Сейчас уже я не возьмусь определить степень той пытки, той глубины отчаяния и обреченности, навалившихся на меня в тот июньский день. Так устроена память она вырезает «плохие» кадры и склеивает фильм согласно собственной режиссерской версии. Этот неутомимый подспудный монтаж делает прошлую жизнь даже самую гадкую, одним большим развеселым свадебным видеороликом.
А ведь тогда, сказать по правде, мне было очень, очень, мягко выражаясь, нехорошо. Никогда прежде я не проводил на орбитальной станции столько времени один-на-один со звездами и космическими голосами в моей голове больше двух месяцев, покидая корабль лишь иногда по ночам, чтобы пополнять свои запасы, почти что тайно, всегда в одно и то же время, в одно и то же место (благо, не более 30 метров), на длину страховочного троса но я все-таки сумел выпрямиться, встать, найти и влезть ногой во второй ботинок, отыскать ключ и повернуть его в замке. Увы, тогда я даже и не подозревал, что спустя четверть часа меня, как сухой листик, подхватит и унесет с собой вихрь нелепых, опасных, трагических событий.
2
Возвращения из синих командировок назад в любую из версий условно реального мира всегда шокируют. Я помню один фильм, где герои так убедительно корчились в муках, проходя через какие-то пространственно-временные континуумы вот, наверное, те же самые ощущения! Испытания на прочность начинаются уже с карантинного тамбура, с потоком зловонного сквозняка, врывающимся извне навстречу.
А снаружи все так, как будто прошел не месяц, а года четыре.
Люди на улице совершенно незнакомое племя. Они другие, чужие, они в своем мире, где мне еще предстоит найти свое место, найти или вернуться назад, но не на Землю, горячо любимую планету моего детства, ее я потерял безвозвратно, а обратно в свой постылый звездолет с тараканами.
Взгляды коренных обитателей нового мира выражают безучастность и брезгливое превосходство. Некоторые поглядывают искоса, хитровато, словно знают обо мне все кто я такой, откуда, что я делал, и что я пропустил.
Иные прут в меня тараном, склонив лбы, как будто они не видят меня, как будто я невидимка. Мне приходится обходить их по газонам, по дворам.
Я весь дрожу, несмотря на то, что жжет солнце, слепя глаза. Я бы наверняка потел, как в бане, если бы не высушился так от отсутствия влаги в теле.
Каждый шаг дается с трудом, ноги подкашиваются и заплетаются. Болит грудь от бесплодной рвоты и непрекращающейся изжоги. Но я знаю надо двигаться вопреки всему, и желательно почаще менять направление.
Так я описал первый круг, ноги привели меня обратно к дому, к кораблю. Нет, теперь надо заставить их унести меня дальше. Туда, к верфям, на Лоцманскую, потом к речке Пряжке
Я обращался к Господу. Не молился причитал. «Господи, что же это? Господи, за что?» «Господи, я сдохну сейчас!» Сдохнуть не получалось, Господь не отвечал, и я плыл дальше, опустив голову, сцепив трясущиеся пальцы как будто весь под водой, отталкиваясь от дна мостовой, но не всегда его чувствуя. «О, беда-то какая, Господи»
Еще беда молоденькие девушки. Особенно в такую жару полуодетые, расслабленные. Прекрасные, грациозные, недоступные. Попалась даже рыженькая, в миниатюрных джинсовых шортиках но далековато и со спины. Эх уныние и зависть вызывают во мне, в презренном пьянчуге, хорошенькие женщины и дорогие авто, принадлежащие тем, кто менее достоин ими обладать А, впрочем, какие уж тут автомобили
Автомобили будили во мне и другие чувства. Звуки, которые они издавали, буквально распиливали мою голову пополам. Слишком громко, чересчур много. Они рычали и дымили, агрессивно лезли на пешеходную зону. Вот огромный черный «Хаммер», обвешанный гирляндами паровозных прожекторов, как танк уверенно и нагло перевалил через поребрик прямо передо мной и, едва на меня не наехав, затормозил резко, будто на столб налетел, и вдруг выпустил в меня такой оглушительный рев через рупор, явно переставленный с пожарной машины, что я едва жив шарахнулся на спину в паническом ужасе! Кто-то меня поддержал в моем падении какой-то дедок, на которого я не успел даже толком отвлечься, как меня грубо дернули и развернули в обратную сторону.
Надо мной нависал довольно крупный мужик брутального вида со свирепым выражением на толстой, хорошо раскормленной морде.
Слышь, ты, землемер хренов! Ты видишь, люди паркуются? Хули ты в мой буфер вбычился? Стой ровно, бля!
Это был запредельный, окончательный коллапс. Мой разум драпанул от меня с такой отчаянной прытью, что едва не выдернул вон мою трусоватую душонку! За ним прыгнуло, легко разорвав перикард, мое измученное сердце, а вслед бурливо заторопились органы из брюшной полости
Такое невероятное потрясение вызвал во мне даже не сам злобный бандит, жестоко вцепившийся в мое тряпичное горло, но леденящая душу мысль о том, что недавний прыжок назад через синий портал перенес меня в какой-то совсем неправильный параллельный мир.
Чё, приссал? злодей неожиданно отпустил мою футболку и широко улыбнулся. А как меня развести хотел у Ленки Рыжковой, кавторангом прикинулся забыл?
Я охнул и задохнулся так, словно меня продолжали душить и теперь уже задушили до конца. Все поплыло и защипало у меня в глазах, подогнулись колени. Мужик схватил меня на этот раз куда бережнее, оторвал от земли и прижал к себе, как ребенка. В этот момент я еще больше засомневался в том, что происходящему можно доверять хотя бы из элементарного уважения к святой непогрешимости математической модели Вселенной.
Это был Леха, тот самый Леха Семенов (имя реальное!), хулиган, изобретатель, пироман, музыкант, замечательный человек из моей юности-молодости, который помнился мне совсем другим стройным, подвижным красавцем, сильным, широкоплечим, да, но уж не таким громадным, как этот вышибала со свернутым носом и широкой золотой цепью на жирной шее. Вот только глаза все те же насмешливые васильковые, чуть навыкате, и голос. Нет, даже не сам голос, который стал низким и хриплым, но те же типичные Лехины интонации!
Мой одноклассник и лучший друг Семенов Леха по кличке «Дипапл» в школе слыл одним из самых отчаянных разгильдяев. Его боялись и боготворили все наши ребята, и все искали с ним дружбы, но ближе всех к нему оказался я, хотя уже и не скажу, почему так сложилось. Мы учились в параллельных классах, но где-то на седьмом году нас вдруг как будто магнитом потянуло навстречу и на школьных переменках мы бежали и обнимались но не как геи (мы и слов таких не знали тогда), а, скорее, как братаны-гангстеры из фильмов Квентина Тарантино, которые мы смотрели двадцать лет спустя.
Я заканчивал десятилетку, Леха ушел в техникум, но мы по-прежнему оставались не разлей вода и виделись почти каждый день. А сколько приключений у нас было потом в студенческие годы и позже!
Отдаляться друг от друга мы стали только в девяностые. Леха открывал кооперативы и гонял тачки из Европы, связался с опасными партнерами. В 92-м его подстрелили, и я носил ему в больничку апельсины и спирт «Рояль». А потом у меня образовался новый круг друзей по интересам: горы, байдарки и прочая романтика, я женился, работал в Москве и даже с легкой руки своего первого тестя за границей, в Швеции. Еще я лечился от запоев, разводился, писал книжки, садился на иглу, мутил мелкий бизнес, терял все, уходил в монастырь и опять женился. Какое-то время Леха был на периферии моего внимания, я знал, что он жив, что он где-то есть, и иногда до меня долетали обрывки легенд о его подвигах Я скучал по нему и местами даже очень сильно. Но у меня было много дел, уйма всевозможных забот и проблем. Как так вышло, что вдруг накрутились годы, и мы совсем забыли друг друга?
А сейчас передо мной в полуподвальчике местного бистро, куда мы сразу, не сговариваясь, ввалились после нашей неожиданной встречи, сидел, небрежно развалясь на детском стульчике, грузный пятидесятилетний, заметно лысеющий господин в хорошем светлом костюме и рубашке а-ля шоу бизнес с расшитым воротом, похожий уже больше несмотря на цепь и перстни, и золотой зуб не на бандюка, а на успешного столичного продюсера, охотника за юными дарованиями, богатенького дядюшку, пьяненького и доброго.
Не могу сказать, что я испытал большую радость от встречи со своим старым другом. Не сразу. Довольно долго меня не отпускал трясун, я как будто все никак не мог поверить в реальность произошедшего, паниковал и холодел при мысли о том, что Леха этот вовсе-то не тот, не настоящий, и, выманив меня в свой мир, подстроив сцену с наездом, он втягивает меня в какую-то жуткую бесовскую игру например, чтобы легко, шутя, безо всяких сделок и условий прикарманить мою растерзанную душу, едва цеплявшуюся за донельзя ослабевшее тело. А затем на смену страху пришел стыд, со стыдом зависть, жалость к себе, раздражение и даже злость.
Слушай, как я рад тебя видеть, бормотал я, пряча глаза.
Я-то тебя видел! весело бил по колену Леха Дипапл.
Где?!
А по ящику тебя показывали букера тебе вручали. Важный, блядь, такой!
Да что ты! Какого «Букера»?.. («Ох, сейчас ведь помру!..) Объявляли, наверное, номинантов на бестселлер и то ничего я там не взял, да и народу там было нашего толпища! («Точно помру) Как ты меня разглядел? Да еще на таком канале, в девять утра Ты прикалываешься? Леша А ты чем занимаешься? Бизнесом?
Голос мой тоже дрожал и срывался на сип. Сидеть мне было нельзя, мне надо было нарезать! Встать, уйти? Но как же, это же, скорее всего, и вправду, он самый и есть мой закадычный, мой единственный на все прошлые времена друг Семенов!
Такой план, брателло
Семенов взмахнул своей ручищей в воздухе, потом опустил ее в карман и вытащил телефон.
Я делаю звонки и гашу все договоренности. Потом грузим Гленфиддик, прыгаем в мой трактор и чешем к морю.
В Ялту? вырвалось у меня.
До Ялты на краденом джипе не доедем. С трупаком в багажнике. Да шучу я!
Леха звучно расхохотался мне показалось даже, на соседних столиках что-то зазвенело.
Ну че, два-ноль? Смотри: есть у нас в Репино домишко, живет в нем человек такой ништяковый, пьющий татарин. Море, сауна, бассейн, девчонки, все, как мы с тобой рисовали! Второй день на проводе висит, поляну держит.
У меня прыгнуло сердце, и обмякла улыбка.
Слушай, Леш я ведь сейчас не пью. Совсем.
Семенов удивленно поднял брови.
Да? А чего? Язва? Триппак? «Торпеда»? Подшился?
Я горько усмехнулся:
Меня подшивать ниток не хватит
«Дяденька»
Кто это сказал?
К нам подошла официантка. Новенькая, с пухлыми веснушчатыми щечками. Передник как будто на всем голом, вместо юбочки. На груди пуговичка расстегнута О, нет, еще и это!..
Молодые люди, что заказываем?
А я хотел накатить с тобой за встречу, сказал мне Леха, по такому-то случаю!
Леша, ты пей! Пей, я с тобой так мысленно.
Ну, давай мне для начала рюмку водки! распорядился Семенов. Соленый огурец и борщ! Ты жрать будешь? Тоже нет?
Есть закуска с огурцами «Пикантная», сказала официантка. Водку какую «Путинка», «Финляндия»?
Давай финскую, двести.
А вам?
Сок, сказал я поспешно, чувствуя, как у меня потеет спина. Яблочный. Нет, лучше воду, без газа.
Ну, че за херня с тобой, старик? наконец, поинтересовался Леха участливо, когда девушка отошла, приняв заказ. Видуха у тебя, конечно Я тебя, правда, порядочно не видел. Случилось-то что?
«Сейчас помру», подумал я опять.
Леха, у меня были запои. Я сегодня только вылез я туда обратно не хочу Я вообще думаю еще один такой вояж и мне крышка, я покойник. А может, и без того крышка, прямо сегодня.
Я вытер салфеткой мокрый лоб.
Запои. повторил Семенов. У меня, кстати, тоже были запои. Такое, братан, было. Я как-то затащил домой ящиков шесть хавчиком, правда, тоже изрядно затарился. А! Все хуйня, дружище, хули теперь вспоминать. Если решил соскочить молодец! Вообще молодец если что-то решил и что-то делаешь. Хотя бы наклоны по утрам (это я уже про себя). Или, наоборот решил не делать никаких долбаных наклонов! Решил как отрезал! Вот так, по-пацански!
Лехин кулак просвистел перед самым моим носом.
Бухал-то один? В компании?
Да откуда сейчас взять компанию, Леша? Все компании уже лет десять, как кончились. А если б и пил в компании они бы все на работу потопали, а я бы так и барабанил дальше.
Леха хитро улыбнулся:
А если никому на работу не надо? Ты вообще в курсах, какая сейчас дата? Завтра длинные входные начинаются День Независимости!
У меня каждый день такая независимость. Нет, Леша, я понял, куда ты клонишь. Три дня смешно. А больше опять лететь в космос. Я больше не выдержу. Ты знаешь, что такое «белка «Семь Дэ»? Вот у меня была недавно.
Принесли суп, воду, графинчик и салат. Я отвернулся, чтобы не видеть графинчик. Горло опять свела изжога.
Лех, ты же за рулем, вроде? затравленно выговорил я.
Хэ!
Семенов налил водку в рюмку и опрокинул в рот. Его телефон на столе ожил, зажужжал и выдал что-то до боли знакомое «Stormbringer»! Мой старый боевой товарищ оставался верен нашим идеалам!
Борисыч! загудел Леха, жуя и влюбленно подмигивая мне двумя васильковыми глазами сразу. Не, не еду. Слушай, друга встретил, двадцать лет назад потерялись! Двадцать лет, Борисыч!.. Завтра? Ты знаешь, что я тебе перезвоню. Нет, я перезвоню. Да, давай. Давай!
«Может, нам тоже выпить рюмочку»? где-то в голове, совсем близко к левому уху колокольчиком прозвенел ласковый детский голосок.
Я еще махну грамм сто пятьдесят, сказал мне Семенов, за руль и после литра нехуй делать, меньше и гонять-то беспонтово. А вот на терки нежелательно. Ты вообще на колесах, есть тачка?
Был керогаз. Лет пять, как разбил и продал. Права где-то валяются, поди.
Права нам не нужны. Я тебя водилой посажу.
Я поднес к губам стакан с водой, отпил маленький глоточек, меня передернуло и ожгло, словно я принял каплю расплавленного олова.
Знаешь, Леха Я чувствую, что мне даже пассажиром сейчас прокатиться не светит. Ты про свой «Хаммер»? Ты бы мне еще за штурвал самолета предложил сесть Хреново мне, понимаешь? Мотор стопарит Сдохну сейчас, как пить дать.
Семенов замысловато выругался и наклонился ко мне через стол.
А ты когда тормознул? Вчера? А сколько бухал? Во, бля, нормально! Ты че? Сто грамм или капельница. Мотор стуканет и пипец! У меня, знаешь, сколько пацанов ушло на резкой паузе? Ты что, бля! Про Кондратия забыл? Ты ж, вроде, с высшим образованием?
Семенов цапнул мой стакан, выплеснул воду под стол и мигом наполнил на треть из графина, придвинул тарелку с салатом.
Леха, постой.
Я оторвал взгляд от налитой в стакан жидкости как пластырь отодрал от незажившей раны и опять вытер лоб салфеткой.
Нет, Леша, все, я пас. Я больше не могу. Кондратий, белка все, что угодно. Только не водка. Может, и капельница Ты меня
Мне пришло в голову нарезать после такой встречи уже не получится никак. Если только в Фонтанку с моста
Ты меня только не бросай, возьми меня сегодня с собой к татарину в Ялту
На столе вновь грянул «Stormbringer».
Алле! Здравствуйте. А! А че-то вы у меня не определились. А.Да? Оппа! А че он у вас делает?.. Я понял. Трубу ему можете дать? Юрок! Сука, ты как там оказался? Бля, мы же все с тобой расписали, еще позавчера, ты помнишь? Когда, к кому, с чем. Подожди Кто сказал? Щас
Леха отнял телефон от головы и встал как будто вырос под самый потолок.
Выйду на минутку, курну. А то щас буду так шуметь
Шуметь Семенов начал сразу, едва сделав шаг от стола. Три полноватые дамы у окна обернулись на него испуганно, но Леха продолжал двигаться, и с потоком крепких матюгов его вынесло за дверь.
Встал он прямо у того же приоткрытого окна, где мы сидели, так что через минуту потревоженным толстушкам пришлось пересесть в дальний угол зала. А я, откровенно говоря, заслушался. Это был превосходный образчик современного русского матерно-делового языка, при том, что Леха и не ругался, вообще не особо и сердился, просто доходчиво объяснял своему партнеру, что надо делать, и что делать было не надо. Леха быстро спалил сигарету, а потом вторую, потому что звонил кому-то еще, и говорил уже на малопонятном жаргоне, и без всякого мата, затем был разговор с каким-то Шамилем вероятно, с тем самым «пьющим татарином», живущим у моря, а потом, по всему, с женой или подругой Семенов называл ее «милая», «солнышко» и «колбаска».