Его зовут Германом. Стефан молча разглядывает его, отец спрашивает:
Что с тобой? Что у тебя на душе? Кроме скуки, конечно?
Стефан качает головой, и отец снова спрашивает:
Кому это ты письмо написал?
Тассо. Он там, где бабушка живет. Ты же его знаешь.
Знаю, конечно. Беленький такой. Пустой парень.
Друг он мне, говорит Стефан. Губы его крепко сжаты.
Отец киваетон понял: насчет «пустого парня» ни слова больше! Стефан, не меняя выражения лица, строго спрашивает:
А почему мы сегодня к бабушке не поехали?
К бабушке? Сегодня? Разве мы собирались?
Обещали ведь.
Кто это обещал?
Мама. Еще когда мы у бабушки были. Точно: «В воскресенье, если ничто не помешает, мы приедем к тебе».
Вот видишь«если ничто не помешает», говорит отец, заходя на кухню, если ничто не помешает. А сегодня, значит, кое-что помешало. Переезд, понимаешь. Надо еще сделать и то и се. Времени не хватило.
А спатьхватило?
Отец включил на кухне электроплиту, налил воды в кастрюлю. Слышно, как хлопают дверцы шкафчикаэто он, значит, кофе ищет. Потом говорит:
Надо ж человеку и отдохнуть.
Обещалинадо выполнять. И мама с Сабиной целый час за мороженым бегают. Можно ведь было вместо этого к бабушке поехать.
Отец, быстро оглянувшись, так ничего и не говорит.
Стефан думает: «Вот видишь, Герман, чего только я тебе не наговорил!»
Некоторое время он еще смотрит в сторону отца. Через стеклянную перегородку он видит длинную узкую спину и вдруг, не сказав ни слова, убегает. Из большой комнаты, из квартиры, из пустого коридорана площадку, где лифты.
Оба лифта не работают. Между дверцами висит объявление. Стефан возвращается через коридор к лестнице. Ступени бетонные. Он бежит вниз, перепрыгивая сразу через три.
Он же настоящий следопыт, охотниквон там кто-то убегает от него. И он несетсяпятьдесят, шестьдесят ступенек Вдруг видит: прямо посреди пролета сидит Губерт Химмельбах: волосы светлые, длинные, как у девчонки. Подняв голову, Губерт спрашивает:
Ты чего?
Ничего, ответил Стефан. Скучно мне там наверху.
Посиди, предложил Губерт.
Они знают друг друга уже четыре дня, может быть, и пять, точнее, со среды, когда Стефан впервые пришел в новую школу.
В 6-й «Б» класс, где классным руководителем фрау Майнерт. Губерт сидел в самом конце, один за партой. Стефану и велели сесть с ним. Фрау Майнерт еще сказала:
«Вот нас уже четырнадцать».
Новая школа, первый день. Не хочется даже думать об этом первом дне: лица все незнакомые, глазачужие. И на перемене нет Тассопоговорить не с кем. Ни Тассо, ни вообще никого! Вот только Губертглаза голубые, ласковые. Не говорит, правда, ни слова, только исподтишка поглядывает на Стефана, и Стефану это почему-то приятно.
А сейчас они сидят рядом, смотрят через стеклянную дверь наружу и видят здание новой школыдлинное такое желто-белое здание. Все восемнадцать окон сверкают на солнце.
Ты чего здесь делаешь? спрашивает Стефан. Чего сидишь-то прямо на лестнице?
Не пускают меня, отвечает Губерт. В воскресенье они всегда запираются.
Запираются?
Отец запирает. Ему учиться надо.
И он запирается? И никого не впускает?
Только маму. Она тоже учится.
А если тебе надо что-нибудь учить?
А мне не надо.
Илиесли дождь?
Сейчас-то нет дождя. Здесь сухо. Тепло.
Сверху спускается молодая женщина, она в коротком нейлоновом халатике. Под рукой корзина с отжатым бельем. Мальчишки немного отодвигаются в сторону, чтобы ее пропустить.
Опять лифт не работает, говорит она, проходя.
Поглядев ей вслед, Губерт замечает:
Вот так «мини»!
Слышно, как женщина спускается все ниже и ниже.
Это она в сушилку идет. На первом этаже. А потомопять наверх. Ничего себе!
Мой Герман иногда здорово злится.
Герман? спрашивает Губерт.
Отец, отвечает Стефан.
Отец? И ты его Германом зовешь?
Иногда. Нет, чаще всего. Как придется.
Пить хочется, говорит Губерт и встает.
Подняв голову, он прислушивается, не идет ли кто сверху, затемснизу, и сбегает на один пролет, на площадку. Встал и рассматривает красный гидрант. Попробовал, вправо качнул, влево качнул и вдруг стал отворачивать.
Ты что делаешь? кричит Стефан.
А Губерт крутит и крутит кран. Стефан, перевесившись через перила, смотрит на него и ждет: что-то будет?! Губерт с ума сошел, думает он.
Губерт, ты чтоспятил?
Тише, а то я воду не услышу.
Осторожно и очень медленно Губерт продолжает отворачивать кран. И слушает. Кажется, что он даже глазами слушает.
Ничего не слышно. «Воды нет», думает он и кулаком ударяет по гидранту. Разозлился, должно быть. И еще раз изо всех сил ударяет
Не успел он отнять руки, как из трубы ударила мощная струя. И прямо Губерту в лицо. Губерт падает, корчится, ничего понять не может: откуда столько воды? И так вдруг? И так громко шипит и бьет с такой силой
Кран! кричит Стефан. Кран закрой! Закрой!
Губерт задыхается, силится поднять руки, защититься от воды и, сам уже весь под водой, хватает кран. Он крутит, крутит но опять только влево, влево, влеводо самого конца!
Теперь уже спасенья нетвода обрушивается вниз
Губерт, выскочив из воды, делает скачок вверх и бежит. Стефанза ним. Оба они бегут вверх по лестнице. Бегут до следующего этажа, перебегают на параллельную лестницу, бегут вниз выскакивают на улицу, несутся к реке и скрываются в прибрежных кустах Здесь можно и дух перевести.
Бери куртку и бежим. Айда в развалины, предлагает Губерт.
Вдоль берега, затем через притихшую в воскресный день стройплощадку они убегают все дальше и дальше. А дом-башня позади почему-то не удаляется, а делается все больше и больше и шире, и окна так строго глядят Может быть, все, кто в нем живут, уже на ногах и из каждого окна следят за ними? Тысячи глаз высматривают, не бежит ли кто внизу, не спасается ли бегством?..
Ребята добежали до разбомбленного дома. Словно забытый, он стоит посреди стройплощадки. Здесь ветрено, мокрая тропа ведет через задний двор, справа у стенынаружная лестница. Деревянные ступеньки, перила с завитушкамивсе покрыто толстым слоем пыли.
Одна из дверей раскрыта настежь. Слевауборная, унитаза уже нет. Прямокомната, рядомкухня, покосившаяся плита, отделана коричневыми изразцами. Они все еще блестят.
Видишькомната и кухня. Здесь мы и поживем.
Комната довольно просторная. Два окнавысокие и узкиеберлинские окна, как их называют. И стекла целы. Стефан говорит:
Вроде теплей здесь.
Какое там теплей! отзывается Губерт. Ничуточки. Холодно. Замерзну я тут совсем.
А ты давай приседай.
Отвяжись! Губерт стоит не двигаясь. Мерзнет.
Из окон им хорошо видны и высотный дом и стройплощадка. Тихо везде, людей не видно.
Никого нет, говорит Губерт.
Правда никого. Да и чего им?
А вода!
Вода там, внутри, говорит Стефан. Надо только кран завернуть, и всё. Кран завернуть. Нечего нам было удирать.
А удрали, говорит Губерт.
Надо было завернуть.
Что ж ты не завернул? спрашивает Губерт.
Да нет, это я так просто.
Оба стоят и каждый смотрит в свое окно. И хотя Губерт в нескольких метрах от Стефана, Стефан чувствует, как Губерту холодно.
Были бы у нас спички, говорит он, развели бы огонь в плитеты бы сразу согрелся.
А дым? Вдруг из трубы дым валит? Понимаешь? И вообщеспичек-то у тебя нет.
Стефан отвернулся. Снова смотрит в окноспичек у него действительно нет. Он заговорил о них только для того, чтобы хоть немного утешить Губерта.
Но Губерт только еще больше злится. Холодно ему очень. Он говорит:
Я тут околею.
Правда, ты давай приседай. И руками по бокам хлопай.
Пошел ты! кричит Губерт.
А там за стройплощадкой к высотному дому подъезжают пожарные.
Гудки, синие огни мигают, через мост одна за другой, покачиваясь на ходу, будто красные слоны, едут пожарные машины. За ними маленький красный джип. Колонна подкатывает к дому-башне, резко тормозит, с машин соскакивают пожарники, раскатывают шланги, а из дома, из маленькой двери в самом низу, вываливается сразу целая толпа. На всех балконах теперь показались людиторчат головы, мелькают рукицелое представление!
Батюшки мои, удивляется Губерт.
Во забегали! говорит Стефан.
Побегают и перестанут, говорит Губерт. Подумаешь, из-за водички этой!
Может, там много набежало? Может, весь подвал залило, котельную с насосами и всем прочим
У Губерта вдруг показались слезы. Он упорно смотрит в окно, не поворачиваясь. Лицо какое-то застывшее, маленькое, сморщилось от холода.
Не пойду я домой, говорит он.
Стефан смотрит на него.
Никто ж не знает. Я да ты. Ты что думаешь, я тебя выдам? Правда думаешь? Ничего я никому не скажу. Стефан поднимает руку и держит ее прямо перед Губертом. Никогда, никому, понял?!
Ты мне друг, значит.
Друг, говорит Стефан. Можешь спокойно домой идти.
Снова оба смотрят каждый в свое окно, видят толпу перед домом, видят, как суетятся пожарные.
Как же Губерт теперь домой пойдет?
Все на нем мокрое, холодное, волосы спутаны, весь трясется от страха
Не могу я сейчас домой, говорит он, мокрое на мне все.
Но здесь нам тоже оставаться нельзя. Ты правда околеешь от холода.
Губерт стоит и думает, как оно будет, если он вправду умрет Все будут плакать
Слушай, говорит Стефан. Надо уходить отсюда. Может, на почту зайдем, там всегда тепло. Или в кино, туда, где кассы.
Губерт молчит, будто глухой. А пожарники там за окном уже скатали шланги. Зеваки постепенно расходятся, большинство идут в дом, но дети остались, дюжинане больше. Однако постепенно набегают еще.
Чего им там надо? говорит Губерт. Чего они там не видели? Вообще-то ему страшно, и злится он, и больше всего злится оттого, что не может пойти и сказать: «Это все я виноват! И насчет воды и пожарников, я, Губерт Химмельбах!» Нет, не видать ему славы, он навсегда останется неизвестным героем. И холодно ему ужасно, а Стефан все предлагает и предлагает:
Давай в школу, где вход в столовую
Тоже выдумалв школу! В воскресенье, когда все закрыто. Да и вообще. Разве после всего пойдешь в школу? Что ты, чокнутый, что ли?
Но Стефан не унимается. Вдруг он громко выкрикивает:
Губерт, нашел! Мы спасены! Скорее вниз, в сушилку!
Что ж мне, там сразу и признаваться, да?
А мы войдем тихо-спокойно, никто не обратит внимания. Давай пошли!
Стефан уже выскочил на лестницу, ни минуты не ждет, громко стуча, спускается, и Губерту страшноесли он не пойдет за Стефаном, он останется совсем один.
Погоди! кричит он вслед и сам пускается бежать. Лестница гремит, перила качаются, через подворотню Губерт выскакивает на стройплощадку. Там его ждет Стефан. Теперьспокойно! говорит Губерт, и они неторопливо пересекают стройплощадку, а когда видят, что никто на них не обращает внимания, пускаются бежать прямо к пожарным машинам. А там детишки уже в салки гоняют, а ребята постарше силу друг другу показывают.
Не добежав, Стефан вдруг останавливается.
Видишь, говорит он. Ничего там уже нет. Значит, немного набежало.
Какой-то мальчишка, должно быть узнав их, машет им. Оказывается, это Парис Краузе, в одном с ними классе учится. Волосы у него рыжие, шея длиннющая. Парис Краузе машет и машет.
Стефан и Губерт отвечают: видим, видим тебя!
Бежим отсюда, говорит Губерт.
Из толпы ребятишек еще кто-то машет им, а теперь и бежит к ним.
Твоя сестренка! кричит Губерт и убегает.
Стефан делает несколько шагов навстречу Сабине, издали велит ей остановиться, подходит и спрашивает:
Что там случилось? Чего это пожарники приехали?
Водички очень много. Папочка закрутил водичку.
Папочка? переспрашивает Стефан, хотя никогда отца папочкой не называет.
В трусиках, пищит Сабина, прижимая ладошку к губамвот, мол, как весело! Но Стефану почему-то совсем не весело. Он говорит:
Мокро там везде?
Брррр! Мокренько-мокренько!
Правда? Стефан чуть улыбается и спрашивает:Он очень сердился?
Все сердитые.
Почему это?
Воду кто-то открутил. Потому.
Они смотрят на пожарные машины, туда, где играют дети. Из толпы снова выскочил Парис Краузе и снова машет им.
Чего ему надо? возмущается Стефан. Пожарных мне и отсюда видно. Скажи емумне некогда.
Сабина скачет обратно, ей уже давно хотелось убежать. А Стефан знаками объясняет Краузе, что нет у него времени, и убегает к северной стене высотного дома, туда, где вход на лестницу. Там его ждет Губерт.
Я думал, ты меня тут заморозить хочешь, говорит он.
3
Дверь еще не заперта. Они поднимаются на первый этажсразу над цокольным, там никто не живет, квартир нет, только стоит всякая аппаратура. Тепло и сухо. Несколько голых лампочек. Стефан говорит:
Знаешь, мне попадет. Герман воду закрыл.
Герман? переспрашивает Губерт.
Отец. Чего тыне помнишь уже?
Почему это он? Вы же выше живете? Как же он заметил?
Спроси что-нибудь попроще.
Теперь и ты испугался?
Ничего Стефан не испугался. А может?.. спрашивает он себя. Нет, так, как Губерт говорит, он не испугался.
Ты чего стоишь? спрашивает Губерт.
Ну и стою, чего тебе? Где же эта сушилка?
Дверь за дверью они пробуют ручки. Двери тяжелые, железные, выкрашены серой краскойи все заперты. Стены не оштукатурены, под потолкомтрубы и толстые пучки кабелей.
Одному здесь страшновато, говорит Стефан.
А чего бояться? спрашивает Губерт, идет дальше и наконец находит дверь, которая поддается. Довольно большое помещение тускло освещено, и непонятно, откуда свет. Шипит компрессор, на тонких поролоновых шнурах развешано белье. Шнурызеленые, желтые, красные. Сушатся распашонки, трусики, полотенцаможет быть, той самой женщины, которая проходила мимо них еще до того, как все случилось? И чулки висят, и разноцветные носки, свитеры на плечиках, и совсем справа, где работает компрессор, красная купальная простыня. Она такая большая, что можно подумать, ею сразу трое вытираются.
Видал, говорит Губерт, повезло нам. Он прячется за простыней и тут же высовывает головусовсем как Петрушка:Здрасьте! Наше вам с кисточкой Потом:Иди сюда, здесь хорошо.
Стефан подходит. Губерт решительно отодвигает сразу пять полотенец, раздевается и развешивает свои вещивесь Губерт развешан теперь на шнуре. Сам он садится в старое плетеное кресло, укутавшись курткой Стефана, похож на боксера, который в углу ринга ждет удара гонга перед первым раундом.
Здорово ты это придумал, говорит он Стефану. Теперь только и понимаешь, зачем такие сушилки устраивают.
Знаешь, говорит Стефан, прошлой зимой я тоже промок. Дома, у бабушки на Старом Одере. Слыхал про Старый Одер?
Губерт не слыхал. Он спрашивает:
Это Одер, по которому граница проходит?
Нет. Я про Старый Одер говорю. Но он тоже недалеко от границы. Там моя бабушка живет. Там я и провалился под лед. Еще до рождества это было. По грудки провалился.
А как же ты вылез?
Тассо помог. Схватил меня и держал, а потом и вытащил. Сам-то он все лежа, как по инструкции делал. Держит и тащит потихоньку. Тассо мой друг.
Губерт сидит и думает. Потом говорит:
Вы оба провалиться могли. Что б тогда было?
Утонули бы. Замерзли. Под лед бы затянуло. А весной нас бы вытащили. Рыбаки всегда такие истории рассказывают. Жуть берет!
Хватит тебе! обрывает его Губерт. Я и так замерз.
Все равно тебе теплей, чем нам тогда было. Мы с Тассо и не знали, где нам отогреться. Сперва побежали к Куланке, в его сарай. Это рыбак, старый-престарый. Он как увидел нас, схватил сначала Тассо, а потом меня и поволок к себе в дом, прямо на здоровую деревянную кровать. А мороз ведь.
Голиком?
Голиком.
Ну и ну! говорит Губерт. Он сидит и даже рот не закрыл, не сводит своих ласковых голубых глаз со Стефана. И твой друг с тобой, как его еще звали?
Тассо.
Тассо. Редкое какое имя, и не запомнишь сразу.
Это ты не запомнишь. Я его давно знаю.
У меня тоже друг был. Только его Ганно звали.
Наступило долгое молчание. Шипит компрессор. Сон навевает. Часами они могли бы тут сидеть и не заметили бы, как день погас.
Сколько мы тут сидим уже? спросил в конце концов Губерт.