По крайней мере, я хоть что-то принесу, вслух сказал себе Жослин.
Собака притащила одну куропатку, потом другую. Должно быть, это занятие было для нее привычным.
Хороший пес, славный пес, погладил ее по голове мужчина.
Однако прошлое не отпускало. Жослин вспомнил утро, когда он купил Бали, ездового пса с примесью крови маламута, который оказался хорошим охранником и прекрасным вожаком упряжки. Снова на него нахлынуло ощущение, что он лишился части своей жизни. Выругавшись, Жослин пошел обратно.
Тала ждала его, сидя на улице, возле костра. Медленно темнело, янтарные солнечные отблески танцевали в зеленой листве.
Я убил двух куропаток! объявил он. И помогу вам их ощипать.
Это не мужская работа, с улыбкой отозвалась индианка. Я сама управлюсь. Я приготовила вам комнату. Там вы найдете лохань с теплой водой. Тошан расширил наш дом. Вы будете спать в правой комнате. Эрмин она очень нравилась. Она родила своего сына на той кровати, где вы сегодня будете спать.
Спасибо, тихо сказал Жослин. Это только на одну ночь. Я не стану вам мешать. Завтра я уйду.
Индианка промолчала. Она ножом вычищала из тушки внутренности. Собака получила их в награду за свой труд.
«Сердце этого человека измучено угрызениями совести, подумала Тала. Тень смерти омрачает его душу. Нужно, чтобы он вернулся на путь доброты».
Жослин очень удивился бы, сумей он прочесть мысли хозяйки дома. Он стоял посреди комнаты, удивленный ее чистотой и красотой убранства. Ножки крепкой кровати, вытесанные из сосны, наводили на мысли о близости леса. Яркие цвета одеяла оживляли полумрак. Выложенная галькой печка свидетельствовала о терпении мастера, ведь ему пришлось долго искать этот материал на берегу Перибонки, реки с песчаными берегами, из-за которых она получила свое индейское название. Две стены из светлых досок были занавешены полотнищами ткани с геометрическим рисунком.
«Моя дочь жила в этой комнате, сказал он себе. Здесь она мучилась от боли, кричала, когда ее юное хрупкое тело трудилось, рождая на свет моего внука».
Ему пришлось сесть, столь тяжкой оказалась реальность, с которой Лора уже столкнулась.
«Моя крошка, моя дорогая девочка! Я упустил много лет твоей драгоценной жизни! Но эти несколько месяцев, которые ты провела с нами, своими родителями, были озарены твоим присутствием».
Закрыв глаза, Жослин черпал из памяти воспоминания об очаровательном младенце с белокурыми кудрями и ярко-голубыми глазами.
«Ты очень рано стала нам улыбаться, думаю, тебе было не больше месяца. О эта ангельская улыбка! Я пообещал себе, что буду заботиться о тебе до конца своих дней. Ты лепетала или пронзительно вскрикивала, и всегда была радостной. Пожалуй, уже в то время у тебя, такой крошки, был громкий голосок. Господи, дай мне время познакомиться с моим ребенком! Сделай так, чтобы я смог обнять ее, услышать от нее слова прощения. Если она успеет рассказать мне о своем детстве, если мы поговорим, как добрые друзья, как отец и дочь, я смогу умереть с миром. Если подумать, Лора меня мало волнует, в отличие от Мари-Эрмин»
Жослин так глубоко ушел в свои тягостные мысли, что удивился, почувствовав, как по щекам катятся слезы. В тот день, когда на свет должна была появиться его дочь, в Труа-Ривьер, он много часов провел в кухне их с Лорой жилища. Он не услышал ни единого крика, только приглушенный шепот и восклицания. Но это длилось и длилось Наконец послышался писк новорожденногозвук, который ни с чем невозможно спутать. Роды прошли хорошо.
«Она была такая хорошенькая, наша Мари-Эрмин! Розовая, с белым пушком на голове. Вечером она смотрела на нас, своих отца с матерью, и я сказал Лоре, что у нее очень красивые глазки. Мы оба были очарованы чудом жизнимуж и жена, мы держались за руки и плакали от счастья».
Жослин помотал головой, словно желая освободиться от слишком ярких воспоминаний. Он торопливо снял ботинки и разделся. Потом помылся, стоя в лохани, воспользовавшись кусочком чистой ткани и мылом, лежавшими тут же. Собственная нагота стесняла его. У мужчины появилось странное ощущение, будто он заново открыл для себя свое тело. Невзирая на худобу, оно было крепким и мускулистым. Когда пришло время одеваться, он заметил в изножье кровати чистые вещи.
«Хм, эти дикари заботятся о том, чтобы гость был чистым, подумал он. И тут же устыдился:Мне не в чем упрекнуть эту женщину. Хотя нет: если бы не ее ложь, возможно, я бы давно воссоединился с Лорой. Я не мог искать ее, потому что считал умершей».
Снова перед ним предстала навязчивая реальность: их с Лорой разлучило абсурдное недоразумение. Но теперь все было кончено.
«Я обречен на смерть, она вскоре снова выйдет замуж. Так угодно Господу. По крайней мере, тогда она по-настоящему овдовеет. Значит, нужно как можно лучше использовать то время, что мне осталось!»
Тала сидела и смотрела, как он подходит к костру. Лес и заросли кустарника позади хижины утонули в синих сумерках. Высокие оранжевые языки пламени окружали очаг, сложенный из гальки, светящейся аурой.
Ужин готов? спросил Жослин, так и не избавившись от чувства неловкости.
Куропатки жарились на стальном вертеле. На угли Тала поставила сосуд с водой и растительным маслом и время от времени ложкой зачерпывала из него жидкость и поливала дичь. От мяса исходил изумительный аромат.
В горячую золу я закопала несколько картофелин, сказала она. Сегодня вечером у нас будет хорошая еда. Благодаря вам, Жослин.
А когда с вами нет мужчины, который ходит на охоту, как быть? спросил он. Готов спорить, вы сами прекрасно управляетесь с ружьем. Собака тоже отлично знает свои обязанности, она принесла добычу, даже не попытавшись ее съесть.
Этого пса обучил Тошан. Мой сын всегда получает от животных, что хочет.
«И от девушек тоже! подумалось Жослину. Хотел бы я знать, как ему удалось жениться на Мари-Эрмин!»
Тала лукаво посмотрела на него и указала на ящик, заменявший стул.
Садитесь. Нам еще о многом надо поговорить.
И о чем же это?
Вы перестанете наконец ворчать и лаять, как побитый пес? возмутилась она. Что вам так не по нраву? Противно делить еду с индианкой? Постарайтесь не думать об этом. Сегодня тепло, и небо ночью будет красивым. Молодая луна, много звезд Вы все еще сердитесь?
Нет! Вот только я отвык от женской болтовни. Что вы хотите рассказать?
Я ненавидела вашу супругу, призналась Тала. Хотя, пожалуй, это слишком сильно сказано, потому что она внушала мне жалость. Правда в том, что я ревновала. Я призналась в этом Эрмин. Но наша певчая птичка только засмеялась.
У Жослина сжались кулаки. Ему было неприятно слышать, как ласково Тала говорит о его дочери. Сам он все эти годы был лишен возможности жить рядом со своим ребенком изо дня в день
Я ревновала, повторила хозяйка дома с улыбкой на устах. Лора была такой белокожей, такой нежной и стройной! На ней было красивое ожерелье и два кольцаобручальное и еще одно, очень красивое. В тот зимний вечер, когда Анри приютил вас, я бесновалась оттого, что под крышей нашего дома оказалась такая красивая молодая женщина. Но она плакала, у нее был жар. Я ухаживала за ней.
У вас есть вино? спросил он. Если вы и дальше будете вспоминать прошлое, мне потребуется вино или виски.
Я сама готовлю пиво. Бочонок вы найдете в кладовой, за дровяным сараем.
Но он не шевельнулсяне нашел в себе сил оторваться от огня и от Талы. Тогда она протянула ему бутылку со спиртным, которую до этого прятала в складках юбки.
Держите, но не пейте слишком много, посоветовала она. Я боюсь мужчин, которые слишком много пьют.
А что случилось потом? спросил Жослин так, словно не слышал ее последних слов. Когда Анри привез Лору к вам?
Она сильно переменилась. Это был совсем другой человек, и она смотрела на нас глазами испуганного ребенка. Успокоившись, она радовалась всему: чашке кофе, лепешке. Ее присутствие меня раздражало, я ревновала все сильнее, потому что Анри много времени проводил в заботах о ней. С приходом лета он решил отвезти ее в больницу, в Монреаль. Как я боялась этой долгой поездки, в которую они отправлялись вдвоем! К тому времени Лора поправилась и посвежела. Накануне их отъезда я умоляла мужа не бросать меня ради нее. Он посмеялся надо мной и назвал меня дурой. С собой Анри взял ту записку, в которой вы даете ему право распоряжаться вашими деньгами в банке. Я представляла худшее: мой муж останется жить с Лорой, он бросит нас с Тошаном. Но этого не случилось. Он вернулся. И объявил, что наш сын поедет учиться читать и писать в католический пансион в Вовер. Мой единственный ребенок уезжал, чтобы провести многие месяцы вдали от дома! Я выплакала все глаза.
Ваш муж поступил правильно. Образованиеважная вещь, заметил Жослин. И религиозное воспитаниетоже.
Он смягчился. Тала начала резать мясо, потом выкатила из золы потрескавшиеся коричневые картофелины. От запаха пищи у мужчины потекли слюнки. Из леса донеслось тявканье лисицы. Ей ответила уханьем сова.
Почему бы вам не перебраться в город? спросил он.
Мне там было бы скучно, ответила Тала. Одиночество меня не пугает, и лесных зверей я тоже не боюсь. Ко мне часто приходят в гости мои сестры, двоюродные и родные, и у меня есть Тошан.
Тала опустила голову и стала накладывать еду в тарелки. Маленького роста, грациозная и хрупкая, она казалась Жослину очень молодой. Он скользнул взглядом по ее черным косам, по тонкому профилю.
А чем занималась Мари-Эрмин целыми днями, когда жила с вами? спросил он.
Почему вы так ее называете?
Это имя мы дали ей при крещении, отозвался Жослин. Я заметил, что все остальные зовут ее просто Эрмин. Хотя какая разница!
Завтра я покажу вам письма, которые она мне написала, пообещала Тала. Эрмин шила приданое для своего первенца. Гуляла на берегу реки. Мои родственники услышали, как она поет, в один из вечеров, похожих на этот. Это было прекрасно! Ваша дочьдевушка добрая и ласковая. Она заслуживает счастья. И заслуживает того, чтобы узнать своего отца. А теперь ешьте, мясо быстро остывает.
У Жослина от голода подвело живот, и он не стал возражать. Никогда еда не казалась ему такой вкусной. Под небесным сводом вместо крыши, в окружении ночных звуковшепота ветра в листве, потрескивания огняон ощутил умиротворение.
Честно говоря, если вы не против, я мог бы остаться здесь на пару дней. Вы ведь найдете для меня работу?
Индианка кивнула и улыбнулась.
Прошла неделя, а Жослин все еще жил в хижине на берегу реки.
На берегу реки Перибонки, воскресенье, 14 мая 1933 года
Жослин вышел из хижины и потянулся. Ярко светило солнце. За десять дней деревья успели полностью одеться в летнюю листву ярко-зеленого цвета. Вся опушка покрылась нежно-розовыми цветами. Сидя на табурете, Тала плела корзинку из ивовых прутьев. Она вставала раньше, чем ее гость, и успевала переделать сотню мелких дел по хозяйству. Собака ходила за ней по пятам или лежала у ее ног, как в это утро.
Я провожу с вами вот уже второе воскресенье и не вижу, чтобы вы ходили на мессу, притворно упрекнул мужчина хозяйку дома.
Я не стану идти много миль, чтобы спасти свою душу, ответила она. Кофе готов, я сейчас испеку лепешки.
Еще мгновениеи Жослин бы улыбнулся, так ему было хорошо. Физический труд, чистый весенний воздух, простая, но вкусная пища Талы вернули ему силы. Он редко кашлял и перестал испытывать приливы жара, которые так мучили его в санатории.
Хотите, я схожу на охоту? доброжелательно спросил Шарден. Или на рыбалку?
Пара рыбин спасет жизнь паре куропаток, пошутила Тала. Я никогда не ела столько птичьего мяса!
Мужчина неожиданно для себя засмеялся. Как ни пытался он подстрелить молодую косулю или зайца, всегда возвращался с охоты только с куропатками.
Значит, сегодня у нас будет рыба, решил он, наливая себе кофе.
Замешательство и стеснение первых часов их встречи было позабыто. Жослин сел напротив индианки и стал смотреть, как она переплетает желто-зеленые прутья.
Что ж, мне пора уезжать, сказал он. Я так и не сходил на исповедь.
И куда вы поедете? рассеянно спросила Тала.
Думаю вернуться в Труа-Ривьер, к родителям. Они очень старые. Возможно, кто-то из них умер в мое отсутствие. Моя сестра, старая дева, заботилась о них.
Жослин почему-то не стал говорить Тале о своей болезни. Он строго следил за гигиеной, ел из одной и той же тарелки, пил из одной и той же чашки и мыл руки десять раз в день.
Ваши родители живы, вздохнула она. Как я помню, они очень обидели Эрмин. Она написала им, когда нашла свою мать. Лора рассказала, откуда вы родом. Шардены из Труа-Ривьер ответили вашей дочери, что не желают ее знать. Это очень злые люди. Хотя я уверена, что они ходят в церковь каждое воскресенье!
Озадаченный, Жослин потер подбородок. Он ни на секунду не усомнился в правдивости слов Талы. Живя рядом с ней, он приобрел уверенность в том, что она всегда искренна.
Эрмин писала моим родителям! удивился он. Это случилось примерно три года назад, верно? Представьте себе, я все записываю в специальную книжечку, чтобы не забыть. Лора поселилась в Валь-Жальбере три года назад. И в это самое время я как раз жил в Труа-Ривьер!
Он умолк, не желая признаваться, что в указанное время жил в санатории родного города, поскольку уже тогда был болен туберкулезом.
Они мне не сказали, с горечью констатировал он. Увидь я это письмо, многое сложилось бы по-другому. Но теперь поздно.
Жослин встал. На нем была рубашка в клетку и полотняные штаны. Не надев шляпы, он взял рыбацкое снаряжение и направился к реке. У него болело сердце.
«Ну почему Тала рассказала мне эту историю о письме именно сегодня? У меня было такое хорошее настроение! Знать бы, что мать не стала плеваться ядом в ответном послании! Эрмин не должна знать правду о Лоре».
Пока он нервными шагами мерил берег Перибонки, потерявшись в воспоминаниях и мрачных мыслях, прошло много часов. Наконец он лег на песок и подставил лицо солнцу. Приятное тепло действовало усыпляюще. Ему снились сны, оставившие чувственное эхо в каждой клеточке его тела.
Было уже темно, когда Жослин вернулся в хижину. Тала помешивала кушанье в чугунной кастрюле, стоявшей прямо на углях.
Я не принес рыбы, сказал он. Не мог думать ни о чем, кроме этой истории с письмами.
Жаль, отозвалась она. Я приготовила рагу из солонины.
Они поели молча, устроившись у костра. Жослин выпил пива, которое пришлось ему не по вкусу. Часто он поглядывал на Талу, на ее медного оттенка кожу, казавшуюся ему гладкой и шелковистой. Он заметил, что на ней в этот вечер была розовая хлопчатобумажная туника с глубоким вырезом на груди. Надень такую добропорядочная мать семейства или девушка на выданье, это шокировало бы его, но индианка была вольна в своем выборе и своих поступках, это он понял.
«Я должен уйти, подумал мужчина. Эта женщина волнует мне кровь. Черт! Какие сны мне снились сегодня днем»
Как если бы она читала его мысли, Тала посмотрела на него. В ее черных глазах Жослин прочел мучительное желание.
В моей постели давно не было мужчины, призналась она, не стыдясь. Я прекрасно знаю, что вы не останетесь здесь до конца своих дней. Но этой ночью, только этой ночью, я буду вас ждать. Мне еще нет сорока, кровь с новой силой течет в моих жилах, и у меня одно-единственное желаниеприходить к вам с каждым закатом солнца.
От неожиданности он чуть не уронил свой стакан. Бесстыдство Талы его обескуражило.
Мне странно это слышать, сказал он. Простите, но я не приду к вам, и вам запрещаю приходить ко мне. Мне не хочется после смерти гореть в аду. Я женат, и быть с вами означало бы предать свою жену перед Богом.
За семнадцать лет вы не спали ни с одной женщиной? мягко спросила она.
Конечно, спал! сказал Жослин с раздражением. Я считал себя вдовцом и потому не хранил целомудрие.
В жизни Лоры уже есть мужчина, она собирается замуж. А может, уже спит со своим женихом. И зачем вам хранить верность женщине, которую вы отдаете другому? Я вас не понимаю. Что вам мешает занять свое место рядом с ней?
Она приблизилась, и движения ее были исполнены чувственности. Он хотел было встать, но, словно околдованный, не смог шевельнуться.
Вы очень красивы, Тала! признал он. Но я не могу. Мы с вами добрые друзья. Оставьте меня с миром!
Об этом никто не узнает, пообещала она. Вы даже не заметили кольца из белой гальки, которое я выложила вокруг хижины. Что случится в этом круге, ничего не значит. Оно сотрется из нашей памяти. Вам нужна радость, нужна нежность, Жослин. Вы уже сейчас не похожи на того человека, который пришел ко мнемолчаливого, раздражительного, презирающего всех и вся. Я исцелю вашу душу, насытив ваше тело.
Ловкие руки Талы опустились ему на бедра. Он вздрогнул, ощутив острое желание уступить.