Он ведь угрожал тебе убийством и даже предпринял попытку. А ты только ему лапку покалечил. Были в моей практике случаи, когда за оскорбление легионеры ломали обидчику руки и ноги.
Я не настолько кровожаден.
Тебе приходилось убивать?
Людей нет, а зверье приходилось, соврал я.
А, ну да, ты же жил в Швеции. Там у вас возле каждого дома бродят волки и медведи.
Примерно так.
Ладно, можешь быть свободным. Понадобишься, вызову. Мне надо подготовиться к беседе с Севером.
Я пришел в наш домик и в нарушение установленного порядка завалился на кровать, не раздеваясь. Златан и Эрик пытались меня утешить, заверяли, что всецело на моей стороне. Русского давно нужно было поставить на место, а то он сильно зазнался, строил из себя очень крутого парня. Все ребята говорили правильно, но у меня было тошно на душе. Мне касалось, что я совершил предательство, нанеся вред здоровью земляку. Пусть он безбашенный, пусть пытался меня прибить, но он россиянин. Мне Мишку попросту жалко. Что его ждет? В лучшем случаи лечение и изгнание на родину. А в худшем, лечение и тюрьма. Все зависит от капитана Гийома.
Следствие продлилось еще три дня. За это время были опрошены все легионеры нашего взвода. Нетрудно опросить десяток человек.
Капитан Гийом уехал и увез с собой незадачливого представителя России в легионе
К выпуску в центре осталось всего сто два легионера, остальные выбыли по разным причинам. Наши командиры оставляли здесь лучших.
Последним, завершающим испытанием был марш-бросок под названием «кепи бланш». Будущим легионерам предстояло в рваном темпе преодолеть шестьдесят километров. Такая «увеселительная» прогулка где-то во Франции вполне по силам тренированным людям, а в пустыне возможны варианты. Всех выстроили повзводно с полной выкладкой и начальник учебного центра дал старт. Несильный ветерок бросал нам в лицо пыль и песок, усложняя условия последнего испытания. Я намотал на лицо шелковый шарф и надел очки. Дышать стало тяжелей, но легкие не забиваются пылью, а очки спасали от попадания в глаза песка. Примерно через полчаса моему примеру последовали все легионеры взвода. Капрал Теодор подошел ко мне и, похлопав по плечу, одобрил мою инициативу. Идти по песку еще куда ни шло, а бежать тяжело. Постоянно хочется пить, но мы уже довольно опытные, строго соблюдаем питьевой режим. Запаса воды в ранце должно хватить на весь маршрут. Если расходовать воду не экономно, то можно нарваться на обезвоживание организма. Когда на маршруте попадались участки каменистого грунта, то это был настоящий праздник. Мышцы ног получали некоторую передышку и темп передвижения возрастал. В конце колонны ехал грузовик с запасом воды и доктором. Они должны были подбирать выбившихся из сил легионеров. К счастью все пока держались на ногах. Постарался отключить сознание и сконцентрировать внимание только на командах капрала. Я представил себе, что бегу и иду где-то на окраине Мурманска, только день сегодня немножко жаркий. Сравнение так себе, на грани здравого смысла, но я так хотел себя настроить. Конечно, получилось не очень, но хоть так.
Через тридцать километров объявили кратковременный привал. Разрешили прием пищи и отправление естественных надобностей. Потом отправились в обратный путь. Мне показалось, что мы его прошли быстрее, наверное, желание быстрее попасть в центр, помыться и отдохнуть, подгоняло легионеров.
Все. Завтра мы покидаем учебный центр. Майор Жак сегодня провел последнее построение, поздравил нас с окончанием обучения, выразил надежду, что в боевой обстановке мы не растеряемся, и применим полученные навыки. Нам выдали новую форму и белые кепи, отличительную особенность легионеров. Оружие пришлось оставить здесь, сдав на склад.
Я поднялся на площадку караульной вышки, захотелось в очередной раз посмотреть, как садится солнце в пустыне, нехотя проваливается куда-то за горизонт. С непередаваемым интересом и приоткрытым от удивительного зрелища ртом наблюдал я это не единождыкаждый раз, находясь в карауле. Вообще-то выглядит закат прикольно. Солнце касается своим четко очерченным диском ровной, как стол поверхности молчаливой пустыни. Постепенно опускается за горизонт. Вот уже видны только далекие отблески солнца, последние его лучики быстро угасали, как угольки в костре. И раз, прожектор кто-то выключил, наступила полная темнота, песок пустыни, как трясина болота, засосал в себя вечное светило. Утром отпустит в очередную пробежку по небосводу, как легионера на марш-бросок, и так миллиарды лет. Сколько раз видел, но так и не смог привыкнуть к этому.
Позади шесть месяцев изнурительной учебы, много я для себя почерпнул, хотя подготовка на военной кафедре МАИ мне тоже дала не мало. Правда, там я получал больше теоретические знания, а здесь каждое, сказанное инструктором или капралом, слово подтверждалось практикой. Приемы с оружием отрабатывали до автоматизма. Голова еще не успела подумать, а тело уже начало правильно реагировать. Три комплекта пустынного камуфляжа износил, он стирался до ниток, а всему причиной песок и пыль. Мне иногда кажется, что за все время я съел не менее десяти килограммов песка, его неприятный скрип на зубах я чувствую каждый день. Этим ненавистным песком, мы, похоже, отдраили внутренности желудочно-кишечного тракта до блеска.
О пыли и говорить не приходится, она везде в приличных количествах. Почему-то пыль очень любит оружие, забивается даже в малюсенькие щели. Пытался сделать для автомата специальный чехол. Соорудил некое приспособление. Да, пыли стало попадать в механизм меньше, но не по уставу моя отсебятина, по приказу капрала, пришлось отказаться от ее использования и как все чистил автомат до зеркального блеска.
За время учебы я не стал заводить дружеских отношений ни с кем. По сути, мы переменный состав, кто из нас продолжил бы дальнейшую учебу неизвестно. Старался поддерживать со всеми ровные товарищеские отношения. С Эриком и Златаном, конечно, общался чаще.
Утром, позавтракав, занимаем места в кузовах автомобилей, нас отвезут на аэродром, а оттуда самолетом во Францию. Я, как отличный легионер направляюсь прямиком в город Ним в распоряжение командования 2-го иностранного мотопехотного полка. В дополнительной подготовке я не нуждаюсь. На месте я заключу полноценный пятилетний контракт. Там же мне выплатят денежное содержание, причитающееся мне за шесть месяцев, проведенных в учебном центре. Остальные сослуживцы еще месяц будут проходить шлифовку где-то на юге Франции.
На прощание лейтенант Ульрих сказал, что Мишку Севера привлекать к ответственности не будут, вылечат, и пинком под зад в Россию. После слов лейтенанта у меня словно камень с души свалился.
Глава 7
На этот раз летели с относительным комфортом. Самолет С-130 оборудован четырьмя рядами железных кресел. Два ряда вдоль каждого борта, и спаренные посредине. Насколько я понял, нам для перевозки предоставили «геркулес» в десантном исполнении. Мне досталось место недалеко от кабины пилотов. Пристроив свой ранец в специальные зажимы, я, устроившись в неудобном кресле, попытался вздремнуть. Под мерный гул моторов самолета уснул.
Мне приснилась знакомая девушка Ольга из Москвы, и мы с ней занимались любовью. Вначале в спальне, затем в гостиной, а потом переместились в кабинет ее отца, используя для утех огромный письменный стол. Разошлись не на шутку, уронили на пол тяжелый письменный набор, изготовленный из какого-то дорого камня. Он упал на пол с оглушительным грохотом. Похоже, от грохота я моментально проснулся. Странно, но грохотало не во сне, а наяву.
В салоне самолета опять что-то грохнуло, и со всех сторон послышались стоны, вой и крик. Что-то рассмотреть было невозможно, освещение не работало. Очень неприятно воняло сгоревшей проводкой. И как это понимать? Что могло случиться с надежным самолетом? Одни вопросы. Повернул голову в сторону кабины пилотов. Над дверью еле заметно светилась синяя лампочка. Расстегнув привязной ремень кресла, направился к двери: нужно узнать, что происходит. Мои сослуживцы в этом вопросе мне не помогут.
Открыв дверь кабину, увидел в тусклом свете синих светильников, что два пилота обвисли в креслах, и только пилот в правом кресле ухватился за штурвал, пытается управлять воздушным судном.
Что случилось? проорал я в ухо пилоту.
В нас дважды попала молния, вырубила многие системы управления. Первый пилот и штурман в отрубе, может, и померли уже. Вспышка в кабине была сильная.
И что теперь?
А ничего, мы падаем. Двигатели левого борта отказали, а правые пока тянут. Но управлять самолетом почти невозможно, часть гидросистемы вышла из строя.
Где мы?
Над морем. До суши еще километров пятьдесят. Если выровняю самолет, то может и дотянем, но сесть не сможем, вся навигационная электроника и связь приказали долго жить.
Давай я попробую тебе помочь.
Садись в кресло первого пилота, и тяни штурвал на себя, может, выровняем самолет.
Пощупал у пилота на шее пульс. Слабый, но присутствовал, уже легче. Быстро освободил кресло, и вцепившись в штурвал, стал тянуть его на себя. От прикладываемых усилий, и по всей вероятности от страха, я моментально вспотел. Не знаю, что там сработало во внутренностях самолета, но нам удалось его выровнять.
Ты смотри, а мы еще на несколько минут продлили нашу жизнь, невесело сказал пилот. До Марселя не дотянем, продолжаем снижаться.
Сажай самолет на воду.
Интересная идея, но я никогда этого не делал, даже на тренажере.
У нас нет других вариантов, стоит попробовать. Я вообще и самолетом никогда в жизни не пробовал управлять, а сейчас вот упираюсь со всей силой и вроде бы и эффект какой-то положительный даже получился. Получится и на воду сесть, я везучий. Интуиция также ничего плохого не подсказывает, значит остаются положительные возможности развития ситуации. Ты не забудь отправить сигнал бедствия, нам очень пригодится, может помощь быстрее окажут.
Пилот взял карту и пару минут внимательно изучал ее. Я ему не мешал, крепко сцепив зубы старался крепко держать штурвал. Мышцы от запредельного напряжения дрожали, а себя я чувствовал как в каком-то дурном сне: я, Сашка Демин, один из мурманских парней, под фамилией Лунквист, в качестве французского легионера, пытаюсь посадить совместно со вторым пилотом трудноуправляемый воздушный транспорт где-то за тридевять земель от родного дома куда-то поближе к берегу Средиземного моря. Ну не бред ли? Нет, не бред, а суровая явь. Во, дела. Кому рассказатьни за что не поверит. Да и рассказывать кроме второго пилота некому, но он и без рассказов верит и даже очень просит помочь, по глазам вижу. Почему ж не помочь, меня отец с детства приучал помогать старушкам дорогу переходить. И сейчас помогу, я такой
Сейчас попробуем отвернуть влево на тридцать градусов, и начнем снижение, там должен быть пологий берег, и населенных пунктов почти нет, взволнованно сказал пилот. Буду сажать самолет на воду, так, чтобы выйти на мелководье, а в идеале на сушу. Ты мне точно поможешь, я могу на тебя рассчитывать?
Я чуть было не сказал: «Русские не сдаются!!!», но вовремя спохватился и промолвил неспеша на хорошем французском:
Конечно, куда ж я с самолета денусь, да и парашютом не успел обзавестись. Командуй, я весь в твоем подчинении.
Пилот мог бы и не спрашивать, конечно, помогу, жить то мне еще не надоело. Но я понимал: он волнуется больше меня, на нем вся ответственность за пассажиров и технику. Самолет плавно, как бы нехотя повернул на нужный нам курс. Пилот улыбнулся и показал мне большой палец. Но радость была недолгой. Внезапно замолчал один правый двигатель, а оставшийся в работе, натужно загудел и немного задымил. Ну, блин все один к одному.
Самолет продолжал снижаться, я вдалеке заметил узкую полоску, надеюсь, это суша.
Учти, удар при посадке будит сильным, нам скорость гасить нечем, даже шасси не выпустить, поэтому держи рот закрытым, инструктировал меня пилот. Я, конечно, попробую переложить двигатель в реверс, но это мало поможет. Вся надежда на крепость корпуса «геркулеса», он у нас не очень старый, надеюсь, выдержит.
Потом мы не разговаривали, я в точности повторял все манипуляции пилота. Посмотрев в боковое окно кабины, понял, что несемся мы над морем, почти касаясь невысоких волн. Земля стремительно приближалась. Что меня ждет через несколько минут? Жизнь или смерть. Умирать как-то не хочется, пожил еще мало.
Примерно в двухстах метрах от берега пилот и я потянули на себя штурвал, немного приподнимая нос самолета, что позволило встретить море центральной частью фюзеляжа. Удар был довольно сильным, если бы я не был привязан, то однозначно вылетел бы из кресла.
Пилот переключил двигатель на реверс, но он отработал несколько секунд и заглох, залитый водой. Прыгая и вращаясь по поверхности воды, подобно брошенному плоскому камешку, «геркулес» стремительно приближался к берегу. Непроизвольно я продолжал крепко удерживать в руках штурвал, хотя это не могло оказать никакого влияния на происходящее. Но видно Господь решил сегодня быть к нам благосклонным. «Геркулес» развернувшись носом к берегу, со страшным скрипом проехал по песку метров пятьдесят, и остановился. Осенил себя крестным знамением троекратно, хотя ранее этого не делал.
Пилот отстегнул привязные ремни, и бросился к своим коллегам, выяснять их состояние. Поскольку самолет не дымил, и пилоту моя помощь не нужна, я поспешил в десантный отсек.
В отсеке было темно, кто и где разобрать трудно. Пришлось открывать аварийно-спасательные люки, чтобы при дневном свете разобраться. Люки открывал под крики и стоны своих сослуживцев.
Нашел Златана и Эрика, они не пострадали, несколько небольших рассечений не в счет. Объяснил товарищам, чем заняться в первую очередь. Продвигаясь по отсеку, привел в чувства еще десяток относительно целых легионеров, направив их в помощь Эрику со Златаном. Сам таскал к открытым люкам людей без остановки. Их у меня забирали товарищи и по резиновым надувным трапам спускали наружу. Сколько времени мы занимались эвакуацией наших товарищей, сказать не могу, мне казалось, что очень долго. В очередной раз обошел весь отсек, внимательно все осмотрел, больше никого не обнаружил, значит, уже все вне самолета. Затем помог вытащить пилота и штурмана. К сожалению, штурману помочь уже ничем нельзя, он был мертв. Затем сам выбрался на песок. Всех неходячих сложили в тени невысоких деревьев. Погибших, двенадцать человек, в том числе сопровождавшего нас сержанта Поля положили на некотором удалении от живых. Скажу так, основная масса легионеров была в шоковом состоянии и слабо реагировали на что-либо. Поскольку я себя чувствовал нормально, то назначил себя командиром и отдал распоряжение ходячим оказать посильную первую помощь раненым.
Слышишь, как тебя зовут? обратился я к пилоту, стоящему на коленях перед мертвым штурманом.
Лейтенант Лео Сартэ, поднял ко мне заплаканное лицо пилот. Что тебе от меня надо?
Где мы упали?
В тридцати-сорока километрах на восток от Марселя, точнее не скажу.
Поблизости есть населенные пункты?
Рядом должна быть деревушка, название не помню.
Спасибо, извините лейтенант.
Переговорив, отправил Златана в деревню, а сам стал помогать товарищам, перевязывать пострадавших легионеров.
Первыми возле самолета появились жандармы в сопровождении Златана. Увидев масштаб трагедии, они запросили помощь из Марселя. Оттуда, получив информацию о ЧП из авиадиспетчерской уже спешила помощь, жандармы подтвердили крушение и сообщили примерное количество жертв. Примерно через час стало тесно от автомобилей скорой помощи, докторов, жандармов и военных. Радовало, то, что все работы проходили четко, слажено и без суеты. Всего погибло шестнадцать человек, двое скончались до приезда медиков. Двадцать человек оказались целыми и невредимыми. Были у них царапины и ссадины, но на общее состояние здоровья они не влияли. Все остальные легионеры имели травмы разной степени тяжести, пятеро вообще находились в критическом состоянии. У меня тоже была длинная и глубокая царапина на левом предплечье, медики мне ее перевязали.
Появилось начальство легиона в лице генераллейтенанта Жана Морена со свитой. И не удивительно, ведь штаб-квартира легиона находится в городе Обани, что в пятнадцати километрах от Марселя. Похоже, командование отдало всем четкие распоряжения и машина оказания помощи пострадавшим закрутилась быстрее.
Ближе к обеду за уцелевшими легионерами пришли грузовики. Сопровождающие их солдаты, помогли нам загрузить личные вещи в один из грузовиков. Ехали почти час, видно водители решили лишний раз не трясти наши тела, нам и так досталось.