Третья загадка показалась мне легче первых двух, но из уважения к мудрецу я глубоко задумался.
Я отвечусказал я после долгого размышления, как купец, привыкший выбирать из множества товаров самый лучший и подходящий. Если какая-то вещь имеется во множестве: дома ли, города ли, товар ли какой, то всегда среди этого множества ты найдешь такую вещь, которая соединяет в себе все черты своих родичей.
Браво, браво, закричал старец и захлопал в ладоши. Это великолепный ответ. Я и сам еще не нашел окончательного решения этой загадки. Я загадывал ее многим, и каждый удачный ответ приближает меня к разгадке. Мой учитель, мир праху его, всегда говорил мне: Все, что теперь сокрыто, когда-нибудь раскроет время. Твой ответ, хасид, лучший!
Твой ответлучший, снова повторил царь. А подать сюда моего конюха!
Вошел конюх.
Как смел ты, прохвост, обмануть моего почетного гостя? Затопал ногами царь, обращаясь к дрожащему от страха конюху. Вернешь хасиду коня, а плату, что получил за коня, вернешь в придачу. И запомни: ворне тот, кто крадет, а тот, кого поймали. А теперь поторопись, каналья!
Отправив конюха, монарх угостил меня настоящим царским обедом. Затем распрощался со мной весьма дружелюбно и отпустил восвояси.
А перед заходом солнца хасиды, которые с раннего утра дожидались меня, с изумлением увидали, как открылись ворота страны мошенников и воров, и из ворот вышел я сам собственной персоной целый и невредимый. Одной рукой я держал под уздцы красавца-коня, другой рукой вел на веревке чудесного барана, а на спине коня возвышалась плетеная корзина, с торчащем из нее красным петушиным гребнем. Еще больше удивились мои друзья и незадачливые спорщики, когда я вернул им деньги, да и себе оставил столько же. А потом я рассказал им историю, которую вы сейчас слышали. С тех пор мои дела пошли в гору, ибо торговать я стал только лишь с этой страной. Я отгадал загадки тамошнего еврея, но на один вопрос ответа пока не знаю: Страна-то эта, особая она, или нет?
Клятва
Эту сказку сочинил и поведал своим хасидам раби Яков, цадик из города Божин. Начал он издалека и с непривычного вступления.
Разнятся меж собой обычные слова и слова клятвы. Обычное словово власти человека: захотелизменил, захотелотрекся, захотелдругое слово сказал вместо прежнего. Не токлятва. Единожды сорвавшись с уст, она уж теперь не в воле ее произнесшего. Она живет сама по себе, и есть у нее цель, и цель этавоплощение. Судьба человека во власти всесильного и непостижимого демона клятвы. Возьмем, к примеру, историю хасида по имени Акар.
Реб Акар человек простой, а ум его остер. И практической сметки ему не занимать. Потому-то и стал реб Акар одним из самых богатых домохозяев города. Хорошо иметь дело с таким торговцем, как реб Акар. Слово егозакон: сказаносделано, обещановыполнено. Известно всем: удача в торговленаграда за надежность, честность и прямоту.
Все есть у этого еврея, а счастья нет. Потому, что Бог не дал ему детей. Уж больше десяти лет прошло со дня свадьбы, а чрево его возлюбленной супруги бесплодно, как пустыня, по которой скитались их древние предки. Разводись, твердит ему родня, но Акар отвергает негодный совет.
Реб Акарпреданный хасид. Твердо и беззаветно верит он своему цадику раби Зэеву. Слушает его советы. Внемлет его речам. А в последние годы все чаще и чаще обращается он к раби с одной и той же просьбойпомолиться за него и за жену его, дабы заметил Господь муку их, и тревогу их, и беду их, и сжалился бы над ними, и снизошел бы до бесконечной тоски простого хасида, и дал бы им дитя и новую надежду в жизни.
А раби Зэев все уходит от прямого ответа, и не говорит своему верному почитателю Да, и не говорит Нет. Акар возносит молитвы и с корыстью обрекает себя на бескомпромиссную праведность. И жена его молится, и родня его молится, но тщетно все. Да оно и понятно: Небо ждет голоса цадика, а тот молчит. И испытанный хасид начинает сомневаться в раби и роптать на него в душе своей.
Все настойчивее становится реб Акар, и раби Зэев прячет глаза от него.
Я объясню тебе, дорогой мой Акар, что мешает мне обратиться к Богу с бедой твоей. Постарайся понять меня. Я ближе тебя к Небесам. Я знаю, ныне большие опасности грозят всему народу нашему. И, если можешь, возьми в толкв такие времена я не имею права растрачивать влияние свое в высших сферах на помощь одному в ущерб благу многих. И альтернативы у меня нет. Ты не лучше других и не более ценен, нежели они. Знаю, нелегко такое понять, и, поверь, нелегко мне признаваться в этом. И не беспокой меня более своей просьбой, пока не решу я, что дошла твоя очередь, такими словами отвечал цадик Зэев хасиду своему Акару.
Разговор с цадиком хасид пересказал жене слово в слово. Заплакала она.
Не поняла я, чего у него нет? спросила женщина.
Альтернативы у него нет, ответил простоватый Акар и недоуменно пожал плечами.
Попытайся в последний раз, твердо сказала жена.
Набрался смелости Акар, и вновь подступился к раби со своим делом, когда тот сидел в синагоге над Святой книгой. Вот Акар стоит напротив раби, но тот не замечает хасида, ибо отрешен он от сиюминутного, и помыслы его высоко-высоко на Небесах. Цадик встрепенулся, вернулся в этот мир, вновь увидал несчастное и испуганное лицо бездетного богача и пришел в неописуемый гнев.
Ты преследуешь меня! Я не сделаю того, что ты просишь. Ты ничего не понял, невежда. Клянусь, не воспитывать тебе детей! И прочь с глаз моих! Прочь! Прочь! кричал, забывшись, раби Зэев. Впрочем, тут же и пожалел о сказанном: Нельзя горячиться. Гневоружие бессилия. Хотя, если хорошенько подумать, добр лишь тот, у кого достает твердости иной раз быть злым.
Побледнел Акар, вышел из синагоги и уж никогда более не разговаривал с раби Зэевом.
***
Как-то на постоялом дворе по дороге на ярмарку подружился Акар с таким же, как он сам, торговцем и хасидом, и тот зазвал его к себе в гости. Навестил Акар нового друга, и познакомился у него дома с цадиком раби Ионой.
Легкий и веселый нрав у раби Ионы. Оттого, должно быть, многие не сразу и верили, что перед ними мудрый цадиквсе шутит да смеется. Хасиды любят его безоглядно. Хорошо людям с нимкто похвалы заслужилполучит ее, у кого камень на сердцедля того есть слово утешения, а кто провинился в чемтот ничего от раби не услышит.
Как почувствовал Акар, что цадик проникся к нему доверием, так и рассказал ему о своей беде. И о прежнем раби своем не умолчал. Цадик внимательно выслушал своего нового хасида.
Повтори, дружище, чего нет у раби Зэева? спросил цадик.
Альтернативы у него нет, ответил Акар.
И у меня ее нет, сказал цадик, тепло обняв за плечи собеседника.
Это значитзапинаясь, начал Акар, но цадик не дал ему договорить.
Это значит, что я употреблю всю мою силу, что есть у меня на Небесах, дабы осчастливить тебя и жену твою. Клянусь, дорогой Акар, родится у тебя сын! Я твердо знаю, где кончается благо одного, кончается благо всех. Я помогу одному несчастному, и тем хоть на самую малость облегчу общее бремя, сказал раби Иона.
Не помня себя от счастья, примчался хасид домой. Да, что там примчалсяна крыльях прилетел! И, захлебываясь от восторга, с порога рассказал жене о великой новости и о своем новом раби. Доброе сердце лечит рану, нанесенную трезвым умом. Нет меры радости, когда отступает беда.
Вот будет у нас наследник, и стану его учить всякой премудрости, мечтает Акар.
Как ты, муженек, его учить станешь, коли сам ты неуч! смеется жена.
Права, женушка, права! Родится с Божьей помощью сын, и, клянусь, засяду за книги и с головой уйду в Святое писание. А ко времени, что подрастет дитя, достанет знаний в моей голове поделиться с ним.
***
И прошло время. Год ли, два ли, три ли, а только настал срок, и родился у Акара сын. Утихли подобающие случаю торжества, и преисполненный благодарности к цадику и к самому Господу Богу, уселся богач реб Акар за книгу Торы и окунулся в учение.
Страшно коротко было счастье богача и жены его. Младенец заболел и вскоре умер. И много лет томимые одиночеством бездетные супруги познали горе вдесятеро больше прежнего. А Акар хоть и малограмотен был, но умен от природы. И пристрастился к учению. Искал и находил в Святом писании утешение и забытье. А у женщины этого спасения не было.
Реб Акар читает денно и нощно Святые книги. Заброшены дела, чахнет торговля. Сам не заметил богач, как разорился. А когда последняя вещь из дома была продана, и ни еды, ни денег совсем не осталось, оделись в рубище реб Акар и жена его, заколотили двери и окна дома и отправились пешком бродить по белу свету и просить подаяние.
Горе и невзгоды сломили женщину, и Акар овдовел. И скитался несчастный в одиночку и все корил себя: Вот, не клялся бы я прилепиться к книге на старости лет, хоть и несчастный был бы, но не вдовый и не нищий. А раби Иона горюет и говорит своим хасидам: Моя это вина, и нет мне прощения. Зачем дал клятву этому хасиду? Лучше не знать счастья, чем узнать на миг и потерять навсегда. А еще горше раби Зэеву: Ненавистен мне мой язык. Это я своей страшной клятвой погубил Акара и несчастную жену его.
Нет хуже наказания, чем раскаяние, когда не можешь оправдаться перед собственным судом.
Вопрос Государя Императора
Весьма прискорбно начало истории, которую вы, дорогие мои хасиды, сегодня услышите от меня, полным печали голосом произнес раби Яков, цадик из города Божин, обращаясь к ученикам, собравшимся в его доме на исходе субботы. Слушатели насторожились.
Представьте себе, друзья, продолжал раби Яков, что и среди нас, евреев, встречаются завистники, недоброжелатели, и, что более всего достойно сожаления, доносчики.
Видя, что столь необычайным вступлением он вполне завладел вниманием слушателей, раби начал рассказ.
***
Великий мудрец и подлинный праведник стал жертвой злого наговора. Завидуя добродетели, люди приписывают ей преступления. Враги цадика и ненавистники хасидов, наши же евреи, подали ложный донос властям. Обвинили его в измене Империи и в злоумышлении против Императора, в подстрекательстве евреев к бунту и в сочинении пасквилей на неевреев. Могут ли быть в глазах властей преступления тяжелее этих?
В городке, где жил мудрец, появились царские осведомители и тайные агенты. Следят за каждым шагом цадика, составляют доклады и шлют их в столицу. А вскоре по улицам города прогремела арестантская карета черного цвета, а в нейжандармы. Вывели они за ворота маленького седого старика, посадили промеж себя и скомандовали кучеру ехать. Умчалась в царскую столицу черная карета, и увезла мудреца на суд и, кто знает, может быть и на расправу на радость врагам и на горе честным людям.
Заточили невинного старика в крепость, куда сажают злодеев и убийц, врагов царя и отечества. Однако, царским законникам известно, что это узник другого рода. Слухи о мудрости цадика дошли до столицы, достигли ушей Государя Императора и его высших сановников. Умнейшим из них было доверено разбирать деяния раби и судить его. Ежедневно являлись судьи в каменный каземат, задавали цадику каверзные вопросы, но неизменно получали на них простые и мудрые ответы.
Воочию видят важные хранители закона, что волны лжи рассыпаются в мелкие брызги, ударяясь о камень истины. Кто может доказать, тому нечего бояться. Мудрец достойно отвел от себя клевету недругов. Но тут настала трудная минута для цадика.
***
Отчего это, почтенный раби, обратился к цадику старший из судей, ты пишешь в сочиненных тобой книгах, что душа всякого еврея непременно содержит хоть малую частицу добра, а вот душа нееврея никакого добра в себе не несет? Выходит, ни я сам, ни судьи твои напротив тебя сидящие, ни жены и ни дети их, ни Государь Императорникто из нас, грешных, не удостаивается твоей милостивой похвалы за доброту? спросил он.
Наговор не ополчается против непогрешимости, он лишь преувеличивает, но не возникает на пустом месте, заметил сановник в черной рясе, но старший судья остановил его.
Сказанное тобой до сих пор поразило нас безошибочностью мудрых твоих суждений, поэтому мы с тревогой ожидаем ответа на этот вопрос. Объясняй, мудрец, в простых словах, чтобы мы поняли тебя, закончил судья.
Цадик задумался. Разве можно просто и понятно раскрыть несведущим глубины тончайшей мудрости? А если бы даже такое было возможно, какой смельчак решится возносить себя перед своими судьями? А если кто и отважится на такое безрассудство, то ни заслужит ли безумец более порицания, нежели похвалы?
Долго думает цадик, очень долго. И тут замечает он, как разом просветлели тревожные лица высоких сановников. Заулыбались судьи, засмеялись, заговорили между собой.
Мудрейший раби, снова обратился к цадику старший из судей, наша вера отнюдь не говорит нам, что наш народ менее добр, чем твой, да и по простому здравому размышлению мы сами это понимаем. Ты промолчал, и от того не поколебал нашу уверенность. Боюсь, на сей раз ты ошибаешься, мудрейший раби, сказал судья.
Вздох облегчения вырвался из груди старика, и он засмеялся вслед за судьями.
А уж потом, когда цадик вновь оказался на свободе и частенько рассказывал хасидам о страшных днях, проведенных им в застенках, он любил вспоминать, как спросили его о добрых и недобрых душах, и как ловко он выскользнул из рук своих судей.
Я не назвал никаких оснований того, что написал в книгах, я просто промолчал. Но все, что я говорил прежде, убедило судей, что правда на моей стороне, и умно поступили эти вельможи, что не стали настаивать на ответе, так говорил мудрец своим хасидам.
***
Заседание судей подходило к концу, когда открылась дверь, и в каземат вошел человек в скромной гражданской одежде. Сановники побледнели от страха, узнав самого Государя Императора, который подал им знак молчать. Раби встал со своей скамьи навстречу вошедшему и поклонился уважительно и с достоинством.
Почему, раби, ты приветствуешь меня, как царя? Разве моя одежда не говорит тебе о том, что я простой гражданин? Люди узнают своего Императора по блестящему мундиру, по золоченым каретам, по окружающей его свите генералов и министров, сказал царь.
Я знаю, передо мной стоит царь, ибо сердцу моему дано ощутить тот особый трепет, какой лишь помазанник Божий может вызвать в душе.
Я много наслышан о твоей мудрости и святости, раби. Знаю, что возвели на тебя напраслину. Я бы хотел услышать от тебя ответ на один вопрос.
Я весь внимание, Ваше Величество.
Как доказать, мудрец, что существует в мире Бог?
Ваше Величество, назовите и опишите мне вещь, которой не существует в мире.
Как же я могу назвать несуществующую вещь? изумился царь.
Вот это и есть лучшее и яснейшее доказательство существования Бога в мире! с торжеством провозгласил цадик.
Сколь кратко твое слово! Воистину, очевидность лишь умаляется доказательством, заметил царь.
Кто доказывает слишком много, тот ничего не доказывает, сказал раби.
Весьма удовлетворенный беседой, Государь Император распорядился немедленно отпустить цадика на волю.
***
Вот какую историю я хотел рассказать вам, любезные мои хасиды, сказал раби Яков и стал внимательно всматриваться в лица сидящих за столом. Жена его Голда скучала. Да и хасиды не все прониклись пафосом этой истории. Раби Яков был несколько обижен. Жизнь мудреца скучна для скучных людей, мстительно подумал он. Только Шломо, лучший и любимый ученик раби Якова, испытывал явное нетерпение, дожидаясь, когда учитель поинтересуется его, Шломо, мнением. Не забывая, что ученик его получил европейское образование, а также памятуя о том, что этот самый начитанный хасид не раз уж ставил его в неловкое положение своими чрезмерными познаниями, раби Яков колебался, спросить ли у Шломо, по какой такой причине тот столь сильно возбужден. Заговорив первым, Шломо помог цадику выйти из затруднения.
Учитель, мне известно, что весьма похожее доказательство существования Бога было сделано задолго до того, как герой твоего рассказа беседовал с самим Государем Императором.
И кем же оно было сделано, любезный Шломо? с внешним ехидством, но внутренним страхом спросил раби Яков.
Одним мудрецом, жившим в городе Амстердаме, имя которого я называть не хочу, боясь вызвать твой гнев, раби.
Ты уже вызвал его, Шломо, громко воскликнул цадик, я знаю, кого ты имеешь в виду. Не зря раввины отлучили этого вероотступника от общины и прокляли его. Не может быть, чтобы хасидский мудрец повторял слова безбожника. Должно быть, ты в своей Европе плохо читал эти вредные книги. Читай получше, дружок. То есть я не то хотел сказать! Читай книги цадика, дорогой Шломо! успокаиваясь, поучительно заметил раби Яков и спросил, не желает ли кто-нибудь еще рассказать историю.