишем договорчик и доделаем Ваше личико! защебетала вернувшаяся девушка и зашелестела бумагами.
А кто эта дама на фото? спросила я.
Это известная актриса Алёна Фёклова! Она пользуется нашей косметикой, и поэтому так прекрасно выглядит! Ей ведь уже за пятьдесят! Ни за что не дать, правда?
Мы с Фёкловой недоверчиво посмотрели друг на друга.
«Подписывай договор!» шевельнулись ее надутые губы на фотографии. Я похолодела. Девушка улыбнулась и подсунула бумаги.
Вот здесь и вот здесь, с фальшивой любезностью произнесла она, тронув кровавым маникюром две пока пустые линии.
В дверь всунулась голова с рогами, оказавшимися кончиками повязки для волос.
Ну как у тебя? спросила рогатая голова девушку и улыбнулась мне.
Уже подписываем, отчиталась девушка, плотоядно облизнувшись.
Я в туалет, поднялась я, стараясь не выдать себя.
Подпишите и пойдете! зловеще пригрозила девушка, не переставая улыбаться.
Извините, мне надо срочно! сконфузилась я.
Жду Вас! с напряженной улыбкой сказала девушка.
Преодолевая какое-то неведомое сопротивление, я быстро прошла по коридору и бегом спустилась по лестнице, вдоль портретов актрисы Алёны Фёкловой, сверлящей меня обидчивыми глазками, но уже не способной остановить
Рассказывать о своей паранойе подруге я не стала. Через время она позвонила сама.
РенТВ включи быстрей! испуганно сказала подруга.
А чего там?
Раду их хохляцкую показывают. Смотри, кто выступает?
Я вгляделась в круглое лицо выступавшего с трибуны и села на стол
Теплуха
Значит, не кажется обреченно произнесла подруга. Это какой-то то ли Ищенко, то ли Мищенко. Или я с ума сошла, или где-то делают теплухиных клонов
Не, с ума поодиночке сходят изрекла я незыблемую истину.
В интернете я нашла этого персонажа «хохляцкой рады» и его рассуждения о том, что укроп изобрели укры, и все, кто ест его без салаподлежит уничтожению. В выражениях персонаж не стеснялся и словами «смерть», «убить», «уничтожить» оперировал легко и привычно. Различные ракурсы его лица и туловища лишь укрепляли уверенность в том, что это наш одноклассник Лёша Теплов. Или, во всяком случае, его клонукр.
На всякий случай я забила в телефон номер психиатрической помощи.
Вскоре у моей дочери был «Последний звонок». Дочь подвела меня к огромной школьной стенгазете.
Мам, смотри, как придумали! Собрали фотки со всехдетские и сечашные, и рядом наклеилитипа какой был и какой стал. Прикольно, правда? Смотри, какие пацаны были смешные маленькие
Из самого центра стенгазеты на меня смотрели три знакомые фотографии Лёши Теплова, только цветные: он, метр в диаметре, с букетом гладиолусов; он, полтора метра, с гвоздикой; и он, без цветов, метр семьдесят.
А кто этот мальчик? осторожно спросила я дочь.
Этот? Наш одноклассник, Дима Прошин.
Почему я раньше его не видела? И родителей его тоже?
А он к нам недавно перешел. Ну, мы его в газету вставили, чтобы не обижался. Он, кстати, у меня фотки попросил. Я предложила сфоткаться вместе, а он сказал, что хочет именно эти, детские. Странно, правда? Я имею успех у толстых! закатила дочь глаза.
У меня похолодели спина и ладони, и отнялись ноги. Прошлое столкнулось с будущим, а ужас с радостью от догадки!
Ты уже отдала ему фотографии? спросила я дочь, опустившись на подоконник.
Нет еще, только обещала
И не давай!!! Никогда!!! Ни при каких обстоятельствах!!! крикнула я, тряхнув дочь за плечи.
Почему? Мам, что с тобой?
Щас объясню
Я судорожно набирала номер подруги, чтобы сказать, что, кажется, я знаю рецепт избавления от нашей паранойи
Симфония
Шторы цвета пыльной морской волны бьют в затёртую сцену. Затёртость лысей к зрительному залу где топчутся в поклонах, и справа, куда ушаркивают в дверь «Служебный выход» музыканты, распределённые по абонементам классической музыки. Владельцы абонементов заполняют «слушательный» зал. Легкий бриз предвкушения волнует шторы. Именно шторы, а не театральные кулисы, ибо музыка здесь штормит, и люди кричат друг другу: «Што?!»
Што сегодня? спрашивает сзади расслабленный тенор.
Господи, какая тебе разница! Все равно заснёшь через пять минут! отвечает раздражённое контральто.
А вот как раз сегодня собирался послушать! перечит тенор. Вечно ты крылья обрубаешь! Что ты за человек!
Следует вздох, удар сиденья по спинке кресла, скрип усаживания, и примирительный дуэт женского и мужского: «Водички дать?» «Давай». Через паузу вступает детский дискант:
Мам, а когда начнётся?
Ну, что ты за ребёнок! повышает тон раздражённое контральто. Когда поедем, когда приедем, когда начнётся, когда закончится! Когда все соберутся, тогда и начнётся! Видишь, ещё не все пришли! Водички хочешь?
Не хочу
Третий звонок накрывает зал последним всплеском шарканья, ёрзанья и громыхания под гаснущими люстрами. Волны пыльных штор расступаются, являя симфонический оркестр, выброшенный в полном составе на дощатую сцену. По лысому следу, от двери «Служебный выход» к середине выцокивает «директор дома культуры» в бархатном парео, заколотом на плече брошью с затонувшего пиратского фрегата. Солнечно улыбнувшись, она объявляет штормовое музыкальное предупреждение и дату следующего концерта, и уцокивает обратно в свою служебно-выходную бухту.
На сцену врывается свет. Его вдыхают одновременно сто гребцовмузыкантов, и корабль симфонии, содрогнувшись, трогает с места.
Дирижёр размахивает руками, словно балансируя на шатком капитанском мостике. Поймав равновесие, он обращает приглашающие жесты к скрипичной группе, сидящей справа от него рядами по двое с вёслами-смычками в руках и одним пюпитром на двоих.
Пара перваямужчина и женщина: строгая дама в очках, причёске «ответственный работник», чёрных лодочках и платье-футляре, и лысеющий, в близоруких линзах, счастливый мужсудя по обречённости, с которой он перелистывает страницы партитуры, словно совместно прожитые годы. Онапедантично смотрит в ноты, онзнает это всё и так
Вторым рядомдвое мужчин. Первыйлауреат «многочисленных» конкурсов с волосами, нализанными на выдающийся череп, бабочкой и стрелками брюк, метящими в носы лаковых туфель. Когда партитура разрешает, он отстукивает на грифе скрипки далёкие ритмы, до которых долетела бы его бабочка, не будь костюма и туфель. Второйбетховенский профиль на тонких, широко расставленных ногах «кузнечика, сидящего в траве», в таких же лаковых туфлях как у братаоднонотника, примерно 43-го размера. Случись шторм свободы, эти блестящие остроносые каравеллы под парусами брюк ринутся прочь, их держат лишь рамки планового концерта абонемента 6.
Третьим рядомлюбительница сдобы и рюшей, засыпающая в конце каждого нотного рецепта. Она елозит по скрипке пухлой рукой в браслете, пережимающем запястье как верёвка сардельку. До пенсии десяток концертов, и, наконец, на дачу, к розам и редиске. В паре с ней«физик», улыбающийся пробором и хитрой бородкой собственным мыслям, не указанным в нотах великого композитора.
Замыкающая парадве вчерашние ученицы в кружевах и пластиковых заколках на прилежных головках, не отрывающихся от нот, с одной мечтой на двоихвыбиться в «первые скрипки».
Первая скрипкакрасивая, отдохнувшая, с высоким хвостом, в длинном платье с открытыми загорелыми плечами, параллельными её личному пюпитру. При взгляде на неё у дирижёра приподнимаются фалды фрака.
«И-и-и» взмахивает она ресницами и смычком. «Да-а-а» склоняет голову дирижёр, и корабельный барабанщик объявляет её очередную победу звоном золотых медалей-тарелок.
В заключительный мажорный гребок симфонии впрягаются все музыканты, кроме первой скрипки. Она неподвижна, словно богиня на носу корабля, обдуваемая ветрами надежд, с горящими от перспектив глазами. Дирижер оргазмирует в гармонических конвульсиях, а она благосклонно принимает дань своей красоте
Овации длятся ровно три минуты, как и положено плановому концерту. Четыре выкрика «браво», букет роз первой скрипке, десяток «приливов» рукоплесканий и поклоны с топтанием по передним залысинам сцены.
Музыканты еще купаются в овациях, а публика уже стучит сиденьями, кашляет, сморкается и разговаривает в голос.
Номерок не потерял? спрашивает сопрано слева.
Не потерял, обиженно отвечает баритон, и поясняет: Классическая музыка все-таки однообразно как-то, не дорос я, видимо
Подождем, пока рассосётся, вступает знакомое заднее контральто.
Шторы цвета пыльной морской волны поглощают сцену и оркестр в полном составе. Из шторных глубин ещё слышно громыхание стульев и футляров, затихающие голоса, смех.
Не рассосалось там? Сходи на разведку! отдает приказ контральто.
Да куда торопиться-то философствует ее парный тенор.
Мам, а когда мы поедем в Детский мир? подает голос дискант.
Опять ты со своим «когда»! Когда папа машину починит, тогда и поедем!
А когда папа машину починит?
О, господи, несносный ребёнок!
Хмурое небо кажется жемчужным, хмурые людиодухотворёнными, хмурые улицыпреисполненными новых смыслов, влияние великой музыки планового концерта абонемента 6.
Два братаоднонотника со второго ряда скрипичной галеры идут по тротуару в других похожих ботинках примерно 43-го размера. Их старым баркасам снова по путик метро. «Кузнечик» с бетховенским профилем шагает, высоко поднимая тонкие щиколотки.
Анекдот вспомнил, наклоняется он к брату-лауреату, прячущему выдающийся череп в спортивной шапочке. Концерт классической музыки. Вдохновленный эстет на балконе аж кончил от удовольствия, но успел расстегнуть ширинку и фонтанчик спермы полетел через перила вниз в оркестровую яму, ну и попало на лысую голову одного из музыкантов.
« Боже мой, Сима, смотри, на меня, кажется, кончили!? На тебя, Мойша, кончили потому, что ты играешь какзвезда!» Ну, там несколько иное слово, понимаешь, да?
Лауреат складывается пополам. Стрелки брюк выстреливают друг в друга. Он останавливается посередине тротуара, давясь хохотом.
Их обгоняет семейство: жена-контрабас, муж-смычок и ребёнок, удерживающий их вместе.
Вот если бы кто-то не отдал машину в сервис не вовремя, мы бы сейчас ехали домой как люди! произносит уже родное недовольное контральто.
Я виноват, что они не сделали? Обещали вчера! Я что могу поделать? оправдывается тенор.
Конечно, ты ничего не можешь! Отдал и хорошо, пусть делают не спеша, зачем нам машина? сарказмирует женщина.
Я звонил сегодня! У них нет запчастей! Они сами ждут!
Да, да, только они ждут на машинах, а мы пешком!
Ну, что ты за человек! вздыхает мужчина. Хороший концерт, хорошая погода, прогуляемся пешочком, ничего страшного. Вон спроси лучше у ребёнка, что он вынес из твоего культпохода.
Сам спроси, мне хватает с ним каждый день уроки делать, а ты приходишь, когда он уже спит, вот и пообщайся с сыном хоть в выходной.
Сын, тебе понравился концерт? послушно общается тенор с ребёнком.
Ну, да вступает дискант.
А как ты думаешь, о чём эта музыка? Эта великая музыка!
Она о том, что ссориться нельзя людям что надо дружить всем. И что нельзя убивать людей
Повисает пауза, заполненная шумом уличного движения и равнодушным молчанием облаков.