Как вы их едите? громогласно спросил Вопнер, останавливая сконфуженного рыбака.
Что-что? переспросил тот, слегка склонив голову, будто не расслышал.
Там, где я вырос, не было омаров.
Не было омаров? задумчиво спросил рыбак.
Не было. Я вырос в Бруклине. Это часть Америки, советую как-нибудь побывать в этой стране. Короче, я никогда их не ел.
Протяжные громкие звуки его голоса разнеслись по всему павильону.
В общем, как раскрыть скорлупу?
Просто сядь на неё, навались со всех сил, бесстрастно объяснил рыбак.
Стоящие рядом горожане загоготали.
Очень смешно, ответил Вопнер.
Ладно, сейчас объясню, сжалился рыбак. Тебе понадобятся щипцы.
У меня они есть, нетерпеливо заметил Керри, подсовывая ему под нос тарелку, до краёв заполненную устричными крекерами.
Местные снова загалдели.
Щипцы, чтобы расколоть скорлупу, понятно? пояснил рыбак. Или можешь взять молоток.
Он протянул Керри рыбачий молоток, забрызганный кусочками мякоти и усыпанный осколками розовой скорлупы.
Есть с грязного молотка? возмутился Вопнер. Город гепатита, вот до чего мы докатились.
В диалог вмешался Хатч.
Я ему объясню, сказал он рыбаку, который направился прочь, покачивая головой.
Малин подвёл Вопнера к одному из столов, усадил и дал первый урок по поеданию омаров: как расколоть скорлупу, что есть, чего не есть. А потом направился набрать еды для себя, задержавшись на полпути, чтобы наполнить пинтовую кружку из огромного кега. Пиво, сваренное на небольшой пивоварне в Камдене, оказалось прохладным и крепким. Хатч большими глотками осушил свою кружку, чувствуя, как отпускает напряжение в груди, и заново наполнил её, прежде чем встать в очередь.
Омары и кукуруза, переложенные водорослями, потрескивали над пылающими дубовыми поленьями, источая в синее небо клубы ароматного дыма. Трое поваров были заняты делом за стопкой водорослейпроверяли огонь, укладывали алых лобстеров на одноразовые тарелки.
Доктор Хатч! услышал Малин.
Доктор обернулся, чтобы увидеть Дорис Боудич, на спине которой, подобно лиловому парашюту, колыхнулось очередное роскошное гавайское платье. Её муж стоял рядомневысокий, загорелый и молчаливый.
И как вам понравилось в доме?
Потрясающе, с искренней теплотой ответил Хатч. Спасибо, что настроили пианино.
Пожалуйста, пожалуйста. Надеюсь, никаких проблем с электричеством, водой? Замечательно. Знаете, я размышляла, нашли ли вы время, чтобы подумать об этой милой парочке из Манчестера
Да, быстро ответил Хатч, теперь во всеоружии. Я не буду его продавать.
Ох, сказала Дорис, и улыбка на её лице несколько увяла. Они так рассчитывали на
Я всё понимаю, ноДорис, это дом, в котором я вырос, мягко, но настойчиво произнёс Малин.
Женщина вздрогнула, как если бы вспомнила обстоятельства его детства и отъезда из города.
Конечно, пытаясь улыбнуться, ответила она и опустила свою руку на его. Я понимаю. Тяжело продавать дом своей семьи. Мы больше не будем об этом говорить, при этих словах она легонько сжала ему руку. Какое-то время.
В конце концов Хатч оказался в голове очереди и обратил взор на огромные дымящиеся кипы водорослей. Ближайший к нему повар перевернул один из штабелей, выставляя напоказ ряд ярко-красных омаров, початки кукурузы и россыпь яиц. Лапой с натянутой рукавицей вытащил яйцо, рубанул ножом до половины и бросил внутрь внимательный взгляд, убеждаясь, что оно крутое. Именно так, вспомнил Хатч, судят о том, что лобстеры готовы.
Чудненько! воскликнул повар.
Голос оказался смутно знакомым, и внезапно Малин узнал в мужчине одноклассника по школе, Донни Труитта. Хатч приготовился к неизбежному.
Оба-на, это ж Малли Хатч! опознал его Труитт. А я-то думал, когда же мы столкнёмся. Чёрт возьми, как ты?
Донни, воскликнул Хатч, хватая его за руку. Неплохо. А ты?
Тоже. Четверо детей. Ищу работу с тех пор, как «Марина» Мартина потонула.
Четверо? присвистнув, переспросил Хатч. Наверное, трудился, не покладая
Больше, чем ты думаешь. Дважды разведён. А-а-а, к чёрту! Ты женился?
Ещё нет, ответил Хатч.
Донни ухмыльнулся.
Видел Клэр?
Нет, отозвался Хатч, чувствуя прилив раздражения.
Пока Донни укладывал омара в его тарелку, Хатч ещё раз посмотрел на бывшего одноклассника. Тот нарастил брюшко, стал неторопливым. Но во всём остальном такой же, как в момент расставания, двадцать пять лет назад. Говорливый пацан с добрым сердцем, но не слишком сообразительный, очевидно, превратился в такого же взрослого.
Донни из-за очков одарил Малина хитрющим взглядом.
Да ладно тебе, Донни, не выдержал Хатч. Мы с Клэр были всего лишь друзьями.
А-а-а, да, да. Друзьями. Я не думал, что друзей застают в Голубиной ложбине. Вы же только целовались, Мал ведь правда же?
Это было давным-давно. Я не помню всех деталей своих романов.
Тем не менее, с первой любовью ничто не сравнится, а, Мал? хихикнул Донни, подмигнув из-под пряди волос цвета моркови. Она где-то здесь. Но знаешь, тебе придётся искать кого-нибудь ещё: в конце концов она
Внезапно Хатч понял, что больше ничего не хочет о ней слышать.
Я задерживаю очередь, перебил он.
А, ну да. Увидимся, сказал Донни.
Ухмыльнувшись снова, Донни взмахнул вилами, искусно переворачивая стопки водорослей, чтобы явить на свет новый ряд блестящих алых омаров.
Значит, Донни нужна работа, подумал Хатч, направляясь обратно, к столу для почётных гостей. «Талассе» не повредит нанять кое-кого из местных.
Ему нашлось место между Биллом Баннсом, редактором газеты, и Бадом Роуэллом. Капитан Найдельман оказался за два человека от него, между мэром, Джаспером Фитцджеральдом, и священником местной конгрегационалистской церкви, Вуди Клэем. С дальней стороны от преподобного Клэя приткнулся Лайл Стритер.
Хатч с любопытством посмотрел на двух горожан. Отец Джаспера Фитцджеральда в своё время владел похоронным бюро, и сын, без сомнения, его унаследовал. Мэр недавно разменял шестой десятокнапыщенный мужчина с подкрученными вверх усиками, подтяжками и баритоном, что звучит словно контрафагот.
Доктор перевёл взгляд на Вуди Клэя. Явно приезжий, подумал Малин. Клэй чуть ли не во всём оказался полной противоположностью Фитцджеральду. Сухощавого телосложения, с изнурённым и одухотворённым лицом святого, который только что выбрался из пустыни. Но его глаза были острыми и глубокими, а взгляд сердитым. Хатч сразу почувствовал, что священнику за этим столом не по себе. Это явно был один из тех, кто разговаривает тихим голосом, будто опасается, что его подслушаютвидно по тому, как тихо он переговаривается со Стритером. Хатч спросил себя, что же такого говорит священник, отчего помощник капитана может выглядеть настолько неловко.
Видел газету, Малин? с характерным протяжным голосом вмешался в его мысли Билл Баннс.
В юности Баннс посмотрел «Первую полосу» в местном кинозале, и с тех самых пор его взгляды на то, как должен выглядеть репортёр, не изменились ни на йоту. Рукава его рубашки всегда оставались закатаны, даже в самую прохладную погоду, а на голове висел зелёный козырёк, настолько длинный, что без него лбу Билла явно бы чего-то не хватало.
Нет, не видел, откликнулся Хатч. Не знал, что она вышла.
Сегодня утром, подтвердил Баннс. Угу. Тебе, по-моему, должно понравится. Я лично написал заглавную статью. С твоей помощью, само собой.
Билл поднёс палец к носу, словно говоря: держи меня в курсе, а уж я позабочусь о нужном освещении. Хатч сделал зарубку в памяти, остановиться вечером у «Суперетты» и взять экземпляр.
На столе были разложены многочисленные инструменты для разделки ракообразных: молотки, щипцы, деревянные молоточки, все скользкие от крови омаров. Два таза впечатляющего размера в центре стола уже доверху заполнены обломками раковин и расщепленными кусочками панцирей. Все до единого разделывают, щёлкают, едят. Оглядев павильон, Хатч увидел, что Вопнер каким-то чудом оказался за одним столом с работниками местного «Ко-опа Лобстермана». Он едва расслышал резкий голос Керри, разносимый ветром во все стороны: «А вы знаете, говорил криптаналитик, что, с точки зрения биологии, в сущности, омарынасекомые? Если хорошенько разобраться, они всего-навсего огромные красные подводные тараканы»
Хатч отвернулся и сделал очередной щедрый глоток пива. Похоже, всё оказалось вполне терпимо; может быть, даже более чем терпимо. Конечно, в городе все до единого знают его историюдо последнего слова. И, однако, из вежливости ли, или от чисто сельской стеснительностиникто не обронил ни слова. И за это он был всем премного благодарен.
Доктор окинул взглядом толпу, выхватывая знакомые лица. Увидел Кристофера Сен-Джона, зажатого за столом меж двух грузных местных. Тот, очевидно, решал для себя архиважную задачукак бы так содрать с омара скорлупу, намусорив при этом как можно меньше. Затем на глаза попались Кай Эстенсон, владелец хозяйственного магазина, и Тайра Томпсон, начальница публичной библиотеки. Последняя, казалось, не постарела ни на день с тех пор, как выгоняла их с Джонни из помещения за то, что они перешучивались и громко смеялись. Видимо, правы те, кто говоритуксус прекрасный консервант, подумалось ему. Затем Малину бросились в глаза седая голова и опущенные плечи доктора Хорна, старого учителя биологии. Тот стоял у края павильона, словно считал ниже своего достоинства пачкать руки в останках омаров. Доктор Хорн, который гонял его по предмету куда усердней любых учителей; который говорил, что видел сбитых машиной животных, рассечённых куда правильней тех жаб, над которыми поработал Хатч. Лютый, но, тем не менее, энергично помогающий доктор Хорн, который более чем кто-либо зажёг в нём интерес к науке и медицине. Хатч удивился и обрадовался, что тот ещё жив.
Отвернувшись, Хатч обратился к Баду, увлечённо высасывающему мясо из ножки лобстера:
Расскажи мне о Вуди Клэе.
Бад швырнул ножку в ближайший таз.
Преподобный Клэй? Он священник. Слышал, он когда-то был хиппи.
Откуда он? спросил Хатч.
Неподалёку от Бостона, насколько я знаю. Приехал двадцать лет назад прочесть проповедь и решил остаться. Говорят, прежде чем надеть рясу, раздал наследствои немалое.
Умелым движением Бад разрезал хвостик и вытянул мясо одним целым. В его голосе прозвучала нотка нерешительности, которая озадачила Малина.
Почему он остался?
Ох, ну, наверное, ему здесь понравилось. Ты же знаешь, как оно бывает, ответил Бад и умолк, стремительно приканчивая хвостик.
Хатч посмотрел на священника, который закончил разговаривать со Стритером. Пока он с любопытством всматривался в напряжённое лицо, мужчина резко поднял голову и встретился с ним глазами. Хатч неловко отвёл взгляд, снова повернулся к Баду Роуэллу, но увидел лишь, что владелец магазина отправился за добавкой. Уголком глаз доктор заметил, что священник поднялся с места и направился к нему.
Малин Хатч? спросил он, протягивая руку. Я преподобный Клэй.
Рад познакомиться, пастор, сказал Хатч, вставая и пожимая холодную, испытующую руку.
Клэй мгновение колебался, но затем указал жестом на пустой стул.
Не возражаете?
Если Бад не возражает, я не против, сказал Хатч.
Священник неловко опустил своё угловатое тело на маленький стул, так, что его колени едва не высунулись из-под стола, и обратил на доктора взгляд больших, глубоких глаз.
У острова Рэгид ведутся какие-то работы, тихим голосом заговорил он. Это не только видно, но и слышно. Грохоты, лязги, и днём и ночью.
Думаю, мы чем-то похожи на почту, ответил Хатч, стараясь говорить беззаботно, раздумывая, к чему клонит Клэй. Никогда не спим.
Но если Клэю и понравилась эта шутка, он ничем этого не проявил.
Должно быть, кто-то потратил немалую сумму на эту операцию, сказал он, вопросительно приподнимая брови.
У нас есть инвесторы, сказал Хатч.
Инвесторы, повторил Клэй. Те, кто даёт десять долларов и надеется, что вы вернёте двадцать.
Можно сказать и так.
Клэй кивнул.
Мой отец тоже любил деньги. Не то, чтобы это сделало его счастливее или хоть на час продлило ему жизнь. Когда он умер, я получил в наследство ценные бумаги, облигации. Управляющие называют это «портфелем». Когда я заглянул в него, увидел табачные компании, горнорудные компании, которые вскрывают целые горы, деревообрабатывающие компании, которые вырубают на корню девственные леса, сказал он, не отрывая взгляда от глаз доктора.
Понимаю, помолчав, ответил Хатч.
Вот мой отец и давал деньги этим людям, в надежде получить обратно в два раза больше. И именно так оно и было! Они возвращали в два, в три, в четыре раза больше. И вот все эти аморальные доходы стали моими.
Хатч кивнул.
Клэйд слегка склонил голову и заговорил ещё тише:
Можно задать вопрос? Сколько ценностей, в точности, вы и ваши инвесторы надеетесь на этом заработать?
Что-то в том, как священник произнёс слово ценности, обеспокоило Малина. Но отказаться от ответа показалось ошибкой.
Позвольте лишь сказать, что сумма никак не меньше семизначной, ответил он.
Клэй медленно кивнул.
Я человек прямой, заговорил он. И не спец по пустой болтовне. Я так никогда и не научился говорить элегантно, поэтому скажу как могу. Мне не нравятся эти поиски сокровищ.
Сожалею, что так, откликнулся Хатч.
Клэй прищурился, внимательно глядя ему в лицо.
Мне не нравится, что все эти люди приезжают в город и сорят деньгами направо и налево.
С самого начала беседы Хатч не переставал обдумывать возможность такой реакции. И теперь, наконец, услышав это, он в некотором роде даже почувствовал облегчение.
Не думаю, что остальные жители разделяют ваше презрение к деньгам, ровно сказал он. Многие из этих людей всю жизнь не могут выбраться из бедности. У них не было такого права на выбор бедности, какое было у вас.
Лицо Клэя напряглось, и Хатч понял, что задел за живое.
Деньгине панацея, какой их считают люди, продолжил священник. Вы знаете это не хуже меня. У этих людей есть достоинство. Деньги разрушат наш город до основания. Они испортят рыболовство, лишат спокойствия, запачкают всё, до чего дотронутся. А самые бедные из людей в любом случае не увидят этих денег. Их сметёт развитие. Прогресс.
Хатч не ответил. На каком-то уровне сознания он понял, что Клэй имеет в виду. Для Стормхавэна стало бы трагедией превратиться в ещё один сверхразвитый, сверхдорогой летний курорт вроде Гавани Бусбэй, вдоль побережья. Но это в любом случае казалось невероятным, вне зависимости от того, преуспеет ли «Таласса».
Мне нечего на это ответить, наконец, сказал Хатч. Поиски закончатся через считанные недели.
Совершенно не имеет значения, сколько это займёт, отрезал Клэй, в его голосе послышалась пронзительная нотка. Имеют значение мотивы, что за этим стоят. Поиском сокровищ движет жадностьчистая, неприкрытая жадность. И вот человек уже потерял ноги. Ничего хорошего из этого не выйдет. Островплохое, проклятое место, если можно так выразиться. Я человек без предрассудков, но у Бога имеются свои пути наказать тех, кем движут грязные побуждения.
Бесстрастность, которую ощущал Хатч, бесследно растворилась в волне гнева. Наш город? Грязные побуждения?
Если бы вы выросли в этом городе, вы бы поняли, почему я это делаю, огрызнулся он. И не надо предполагать, что знаете, каковы мои побуждения.
Я ничего не предполагаю, заявил Клэй, и его долговязое тело напряглось, словно пружина. Я знаю. Может быть, я и не вырос в этом городе, но я знаю, что в его интересах. Все здесь, до последнего, испорчены этими поисками сокровищ, манящими лёгкими деньгами. Но не я, прости, Господи, не я. Я собираюсь защитить этот город. Защитить от вас и от него самого.
Преподобный Клэй, думаю, вам следовало бы лишний раз прочитать Библию, прежде чем вы начали бросаться обвинениями. Например: Не суди, да не судимым будешь!
Хатч понял, что сорвался на крик, а голос дрожит от ярости. За соседними столами воцарилась тишина, каждый уставился в свою тарелку. Малин поднялся, быстрым шагом прошёл мимо побледневшего Клэя и направился через лужайку в сторону тёмных развалин форта.
17
В форте оказалось темно, прохладно и сыро. В пространстве гранитной башни порхали ласточки, словно пули метались туда-сюда в лучах солнца, падающих под углом в древние бойницы.
Хатч прошёл под каменной аркой и, тяжело дыша, помедлил, пытаясь успокоиться. Несмотря на все усилия, он поддался на провокацию священника. Это видело пол-города, а вторая половина всё равно вскоре узнает.
Он уселся на останки каменного фундамента. Без сомнения, Клэй говорил и с остальными. Вряд ли к нему прислушивались, кроме рыбаков, может быть. А те могли оказаться весьма суеверными, и упоминание о проклятьях могло значить многое. К тому же то замечание насчёт того, что поиски сокровищ вредят рыболовству Оставалось лишь надеяться, что сезон будет удачным.
Малин постепенно успокоился, позволив тишине форта смыть гнев, и вслушался в слабые звуки празднества на другой стороне лужайки. Ему действительно надо научиться держать себя в руках. В конце-то концов, священниклишь надоедливый педант, который не заслуживает, чтобы из-за него выходить из себя.
Место оказалось таким спокойным, подобным чреву матери Хатч почувствовал, что может оставаться здесь часами, наслаждаться прохладой. Но в то же время отчётливо понял, что вместо этого следует вернуться на праздник, нацепить личину беззаботности, сгладить неловкость. В любом случае, он должен вернуться до того, как начнутся неизбежные выступления перед публикой. Малин поднялся и направился было к выходу, когда с удивлением заметил сутулую фигуру, поджидающую его в полумраке сводчатого прохода. Та сделала шаг вперёд, оказавшись под лучами света.
Профессор Хорн! воскликнул Хатч.
Мудрое лицо старика поморщилось от удовольствия.
А я-то всё думал, когда же ты меня заметишь, ответил тот, опираясь на трость и делая ещё несколько шагов. Он тепло пожал руку своего ученика. Скандальчики закатываешь?
Хатч покачал головой.
Вышел из себя, словно идиот. Понятия не имею, чем он меня так раздражает?
Это как раз-таки и неудивительно. Клэйнескладный, неприспособленный жить в обществе, морально непоколебимый. Но за колючей внешностью бьётся сердце, большое и щедрое, словно океан. Такое же дикое и непознаваемое, можно и не сомневаться. Он непростой человек, Малин, не стоит его недооценивать, пояснил профессор и опустил руку на плечо доктора. Впрочем, хватит о пасторе. Боже, Малин, отлично выглядишь. Я неимоверно тобой горжусь. Медицинская школа Гарварда, должность исследователя в Маунт-Оберн Ты всегда был сообразителен. Жаль, это не всегда равнозначно тому, чтобы быть хорошим студентом.
Всё благодаря вам, ответил Хатч. Я так вам признателен.
Он вспомнил дни, которые они проводили в огромном, викторианской эпохи доме профессора и на лужайке за ним, изучая коллекции камней, жуков и бабочекв последние годы, проведённые в Стормхавэне.
Чушь! Кстати, у меня до сих пор лежит твоя коллекция птичьих гнёзд. Когда ты уехал, я не знал, по какому адресу её отправить.
Хатч почувствовал угрызения совести. Ему ни разу в жизни не приходило в голову, что величественному профессору может захотеться получить от него весточку.
Удивительно, что вы не выбросили этот мусор.
На самом деле, это очень даже неплохая коллекция, заметил профессор Хорн и зажал в костлявой хватке руку Хатча. Проведи меня на выход и через лужайку, хорошо? В последнее время нетвёрдо держусь на ногах.
Мне следовало с вами связатьсязаговорил было Хатч, но умолк.
Ни единого словечка, даже не оставил почтового адреса, язвительно добавил профессор. И затем, в прошлом году, я прочёл о тебе в «Глоуб».
Хатч отвернулся, сгорая от стыда.
Профессор фыркнул.
Ладно, ерунда. По статистике страховых компаний я уже должен быть мёртв. В следующий четверг мне стукнет восемьдесят девять, и чёрт тебя побери, если не получу от тебя подарка!
Они вышли на солнечный свет, на лужайку. Бриз донёс до них звуки громкого смеха.
Уверен, вы знаете, почему я вернулся, пробуя почву, заметил Хатч.
Кто же этого не знает? ядовито ответил тот.
Больше профессор ничего не сказал, и некоторое время они шли в молчании.
Ну и? наконец, сказал Хатч.
Старик вопросительно посмотрел на него.
Сказали "А"говорите "Б"! пояснил Хатч. Что вы думаете о поисках сокровищ?
С минуту профессор не отвечал, а затем остановился и посмотрел на Малина, убирая свою руку с его.
Запомни, не я об этом заговорил, сказал он.
Хатч кивнул.
Думаю, ты просто дурак.
За этими словами повисло напряжённое молчание, Хатч был ошеломлён. Он был готов к разговору со священником, но не к этому.
Что даёт вам повод так говорить?
Среди всех людей в мире ты должен знать это лучше всех. Что бы там ни было запрятано, вы не сможете это достать.
Минуточку, доктор Хорн! Мы пришли с такой техникой, о которой старые искатели сокровищ даже и мечтать не могли. Твердотельный сонар, протонные магнетометры, связь со спутниками, аэрофотосъёмка Двадцать миллионов долларов финансирования, и даже имеются записи того человека, который спланировал Колодец!
Его голос стал громким. Хатч внезапно понял, что для него очень важно положительное мнение этого человека.
Доктор Хорн покачал головой.
Малин, я почти сотню лет вижу, как они приходят и уходят. У всехсамое совершенное оборудование. У всех бездонные карманы. Все имеют какую-нибудь важную информацию или же их охватывает вспышка озарения. И всегда говорят, что на этот раз всё будет иначе. И конец всегда один и тот же. Банкротство, страдания, даже смерть, объяснил он и глянул на Малина. Вы уже поднялину, хоть малую толику?
Пока нет, ответил Хатч. У нас возникла небольшая заминка. Мы знали, что Колодец должен быть связан с морем туннелем. Потому-то он всегда заполнен водой. С помощью краски мы попытались найти выход этого туннеля в море. Но только, там оказался не один туннель, а пять, и
Я понял, прервал его доктор Хорн. Лишь одна маленькая проблемка. О таком я тоже слыхал. Быть может, вы сумеете с ней справиться. Но потом возникнет ещё одна, и ещёдо тех пор, пока вы не обанкротитесь. Или не погибнете. Или и то, и другое сразу.
Но на этот раз всё будет по-другому! воскликнул Хатч. Вы не можете утверждать, что поднять сокровища невозможно. Со всем, что сотворил один, другой может справиться.
Профессор неожиданно снова схватил Малина за руку. У него оказались поразительно сильные руки, жилистые и такие же сухие и жёсткие, как корни старого дерева.
Я знал твоего деда, Малин. Что ты сейчас сказал, в точностислово в слово! совпадает с тем, что он сказал мне пятьдесят лет назад, заметил Хорн и перешёл на яростный шёпот. Взгляни на наследство своей семьи. Ты спросил моё мнение? Ну, в общих чертах оно такое: лучше возвращайся в Бостон, прежде чем история повторится!
Он резко повернулся и заковылял прочь. Трость мелькала в траве, пока профессор Хорн не скрылся за склоном холма.
18
На следующее утро, со слегка затуманенными от вчерашнего празднества глазами, Хатч заперся в амбулатории, раскладывая инструменты и изучая опись. За последние несколько дней ему не раз пришлось оказывать медицинскую помощь, но, к счастью, не случилось ничего серьёзнее нескольких царапин и треснувшего ребра. Изучая содержимое полок и делая отметки в распечатке, он слышал монотонное шипение невдалеке накатывающих на рифы волн. Солнце, ослабленное вездесущей завесой тумана, несмело заглянуло в окно с металлической рамой.
Разделавшись с инвентарной описью, Хатч повесил планшет рядом с полками и бросил взгляд в окно. В глаза бросилась высокая, с покатыми плечами фигура Сен-Джона, осторожно расхаживающего по пересечённой местности Главного лагеря. Англичанин перешагнул через тяжёлый кабель и длинный шланг из поливинилхлорида, затем занырнул в вотчину Керри Вопнера, непричёсанная голова историка едва не задела о дверной проём. Хатч мгновение помедлил, а затем взял две чёрных папки и вышел из медицинского отсека, направляясь вслед за Сен-Джоном. Кто знает, может, им удалось продвинуться в расшифровке?
Если уж на то пошло, разгром в рабочем помещении Вопнера в Главном лагере оказался ещё полнее, чем в каюте на «Цербере». Достаточно отметить, что ряды мониторов и сервоконтроллеров сделали его ещё более тесным. Вопнер занял единственное кресло, зажатое в дальнем углу стойками для аппаратуры связи. Из двух отверстий в потолке и кондиционера на другом конце комнаты струился холодный воздух.
Но, несмотря на охлаждение, воздух в помещении стоял душный от горячей электроники, и, когда туда явился Хатч, Сен-Джон как раз выискивал место, куда повешать пиджак. После безуспешных поисков он, очевидно, махнул на это рукой и бережно опустил его на ближнюю консоль.
Бог ты мой, заметил Вопнер. Твой жуткий старый твид замкнёт что только можно.
Нахмурившись, Сен-Джон снова поднял пиджак.
Керри, у тебя найдётся минутка? спросил он. Нам правда необходимо обсудить проблему с шифром.
А что, по мне видно, что у меня есть минутка? вопросом же ответил Вопнер, оборачиваясь и устремляя на них свирепый взгляд. Я только что провёл полную диагностику систем острова. Всё до последнего, до самой последней микрокоманды. Заняло целый час, с передачей по всему диапазону. Проверено всё: насосы, компрессоры, сервоприводыкороче, перечисляйте сами. Никаких проблем, никаких отклоненийничего!
Так это же здорово, вставил Хатч.
Не веря своим ушам, Вопнер уставился на него.
Может, отрастишь себе чуточку мозгов, а? Здорово, как же! Это же охрененный кошмар!
Не понял.
У нас был системный сбой, помнишь? Чёртовы насосы отказались работать. После этого я сравнил систему на острове со «Сциллой» на «Цербере», иугадаешь с трёх раз? Чипы памяти здесь, на «Харибде», изменились. Изменились!
Он со щелчком загнал один из процессоров в разъём платы.
И?
А сейчас я снова провожу диагностику, и всё в полном порядке. Причём ладно бы только этово всей сети ни малейших отклонений, пояснил Вопнер и наклонился вперёд. Никаких отклонений. Неужели непонятно? С точки зрения физики и математики вероятность этомуноль!
Сен-Джон бросил быстрый взгляд на оборудование и сцепил руки за спиной.
Дух в машине, а, Керри? рискнул спросить он.
Вопнер даже не обратил на это внимание.
Я слабо разбираюсь в компьютерах, продолжил Сен-Джон, его сочный голос заполнил всю комнату. Но одно выражение знаю: мусор на входемусор на выходе.
Ох, смеху-то сколько! Но это не программирование.
А-а-а, я понял. Может, разгадка в человеческом факторе? Помнится, одного неправильного выражения на Фортране хватило, чтобы «Маринер-1» превратился в космический мусор, и о нём никто никогда больше не слышал.
Суть в том, что теперь всё работает, рассудительно заметил Хатч. Почему бы не оставить это так, как есть?
Ага, и всё повторится снова. Я хочу знать, почему в один момент отказала сразу вся эта дрянь!
Ты всё равно ничего не можешь с этим поделать, сказал Сен-Джон. А между прочим, мы отстаём от плана по расшифровке. До сих пор ничего не получилось. Я провёл ещё несколько исследований по ряду направлений, и мне кажется, мы слишком уж быстро отказались от
Дерьмо на палочке! огрызнулся Вопнер, на колёсиках поворачивая кресло в его сторону. Ты что, снова собрался мямлить о полиалфавитных шифрах, а, старикан? Корочея собираюсь модифицировать алгоритм прямого подбора, задать пятидесятипроцентный приоритет и по-настоящему взяться за дело. А тебе Почему бы тебе не спрятаться в своей библиотеке? Возвращайся вечером с парочкой более полезных мыслей.
Сен-Джон бросил на Вопнера быстрый взгляд. Затем облачился в пиджак и, нагнувшись, вышел за дверь, погружаясь в тусклый утренний свет. Хатч последовал за ним в офис историка.
Спасибо, сказал Хатч, возвращая Сен-Джону две папки.
А ведь он прав, знаете ли, заметил историк, усаживаясь за стол и медленно придвигая к себе пишущую машинку. Просто я уже проверил всё остальное. Все методы, которые пробовал, основываются на методах, известных в эпоху Макаллана. Подбирался со стороны арифметики, астрономии, астрологии, пробовал шифры на других языках. Всё без толку.
А полиалфавитныечто за звери? спросил Хатч.
Сен-Джон вздохнул.
Полиалфавитный шифр. Он довольно прост, правда. Видите ли, большинство шифров в эпоху Макаллана были простыми монофонными замещениями. Есть нормальный алфавит и алфавит шифра, беспорядочно перемешанный. Чтобы закодировать документ, просто замещаешь нормальные буквы соответствующими из второго алфавита. Допустим, ты заменяешь s на y, а eна z. Тогда, шифруя слово "see", получишь "yzz". Такие шифровки можно встретить в местных газетах.
По-моему, всё просто.
Да. Но этот метод не такой надёжный. Но что будет, если взять несколько алфавитов шифра? Допустим, вместо одного берёшь десять. И, зашифровывая документ буква за буквой, по очереди сменяешь все десять алфавитов, а потом возвращаешься к первому. Это полиалфавитный шифр. Теперь "see" уже не просто "yzz". Каждая буква в слове берётся из новой таблицы.