Спасибо!
Эрмин не видела и не слышала ничего вокруг, даже не почувствовала приятного тепла, не заметила яркого света электрических ламп. Столовая походила на растревоженный пчелиный улей. Напрасно вторая монахиня призывала путешественников к порядкунесколько десятков человек были заняты тем, что устраивали свой багаж вдоль стен, расталкивая скамьи и стулья.
Эрмин!
Шарлотта пыталась пробиться к ней, прижимая к себе Мукки. Эрмин опустилась на колени и обняла обоих. Мальчик надрывался сердитым криком и был весь красный.
Думаю, он сильно проголодался, пояснила девочка. Одна дама хотела дать ему сладкой водички, но я отказалась. Не знаю, хорошо ли это для Мукки.
О дорогая! Я так беспокоилась, когда мы оторвались друг от друга! Но теперь все в порядке, я с вами. Я покормлю его!
Среди пассажиров поезда было довольно много мужчин и мальчиков-подростков. Многие взрослые, обрадовавшись, что оказались в тепле с перспективой горячего ужина, достали курево. Монахиня по очереди подходила к каждому курильщику и запрещала зажигать сигареты, а если это было уже сделано, приказывала погасить немедленно.
Подумайте о наших больных! повторяла она с возмущением. Нам придется кормить здесь всех, по крайней мере, самых крепких. Курить в столовой строжайшим образом запрещено!
Эрмин, прижимая исходящего криком сына к груди, подошла к двойной двери со стеклом. Испытывая настоятельную потребность где-нибудь уединиться и спокойно покормить ребенка, она вошла в помещение кухни, по всей видимости, пустое. Шарлотта последовала за старшей подругой. На огромной печи стояли не менее огромные кастрюли, распространяя аппетитный аромат тихо кипящего супа.
Жаль, если я кому-нибудь помешаю, но делать нечего, шепотом сказала Эрмин, усаживаясь на табурет.
Проголодавшаяся и усталая, Шарлотта рассматривала развешенную на гвоздях кухонную посуду из белой жести. Она очень испугалась, оказавшись одна в толпе чужих людей. Прерывистое дыхание девочки было тому доказательством.
Моя дорогая крошка, мне так жаль! сказала молодая женщина, прикладывая сына к груди. Из-за меня ты натерпелась такого страха! Я очень корю себя за это. Моя вина, что все так получилось!
Нет, это я виновата! заявила Шарлотта. Это я умоляла тебя поехать в Квебек. Я без конца говорила об этой поездке. Если бы не я, ты бы осталась в Валь-Жальбере, в тепле и покое.
Вовсе нет, Лолотта! Не говори глупостей. Скажи, ну кто мог предвидеть, что случится авария? Посмотри лучше на Муккиему нет дела до нашего спора, он думает о том, как бы поскорее насытиться!
За спинами у них послышалось тихое покашливание. Потом звучный голос произнес:
Мне жаль, мадам, но вы должны вернуться в столовую. Входить в кухню нельзя.
Ясно различимый акцент и строгие интонации показались молодой женщине на удивление знакомыми. Она подняла голову и вгляделась в морщинистое лицо третьей монахини. Поверх длинного серого платья на той был розовый полотняный передник.
Сестра Викторианна!
Эрмин! Ты ли это? воскликнула пожилая дама, подходя ближе. Господи, я и не мечтала, что увижу тебя! Да еще с таким славным карапузом на руках!
Эрмин встала, не помня себя от радости. Воспоминания о годах, прожитых рядом с сестрой-хозяйкой монастырской школы в Валь-Жальбере, теснились у нее в голове.
Сестра Викторианна! Можно, я вас поцелую? спросила она, давая волю своей радости. Я так счастлива видеть вас!
Ну, один раз можно, моя крошка! Конечно, иди, я тебя обниму!
Мы попрощались с вами в декабре 1929-го, три года назад, сказала молодая женщина. Я думала, вы в Шикутими
Я предпочла приехать работать сюда, хочу быть полезной. Мне шестьдесят четыре, но я все еще в состоянии чистить овощи и месить тесто для хлеба. А ты, я смотрю, вышла замуж! И кто эта юная мадемуазель? Я уже где-то видела ее очаровательную мордашку!
Это Шарлотта Лапуант, быстро ответила Эрмин. Ее взяла на воспитание моя мать. Ах да, когда вы уезжали, я еще не встретилась с мамой. Нам о многом надо поговорить, сестра Викторианна!
Предполагаю, ты была в этом поезде, отрезала пожилая монахиня. На ночь я устрою вас в своей комнате, потому что мы старые знакомые. А пока мне придется потрудиться: сегодня нужно подать добрую сотню тарелок.
Я могу вам помочь, сестра, тотчас же предложила девочка.
Не откажусь! Придется подавать еду в три приема, а обычно хватает одного. Боже, у меня же нет столько посуды! А ведь ее нужно сразу мыть, чтобы никто не заразился!
Эрмин со счастливым видом слушала монахиню. Она наконец поверила, что перед ней не фантом из прошлого, а живой, реальный друг. Молодая женщина узнавала каждый жест монахини, каждую гримаску, пусть та и утратила толику своей энергии. Освободив уголок стола, Эрмин перепеленала сына.
Как ты назвала этого ангелочка? спросила сестра Викторианна с улыбкой. Какой он у тебя пухленький и подвижный!
Он носит имя своего деда, Жослина. Отца я никогда не увижу, но мне удалось украсить цветами его могилу на берегу реки Перибонки.
А папа этого очаровательного малышакто-то из жителей Валь-Жальбера?
Нет! Его отца зовут Клеман Дельбо. Сейчас он работает на большой лесопилке, обслуживающей бумажную фабрику в Ривербенде.
Шарлотта тем временем расставляла на подносах фарфоровые суповые тарелки. Девочка заметила, что Эрмин не стала называть индейские имена своих мужа и сына. Это показалось ей странным. Спустя мгновение молодая женщина пояснила радостным тоном:
Сестра Викторианна была сестрой-хозяйкой в монастырской школе. Я многим ей обязана. Она научила меня готовить, шить, вышивать. Я так плакала в тот день, когда мы расстались! И представьте себе, сестра, в день вашего отъезда я познакомилась с Шарлоттой. Она пришла на праздник, который организовали в честь вашего отъезда. Вас в то время было четверо. Мать-настоятельница порекомендовала мне спеть «Прощальную песню», и я, с согласия господина мэра, вместо «Не говори прощай, мой брат, не говори прощай!» спела «Не говори прощай, сестра!».
И мне хотелось плакать, вспомнила монахиня. Господь Бог щедр, Эрмин, раз он позволил мне еще раз тебя увидеть. Ты совсем не изменилась. У тебя все такие же красивые голубые глаза и белокурые волосы. Но ты стала красить губы, плутовка! И что ты делала одна в поезде? Куда ты ехала?
Молодая женщина предпочла сказать правду. Рядом с сестрой Викторианной она словно вернулась в детство, почувствовала себя девочкой-подростком, для которой соврать означало согрешить.
Я хотела пройти прослушивание в театре Капитолий в Квебеке по совету одного импресарио, который слышал меня в церкви в Шамборе. Он специалист в своем деле.
Вот оно что! отозвалась монахиня. Но ведь теперь у тебя есть семья. Или ты, несмотря на это, все равно хочешь петь на сцене?
Я и сама пока не знаю, сказала Эрмин. Мне нужно уложить Мукки, а его коляска осталась возле поезда.
Мукки? изумленно повторила сестра Викторианна. В молодости мне довелось лечить индейцев. Это их имя, оно означает «ребенок». Какая муха тебя укусила, что ты так назвала дитя?
Мой муждобрый католик, но его матьиндианка монтанье. Я не хочу полностью отказываться от их языка.
Кто-то вошел в кухню, положив конец разговору, к несказанной радости Эрмин. Это был доброжелательный мальчик, сын человека, чьи сани привезли Эрмин к санаторию. Перед собой он толкал коляску, рядом шла хрупкая Бадетта.
Вот вы где, мадам! Не скоро я вас нашел! Я привез вашу коляску. Она была полна снега, но я его вытряхнул. Теперь она чистая!
Спасибо огромное! воскликнула молодая женщина. Это очень любезно с вашей стороны. Мне пришлось бы без нее плохо!
До этого мальчик видел Эрмин только в темноте. Теперь же он глядел на нее во все глаза и думал, какая же она красивая.
Теперь я спокойна, зная, что у вас все в порядке, добавила Бадетта. Я заволновалась, когда потеряла вас из виду. Сестра, я немного помогла вам с размещением пассажиров поезда. Столы мы разделили проходомваши больные смогут поужинать в обществе всех тех, кому повезло найти здесь пристанище. Доктор счел, что это вполне безопасно, да и обитателям санатория будет веселее.
Эрмин быстрым взглядом окинула кухню. Увидев кирпичи, предназначавшиеся для обогрева постелей, она взяла один и сунула в печь. Постельные принадлежности Мукки показались ей слишком влажными.
«Я уложу его спать укутанным в одеяло, подумала она. Если я подниму откидной верх коляски, он сможет отдохнуть. А когда придет время, я его укачаю».
Она приберегла для себя столько упреков, что могла бы много часов заниматься только своим сыном. Шарлотта, уже освоившаяся в просторной кухне, с удовольствием готовила ложки и тарелкисчитала их и пересчитывала.
Сестра Викторианна очень хорошая, шепотом сказала девочка Эрмин.
Да, но с характером. Какое совпадение! Я и подумать не могла, что с нами случится такое. Но, моя крошка, надо стойко переносить неприятности. Здесь тепло, и мы будем спать под крышей и с полными желудками.
Нам повезло, согласилась девочка.
Бадетта тем временем разговаривала с монахиней. Она не преминула заметить, что хорошо знает это медицинское учреждение, потому что сама в нем когда-то жила.
Мне нравилось в Лак-Эдуаре, сестра. А потом я обосновалась в Квебеке и стала независимой журналисткой. Заработков мне вполне хватает, и все же лучшие мои воспоминания связаны с этим санаторием. Воздух здесь такой чистый, а от вида на озеро просто дух захватывает! Пансионеры были в основном представителями среднего класса. Что-нибудь изменилось?
Мне нет дела до социального положения больного, мадам, отчеканила монахиня. Для меня и остального персонала все онинесчастные люди, о которых нужно заботиться и временами обращаться как с малыми детьми. Некоторых мучат сильные боли. В прошлом месяце один пациент умер после долгой агонии. Здесь живут даже дети, увы!
На это озеро приезжали знаменитые семейства, сказала Бадетта. Рузвельты, Рокфеллеры Мужчины здесь охотились. Но сегодня с нами юная дама, которая однажды тоже может стать знаменитой!
Эрмин покраснела. И поспешила покачать головой в надежде, что журналистка поймет ее и сменит тему разговора.
Вы говорите, конечно, об этой молодой мамочке, пробурчала сестра Викторианна. Я буду день и ночь молить Господа, чтобы Он указал ей верный путь и чтобы она стала хорошей супругой, набожной хозяйкой дома, но никак не звездой на сцене.
Подростку, до этого с горящими глазами прислушивавшемуся к их разговору, монахиня сделала знак удалиться. Мальчик стушевался и исчез. Из столовой донесся гомон.
Я не хотела сказать ничего плохого, мягко выговорила Бадетта. Среди пассажиров есть аккордеонист. Если мадам согласится спеть для больных, это будет очень хороший поступок. У них есть радио, но это совсем не одно и то же. По моему мнению, передачи идут с ужасным звуком.
Монахиня сделала вид, что занята супом. Озадаченная, Эрмин предложила ей свою помощь:
Сестра Викторианна, мой сын уснул. Я бы тоже хотела вам помочь.
Можешь отнести стаканы и графины с водой. Обычно мне помогает женщина из поселка, но господин интендант поручил ей сегодня другую работу, на верхнем этаже. Не думаю, что этот шум и суета пойдут на пользу нашим пансионерам. Распорядок дня и гигиенические нормы у нас очень жесткие. Ужин следует подать в половине седьмого, то бишь через десять минут. Все ложатся спать в девять вечера и свет гасят практически сразу.
Разумеется, сказала молодая женщина. Дорогая сестра, я могу оставить сына под вашим присмотром? В кухне меньше шума.
И меньше риска заразиться, добавила Бадетта. Я тоже могу сделать что-нибудь полезное.
Я так и думала! отозвалась монахиня. Если ты собираешься петь, Эрмин, подожди, пока подадим десерт. И нужно еще спросить позволения у доктора.
Каждая из женщин взяла в руки по тяжелому подносу. Гордая оттого, что может помочь, Шарлотта проворно сновала из кухни в столовую и обратно. Глазам Эрмин, когда она вернулась в просторное помещение столовой, предстало странное зрелище: зал, казалось, готовился к неравной битве. С одной стороны сидели два десятка пациентов санатория, с другоймасса пассажиров поезда, из которой выделялись шляпки, картузы и разноцветные шиньоны. Багаж расставили вдоль стен, но речь шла только о чемоданах, более крупные вещи остались в поезде. Стоял гул голосовтихий, глухой, неясный.
«Где все эти люди устроятся на ночь? спросила себя Эрмин. Как странно быть здесь, далеко от Валь-Жальбера! Сестра Викторианна за то, чтобы поддерживать традицию. Я сразу почувствовала, что моя идея с поездкой в Квебек ей не понравилась».
Все в порядке? тихонько спросила у нее Шарлотта, которая шла рядом. Ты показалась мне такой грустной
Я всего лишь обеспокоена, дорогая Знаешь, этот санаторий, здешняя мебель, запахи напомнили мне монастырскую школу в те времена, когда ее посещало множество учеников. Мне показалось, будто я вернулась в прошлое, когда мне было столько, сколько тебе сейчас. Забавно
Девочка улыбнулась и кивнула. Эрмин, Бадетта и еще одна монахиня разлили по тарелкам суп и раздали большие ломти хлеба. Когда все принялись за еду, в зале установилась тишина.
«Мне страшно смотреть на больных, подумала молодая женщина, усаживаясь перед тарелкой супа в кухне. Словно кто-то запретил нам к ним приближаться, хотя думаю, они довольны, что увидели столько людей».
Сестра Викторианна с обеспокоенным видом поглядывала на настенные часы.
Ну что, Эрмин, ты будешь петь этим вечером? Приходится признать, что это редчайшая возможность для наших пансионеровпослушать живое пение, разумеется, если ты остановишь свой выбор на религиозных гимнах. И ничего кроме гимнов!
Не беспокойтесь, я бы предпочла не петь вообще. Никто меня тут не знает. Будет лучше, если я пойду наверх и лягу. Эти волнения меня вымотали.
А я думаю, что все уже знают, вздохнула пожилая монахиня. Эта дама, Бадетта, успела многим рассказать о тебе, да и невоспитанный мальчишка, который глаз от тебя не мог оторвать, постарался.
Так совпало или кто-то сделал это нарочно, но из столовой донеслась веселая музыка. Это был аккордеон. Вбежала Шарлотта.
Мимин, идем! позвала она. Доктор санатория дал свое позволение, потому что мадам Бадетта сказала, что у тебя золотой голос. Ты можешь петь. За столиком для больных я видела маленького мальчика. Он очень бледный.
А, Жорель, самый младший наш пансионер, уточнила сестра Викторианна и перекрестилась. Мать сможет навестить его не раньше, чем в мае. Он плачет по ночам.
Эрмин убедилась в том, что Мукки мирно посапывает. Было восемь вечера.
Хорошо, иду! объявила она. Я спою для Жореля и для вас, сестра.
Бывшая сестра-хозяйка монастырской школы ободряюще улыбнулась. Она с умилением вспомнила маленькую девочку, которая, встав на табурет на переменке, пела «У чистого ручья» своим одноклассникам.
Поторопись! Они будут очень рады, заверила она молодую женщину.
Появление Эрмин в столовой вызвало волну комментариев и вздохов нетерпения. В ореоле своих солнечно-белокурых волос она направилась к разделяющему столы проходу. Подошел доктор и пожал ей руку. Он счел нужным объявить:
Нам выпала редкая удача, как мне сказали, принимать у себя настоящую артистку, мадам Эрмин
Эрмин Дельбо! добавила оробевшая молодая женщина.
Мадам Эрмин Дельбо, которая согласилась спеть для нас всех сегодня вечером.
По телу одного из пансионеров, стоило ему услышать это имя, пробежала дрожь. Он был высок и очень худ. Плечи его покрывал плед из шотландки. На седой макушке наметилась лысина. Изможденное лицо было тщательно выбрито. В журнале санатория он числился под именем Эльзеар Ноле, но на самом деле звался Жослином Шарденом
Глава 5Нить времени
Туберкулезный санаторий на озере Эдуар, в тот же вечер
Жослин Шарден выбрал имя Эльзеар Ноле не случайно: так звали его покойного деда, фермера, проживавшего недалеко от городка Труа-Ривьер. Это заимствование показалось ему оправданным, поскольку речь шла о члене его семьи. Однако в данный момент то, что он живет под чужим именем, было последней из его забот. Он растерянно глядел на красивую молодую белокурую даму, которая одним своим присутствием осветила столовую санатория. Он рассмотрел ее до мельчайших подробностей. На ней была белая шерстяная кофточка с голубым, под цвет юбки, воротничком.