Спокойное и голубое небо быстро хмурилось, затягиваясь черными, грозными тучами. Ветер налетал порывами, со скоростью несущегося поезда, и все увеличивал усилия по ухудшению погоды. Капитан на яхте озабоченно вглядывался в горизонт, который не сулил спокойной ночи. Волнение усиливалось, и яхта все более неуклюже преодолевала огромные волны, а ветер все набирал силу.
На палубу, держась за руку высокого, темноволосого молодого человека, вышел седой господин в сером костюме. Одетый таким торжественным образом, он прошествовал, поддерживаемый парнем, до верхней палубы и, нисколько не пугаясь непогоды, поднял голову к небу. Бледные губы напряженно зашептали что-то неразборчивое. Через минуту такого шептания, старик вырвал руку у юноши, воздел длани над головой и заговорил громче. Гортанные, отрывистые слова срывались с губ и неслись высоко, к небу, но небо отвечало на них громовыми раскатами и молниями, змеящимися яркими линиями по тучам. Все явственней проступало на морщинистом лице недоумение, все громче становились слова, но проливной дождь и усиление ветра стали ответом.
Дед, остановись! молодой человек почтительно дотронулся до плеча старика.
Я не понимаю, опустил руки пожилой господин. Почему заклинание не действует?
Внук никогда ранее не видел своего могущественного деда таким растерянным, сколько себя помнил, молодой человек видел деда всегда уверенным в себе и в том, что способен справиться с любой бедой.
Ты же знаешь, я тебе в этом не помощник, грустно ответил парень.
Я не потерял силу, я ведь не потерял силу окончательно? спросил старик, с надеждой вглядываясь в глаза внука.
Нет, пусть она и уходит, но это происходит постепенно, запас должен был остаться, юноша сжал морщинистую трясущуюся руку, которую старик протянул ему. Дед, это что-то другое, наверняка.
Ты не понимаешь! оттолкнул внука пожилой мужчина. За все надо платить, а я когда-то совершил грех, тяжкий грех, который долгие годы камнем висит на душе. Пришло время отчитаться за него, он снова поднял голову и закричал. Небо, ты видишь, я раскаялся, так за что же ты наказываешь меня?!
Мощный раскат грома стал ему ответом, сильный порыв ветра зачерпнул соленой морской воды и плеснул огромной волной на палубу. Чудом люди были не смыты. Вымокшие до нитки, молодой человек и его дед, медленно, оскальзываясь на мокрой поверхности, вернулись в каюту.
Буря пусть и не унесла жизни ни одного из членов экипажа, бушевала долго, наводя ужас, пугая звериным оскалом молний и громким рыком небес. Когда качка закончилась, старик, сидящий на диване в каюте, оторвал ладони от лица и прошептал:
Неужели все? Так что же это было? Буря? Но почему корабль не утонул? Ни чей-то ли это злой умысел был? Надо разобраться.
Господин Антонов был человеком, который никогда не пасовал перед трудностями и всегда достигал целей, любыми путями. Он находил способ обходить запрет, который налагался саном Мастера Жизни. Врагов можно было устранять и не убивая. А странность бури, которая даже не повредила яхту и не поддалась на заклинание того, кто был способен остановить ее, говорила о том, что появился враг, могущественный враг, который предупреждал, что схватка начата.
Долго еще пожилой мужчина мерил шагами каюту, прислушиваясь к звукам затихающей непогоды, долго думал, размышлял, но так и не пришел к каким-либо определенным выводам. Мастеров Жизни во все мире было всего трое и всех их, Антонов хорошо знал. Ни один из них не способен был вызвать бурю такой силы, вот остановить да, а вызвать, это только Мастерам Смерти под силу. Но испокон веков, Мастера двух направлений никогда не враждовали. Внутри своего круга да, шла подковерная борьба за звание Мастера, но вот между двумя течениями магии никогда не было споров и раздоров.
Мастеров Смерти, как и Мастеров Жизни было всего трое и их Антонов хорошо знал. Ни один из них не стал бы нарушать традиции и вытворять подобное, а значит появился кто-то неучтенный и скорее всего Мастер Смерти, не связанный, как и все они, запретом убивать. Вот только откуда он появился и зачем устроил эту показательную бурю? Да и почему буря не поддалась? Никогда такого не случалось, чтобы Мастер Жизни не мог остановить шторм, прекратить засуху или поменять погоду. Вот только смертельно опасных ураганов не мог вызывать Мастер Жизни. Подобные игры прерогатива Мастеров Смерти. И где искать врага? Среди молодых подающих надежды учеников? Но как можно было проспать такой сильный талант? Вопросов было слишком много и весь опыт, накопленный за долгие годы жизни, не помогал найти ответы.
Убедившись, что море успокоилось, старик снова сел на диван, прислонился к спинке и закрыл глаза, отдыхая. Ему хотелось немного отдышаться, прежде чем идти разоблачаться и ложиться спать. Но, сон сморил его прямо здесь, в кают-компании.
Отец так и не успел расспросить меня ни о чем. Я ворвалась в палату с возгласом: "Папа!" и подкатывающими к горлу рыданиями. Кроме дяди Леши и пары охранников у кровати топтался некто в белом халате и внушительно что-то вещал. Осознав, что видимо это кто-то из важного медпероснала, проглотила все слова, все жалобы на жизнь, все слезы, которые хотела вылить на самого близкого мне человека, и попыталась вникнуть в то, что говорил врач, не обративший на мое вторжение никакого внимания.
Попала я прямо к выписке, эскулап вещал о том, что отцу нежелательно нервничать, курить, пить, заниматься сексом (ему это и не грозит, с последними новостями о маме и ее хахале) и вообще стоит избегать нагрузок на нервную систему и организм в целом. Тут я призадумалась. Привыкла чуть что, выплакивать все переживания из-за случающихся со мной подлянок на папиной груди, привыкла, что отец решает большинство моих проблем, а сейчас пришло осознание того, что если не хочу потерять дорогого и единственного любящего меня человека, стоит все свои проблемы оставить при себе. В свете последних новостей, решила не рассказывать папуле ничего. Пусть ничего не знает и ни о чем не подозревает. А раз так, то стоило придумать легенду поубедительней, чтобы объяснить свое исчезновение на некоторое время.
В машине, при маме, отец не стал меня пытать и задавать лишние вопросы, лишь внимательно посмотрел мне в глаза и спросил:
Ты его любишь?
Онемев на некоторое время, ответила с запозданием:
Да, соврала и не покраснела.
Следовало ожидать, что отец тщательно контролирует мою липовую самостоятельность, а значит, в курсе, что я с кем-то ночевала за городом, так пусть считает, что было это по любви, а не просто так, ради развлечения. Надеюсь, папочке будет так спокойней.
Познакомишь, сказал он и закрыл глаза, напрочь игнорируя нас с мамой.
Мать молчала, я тоже, с грустью размышляя о том, что даже поделиться не с кем и остается всю горечь унижения, обиды, одиночества нести самой и некому этот груз со мной разделить.
От враждебного молчания родителей, им явно было уже не о чем говорить, давно друг другу все сказали, стало только хуже. Поняв, что не выдержу этой атмосферы, съэгоистничала, отпросилась домой, попросив звонить если что. Меня милостиво отпустили, наверняка после того как пропадала невесть где столько времени, охрана теперь будет дежурить прямо у дверей квартиры. Но мне уже все равно. День был выматывающим, очень выматывающим и отходняк от него, в виде депрессии, обещает быть затяжным.
Дома отходняк и начался. Когда зашла в квартиру, включила свет и увидела свое отражение в зеркале в прихожей, когда взглянула самой себе в глаза, а правде в лицо, вот тогда отчаянье и тоска навалились со страшной силой. Закусила губу, сдерживая рыдания, сглотнула колючий комок в горле, отключила думалку самым простым способом, переключив на повторение одной и той же фразы: "Душ, душ, надо принять душ!". На автомате, не задумываясь, разделась, обнаружив, что белье испачкано. Невольно вспомнилась сцена в автомобиле и в душе всколыхнулась ненависть к проклятому красавчику, который оказался прав. Но снова зазомбировав себя, теперь уже фразой: "Мыло, мыло, куда делось мыло?", отвлеклась на процесс помывки. Хотелось смыть с себя все произошедшее за день. Поэтому тщательно терла и терла кожу мочалкой, смывала, намыливала и опять терла. Только когда тело стало гореть, успокоилась, облилась холодной водой напоследок, тщательно вытерлась, натянула халат на голое тело, про сменное белье в состоянии несоображания забыла напрочь и поплелась в спальню, стараясь не мучить себя вопросами о том, где сейчас Герман и что еще он мне готовит.
Плюхнулась в расправленную кровать, так и не сняв халата, натянула на себя одеяло и закрыла глаза, пытаясь уснуть. Ох, зря я это сделала, зря. Тут же как живая встала перед глазами картина моего падения, рождая мучительный стыд в душе и вызывая новый спазм в горле. Слезы пошли на штурм и отступать никак не хотели, долго сдерживать себя не получилось. Закусив край подушки, завыла еле слышно, сотрясаясь в рыданиях. Боль, внутренняя, жестокая, разрывала душу, выжигала огнем дорожки на щеках, для слез, а легче не становилось. Я задыхалась, крича беззвучно, утыкаясь носом в скомканное одеяло, так, чтобы меня никто не слышал. Первые в закончившемся детстве разочарование и предательство были такими неподъемными, такими горькими, что я корчилась на кровати от муки, от эмоций, переполнявших меня. Коктейль из омерзения к себе, из ненависти к тому, кто в одночасье порушил все мои замки из песка, безжалостно, не задумываясь, был отвратителен на вкус, а я не готова была испить эту чашу до дна. Но пришлось. Снова и снова накатывали то страх за отца, то боль из-за предательства матери, то унижение при воспоминании о своем сегодняшнем поведении и, снова и снова, глотала слезы, стараясь сдержать рвущийся наружу крик.
Все оказалось хуже, чем Герман предполагал. Невыносимо было смотреть на то, как девушка раненым зверем металась по постели. Мужчина чувствовал свою неправоту, понимал, что неверным был расчет на то, что для Леры все произошедшее сегодня не будет сильным ударом. Попытка смягчить привязку ничего не дала. Он не мог понять, почему так сильно ошибся, почему не увидел, что личность девушки была более хрупкой, чем казалось вначале. Почему не удалось разобраться раньше в том, что все происходящее в ее жизни, она принимает так близко к сердцу и там мучительно переживает? Сейчас уже было поздно что-либо менять, это стоило делать еще в момент выбора кандидатуры. Или он так привык к равнодушию жителей Той стороны, что считал, что и Лера так же все воспримет? Разучился думать так же как те, кто жив? Возможно, слишком много лет прошло с того времени, как он жил в этом мире.
"Именно эмоциональность девушки стала тем последним плюсом, который помог сделать правильный выбор" голосом Инквизитора в голове, благоразумие привычно все расставило по своим местам. Тщательно лелеемая в течение многих лет холодная ярость снова подняла голову и, усмехнувшись, Герман привычно настроился на позицию неактивного наблюдателя, который просто ждет своего часа, чтобы выйти на сцену. Следовало подготовить еще один сюрприз для врага.
Когда вдосталь наплакавшись, девушка сходила умыться, легла в кровать и сразу уснула, мужчина на короткое время отвлекся от своего постоянного кредобыть равнодушным. Подошел к постели, присел на нее, вздохнул, убрал со щеки девушки непослушную светлую прядь, нежно очертил пальцем овал лица, коснулся опухших губ, наклонился и поцеловал спящую в лоб, невесомо, незаметно, так чтобы не потревожить. Поднялся. Отошел к окну и нахмурился, невеселые воспоминания нахлынули волной. Когда-то, давно, то, что ворочалось сейчас в душе, уже поднимало голову и принесло только боль и разочарование.
Господину Борису Евгеньичу Антонову поспать не удалось. Разбудили его самым бесцеремонным образом, чему он, впрочем, был несказанно рад. Кошмар, с падением в огненную бездну был слишком реалистичным, чтобы иметь желание досмотреть его до конца.
Да? сонным голосом осведомился пожилой господин у ожившего мобильника, не сразу поняв, что забыл коснуться нужной кнопочки на экране.
Разобравшись с оплошностью, уже более бодро спросил:
Фрэнк, что случилось?
Это я у тебя хотел спросить, Морис! зло отозвался собеседник. Какого хрена ты разбрасываешься таким количеством магии впустую?
Не называй меня этим именем! враз подобрался дедуля. Я пытался остановить ураган и не понимаю твоих претензий.
Какой ураган? опешил Фрэнк. Ты о чем?
О шторме, буре, урагане. Ты не знаешь что такое ураган?! начал кипятиться господин Антонов.
Я прекрасно знаю, что такое ураган, сказал Фрэнк подозрительно спокойно и тихим голосом. Что у тебя с головой? Урагана там, где был выброс магии, не было.
Не понимаю, растерялся Борис Евгеньевич. Не я один видел, как волновалось море, как налетал ветер, как волны захлестывали палубу.
Что у вас там происходит? Нет, не отвечай. Это не телефонный разговор, даже с магическим прикрытием от прослушки. Мы должны увидеться и чем скорее, тем лучше.
Завтра мы будем в порту.
Где и во сколько? Вылечу первым же рейсом. Мне это очень не нравится, очень, Фрэнк явно было озабочен происходящим, поэтому, получив нужную информацию, тут же отключился, чтобы иметь возможность отдать распоряжения насчет самолета.
Господин Антонов же, глядя в одну точку, пытался вспомнить все подробности странного урагана. О прошлом он и думать забыл, настоящее стучалось в дверь самым неприятным образом, собираясь войти в дом, повернувшись задом.
День надвигался, день который не обещал ничего радостного, ничего хорошего, никаких положительных эмоций. Надвигался он неотвратимо, собираясь накрыть меня с головой. И то, что, проснувшись, продолжала упорно держать глаза закрытыми, не могло спасти от того, что шло на меня лавиной звуков, морем солнечного света и набором событий, которые хочу, не хочу, а надо было пережить. Дни не надвигаются только на мертвых, на живых же ушат времени проливается неизбежно и обязательно. Сколько не оттягивай момент, а стоит посмотреть утру в глаза и, собравшись с духом, нырнуть как в омут с головой в обычную жизнь, которая отступила только на время сна.
Воспоминания жгли душу уже не так сильно, и усилием воли отодвинула их на задний план. Следовало еще как-то объяснить в институте свое отсутствие, кроме того необходимо было улыбаться, словно ничего не произошло и продолжать играть роль маленькой девочки в жизни которой все идет просто отлично.
Первым делом после приведения себя в порядок стал звонок домой. Папа, как и следовало ожидать, уже не спал и поприветствовал меня довольно бодро:
Как? Готова к завтрашнему празднику?
Какому празднику? опешила я.
Твой день рождения. Как-никак восемнадцать, по голосу чувствовалось, что отец улыбался, произнося это.
Но, я думала, растерялась и замямлила. Ты же болел, может, отменим?
Нет! отрезал папочка. У моей дочери обязательно должен быть праздник, не хуже чем у других!
Хорошо, не стала спорить, памятуя о том, что лучше отца не волновать.
И ухажера своего приведи, бросил он нарочито небрежно, но по напряженному голосу было понятно, что сказанное для него чрезвычайно важно. Хочу в глаза ему посмотреть.
Он не сможет, попыталась отмазаться от такой радости.
Да? от ласкового тона папули пробежал мороз по спине. Ты уверена?
Я, я спрошу, дрогнувшим голосом ответила я. Ладно пап, мне в институт надо, опоздаю, если в ближайшие пять минут не выйду. А мне еще позавтракать надо.
Поешь поосновательней, тут же отвлекся папочка. Не ограничивайся сухомяткой.
Будет сделано. Пока пап, я побежала, нажала на кнопку и выдохнула.
Ситуация складывалась пренеприятнейшая, как объяснить отцу кто такой Герман и с чем его едят, если и сама ничего о своем любовнике не знаю? Да и чем закончится знакомство? Еще одним сердечным приступом у отца? Или кастрацией героя-соблазнителя? Раньше бы поставила б на отца, не задумываясь. А сейчас, зная какие штучки может откалывать Герман, уже не знаю, кого от кого защищать. Да и штучки эти, даже не успела вчера толком осмыслить и пропавшую дорогу, и стену. Что это было? И как он сумел?
На кухне, на столе меня ждал завтрак. Молодой, растущий организм при виде еды тут же напомнил о себе громким урчанием в животе. Сразу вспомнила, что последний раз ела очень, ну очень давно. Все потрясения последних двух дней отбили аппетит начисто, но это начисто закончилось ровно сегодня утром. Хотелось гордо проигнорировать то, что оставил для меня Герман, но времени на все про все оставалось очень мало и, воротя нос от тарелки с кашей и бутербродов с горячим чаем, рисковала опоздать. Поесть надо было обязательно так и так, моя голодовка могла закончиться обмороком, а что-то готовить было просто некогда.