Повесть о светлом мальчике - Степан Агбанович Сарыг-оол 6 стр.


Дядя мелко искрошил сваренный ливер и поставил остудить; его было так много, что за сутки не одолеть. Я не выдержал-таки и опять поел, уж очень все это вкусно пахло.

 Сейчас отдохнем, а в полдень снова на охоту пойдем с махалкой. Да, заготовь-ка, пожалуй, дров и сложи под лиственницей, чтобы не промокли. Вечером дождь будет.

Я не поверил.

Кому охота, плотно поев, ходить дрова собирать. Решил, что дядя меня обманывает, на небе не было ни облачка.

 Вот, видишь, как волнуются и спешат ласточки? Это к дождю,  сказал дядя.  А воробьи к дождю купаются в пыли. Яки тоже умеют дождь предсказывать  резвятся и в воду лезут.

В полдневную охоту дядя подстрелил еще одного сурка, а меня послал осмотреть капканы. Попались туда совсем маленький сурчонок и толстая сурчиха. Вечерняя охота не удалась вовсе. С запада налетел порывистый ветер, приволок огромную черную тучу с ливнем. Дождь лил всю ночь, не стих и к утру. Мы решили возвращаться домой: как видно, непогодь зарядила надолго. Дядя положил в мой мешок две крупные сурочьи тушки, сам забрал остальные, и мы двинулись в обратный путь.

Началась пора заморозков: зайцы побелели, первые охотники заседлали лошадей, отправились белковать. Вот-вот спустится в низины с вершин первый снег. Все готовятся к облавам на лис и волков. Лошадей и собак уже выдержали. Мальчишки, азартно любящие эту охоту, нетерпеливо пытались по ночному небу отгадать, когда же, наконец, выпадет снег.

Надо сказать, жители наших краев издавна наследственные охотники. Они умело загоняют лис и волков, хорошо стреляют из лука, могут сбить палкой с одного удара не только зайца, но и взрослого волка. Иные, кто сидит в засаде, палок бросят не больше, чем зайцев убьют. Это поистине удивительно! Представьте: кругом шум, крики загонщиков, лай собак, ржанье лошадей, выстрелы. Зайчишки мечутся, прыгают то туда, то сюда, а сидящий в засаде не зевает: не собьешь с одного удара  убежит! Если заяц в кустах спрячется, камнем убьют. Случается, в такой охоте принимают участие наши женщины и не хуже мужчин действуют палками и камнями.

Правда, тем, у кого нет ни лошадей, ни собак, приходится плоховато при дележке добычи. Хоть и существует неписаный охотничий закон «дели поровну», а все-таки бай на быстром коне подскачет к убитому зверю и без всякого зазрения совести приторочит к поясу добычу любого. Тебе, мол, понюшку табаку, а себе лисицу

У меня были два закадычных друга: один из них тоже пастух, по имени Теспижек, а другой  сын моей тетки, его звали Алдан-Бирлиг. Алдан был старший из нас и заводила.

Мы решили не ходить с другими мальчишками на облаву, а пойти охотиться на сурков. Алдан умел на них охотиться, да и я после того, как сходил с дядей, тоже считал себя хорошим мастером этого дела.

Осенняя охота на сурков состоит в том, что находят и раскапывают нору, в которой сурки легли на зимнюю спячку. Мы добыли две кайлы, железную лопату да две деревянные, чтобы выгребать из норы землю. Еще взяли палки с железными наконечниками, которыми весной копают разные коренья. Потом нам удалось стащить немного тары́, чашу для варки пищи и два деревянных сосуда с водой: там поблизости не было никаких источников.

У дружков моих не было отцов, а меня и подавно некому было хватиться, так что мы ушли из аала, ни у кого не отпрашиваясь и никому ничего не сказав.

Я думал, что сурки просто лежат по норкам где попало и так зимуют. Но Алдан объяснил, что сурки натаскивают в одну самую удобную нору мягкой травы для гнезда, и в этой норе на зимнюю спячку ложится вся сурочья семья. Другие же норы, которые служили просто на случай опасности, чтобы спрятаться, сейчас пустуют. Алдан рассказал еще, что найти нору, в которой зимуют сурки, не так трудно. Она должна быть забита землей до самого выхода.

Мы разбрелись по поляне, заглядывая в сурочьи норы, и вскоре, наконец, нашли точно такую нору, как описывал Алдан.

 Летом я тут приметил с десяток сурков,  сказал Алдан.  Верно, они тут все и сидят.

Мы поискали на всякий случай еще, но подобной норы больше не нашли и стали копать здесь. Копали до полдня, но земля уже успела промерзнуть на целый локоть, так что мы не выкопали даже земляную пробку. Сурки роют нору под углом: сначала идет ход параллельно земляной поверхности, а после резко опускается вглубь  там земля не замерзает.

Пока мы раскапывали верхний ход, работать было удобно, мы просто долбили кайлами мерзлую землю  и все. Но когда подошли к главному ходу, работать пришлось словно в шахте. Один из нас сидел на корточках и долбил кайлой, а остальные выгребали и вытаскивали землю. Темно в норе, жарко, душно. К вечеру мы все страшно устали, а вырыли вглубь никак не больше двух размахов рук.

Выбрались из норы совсем ночью, развели костер, сварили поесть и побыстрее начали копать. Встали чуть свет  опять за работу и копали до обеда. Напились чаю, передохнули и снова копаем. Медлить нельзя: ну как они не крепко еще спят,  раскопают боковой ход  и ищи ветра в поле.

После обеда в норе работал Алдан. Вдруг он радостно закричал:

 Ход открыт! Тащите скорее кизяки, дымом обкуривать будем!

Мы слазили в нору полюбопытствовать, каков главный ход, а потом сделали перед входом углубление, положили туда крупных камней, сверху набросали кизяков и подожгли. Потом стали махать кошмой, чтобы дым шел в нору, и смотрели внимательно, не повалит ли из какой соседней норки дым: нет ли запасного выхода.

Наконец, когда Алдан решил, что сурки уже достаточно угорели, он послал нас с Теспижеком за водой к находящемуся довольно далеко ключу, а сам остался сторожить сурков.

Мы, обрадованные передышкой, весело помчались за водой, распевая во все горло, дышали глубоко, освобождая легкие от дыма и пыли. После стали говорить о том, как вдоволь поедим сурочьего мяса. Сами его добыли! А мальчишки на облаве что получат? Перемерзнут только да проголодаются, а домой им кто чего даст? Вот, значит, какие мы молодцы, вполне самостоятельные мужчины!

Когда мы вернулись, уже смеркалось. Алдан спал как ни в чем не бывало, проснувшись же, сказал, что лучше сейчас нам всем лечь спать, потому что в норе очень угарно и работать нельзя. Мы с Теспижеком заглянули все-таки в нору и увидели прямо возле выхода двух сурков. От неожиданности я испугался и закричал. Прибежавший на мой крик Алдан рассердился.

 Что ты? Видишь, они задохнулись, не найдя выхода. Что тут страшного? Хорошо, будем теперь ужинать сурочьим мясом.

Мы стали таскать караганник в костер, чтобы было больше света, а Алдан принялся осторожно снимать шкурки с сурков. Это было нелегкое занятие: уж очень толст подкожный слой жира. Я внимательно наблюдал за тем, как Алдан работал, но еще внимательнее, пожалуй, следил, сколько мяса положил он в чашу для варки. И подумал: «Ох, мало!..»

Когда ужин сварился, Алдан достал из мешка плоское деревянное корытце, положил в него сваренное мясо и мелко нарубил. Потом положил туда горстку сушеного лука, плеснул чуточку супа, перемешал все и отставил в сторону.

 Остынет, вкуснее будет.

Не ожидая приглашения, мы вытащили свои деревянные чашки и поставили перед Алданом. Так вкусно пахло кушанье, что мы думали, одной чашки нам мало будет.

 Не хотите ли еще по чашечке?  усмехаясь, предложил нам Алдан после того, как мы съели.

 Не-ет!

 Если худо будет, пейте холодную воду, а то чай соленый сварим. Это помогает после жирного.

Того мяса, что Алдан сварил, нам хватило и на завтрак.

Утром мы снова принялись за работу. Недалеко от входа нашли еще одного сурка  вернее, не нашли, а нащупали палками. Он лежал примерно на расстоянии одного разброса рук. Мы попытались расширить нору еще, но скоро наткнулись на два больших камня, сдавивших проход. Отверстие между ними было совсем узенькое. Мы стали придумывать разные способы извлечь добычу: просовывали палки, пытались зацепить лопатой, но ничего не выходило, а тут еще дым ел глаза. Получалось, труд наш пропал впустую.

Алдан влез в нору, просунул между камнями руку, долго там что-то ощупывал, потом вылез и сказал, что нужно попробовать раздеться догола и попытаться проникнуть в нору.

Оказалось, что Теспижек толще меня. Полез я. Долго шарил руками, пытался протолкнуться и так и эдак, но, как всегда, мешала моя большая голова. Тем не менее я усердно елозил носом по камням, поворачивался то на живот, то на спину  все тщетно.

Вдруг почувствовал  лезу! Проскользнул почти без затруднений, только сильно ухо ободрал. По пояс перевесился и нащупал сурков. Я закричал:

 Тут они! Раз, два, три десять штук! Ой, тут сено! Какое мягкое гнездо!..

Алдан остановил меня:

 Не трать зря силы! Подтаскивай их ближе к выходу, чтобы больше не возвращаться Вот какой ты молодец!

Мальчики наверху радовались.

Я старался подтащить свою добычу совсем близко к выходу и чувствовал, что от жары и дыма начинает кружиться голова и пот заливает глаза. Я вспомнил Тонгур-Чучу  верно, я сейчас лазил ничуть не хуже этого жука.

Наконец я все сделал и начал, пятясь, вылезать. Пролез до груди, до шеи, вдруг  стоп!.. Голова моя в тисках, словно в узкогорлом кувшине. Повернулся так, эдак  никакого результата. Я почувствовал, что задыхаюсь.

 Ой, не могу вылезти!  закричал я.  Что вы там вовсе закрыли выход, дышать нечем!..

 Не ори! Не вырос же ты там за несколько минут? Береги силы. Все равно вылезешь, ведь влез же? Спокойней, ищи положение, при котором влез.

 Все перепробовал! Больше не могу! Умираю! Вытаскивайте меня за ноги.

Мальчики усердно потащили, а я опять заорал:

 Ой, ой! Шею свернете! Отойдите! Не закрывайте нору, задыхаюсь! Зачем вы меня сюда загнали, этот камень задавил меня совсем!

Алдан приказал Теспижеку принести воды и начал лить ее мне на спину; хоть она не достигла моего лица, я сразу почувствовал облегчение. Наверху я услышал хлопанье одежды  это мальчики старались подать мне побольше свежего воздуха. Я немного успокоился.

Отдохнув чуть-чуть, я снова стал пытаться выбраться, но делал все движения уже спокойней. Теперь я понял: когда лез вниз  помогали ноги. Я крикнул:

 Тяните меня, только тихонько.

Мальчики потянули. Я задыхался, не было сил уже ничего сказать, я только чувствовал, как мои оба уха трещали, а может быть, совсем оторвались.

Когда меня вытащили на воздух, все вокруг плыло и качалось, земля и небо казались желтыми. Меня стало рвать. Очнувшись, я увидел, что лежу тепло укрытый, а ребята свежуют вытащенных сурков. Заметив, что я проснулся, Алдан подбежал ко мне и помог мне умыться. Я встал сам и почувствовал, что хочу есть.

Алдан весело махал руками, указывая на трофеи:

 Гляди, какой ты молодец! Ведь мы теперь после всех мучений имеем право сколько хотим дней тут отдыхать! Вволю есть, спать, играть А ты, Ангыр-оол, будешь тут первый хозяин, лучший кусок тебе здесь, да и домой больше всех возьмешь.

Мы действительно пробыли там несколько дней и весело провели время.

СКУЧАЮ ПО МАТЕРИ

Однажды утром, еще не совсем проснувшись, сквозь сон услыхал я веселые голоса, шипение закипающего чая в чаше, равномерный стук деревянной ступки и задремал снова с еще большим наслаждением. Подумалось мне, что отец толчет тару в ступке, а мама варит наш желтоватый соленый чай с молоком. Мама такая свежая, только что умытая, расчесывает свои длинные волосы. Расчесала, заплела косы, перекинула за спину и покачала плечами, чтобы косы поудобней легли на спине,  так делают лебеди, опустившись на воду. Потом весело улыбнулась, обнажив свои белые зубы, сказала отцу:

 Быстрей толки тару, до белизны, чтобы твои сыновья и дочки поживей выскакивали из постелей да бежали к речке умываться. А потом мои дорогие ребятишки возьмут чашки, а в них полным-полно тары со сливками.

Вижу, как мама расставила наши чашки подряд и, наклонив ступку, горстью достает оттуда тару, такую белую-белую, и раскладывает поровну. Вижу, как ее тонкие белые пальцы, сложенные корытцем, быстро мелькают то в ступку, то обратно, а серебряные кольца так и сверкают.

Я слышал даже запах тары. Бывало, когда я съедал все, то еще долго лизал уже совсем пустую чашку, она пахла тарой, и мне казалось, что я все еще ем.

Мама сказала:

 Сыночки, поднимайтесь, пора! Надо овечек выгонять с утренней прохладой.

Я открыл глаза и увидел не маму, а бабушку. Она трясла нас с братом.

«Ох, зачем мне это счастье приснилось! Что бы я ни отдал, лишь бы не просыпаться и все смотреть сон. Хоть бы умереть мне!»

Я поглядел на бабушку, и она показалась мне тенью какого-то странного существа, навсегда обреченного двигаться в этой опустевшей юрте. Бабушка села неподвижно и сразу сделалась похожей на давно обгоревший пень. Мне ничего не хотелось видеть, я крепко зажмурился и натянул шубейку до самой макушки. «Эх, какой я нескладный! Надо бы взять той тары да поесть из маминых добрых рук Целый бы месяц небось сытым ходил!..» Только заснуть не удавалось, сон, наверное, умчался туда, куда злые духи маму унесли. Сердце мое билось так громко, что, надо думать, слышно было не только мне, но всем.

 Эх, бабушка, как ты меня разбудила! Я маму видел в хорошем сне!  пожаловался я, поднимаясь с постели.

 Ой, сынок, в это время, когда трава начинает пробиваться и закукует кукушка, человек особенно тоскует по ушедшим. И я услышала поутру голос кукушки  больше уж спать не могла Помнишь, как мама пела: «Прокуковав, улечу, как кукушка Зазеленею травой и увяну к осени» И на самом деле увяла

Бабушка пыталась скрыть от меня набегающие на глаза слезы, принялась громко стучать посудой, которую она мыла. Я выбежал из юрты на волю. Утро было солнечное. Неподалеку в тополиной роще слышался голос кукушки. «Поет-поет, а потом тоже улетает»,  подумал я, сел, прижавшись спиной к стене юрты, крепко обхватив колени. Закуковала еще одна кукушка, потом еще. Из юрты вышла бабушка, стала согнувшись, глядя слезящимися глазами куда-то вдаль.

 Бабушка, а что они перекликаются? Сговариваются улететь и умереть там?

 Глупенький ты какой! Когда из твоей головы непригодная вода вытечет, а ума прибавится?  удивилась бабушка, а я подумал, что в ее голове очень много черной воды слез. Вытекают слезы  бабушке становится легче, и она веселеет.  У всех птиц есть своя пора. Кукушка кукует о весне, это время так и называется «кукушкин голос». Когда кукушка закукует, все травы зазеленеют и лес листвой покроется. «Голосок милой кукушки по лесу разносится, окликнет милый  вся кровь оживет».

 А другие птицы когда поют, бабушка?

 Ранней весной самая первая засвистит выпь-свистулька: «туть, туть» А рыбаки говорят: «Выпь запела  таймень заиграл». С этого времени принимаются ночами лучить с острогой, а днем сети ставят. Есть совсем маленькая птичка, перепелочка, и кричит она: «пат-падак». Напоминает, что наступила самая молочная пора, да и песня-то ее похожа на слова «хотьпак-тарак» (творог-простокваша). И правда, в это время скот дает самое обильное молоко.

Закукует кукушка  люди говорят, что наступает пора красных вод, когда талая с гор вода берега размывает. В эту пору сильно бродят соки под корой деревьев и лес бирюзой одевается. Самые короткие ночи наступают. После голодной зимы люди рады сокам деревьев, особенно березовому, да и тополиным или ивовым тоже не брезгуют. Молодые съедобные побеги растений появляются, корешки копают, где снег сошел «Как откроются южные склоны  кандыком буду сыт, когда западные растают  саранками пропитаюсь» Еще это время называется временем доброты и щедрости божества наших гор великого Танды. «Захудалому скоту на дрожащих ногах зеленой травой рот наполнит. На голеньких мышатах солнечные зайчики заиграют».

Ну, да это тебе не совсем еще понятно все, мой маленький совенок

Потом лето наступает  будущее трудолюбивых. Даже маленькие бурундук или мышка и те летом на зиму готовят гнезда и еду. В старину говорили: кто лето хорошо потрудится  зимы не заметит. Хлеб посеешь  будет что жать, сена накосишь  скот сохранишь. Скот в горы погонишь, накормишь хорошо  творога и сыру насушишь. В лес пойдешь  саранок и кандыка накопаешь. На охоту пойдешь  заготовишь сушеного мяса впрок

 А после кукушки кто будет петь, бабушка?

 После кукушки, сынок, наступает пора дикого голубя. Он начинает петь свое «угу-угу», совсем как наши певцы поют горловой хомей свой. Он величиной с кукушку и такого же, как она, цвета. Когда летит, крылья у него звон издают Он сродни горным голубям пестро-белым, с красными ножками Его называют «кукушкин раб».

 Он на нее работает?

 Говорят, она в его гнездо свои яйца откладывает, а голубок этот птенцов кормит и растит Когда кукушкин раб запоет, жара наступает, хлеба начинают сохнуть. Говорят: «Голубь кричит  хлеб воды просит». Это пора цветения всяческого разнотравья, пора начала сенокоса

Назад Дальше