Мальчик удивился:
«Не будет»? Я и не боюсь, что «будет». Я просто решил уехать домой.
Обиделся!
Мальчик вскинул глаза:
А что? Человек не имеет права обижаться?
Человек Если всякий будет на ерунду обижаться да из лагеря бегать, что тогда?
Во-первых, это не ерунда, четко сказал мальчик. Во-вторых, я не убегал. Я сказал, что уйду, и ушел. Начальник сам говорил: «Убирайся!»
А ты и обрадовался! Мало ли что человек может сгоряча сказать! Может, ты хочешь, чтобы он у тебя прощенья попросил?
Мальчик подумал:
Нет, не хочу. Да он и не будет.
Слава богу, догадался. Сам во всем виноват, а еще выкаблучиваешься.
Я? Виноват? опять удивился мальчик.
Станислав Андреевич вздохнул и сказал добродушно:
Ну ладно, парень. Не будем спорить, кто виноват. Я про эту историю подробно и не знаю. Мне что нужно? Чтобы ты в лагерь вернулся.
Мальчик мотнул головой:
Не вернусь я Теперь я уж совсем не могу, даже если бы и хотел. Видите, у меня собака. Куда ее девать? В лагерь ведь не пустили бы Нок, лежать! Он ладонью нажал псу на загривок, и тот неохотно лег.
Физрук с усмешкой спросил:
Где ты подобрал эту зверюгу?
Подарили.
Ну и подарочек За версту видно, что он дурак и трус.
Мне и такой хорош, сдержанно сказал мальчик.
Станислав Андреевич щелкнул языком. Пес шевельнул хвостом, добродушно разинул розовую пасть и вопросительно глянул на мальчика. Тот сделал шаг вперед, словно хотел загородить собаку от чужого человека.
Выходит, ты променял весь лагерь на бродячего пса, сказал Станислав Андреевич.
Мальчик слегка растерялся:
Да ничего я не менял Ну при чем здесь ваш лагерь? Он без меня проживет. А собака не проживет. Мне ее отдали, значит, я за нее отвечаю.
А за тебя отвечает коллектив. И администрация, внушительно сказал физрук. И покидать лагерь ты не имеешь права.
А почему?
Потому что порядок должен быть. Вот пускай приедут родители, напишут заявление, что хотят забрать тебя, и тогдадо свидания.
Как же они приедут? Они не знают
Напиши им.
«Напиши» насмешливо откликнулся мальчик.
Да ладно тебе, кисло сказал Станислав Андреевич. Ты много о себе воображаешь. Думаешь, будто кому-то нужны твои письма? Если хочешь, можешь и это отправить, оно у меня. Тихон Михайлович велел отдать. Хоть сейчас опускай в ящик, вон он висит.
Давайте, быстро сказал мальчик.
Физрук протянул ему помятый конверт. Мальчик сложил его пополам и сунул в карман.
Ты опускай, опускай в ящик-то.
Зачем? хмуро сказал мальчик. Оно два или три дня будет идти. А сам я сегодня вечером буду дома.
Станислав Андреевич насупился и тяжело произнес:
Не будешь ты дома вечером. Ты эти шуточки играть со мной перестань. Мне директор сказал, чтоб тебя в лагерь доставить. Я доставлю, будь спокоен.
Как? удивленно спросил мальчик. Разве я посылка или багаж? Ну, как вы меня доставите, если я не хочу?
А очень просто!
Станислав Андреевич шагнул к скамейке, левой рукой подхватил чемоданчик и куртку, а правой взял мальчика за локоть.
В первую секунду мальчик замер от неожиданности: никогда в жизни ему не приходилось еще испытывать на себе злую силу взрослого человека. В следующий миг напрягся он, чтобы рвануться со всей обидой и яростью! Но тут же почувствовал: напрасно. Пальцы физрукасильные, загорелые, с белыми волосинками и короткими ногтямиохватили тонкую руку мальчика с каменной прочностью. И он отчетливо понял, что выхода нет. Сейчас этот человек в самом деле уведет, утащит его отсюда, и никто не заступится. Если кто-нибудь и встретится по дороге, то поверит, конечно, взрослому, а не мальчишке, у которого сто грехов: нарушил дисциплину, сбежал из лагеря, не слушает старших
«Но ведь это неправда! Как вы смеете! Вы же не имеете права!» Мальчик хотел крикнуть эти слова, но помешали закипающие слезы. Отчаянные слезы готовы были прорваться вместо слов. Но в этот миг сзади раздался короткий хрипловато-горловой звук.
Мальчик и физрук разом обернулись.
Пес уже не лежал. Он стоял на широко расставленных лапах. Это был совершенно незнакомый пессо вздыбленным загривком и глазами хищника. Верхняя губа у него некрасиво сморщилась и открыла очень белые зубы.
Мальчик опомнился первым. И торопливым шепотом сказал:
Отпустите меня, он же бросится.
Пальцы словно оттаяли: стали мягкими и скользнули с локтя.
Радость мальчика была как теплый толчок. Он коротко засмеялся.
Нок, сказал он. Ничего, Нок. Спокойно, Нок
Пес шевельнул хвостом, но по-прежнему неотрывно смотрел на Станислава Андреевича, и шерсть на загривке не опускалась.
Мальчик подошел и взял Нока за ошейник.
Станислав Андреевич медленно отступил на три шага. И проговорил:
Бешеный Пристрелить его надо такого. Вот напишут тебе в школу такую характеристику, что на всю жизнь запомнишь.
Он отступил еще на несколько шагов. Потом осторожно повернулся и зашагал по тропинке к шоссе.
Оставьте мои вещи, сказал вслед мальчик.
Станислав Андреевич замедлил шаги, но не остановился. Он словно раздумывал: отдать чемодан или унести в лагерь? Может быть, тогда мальчишка сам прибежит?
Мальчик вспомнил его каменные пальцы, и опять нахлынула обида. Но это была не беспомощная обида. Глядя вслед уходящему человеку, мальчик звеняще повторил:
Оставьте вещи!
Станислав Андреевич остановился, уронил в траву чемоданчик, куртку и опять зашагал. Не оглянулся.
Пес посмотрел на мальчика, приоткрыл пасть и коротко задышал.
Нок, сказал мальчик. Он ведь сам виноват. Верно?
И подумал: «Хорошо, что я не успел заплакать».
Потом он потянул Нока за ошейник и, опустив голову, пошел к брошенным вещам. Шел он очень медленно. И так же медленно возвращался. Лишь в нескольких шагах от скамейки он поднял глаза и увидел, что там сидит незнакомый мужчина.
Мужчина улыбнулся и сказал:
Добрый день, Сережа.
3
Если бы он просто сказал «добрый день», было бы не удивительно. Ведь когда на пустой станции встречаются два человека, неудобно смотреть друг на друга молча. Но незнакомец назвал мальчика по имени. И мальчик встревожился, боясь новой опасности.
Здравствуйте, напряженно сказал он.
Все так же улыбаясь, мужчина объяснил:
Ну, что ты удивился? Я прочитал твои анкетные данные на чемодане. Вон какой у тебя опознавательный знак.
Действительно, к боковой стенке чемоданчика был приклеен бумажный квадратик с печатными буквами: «Сережа Каховский, 5-й отр.».
Правда, я и не догадался, облегченно сказал Сережа. Он отпустил Нока и начал ногтями соскабливать с чемодана бумажку. Нок улегся рядом со скамейкой и вопросительно поглядывал на хозяина.
Сережа украдкой посмотрел на незнакомца. Тот сидел, неудобно согнув длинные ноги и откинувшись на спинку скамьи. На коленях у него лежала замшевая куртка, а правым локтем он придерживал пузатый желтый портфель. У незнакомца было длинное лицо с круглыми складками у рта, редкие волосы и длинные залысины. Он улыбался, показывая большие прокуренные зубы.
«Дон-Кихот с портфелем», подумал Сережа. Подумал без насмешки. Дон-Кихот (не этот, а настоящий, из книжки) ему нравился. А у этого «Дон-Кихота» ему понравилась улыбка, хотя она могла показаться некрасивой.
Из лагеря возвращаешься? спросил незнакомец.
Да вздохнул Сережа. Возвращаюсь
Любопытно. Неужели ты и красавца этого из лагеря везешь? Мужчина подбородком показал на Нока.
Нет. Я его здесь Ну, в общем, его мне подарили.
А, понятно. Славный пес. Главное, порода хорошая.
Сережа удивленно посмотрел на «Дон-Кихота». Тот опять улыбнулся и повторил:
Хорошая. Типичная среднерусская дворняга.
Сережа сказал слегка обиженно:
Пускай. Мне породистая и не нужна. Зато он верный.
«Дон-Кихот с портфелем» перестал улыбаться.
Я не смеюсь, объяснил он. Такие вот дворняги очень часто бывают умнее породистых псов. Я знаю одну девочку, у нее совершенно беспородная собака первое место заняла на областной выставке. За выучку. Я про них писалпро хозяйку и про собаку.
Сережа перестал соскребать наклейку и выпрямился. И тихо спросил:
Вы писатель, да?
Ну, почему писатель? Я журналист. В редакции работаю Видишь, поэтому я и любопытный такой. Как говорится, профессиональное качество
А сказал Сережа и вздохнул.
Почему «а»? спросил мужчина слегка ревниво. В том смысле, что понятно, отчего я любопытен? Или жаль, что не писатель?
Что не писатель, честно сказал Сережа. А то я хотел спросить
Д-да А может быть, спросишь? Я кое-что в писательских делах понимаю. Или нельзя?
Да нет, можно. Я просто узнать хотел Сережа замолчал, передвинул чемоданчик, присел на него и, глядя снизу вверх на «Дон-Кихота», спросил:Писатели про многое просто выдумывают, верно? Особенно фантастику или сказки. И ведь никто над писателями не смеется, не кричит, что они все наврали А если какой-нибудь человек ну, не писатель, а просто Если он какие-нибудь истории просто для интереса начинает придумывать, его сразу дразнят, что хвастун. Почему?
Бы-вает медленно сказал журналист. Но тут, наверно, ничего не поделаешь. Просто не надо обращать внимание Между прочим, над писателями тоже иногда смеются
Сережа кивнул. Хотел еще что-то сказать, повернулся Шаткий чемоданчик опрокинулся под ним, и Сережа полетел в траву.
Он тут же вскочил и засмеялся.
Садись-ка на скамейку, сказал журналист. А то раздавишь свой багаж да еще шею свихнешь.
Не свихну. Мне эта скамейка уже надоела, я на ней с самого утра торчу.
Ну и что? По-моему, очень удобно. Спинка удачно сделана, и вообще Журналист повозился на скамейке, устраиваясь поуютнее.
Сережа торопливо проговорил:
Извините, я забыл сразу сказать. Там, кажется, где-то гвоздь торчит, можно брюки порвать.
«Дон-Кихот» поспешно приподнялся. Ощупал под собой скамью.
Черт Действительно торчит. Это было бы чрезвычайно досаднопорвать штаны. Других у меня с собой нет.
У меня нитка с иголкой есть. Зашили бы, сказал Сережа.
Спасибо, утешил А почему ты свои не зашьешь? Вон у тебя внизу штанина распорота.
Да ну их! Я их вообще снять хотел, да в чемодан не влазят Я их надел, потому что через колючки надо было пробираться. Ну и зацепился там.
Где же ты пробирался через колючки? Ты ведь из лагеря едешь?
Сережа нахмурился.
Ну, извини, поспешно сказал журналист. Это опять профессиональная привычка. Командировочное настроение у меня. Когда я в командировке, то всех обо всем расспрашиваю.
Значит, вы в командировке? переспросил Сережа. Потому что неловко было молчать.
Угу, откликнулся «Дон-Кихот».
Он вдруг внимательно посмотрел на Сережу, наморщил лоб, будто решал что-то. Потом спросил:
Можно, я расскажу тебе маленькую историю? Ты не удивляйся. Понимаешь, мне очень интересно, что про эту историю скажет случайно встреченный человек. Ну, такой, как ты.
Конечно, сказал Сережа. А про что история?
Да простое, в общем-то, дело Получили мы в редакции письмо. От одного гражданина. Пишет гражданин про председателя здешнего колхоза «Луч». Пишет, что председатель этот такой-сякой, с людьми не ладит, зазнается, обижает подчиненных. Колхозные машины для своих личных дел использует. Пионеров из лагеря на колхозную стройку не велел пускать, когда они там хотели в порядке шефской помощи поработать
Это, наверно, про наш лагерь, вставил Сережа. Здесь близко другого нет.
Наверно, про ваш А еще председатель заставил студентов дом для его родственницы ремонтировать. Там студенческий строительный отряд работает, новый конный двор строят ребята, так вот целую бригаду из этого отряда послал он частный дом чинить Ну и еще кое-что понаписано В общем, приехал я в колхоз разбираться. Вопрос-то серьезный. И действительно, вроде бы так оно все и есть, как в письме. На первый взгляд. А если поглубже копнуть, то в письме сплошная чушь. Конечно, есть в колхозе люди, которым председатель не по вкусу: лодыри это и прогульщики. Когда народ на поле выходит, они на свой огород или на базар. И насчет машинчепуха. А насчет пионеров, так он правильно сделал, что не разрешил. Нечего на этой стройке ребятишкам делать, там такие бревна да шлакоблоки, что и студенты едва управляются. А что касается ремонта дома, то это вообще стопроцентное вранье. Никакая она ему не родственница, а просто однофамилица. У нее муж в прошлом году умер, а был он, кстати говоря, инвалид, бывший партизан. Умер, не успел дом поправить. А студенты услыхали эту историю и решили помочь. Их председатель и не заставлял. Вот так, брат Ну, что?
Сережа смутился. Не привык он обсуждать такие «взрослые» вопросы.
Ну так что сказал он с неловкостью. Значит, все в порядке. Да?
Журналист шумно вздохнул и обрадованно заулыбался.
Вот и хорошо. Ну, ты молодец, честное слово.
Я даже не понимаю, растерялся Сережа. Почему я молодец? Вы смеетесь почему-то
Просто радуюсь. Видишь, не везло мне сегодня с утра. Встретил двух знакомых одного за другим (у меня тут в округе знакомых полно), рассказал им эту историю, а они Один меня жалеть начал: вот, мол, зря съездил, фельетон-то писать не о чем. А другой начал молоть: «Знаем мы этих председателей. Хоть и не подтвердилось ничего, а все равно они такие» И ни тот, ни другой не порадовался, что человек-то оказался хороший этот председатель. А ты вот сказал самое главное: «Все в порядке». Это ведь здорово, что ты так сказал.
Сережа подумал.
Да Только знаете что? Ведь тогда получается, что человек, который письмо писалплохой.
«Дон-Кихот» кивнул.
Правильно заметил, Сережа. Только это и так было видно сразу. Еще когда письмо не проверяли.
Почему?
Ну это заметно. Злое письмо. И подписано как-то странно. Вроде бы и есть фамилия, а не разберешь толком. На букву «С». И должность под фамилией написана странная: руководящий работник. Не нашел я в колхозе этого «руководящего работника», хотя многим письмо показывал.
А он, наверно, просто не хотел, чтобы его узнали, догадался Сережа.
Наверно сказал журналист и задумался.
А Сережа сидел на чемодане, поглаживал Нока и незаметно разглядывал журналиста. Тот ему все больше нравился. И не потому, что он с Сережей разговаривал, как со взрослым. Это многие умеют. Сережа не сумел бы объяснить словами, но чувствовал доброту большого незнакомого человека. Это была сдержанная доброта, и в ней ощущались уверенность и твердость. И когда «Дон-Кихот» улыбался по-лошадиному или неловко передвигал длинные ноги, это было смешно. Потому что за неловкостью была заметна сила. Ну, не такая сила, как, например, у штангиста, а сила характера, что ли
А может быть, все это Сереже показалось?
Ведь полчаса назад он пережил встречу с другим взрослым человекомсильным и недобрым. Эта встреча оставила горькое беспокойство. И сейчас нужно было Сереже, чтобы рядом оказался кто-нибудь добрый и умный. Тот, кто все понимает.
«Интересно, как его зовут?»думал Сережа. Но спросить было неудобно. И вдруг журналист (бывает же так!) встретился с Сережей глазами и сказал:
Кстати, меня зовут Алексей Борисович Ты не думай, что я на знакомство напрашиваюсь. Просто неловко получается: я твое имя знаю, а ты моенет Между прочим, тебя, наверно, часто спрашивают, не потомок ли ты знаменитого декабриста?
Сережа улыбнулся.
Спрашивают. Ну, не часто, а так, иногда. Только тут декабристы ни при чем. У меня дедушка был красный конник. Мне папа рассказывал. Дедушка тогда еще совсем молодой был, ну не взрослый даже. И родителей у него не было, он беспризорничал. А красные его к себе взяли. Это было как раз под Каховкой, про которую песня есть. Ну и дали ему такую фамилию, потому что он свою настоящую даже не хотел называть. Говорил, раз жизнь новая, пусть и фамилия новая будет Он потом здорово воевал, даже командиром стал. Только умер он давно, его даже папа плохо помнит. И фотокарточки ни одной не осталось.
Это не самое главное, серьезно сказал Алексей Борисович. Фамилия осталась. Славная у тебя фамилия, Сергей, позавидовать можно Ну, это я так, не подумай, что завидую. У меня фамилия тоже знаменитая. Иванов Ты что смеешься? Я серьезно.