Рассказала о последней выходке Роджера.
По крайней мере, скоро у меня будет постоянная опека.
Ты так уверена? Она покачала головой.
Да ладно! Какой судья даст этому ублюдку опеку? После всего, что он сделал?
Ну, может быть, не полную, но совместную опеку вполне могут присудить. Донна заметила скептическое выражение на моем лице. Слушай, это бывает. Особенно в наши дни. Отцовские права и все такое. Она рассказала мне о Тамаре Паркер, знакомой мамочке. Ее бывший муж был хуже некуда. Ну, может, не хуже некуда, но твоего красавца обставил почти вдвое. Обрюхатил их няньку. И жену оставил практически без гроша. Сейчас ему присудили совместную опеку на детей. Ему и его новой жене. Няньке то есть.
Я сказала, что не хочу даже говорить об этом.
Поговорим лучше о чем-нибудь приятном, например, о Майкле Авила. С ним я чувствую такую заботу, такое спокойствие и внимание. Но
Что «но»?
Даже себе я не признавалась в том, что сказала Донне.
Никакой феерии чувств, ну, ты понимаешь. Чего-то не хватает, ферромонов каких-то. По крайней мере, мне.
Слишком пресный для тебя, да?
Что?
Ну, смотри. Не обманщик, не бабник, не прячет в домиках других жен, не кидается на малолеток еще бы он тебя зацепил! Донна уперла руки в бока. Слушай меня, детка, слушай внимательно. Если этот твой детектив на самом деле такой милый, добрый и симпатичный, как ты говоришь, будет несусветной глупостью упустить его только из-за того, что он не вызывает в тебе страсти. Это мое скромное мнение. Она сунула салатницу в посудомоечную машину. Думаю, тебе стоит пересмотреть свои постельные вкусы.
Может, и стоит. Только как?
На сегодня все.
В.
21 июля
Мама сказала, что последние несколько месяцев папа стремится к Богу «как поникший цветок жаждет дождевой воды». Он читает Библию, слушает проповеди по телевизору, однажды даже позвонил и просил «друзей Господа» помолиться с ним и за него. Мне кажется, это скорее жест отчаяния, чем истинное обращение к религии. Лучше не говорить об этом маме.
Она наводит справки о Междугорье. Оказывается, есть специальные молитвы для исцеления болящих, их нужно прочитать семь раз: Символ Веры, Молитва Господня, «Богородице, Дево, радуйся» и «Слава» (Господню молитву я знаю, но во всем остальном полная невежда). Мама распечатала для нас эти молитвы. Правда, папа уже знает их наизусть. Ему нужно будет поститься, есть только хлеб и воду, и священник помажет его каким-то священным маслом. Принципиально важно, чтобы это был правильный священник«дар исцеления» есть не у всех. Говорят, что Бог слышит только тех, кто молится со смирением и твердой верой. Остается только надеяться, что мы наняли именно такого.
Я все еще настроена скептически, но в глубине души что-то шевельнулось. Может быть, у папы действительно есть надежда.
На сегодня все.
В.
22 июля
В пять утра я подняла Пита, мы доехали до родителей на такси. Я попросила водителя подождать.
Мы мигом.
Хорошо. Не спешите, у меня завтрак с собой, сказал он, доставая пакет с эмблемой «Макдоналдса». Мне есть не хотелось.
Мама встретила меня на крыльце. Она была в пальто и в перчатках.
Папа не очень хорошо себя чувствует, сказала она.
Я прошла в дом мимо двух чемоданчиков у двери. Пит пробрался вниз покопаться в старом папином шкафу. Там было полно подушечек для печатей, маркеров и прочей канцелярской мелочи, всяких игральных карт и книг о Корейской войне. Пит весь день может там рыться, даже ни разу перекусить не придет.
Папа сидел на кушетке и тяжело дышал. Его ступни в носках казались хрупкими и маленькими. Он с трудом улыбнулся и прошептал:
Вэлери
Это так неожиданно случилось. Руки у мамы дрожали, как два мотылька. Вчера он вставал, все было нормально.
Папа, пора ехать, сказала я. Водитель нас ждет.
Он покорно сидел, пока я надевала на него шляпу и повязывала шарф. Острое худое плечо торчало под бежевой шерстью свитера. Полупрозрачная кожа, глаза совершенно другого цветане зеленого, к которому я привыкла, а бледного серо-голубого, как летнее небо на рассвете. Уже застегивая пиджак, я знала, что мы никуда не поедем.
Расскажи мне о Пречистой Деве, заговорил он. Расскажи о чудесах тихий и легкий голос, как дым. Рот раскрылся, он хватал воздух, как рыба.
Я взяла его за руку, костлявую и холодную. Папа закрыл глаза. В окно было видно машину с водителем. Он показал на часы и вопросительно поднял брови.
Мам, скажи водителю, чтобы ехал. Я дотянулась до кошелька и вытащила двадцатку. Отдай ему.
Ты о чем? Мы не можем отослать водителя! Он нам нужен! Нам надо в аэропорт!
Пусть уезжает, мам. Мы не поедем в аэропорт. Мы никуда не поедем.
Но Тереза! Надо встретить Терезу в аэропорту. Надевай на него ботинки и пошли отсюда.
Папа сжал мою руку.
Ты была очаровательной малышкой, сказал он, ловя ртом воздух.
Огромное горе сжимало горло. Я не хотела плакать. Мама стояла в углу не двигаясь, впившись зубами в пальцы.
Не знаю, почему ты заставила меня отослать водителя, Вэл, правда не знаю. Мы опоздаем на самолет.
Милая Вэлери, самая лучшая, самая милая малышка. Папа открыл глаза. Как там Питер?
Я вызываю врача, сказала мама.
С Питером все хорошо, пап. Он внизу. Ты же знаешь, он обожает рыться в твоем старом барахле.
Он прекрасный молодой человек
Я вытянула из рукава носовой платок и вытерла слюну с его подбородка.
Вэлери Он уже задыхался. Отдайте ему мой фотоаппарат Папа был фотограф-любитель. Все мои любимые снимки он сделал своей «Лейкой».
Папа смотрел мне прямо в глаза. И улыбался.
Что-то произошло.
А где Джек? Мне нужен Джек.
Кто этоДжек, папа?
О! У мамы вырвался сдавленный всхлип. Его пса звали Джеком. Когда он был еще ребенком.
Сюда, Джек. Сюда, мальчик мой.
Я положила ладони на узкие папины плечи, голову ему на грудь.
Джек здесь, пап. Он здесь.
Хороший Джек прошептал он.
Мама с ужасом смотрела на нас. Я махнула, чтобы она подошла поближе.
Папа, я люблю тебя. Мы все тебя очень любим, папа.
Мама опустилась на колени рядом с кушеткой.
Не уходи. Ты не можешь оставить меня сейчас.
Скажи, что любишь его, прошептала я.
Она громко зарыдала, прижимая к губам платок.
Нет. Я не хочу. Я не позволю ему уйти.
Скажи, что любишь его.
Мама вдруг успокоилась.
Я тебя люблю, прошептала она папе в грудь. Я всегда буду тебя любить.
Слышали, говорят, что когда ты вот-вот умрешь, вся жизнь проходит перед глазами? Должно быть, тех, кто сидит с умирающим, это тоже как-то задевает. Потому что во время короткой вспышкипапиного последнего вздохався жизнь рядом с ним пронзила меня. Поход в Дюны Спящего Медведя. Как он держал меня на плечах, чтобы лучше было видно Золушку на Диснеевском параде. Рыбалка с бечевкой и канцелярскими скрепками на мостках озера Уэбстер.
И еще я увидела, как он покупает мне ярко-красный шарик на демонстрации четвертого июля. Папа стоит на коленях, пытаясь привязать веревочку к моему запястью. Конец выскальзывает из рук, и шарик тут же летит вверх. Мы оба смотрим, как он взмывает выше и выше в чистое, синее, безоблачное небо.
В пять двадцать пять папа умер.
У меня больше нет сил писать. Пойду.
Я вернулась.
Оказывается, папа распорядился о похоронах и поминках по ирландским обычаям.
Должно быть, ты шутишь, сказала я маме. Мы никогда не праздновали День святого Патрика, у нас не было пуговиц с надписями типа «сегодня я ирландец».
Я совершенно серьезно. Мама сейчас вернулась к деятельному состоянию. Папа выразился очень ясно. Сказал, что после его смерти надо позвать двоюродную бабушку Финолу и двоюродного деда Тима, и они все устроят.
Об этих людях я даже ни разу не слышала. Как вскоре выяснилось, довольно большая часть папиной семьи была мне незнакома.
Номер двоюродной бабушки Финолы лежит на телефонном столике, продолжала мама. Потом надо позвонить в «Похоронное бюро Ричмонда», сказать, что отец умер и мы устраиваем поминки. У тебя сотовый близко?
Да.
Хорошо. Звони в аэропорт. Пусть Терезу найдут по громкой связи, пока она не села в самолет. Я позвоню Джулии. Мама обвела взглядом комнату и покачала головой. Ну и беспорядок здесь. Надо прибраться.
Как будто дом был для нее сейчас на первом месте! Меня удивляло ее оживление и самоконтроль. Теперь я понимаю, что страшный черный мрак ожидания наконец рассеялся для нее, папина смерть словно повернула выключатель, и теперь жизнь властно требовала ее к себе.
Мама попросила меня помочь перенести папино тело в гостевую комнату.
Не могу, сказала я. Это как-то нехорошо выглядит, таскать папу по дому как мешок с бельем.
Но это нужно сделать. Вэлери.
Я чуть не сломалась, не сдалась своему горю, такой глубокий ужас переполнял эту минуту. Хотелось оставить папино тело, дать ему покой, а не волочить из комнаты в комнату. На секунду я даже пожалела, что у меня нет мужа. В такой ситуации я могла бы положиться на Роджера. В смысле верности Роджер был никуда не годен, но если речь шла об устранении каких-нибудь бугаев, о выяснении причин шума посреди ночи или разбирательств с прочими отвратительными домашними деламитут Роджер был незаменим.
Глядя на тело отца, я как-то сразу сообразила, что надо разделитьсявзяла его безжизненные руки, а мама подняла ноги. Казалось, он будет легким, как сумка с пером, но оцепенение сделало его тело твердым, как дерево, и тяжелым. Мама осталась уложить его, а я пошла в кухню звонить этой Финоле, которую известие о смерти племянника не очень-то сразило и опечалило. Она сказала, что уже выходит и что к нам может кто-то прийти помочь с поминками. Я плохо поняла ее, а уточнять не стала. Хотелось просто положить трубку.
Папа точно хотел устроить эти поминки? Я все еще не верила до конца.
Мама открыла кухонный шкафчик, в котором они хранили всякие важные бумаги, кредитные карты, связанные резинками, деньги в жестяной коробке из-под печенья.
Здесь все написано. Она протянула мне конверт.
На нем папиной рукой было выведено: «Похоронные распоряжения». Я открыла конверт и вынула оттуда лист специальной желтой бумаги. «Когда я скончаюсь, писал он, сообщите, пожалуйста, моей двоюродной бабушке Финоле и двоюродному дедушке Тимоти в Бостон. Они сделают все необходимые приготовления к похоронам и поминкам по ирландским обычаям». Еще отец написал собственную эпитафию. У меня сжалось сердцекаково ему было представлять и обдумывать свой надгробный камень?
«Нет на земле такой боли, которую небо не может исцелить».
В одиннадцать утра зазвонил звонок. Я посмотрела в дверное окошечко. Снаружи стояли две женщины и мужчина, все трое были мне незнакомы.
Чем могу помочь? Я приоткрыла дверь.
Нас послала Финола Райан, шагнула вперед одна из женщин. Мы члены Американского Братства ирландцев, пришли помочь вам с поминками.
На вид она была плотная и крепкая, на целый дюйм выше меня, длинные седые волосы гладко зачесаны и собраны в пучок. Вторая женщина была помоложе и постройнее, еще был высокий парень, едва за двадцать, с огненно-рыжими волосами. Одежда на них была поношенная, но опрятная, брюки у парня тщательно выглажены, а женщины, видно, очень заботятся о волосах.
Я Розмэри ОХара. Это миссис Фини, а это мистер Килпатрик.
Каждый из представленных приветствовал меня вежливым кивком. Я заметила сумки у них в руках.
Сочувствую вашей утрате, мэм, сказал молодой человек.
Глубоко сочувствую, пробормотала миссис Фини.
Тут мама тоже подошла к двери.
Мои соболезнования, миссис, сказала ей миссис ОХара и протянула руку. Где ваш муж, дорогая?
Мама пошла в сторону гостевой комнаты.
Не хотите кофе? Или чаю?
Нет, спасибо, миссис Райан. Просто скажите, где у вас туалетная комната, чтобы помыть руки. С последними словами этой фразы она дотянулась до часов с кукушкой и вынула батарейку. Все часы надо остановить в знак уважения.
Ванная в конце коридора, первая дверь налево.
Розмэри и другие уверенно прошествовали по коридору.
Вы можете принять участие, донесся ее голос, хоть вы и не знакомы с этим. Это особенно важное время, знаете, когда мы провожаем наших любимых в загробную жизнь.
Мама взяла вниз переносной телефон, чтобы обзванивать родственников и друзей. Я стояла, как пришитая к месту, пока эти члены Американского Братства ирландцев делали свое дело. Они бережно раздели тело отца и обмыли его белой губкой, смоченной в маленьком фарфоровом тазике. Юный мистер Килпатрик умело побрил лицо отца синей одноразовой бритвой, пока женщины быстро убирали комнату, доставая разные принадлежности из своих сумок. Они поставили свечи на ночной столик, потом одели отца в какой-то церковный костюм, положили на грудь распятие и аккуратно вложили в руки четки. Когда они закончили, он стал похож на епископа. Он больше ничем не напоминал моего отца.
Его дядя Тимоти прочтет молитвы по четкам в полночь и утром, сказала миссис ОХара, заметив мой взгляд.
Я даже не знала, что сказать. Ощущение было такое, будто дом взяли партизаны.
Мне понадобится несколько простыней, сказала миссис ОХара, сдувая с лица влажную прядь. Столько, сколько у вас зеркал. Лучше белые, но и другие подойдут.
Я уже собралась предложить купить новые (у мамы вряд ли доходили руки до стирки), но в ящике с бельем нашлось достаточно чистых простыней, белых и светло-желтых. Одни повесили вдоль кровати, другими закрыли зеркала.
Миссис Фини поставила на стол в столовой что-то сухое и коричневое. Потом я поняла, что это нюхательный табак.
Зазвонил звонок, миссис ОХара посмотрела на часы.
Ну, началось. Она улыбнулась. Посещения продлятся до полуночи. Кто-то все время должен быть здесь с вашим отцом. Мы можем сменить вас, если вам или вашей маме будет нужен перерыв.
К шести вечера дом был полон друзей и родственников. Приехала целая ветвь бостонских Райанов, которых я ни разу не видела, включая пресловутых тетю Финолу и дядю Тима. Она была тощая, жилистая и напрочь лишенная чувства юмора. Он был полной ее противоположностью: толстый, неряшливый и общительный. В какой-то момент двое мужчин, совершенно мне незнакомых, принялись бороться на полу в гостиной. Тим объяснил, что это ирландский обычай«поминальные игры». Мама попросила их «поиграть внизу, пожалуйста». Она наверняка считала неприличным для взрослых людей играть в игры при таких печальных событиях. Финола сердито взглянула на нее.
Игры на поминкахстаринный обычай, сообщила она и, казалось, чуть подалась назад, готовясь к схватке. Так оттягивают тетиву со стрелой, прежде чем выстрелить. Если вы не давали вашему мужу быть ирландцем при жизни, позвольте ему хотя бы после смерти стать им, резко сказала Финола. Теперь он вернулся в свой круг, и вы ничего с этим не сделаете.
Внезапно настала тишина. Мама, казалось, ушла в себя. Чуть склонив голову, направилась на кухню. Мы с сестрами побежали за ней. Я обернулась к Финоле, но она уже разговаривала с другими родственниками, словно не замечая, что ее злой язык причинил маме боль. Я смутно помнила, что от папы отвернулись его родители и сестра, когда он объявил о помолвке с мамой. Она не была ирландкой. И не была религиозной. В ней вообще не было ничего особенногопросто пария. Сегодня стало известно, что в семье была настоящая, нескрываемая борьба за расторжение помолвки папы с мамой. Эту кампанию проводила лично Финола. И когда папин отец умер от сердечного приступа, Финола несколько месяцев изводила папу, утверждая, что он убил отца выбором такой невесты.
Маме удалось быстро собраться и снова вернуться к гостям. Странно было видеть ее такой оживленной и даже счастливой. Но почему бы ей и не быть такой? Папа обрел покой, дом полон жизни, цветов, вкусной еды, полон родственников, друзей и соседей. И она в центре внимания. Она может забыть на миг, что ее муж и спутник жизни, лучший друг и родная душаушел навсегда. Скоро дом снова будет пуст, цветы завянут, лакомства будут съедены, и она останется одна. Для своего возраста мама довольно привлекательна. Интересно, захочет ли она впоследствии с кем-то встречаться?
Не хочу сейчас об этом думать.
В кухню зашла мама.