Вот и сейчас Саразин, маленький толстячок с жёлтым, как у турка, лицом и двойным подбородком, разглядывал последнее приобретение Барбариго, картину, изображавшую купающуюся Диану.
Если ты ищешь себе невесту с такими формами, я, пожалуй, начну завидовать тому, что тыдож. Мадам Леда, я полагаю, он вздохнул. А Богу, естественно, придётся превращаться в лебедя.
Это не Леда. Нет. Диана. Возжелав её, ты рискуешь стать вторым Актеоном. Даже если она пощадит тебя, тебе не избежать мести моей сестры.
Ты переоцениваешь влияние вашей семьи, насупился Саразин. Виргинияженщина благоразумная. Она не видит того, чего не следует.
Бедняжка! Значит, ты обрёк её на вечную слепоту.
Иди-ка ты к дьяволу, беззлобно ответствовал Саразин.
Практически одногодки, лет сорока с небольшим, внешне они разительно отличались: толстяк Саразин выглядел на свой возраст. Светловолосый, стройный, высокий дож, разодетый в небесно-синий атлас, сохранял очарование юности. Он поднялся, постоял, засунув большие пальцы за золотой пояс, на его губах заиграла саркастическая улыбка.
Интересно, как далеко заведёт тебя сладострастие? Мне тут сказали, что тебя видели в новом театре на Санти Джованни. Пристойно ли это государственному инквизитору?
Взгляд синих, вылезающих из орбит глаз Саразина впился в дожа.
Тебе сказали? Кто же? Небось твои шпионы? Больше никто не мог узнать меня. Да, я не могу отказать себе в удовольствии ходить в этот театр. Но не могу и допустить, чтобы меня там видели. Поэтому появляюсь в плаще и маске. И не стоит меня в этом упрекать. Я хожу туда по долгу службы.
Саразин не лгал. Театр, который открыл Анджело Рудзанте, привлекал зрителей необычностью пьес и постановок. Назывался он Зал Лошади, Сала дель Кавальо, вероятно, потому, что располагался на маленькой площади, украшенной громадной конной статуей.
Тебе не занимать усердия, когда работу можно совместить с удовольствием, усмехнулся дож. И что ты там увидел?
Повода для неодобрения я не нашёл. Они играли несколько комедий, не хуже тех, что я видел во дворце патриарха. Есть у них канатоходец, от выступления которого замирает душа, восточный жонглёр, пожиратель огня и девушка, совсем как райская дева в представлении мусульман.
Бедная моя обманутая сестра! И что делает она, эта дева из рая?
Танцует сарабанду, заморский сарацинский танец, аккомпанируя себе какими-то трещотками, называемыми кастаньетами. Тоже, наверное, завезённые от мавров. Ещё она поёт под гитару, как соловей или одна из сирен, что завлекали Улисса.
Барбариго рассмеялся.
Райская дева, соловей, сирена. Откуда взялось такое чудо?
Мне сказали, из Испании. Песни у неё испанские, андалузские, кровь от них начинает быстрее бегать по жилам.
Весёлость дожа сняло как рукой.
Из Испании? Ха! Как раз об Испании я и хотел с тобой поговорить. Танцующей походкой он прошёлся к окну, вернулся обратно, пододвинул к себе стул. Сел. Я получил из Испании тревожные новости.
Саразин весь подобрался.
Насчёт Неаполя?
Нет, нет, речь пойдёт о другом. Угроза эта ещё не определённа, но однажды она уже возникала. В Португалии два года назад. Тогда мне удалось подавить её. Пришлось изрядно потрудиться и заплатить кругленькую сумму. На этот раз, боюсь, деньги не помогут.
Угроза, говоришь? переспросил Саразин.
Барбариго положил ногу на ногу, чуть наклонился вперёд, упёршись локтем в колено.
Шляется по свету один лигурийский авантюрист, сам знаешь, из лигурийца ничего путного выйти не может. Он утверждает, что может добраться до Индий западным путём.
На лице Саразина отразилось облегчение.
Сумасшедший, облегчение сменилось презрительной усмешкой. Сказки всё это.
Лигуриец утверждает, что у него есть карта, вычерченная самим Тосканелли из Флоренции, добавил Барбариго.
Тосканелли? удивился Саразин. Ба! Неужели Тосканелли в старости выжил из ума?
О нет! Лучшего математика ещё не рождала земля. Он действительно нарисовал карту, основываясь на открытиях нашего Марко Поло и собственных математических расчётах. Карту эту вместе с письменными обоснованиями он послал этому бродяге-лигурийцу, Коломбо, Кристоферо Коломбо, в Португалию.
Как ты всё это узнал? И с какой стати Тосканелли якшаться с бродягами?
Этот Коломбо немало плавал по морям и преуспел в составлении карт. Как я понял из полученных мною донесений, Коломбо вбил себе в голову, что Индий можно достичь, плывя на запад, и обратился за советом к Тосканелли. Так уж вышло, что мечты лигурийца совпали с выкладками флорентийского математика. И Тосканелли снабдил лигурийца картой, гордый тем, что открытия можно делать, не выходя из кабинета, нисколько не задумываясь, сколько бед могут принести они в реальной жизни.
С этой картой Коломбо отправился к королеве Португалии. Имя и слава Тосканелли открыли ему двери королевского дворца. Король Жуан, покровительствующий мореплавателям, так как они принесли ему несметные богатства, созвал комиссию из людей, которым доверял. К счастью, как и все комиссии, эта не спешила с выводами. И мои агенты, державшие меня в курсе событий, успели в точности выполнить мои указания. Мы подкупили двух членов комиссии. Третьего, еврея, подкупить не удалось. Может, этот Коломбо тоже еврей. Не знаю. Во всяком случае, двумя голосами против одного предложение Коломбо отвергли, карту и письмо Тосканелли предали забвению.
Но недавно мне сообщили из Испании, что этот молодчик объявился вновь, изменил фамилию на испанский манер и называет себя Колон. Теперь он пытается добиться своего у владык Испании. Пока его успехи весьма ничтожны, потому что война с маврами отнимает всё время и деньги их величеств. Но едва падёт Гранада, он получит свой шанс. Многие влиятельные сановники с ним заодно, и Испания, возможно, предпримет попытку обогатиться за счёт заморских владений, как поступила ранее Португалия.
Дож замолчал, а Саразин всё не мог взять в толк, к чему тот клонит.
Ну и что? Какое нам дело до обогащения Испании?
То ли ты меня не понял, то ли уже забыл, с чего я начал. Коломбо предлагает открыть западный путь к Индиям. Если ему это удастся, что станет с богатством и могуществом Венеции, построенными и сохраняемыми нашей монополией на торговлю с Востоком, которая идёт через наши рынки?
Саразина аж передёрнуло.
Помилуй нас Бог! воскликнул он.
Барбариго встал.
Ситуация тебе, стало быть, ясна. Каким же будет наше решение? Взятки на этот раз не помогут. Королева Изабелла очень умна, Фердинандочень расчётлив. Они или примут решение сами, или назначат комиссию, к членам которой подступиться я не смогу.
Глаза Саразина сузились.
Есть простое решение. Люди, слава Богу, смертны. Ты сможешь подступиться к Коломбо. В подобных случаях цель оправдывает средства.
Но Дож покачал головой.
Всё не так просто. Иначе я не стал бы колебаться. Человек этотпустое место. Важны карта и письмо. Не попав к нам, они будут висеть над нами постоянной угрозой, в руках Коломбо или кого-либо ещё. Венеция будет в опасности, пока мы не заполучим их. В Португалии я попробовал разделаться с ним. Но мои агенты опростоволосились. Коломбо устроили засаду в Лиссабоне. Но он сумел отразить первые удары, а потом к нему подоспела поддержка. После этого он передал документы на хранение казначею. Я полагал, там они и остались, когда комиссия отвергла его предложение. Но он каким-то образом вновь заполучил их. И едва ли мы сможем отнять их у него силой.
Саразин задумался.
Вынесем вопрос на Большой совет, наконец изрёк он.
Если я бессилен, то чем поможет Большой совет?
Республика может купить его. У каждого человека есть цена.
Было и такое. Коломбо выгнал моего человека. Этого и следовало ожидать. Если у тебя есть возможность открыть империю, этим можно поступиться, лишь получив империю взамен. Так что мерзавец знает себе цену.
Саразин нашёлся и здесь.
Так перекупи его у Испании. Найди его, и пусть он откроет Индии для Венеции.
А какая нам от этого будет выгода? По единожды проторённой дорожке устремится весь мир.
А разве мы ничего не сможем приобрести в той империи, которую он грозится открыть?
Я не могу полностью полагаться на его слова. То, что есть у нас сейчас, это реальность, и мы не можем отказываться от неё ради призрачной мечты.
Ну, тогда я сдаюсь. Больше мне предложить нечего.
Мне, к сожалению, тоже, но мы должны найти выход и растоптать этого авантюриста. Подумай над этим. А пока, он приложил палец к губам, никому ни слова!
Глава VI. Ла Хитанилья
Театр, основанный Анджело Рудзанте в Сала дель Кавальо, процветал. Растущая популярность постепенно привела к тому, что чернь, поначалу заполнявшая театр, уступила место аристократии, и скоро на скамьях восседал цвет общества Венеции.
Верным поклонником театра стал и дон Рамон де Агилар, граф Арияс, посол Кастилии и Арагона в Венецианской республике. Пренебрегая мнением окружающих, гордый кастилец, презиравший всех, кроме испанцев, в отличие от Саразина ходил в театр открыто, не делая секрета из того, что Ла Хитанилья всё более притягивала его к себе. После завершения её выступления он обычно уходил, не обращая внимания на ахи и охи зрителей, перед которыми выделывал чудеса канатоходец Рудзанте. Кое-кто, правда, говорил, что дона Рамона влекла в театр возможность услышать родные испанские песни, а не сама певица. По правде же говоря, у него не было музыкального слуха, а в красоте он разбирался и мог представить себе, какое блаженство сулят чёрные, жаркие глаза Ла Хитанильи.
Естественно, у него возникало желание отблагодарить певицу за радость, доставленную земляку на чужбине. Он посылал ей цветы, сладости, украшения. Пользуясь своим положением, он добился у Рудзанте права видеться с ней между выступлениями, но был принят сдержанно и даже холодно.
Едва ли не при первой встрече, неправильно истолковав её сдержанность и пытаясь расположить певицу к себе, граф воскликнул:
Дитя, забудьте о переполняющем вас почтении ко мне.
А почему оно должно переполнять меня? сухо спросила Ла Хитанилья. Выизвестный идальго, знатный гранд, я это знаю. Но вы же не Бог, а я чту только его.
Другого такой приём обратил бы в бегство, но граф решил, что это лишь профессиональный ход, призванный ещё более разжечь в нём желание. И отшутился:
Но ведь и вы, судя по всему, не богиня.
Певица, однако, и далее оставалась такой же недоступной, чем в немалой степени раздражала тщеславие графа, привыкшего к лёгким победам.
И ей приходилось снова и снова принимать дона Рамона в своей гримёрной, поскольку Рудзанте прямо заявил ей, что испанский посолслишком важная персона, чтобы отказывать ему в такой малости. Но ни великолепие его наряда, ни всё ещё приятная наружность, ни красноречие не могли растопить сердце красавицы.
Дон Рамон начал выказывать нетерпение. Можно, конечно, прикидываться скромницей, но до каких пор? Надо же и честь знать! Вот и тем утром он размышлял, как положить конец этому затянувшемуся сопротивлению, когда ему доложили, что женщина, назвавшаяся Ла Хитанилья, умоляет его высочество принять её.
Губы дона Рамона медленно изогнулись в улыбке. Ещё раз взглянув на себя в зеркало и оставшись довольным увиденным, он поспешил к неожиданной гостье.
Она ждала его в длинной комнате, балкон которой выходил на Большой канал, залитый утренними лучами февральского солнца, и метнулась ему навстречуот былой скромности не осталось и следа.
Ваше высочество, вы так добры, согласившись принять меня.
Добр? он вроде бы обиделся. Обожаемая Беатрис, разве я когда-нибудь вёл себя иначе по отношению к вам?
Это-то и придало мне смелости.
Так проявите её. Почему бы вам не снять ваш плащ?
Покорно она сняла коричневую мантилью с капюшоном, закрывавшую её с головы до пят, и осталась в светло-коричневом облегающем платье, подчёркивающем достоинства её фигуры. Её рост, и так чуть выше среднего, оптически увеличивался за счёт удлинённой талии. Локоны светло-каштановых волос украшала одна узенькая золотая цепочка.
Дон Рамон оценивающе оглядел её. Нежная кожа лица и шеи цвета слоновой кости, пятна румянца на скулах. Высокая грудь, от волнения часто поднимающаяся и опускающаяся. Осанка и грация танцовщицы. Нет, это не обычная потаскушка или цыганская колдунья, как можно понять из её сценического имени. Скорее всего, думал он, в этих венах, так нежно просвечивающих сквозь белоснежную кожу шеи, течёт благородная кастильская кровь. Иначе откуда такая гордость, уверенность в себе, чуть ли не патрицианское чувство собственного достоинства. Да, при всей своей разборчивости он не мог найти в ней ни единого недостатка.
Ясные, карие глаза смотрели на него из-под прекрасных чёрных бровей.
Я пришла к вам просительницей, в её низком голосе слышалась чарующая хриповатость.
Нет, нет, галантно возразил он. Здесьникогда. Тут вы можете только командовать.
Она отвела глаза.
Я пришла к вам как к послу их величеств.
Тогда мне остаётся лишь возблагодарить Бога, что я посол. Не присесть ли вам?
За руку он отвёл её к дивану напротив окон. Сам же остался стоять спиной к свету.
Дело, по которому я пришла к вам, касается испанца, подданного их величеств. Речь идёт о моём брате.
У вас есть брат? Здесь, в Венеции? Ну-ну, расскажите мне поподробнее.
Она рассказала, путаясь и сбиваясь от волнения. Неделю назад, в таверне Дженнаро в Мерсерии, вспыхнула ссора, засверкали кинжалы, и дворянин из рода Морозини получил жестокий удар. В последующей суматохе, когда Морозини выносили, её брат, находившийся в это время в таверне, поднял с пола кинжал. Рукоятку украшали драгоценные камни, и брат она вспыхнула от стыдавзял его себе. Два дня назад он продал кинжал евреюзолотых дел мастеру с Сан-Мойзе. Кинжал признали принадлежащим Морозини, и этой ночью брата арестовали.
Дон Рамон насупился.
Дело столь ясное, что едва ли мы сможем что-либо предпринять. Ваш несчастный брат, обвиняемый в краже, не может рассчитывать на защиту посла.
Она побледнела. Глаза превратились в озёра страха.
Это это не кража, взмолилась она. Он поднял кинжал с пола.
Но он продал кинжал. Безумие. Разве он не знает, сколь суровы законы республики?
Откуда ему знать их, он же кастилец.
Но кража есть кража, в Венеции или Кастилии. Что заставило его пойти на такой риск?
Ума не приложу, потому что я зарабатываю достаточно, чтобы содержать и его, и себя, не без горечи ответила она. Но, может, я ограничивала его. Он жаждал большего, чем позволяли мои заработки.
Ваш рассказ глубоко тронул меня, посочувствовал дон Рамон. Что привело вас в Италию?
Чтобы сохранить его симпатии, в надежде, что он не бросит её в беде, она рассказала всё, как есть, ничего не скрывая. Она покинула Испанию, уступив настойчивым просьбам брата. Он попал в беду. Убил человека в Кордове. О, убил честно, в открытом бою. Но его противник принадлежал к влиятельной семье. Разбором дела занялся алькальд. Его альгасилы начали розыски её брата. И ему не оставалось ничего другого, как бежать из Испании. Она любила брата, знала, как он слаб и беспомощен. Кроме того, в Испании её ничего не удерживало, и она согласилась уехать с ним. Она рассчитывала, что своим талантом сможет прокормить их обоих. Год назад они прибыли в Геную, и с тех пор она пела и танцевала в Милане, Павии, Бергамо, пока не оказалась в Венеции.
А теперь Она всхлипнула. Если Ваше высочество не поможет нам, Пабло И её плечи задрожали от рыданий.
Опасность, грозившая никчёмному брату, ничуть не тронула дона Рамона. Вор, полагал он, должен понести заслуженное наказание. Но он не смог устоять перед плачущей красавицей.
Надо искать выход. Нельзя оставлять его в лапах венецианцев.
Произнося эти слова, дон Рамон опустился на диван, и его украшенная перстнями рука легонько легла на плечо Ла Хитанильи.
Официально вмешиваться я не имею права. Но если я обращусь личноэто совсем другое дело. В конце концов, я пользуюсь здесь кое-каким влиянием. Попытаемся использовать его с максимальной пользой.
Я благословляю вас за надежду, которую вы вселили в меня, дыхание её участилось, щёки вновь зарумянились.
О, я даю вам более чем надежду. Я даю вам уверенность. Не в интересах республики отказывать испанскому послу, даже если он высказывает личную просьбу. Так что довольно слёз, дитя моё, такие божественные глазки должны сиять. Ваш брат вскорости будет с вами. Даю вам слово. Его зовут Пабло, не так ли?