Три дня Витины родители и сам Витя ходили в Митину квартиру принимать ванну. В своей ванне они установили круглосуточное дежурство, чтобы карась не выпрыгнул и не погиб за бельевой корзиной. Правда, на третьи сутки Витин папа придумал накрывать ванну старым ковром.
В конце концов, так продолжаться дальше не может Все караси обречены на усыпление проворчал он при этом.
Тогда усыпи его сам и зажарь со сметаной! воскликнула в ответ мама. А мы с сыном посмотрим, как ты будешь уничтожать его за столом на наших глазах
Витя знал, что его отец и мухи не усыпит, не то что карася, но все же отправился к Мите и завел такой разговор:
Знаешь что, Мить? Я подумал-подумал и решил, что ошибся. Наверно, это твой карась
Как же это ты установил? У него что, начало развиваться малокровие? засмеялся Митя.
Нет. Но он совсем не обращает внимания на мой голос. Сколько я ни зову его: «Каря Каря Каря!»он даже хвостом не шевельнет. Давай пересадим его в вашу ванну, и попробуй ты с ним поговорить
С этого дня Митя и его родители стали ходить в квартиру Витиных родителей принимать ванну.
Конечно, такое положение не могло продолжаться до бесконечности, и судьба карася была поставлена на повестку дня двухсемейного совета. На совете все высказывались приблизительно так, как Митин папа:
Карасьочень вкусная рыба Особенно зажаренная в сметане. Но мы имеем только одного карася, а из одного, как говорят в народе, ухи не сваришь Вот если бы их было целое стадо!.. Да, да! Стадо! Про рыб тоже так говорят Черноморское стадо кефалей, например
На другой день после совета, на зорьке, посадив карася в молочный бидон, оба семейства в полном составе направились к Патриаршим прудам. Здесь в торжественной тишине карась из Переделкинского пруда обрел постоянную московскую прописку. Папы проводили его с легкой грустью, мамыс легкой слезой
Привыкли за неделю сказала Витина мама. Оказывается, даже к холоднокровным можно привыкнуть
А сын ее заявил во всеуслышание:
Теперь я всем буду говорить, что в самом центре Москвы живет мой карась!..
Митя посмотрел на него с усмешкой: он твердо был уверен, что в Патриаршем пруду будет жить не Витин, а его карась. Последнее время он заметил, что Каря при его появлении начинал чуть-чуть чаще махать хвостом.
Петун третий
ажется, мир действительно тесен: поехал я посмотреть на красивейшее озеро Селигер, что лежит чуть в стороне от дороги МоскваЛенинград, и кого бы вы думали встретил там? Ну конечно же, своих старых приятелей Митю и Витю. У них не обошлось без приключений и на Селигере.
В дождь, довольно поздно вечером, кто-то постучал в нашу избу. Я открыл дверь и даже растерялся: на пороге стояли мокрые до нитки Митя и Витя. Витя держал под мышкой спеленутого полотенцем петуха с громадным оранжевым гребнем.
Откуда вы здесь появились? спросил я.
Мы ту-ту-ри-сты ответили они в один голос.
Они так дрожали от холода, что слова раскусывали на кусочки.
Туристы? А что вы ночью под дождем бродите? Заблудились?
Н-не-ет Мы не за-блу-ди-лись Нас прогнали из палаток Из-за него прогнали еле выговорил Митя и показал на Витю.
Не из-за меня, а из-за петуна запротестовал Витя и показал мне спеленутого петуха.
Я хотел было дотронуться рукой до роскошного петушиного гребня. Но только я протянул руку, как петух с такой силой клюнул меня в палец, что я даже вскрикнул.
Видели? сказал Витя. Всех так клюет За это нас и прогнали из палаток Велели не приходить в лагерь, пока куда-нибудь его не денем Он еще орет ни свет ни заря
Басом орет Целый час добавил Митя. А потом целый день дерется, шпорами царапает Вы посмотрите, какие у него шпоры!
Митя осторожно, с опаской развернул край полотенца и высвободил правую петушиную ногу. На ноге красовалась такая огромная черная шпора, что я невольно отодвинулся. Таким шпорам позавидовал бы любой кавалерист.
Вы пальцем, пальцем попробуйте, какие они у него острые пожаловался Витя. Все ноги нам порасцарапал Налетит как скаженный, и не отобьешься от него.
Откуда вы его взяли, такого разбойника? стал допытываться я.
И тут выяснилась вот какая история. В школе, где учатся Митя и Витя, организовалась туристская группа для путешествия по Селигеру. Конечно, Митя с Витей не могли остаться в стороне от такого путешествия. В группе у каждого были свои обязанности. Наши герои попали в продовольственно-закупочную комиссию. Они закупали в деревнях молоко и картошку, яйца и кур в ощипанном виде. Покупали и петунов (так на Селигере называют петухов). И вот в одной деревне какая-то старушка уговорила Витю купить живого петуна. Она так его расхваливала, так дешево отдавала, что Витя не выдержал и купил петуха в живом виде.
По счету это был третий петух, закупленный комиссией.
Ну что мы с ним будем делать? спрашивал Митя по дороге в лагерь. Не нравится он мне, какой-то подозрительный этот третий. Ты заметил, что деревенские ребята за животы хватались, когда мы несли его по деревне?
Не знаю, чего они нашли в этом смешного Петуна, можно сказать, на смерть несут, а они хаханьки А мы назло им возьмем да и не зарежем его
Ребята-туристы встретили петуха довольно радостно; каждый старался погладить его по гребню, взять на руки. Петух позволял такие фамильярности, пока не освоился с новым положением, а затем начал проявлять характер: одного долбанул клювом в руку, да так основательно, что у того синяк появился, второму угодил в щеку так, что турист завопил от боли.
Но больше всего петун третий наскакивал на Митю и Витю. Ведь им приходилось с ним возитьсяна походе они тащили его на руках, на ночь он устраивался в их палатке на каком-нибудь рюкзаке и орал своим могучим голосом «кукареку». Орал с вечера, орал в полночь, орал на заре, когда особенно хочется спать. Ребята запускали в него ботинками и тапочками, но это не помогало: петун орал и прислушивалсяответит ли ему кто из его сородичей. Не дождавшись ответа, кукарекал еще громче.
Наконец туристы не выдержали и потребовали от Мити и Вити, чтобы петун был использован по назначению.
В суп его! В лапшу!..
Легко было потребовать, но, когда дело дошло до исполнения приговора, из всей группы не нашлось ни одного человека, кто решился бы отрубить петуну его драчливую и крикливую голову. Не решились ребята и бросить петуна в лесу одного.
Его же в первую ночь лиса здесь сожрет заявил Витя. Лисы знаете как петушатину любят?..
Тогда девайте его куда хотите! закричали ребята. А мы его больше терпеть не желаем. Он нас всех калеками и заиками сделает.
В первой же деревне, через которую пришлось проходить туристам, Митя и Витя постарались «забыть» петуна. Радости их и всех ребят не было предела. Но радость длилась недолго: догнала их на лошади молодая колхозница, швырнула петуна им под ноги да еще накричала на всех: оказалось, что за полчаса петун третий разогнал всех деревенских петухов, а самого боевого исколотил так, что тот лежмя лежит
Посмеялся я над всей этой историей с петуном, уложил ребят спать, пристроил петуна на холодной печке и сам лег.
Петух, как и следовало ожидать, орал всю ночь, орал на заре. Намучился я и проснулся довольно поздно. Проснулся оттого, что кто-то стал печатать на моей пишущей машинке. Сначала я подумал, что это Митя или Витя пробуют силы, но оказалось, что силы пробовал петун третий. Он взгромоздился на стол и сосредоточенно долбал клювом по клавишам. Когда я стал его гнать, он, не раздумывая, перешел к нападению.
Эй, Митя, Витя! Где вы? Забирайте скорее вашего зверя и несите куда хотите!.. закричал я, отбиваясь от петуна.
Но кричал я напраснони Мити, ни Вити в избе не было. Сбежали туристы. Оставили петуна и сбежали.
Я думаю, что они нарочно это сделали: отомстили мне за то, что я про них рассказы сочиняю
Еле уговорил я председателя колхоза принять от меня в подарок петуна третьего.
Что вы! говорил он. Это же бойцовый петух. Купцы раньше такую породу выводили. Петушиные бои устраивали на потеху А нам это ни к чему Ежели такого петуха в хозяйстве иметь, так на воротах писать надо: «Осторожно! Во дворе злой петух!»
Афен-пинчер
щенка было все, что положено: четыре лапы, два уха, три черные точки на мордочке (нос и два глаза) и хвост кренделем. Шерсть у него была белая с желто-розовым отливом, росла космами, точно он был сшит из овчины. Он мог спать на спине, совсем не по-собачьи; а когда бодрствовал, то лежал на брюхе, нелепо раскинув лапы по сторонам. Как он попал во двор, никто из ребят не знал. Все брали его на руки, тискали, говорили «красавчик», «хорошенький», но никто не собирался взять его домой. Только один Вовка сумел прочесть в его глазах глубокую щенячью тоску по мягкой подстилке, теплому углу и косточке от обеда, на которой остался бы хоть запах мяса
«Будь что будет», решил Вовка и понес щенка домой.
Ты вот что, Вовка Ты скажи матери, что это очень породистый щенок, что ему прямо цены нет, посоветовал Вовке его приятель Лешка.
Да ты что? уставился на него Вовка. Такой породы и не придумаешь, чтобы она к нему подходила.
Лешка взял щенка, долго рассматривал его, морщил лоб и вдруг решительно объявил:
А здесь и подбирать не надо породу. Это самый что ни на есть настоящий афен-пинчер.
Что-о-о? опешил Вовка. Какой пинчер?
Афен! По-немецки значит «обезьяний». Понятно? «Обезьяний пинчер». Можешь посмотреть в Большой советской энциклопедии. Что же ты, сам-то не видишь, что ли? Он же вылитая обезьяна!
И, будто в подтверждение этому, дома мать сказала:
Батюшки! Где ты такую обезьяну выкопал?
А когда Вовка спустил щенка с рук и тот улегся на брюхо, раскинув лапы, мать так рассмеялась, что и без просьбы Вовки судьба Афена была решенаон обретал дом и хозяина.
Вот уж чего нельзя было сказать про Афенаэто того, что он рос не по дням, а по часам. И часы проходили, и дни, и месяцы, а щенок как был с рукавичку, так таким и остался. Только, может быть, в весе немного прибавил да в глазах у него уже не было щенячьей тоски. Все шло хорошо, как вдруг однажды приходит Лешка и спрашивает:
Ты кулешовскую Альму знаешь?
Знаю, ответил Вовка.
Кулешовскую Альму нельзя было не знать: это была такая немецкая овчарка, какой трудно подыскать пару для сравнения.
Вчера ощенилась, сказал Алешка. Всего пять щенков. Одного Сережка по дружбе уступает нам. Понятно?
Ничего не понятно, ответил Вовка. Он же не бесплатно?
Ясно, нет. Пятерку, по дружбе. Настоящая цена тридцатка Два с полтиной у меня есть, давай и ты столько. Щенок пополам будет.
Да откуда же я возьму?.. И у меня уже есть щенок, сказал Вовка.
Стоп! перебил его Лешка. Вот тебе и деньги. Завтра воскресеньепоедем на Птичий рынок и продадим твоего Афена. Может, и дадут за него два пятьдесят
Вовка от неожиданности долго не мог даже слова выговорить: как это такпродать Афена?
Да очень просто! Продадим, и все. Что с ним возиться? Я ведь наврал, что он Афен. С ним и на улицу выйти нельзязасмеют А с овчаркой, на поводке
Лешка нарисовал такие картины, так расписал будущую золотомедальную овчарку, что Вовка наконец согласился расстаться с Афеном. На следующий день, стараясь не смотреть щенку в глаза, засунув его за пазуху, Вовка отправился с Лешкой на рынок.
Они еле протиснулись сквозь бесчисленную толпу голубятников, птичников, рыболовов и охотников в тот дальний угол базара, где разрешалось продавать собак. Долго на них никто не обращал внимания, потом один здоровенный малый бесцеремонно вытащил Афена у Вовки из-за пазухи, с минуту молча рассматривал его, потом вдруг загоготал на весь базар.
Это что же за порода такая? гремел он.
Афен-пинчер, сказал Вовка.
«Обезьяний пинчер» по-русски, перевел Лешка.
Что, что, что? Обезьяна? Точно, обезьяна
Хо-хо-хо!..
Вовка хотел отобрать щенка, но его оттеснили.
Сразу собрался народ, к щенку потянулись десятки рук: кто хотел потянуть за ухо, кто дернуть за лапу; один пустил струйку дыма прямо в нос щенку, и тот отчаянно фыркнул и зачихал. Это еще больше развеселило верзилу, державшего Афена за загривок.
Что, не любишь, подлец? Хо-хо-хо!.. Стой, парень, а сколько ты за него хочешь? спросил он.
Два пятьдесят, сказал Лешка. Беритезамечательный щенок.
Дороговато для одной варежки! опять захохотал верзила. Была бы пара таких обезьян, взял бы Как раз вышло бы две рукавички.
Отдай! закричал Вовка, подпрыгнул и повис на руке верзилы. Отдай, говорю!..
Верзила отпустил руку.
Схватив щенка, Вовка торопливо принялся засовывать его за отворот пальто.
Ты чего? зашипел ему в ухо Лешка. Может, он и на самом деле купит
Но Вовка уже не слушал его. Он торопливо, нагнув голову, пробирался через толпу к выходу. Лешка не поспел за ним и отстал.
Выбравшись за ворота, Вовка вскочил в первый попавшийся трамвай и уехал. Только когда трамвай прошел одну остановку, он немного пришел в себя, бережно достал Афена и прижался щекой к его мягкой шерстке.
Мальчик, сколько стоит твоя собака? вдруг спросила его девочка лет пяти.
Тысячу рублей! зло ответил ей Вовка.
Папа, купи щенка за тысячу начала ныть девчонка.
Вовке показалось, что папа и на самом деле полез в карман за деньгами.
Нет! Не продается! крикнул он и бросился к выходу.
Вечером, когда в доме все уснули, Вовка взял Афена с его подстилки, положил рядом с собой под одеяло и прошептал ему на ухо где-то услышанную поговорку:
«Хорошо, когда собака друг, но плохо, когда другсобака»
И трудно было понять, кому он это адресовалЛешке или самому себе.
Двадцать первый барабанщик
ак говорили лагерные острословы, Юра возвышался над уровнем моря всего на сто тринадцать сантиметров. Про его вес они так острили: «В походе легче будет нести самого Юрочку, чем его рюкзак». Поэтому и звали все его не Юрой, а Юрочкой.
Но это не огорчало Юрочку. Гораздо больше огорчило его то, что пришлось ему стать двадцать первым барабанщиком. Он приехал в лагерь на три дня позже других ребят и при знакомстве со старшим вожатым заявил:
Я хочу барабанить. Я уже умею.
Вот беда-то! сказал вожатый. Прямо какой-то наплыв барабанщиков получается. У нас уже есть двадцать специалистов в этой области
Значит, я буду двадцать первым, не сдавался Юрочка, хотя и вздохнул по этому поводу. Мы будем барабанить по очереди.
Однако при первой же Юрочкиной очереди выяснилось, что барабанщик он малоквалифицированный. Для лагерных дел требовалась совершенно иная дробь: боевая, задорная, бодрящая и еще какая-то, как объяснил Юрочке Алеша, председатель совета лагеря.
Ты не обижайся, Юрочка, но не получается у тебя, говорил он. Тут надо так играть, чтобы ноги сами шли, а когда ты барабанишь, даже я с ноги сбиваюсь. То у тебя слишком быстро получается, то медленно Лучше ты у нас что-нибудь другое будешь делать. Хочешь, мы тебя в цветочную комиссию запишем?
Юрочка не на шутку обиделся:
Это девчоночная комиссия! Не пойду! Я лучше на барабане потренируюсь или на трубе
У Алеши от удивления приподнялись плечи:
Что ты, Юрочка! Ты думаешь, это так просто? Чтобы стать горнистом, надо сначала амбушюр выработать.
Какой абажур? не поверил Юрочка.
Не абажур, а амбушюр Нужно научиться вот так, по-особому, губы складывать, и надо, чтобы кожа на губах затвердела. А это не сразу делается.
Все равно в цветочную не запишусь! отрезал двадцать первый барабанщик и пошел разыскивать старшего вожатого.
Вожатый разрешил Юрочке брать барабан в свободное время, хотя и пожалел об этом уже на второй день: свободного времени у Юрочки оказалось очень много, а барабан был занят только во время линейки. К вечеру второго дня Юрочкиных занятий во всех отрядах ребята стали жаловаться, что начинают глохнуть.
Хорошо еще, что у него с горном ничего не получается, говорили ребята. Совсем бы пропали
Ты, Юрочка, уж слишком увлекаешься, осторожно сказал вожатый. Оглушил всех.
Ладно. Я найду место, где никому не буду мешать, сказал барабанщик и перенес занятия в лесные окрестности лагеря.