МАРФА,илиДирижер тишины
РАННЕГО ПУХОВОГО ДЕТСТВА сова Марфа любила музыку. Неважно, какая это музыка была: соловьиный джаз или хоровые песнопения лягушек, нежные симфонии сверчков или прощальные романсы улетающих журавлейвсе приводило юную сову в восторг и толкало к занятиям музыкой.
Неудачи начались уже в музыкальной школе. Марфа пробовала играть на гитаре и арфе, но острые когти рвали струны. Педагоги так и говорили:
Прилетела Марфа
Разлетелась арфа!
Марфа записалась в лесной хор, но голос у нее был хрипловатый: иногда срывался на лай, а иногда давал петуха
Тогда Марфа решила: «Раз из меня не получается ни арфистка, ни солистка, стану дирижером! Ему не нужно петь и играть, а только любить музыку и вовремя взмахивать палочкой»
Музыку Марфа любила, а дирижерскую палочку ей выгрыз знакомый жук-короед.
Но и карьера дирижера у совы не задалась: едва она широко взмахивала крылом с дирижерской палочкойноты с пюпитров разлетались, а заодно с веток сдувало половину музыкантов.
После двух неудачных репетиций Марфу выгнали из оркестра.
Или она, или мы! заявили оркестранты.
И Марфа осталась одна. Со своей дирижерской палочкой и любовью к музыке.
Тихим осенним вечером сова сидела на ветке в полном одиночестве и дирижировала листопадом. Вокруг плавно кружились ноты: золотые, розовые, красные. Слышалось легкое шуршание и дыхание северного ветра
И Марфа вдруг поняла: не нужны никакой оркестр, никакие музыканты. Потому что нет ничего прекраснее тишины. Музыка тишины! Ее еще никто не слышал. А если слышал, то не знал, что это Музыка
Что это ты делаешь? удивилась знакомая белка, глядя, как Марфа размахивает дирижерской палочкой на совершенно пустой опушке.
Дирижирую тишиной! Послушай
Это была первая в мире беззвучная пьеса «Осенний лес».
Вокруг нас слишком много звуков, а тишины осталось мало, закончив, сказала сова.
Действительно, прекрасно, вздохнула белка. А можно я в следующий раз детей приведу?
Конечно, кивнула Марфа.
И я тоже, неожиданно вмешался сидевший у норы барсук. Весной соловьи так свистят и щелкают, что уши закладывает! А от этих дятлов-рэперов ни зимой, ни летом житья нет!
Второй концерт тишины прошел при полнейшем молчании. Только в конце все захлопали крыльями, застучали лапами и закричали «Браво!».
А на третьем концерте собралось столько публики, что желудю было негде упасть, и выступление записали на радио и телевидении.
А дальше началась настоящая слава. Тихие пьесы совы исполнялись во всех уголках земли. «Тишина перед бурей», «Лунная ночь на Днепре», «Молчание ягнят», «Вторая лунная соната», «Рассвет на Москве-реке» (где звучал единственный в мире хор рыб) стали классикой и приводили публику в экстаз. А если кто-то кашлял или начинал похрапывать, его тут же толкали в бок:
Тише! Не мешайте слушать тишину!
ГЛАФИРА,илиЗимняя аистетушка
ОВА ГЛАФИРА подрабатывала аистом. Так уж в природе получается, что аистыконечно, птицы прекрасные и таких замечательных новорожденных малышей родителям в кружевных конвертиках приносят (просто не налюбуешься!), да вот только как нагрянет девятнадцатое августа (День прощального аистиного курлыка) тут же собираются в белокрылые стаи и улетают на зимовку в Африку или Индию, забыв про всех поспевших в небе карапузов. А возвращаются, бесстыдники, не раньше чем к апрелю! Ну, прямо не добрые ангелы, а чистые эгаисты! Ребятня кричит в облаках, надрывается: «Уа, уа, бессердечные аисты! На кого вы нас, сироток, покинули!» А аистам, конечно, самим тоже гадко за такое неблагородное поведение. Совесть их на юг просто так не отпускаетносит в небе по кругу и мучает.
Вот они и придумали свалить свою хлопотную ясельную службу на сову. До первых подснежников. Соваптица безотказная: чего ни попросишьодин ответ: «Угу!» Милая, сердобольная клуша.
Так и стала Глафира подрабатывать аистом. Точнее, перелетной аистетушкой. Ох, чего только не натерпишься с этими межсезонными грудничками! Летом-то хорошо: обернуть младенчика подгузником, наскоро смастрячить из тонкой ситцевой пеленки узелоки дело в шляпе, точнее, в легкой колыбельной люльке. Летишь себе, в ус не дуешьневесомая ноша знай себе плавно в клюве покачивается да сладким кулачком во сне причмокивает. А осенью! Тут одной простынкой не обойдешься. Надо одеяльце малышу, крепкий зонтик от дождика. Зимой и того хуже: в сильный мороз и по три толстых стеганых одеяла на одного кроху накутывать приходится.
А если двойня или тройня в феврале аккурат на крещенскую стужу да в какие-нибудь Чертовы Кулички заказана! Кряхтит сова, еле тащится. Семь потов с нее сойти не успеваюттут же застывают на свистящем ветродуе семью стопудовыми сосульками! Тянут они к земле пуще прежнего. А присядешь на пенек отдохнутьуж никак в небо не поднимешься.
Маялась-маялась Глафира. Да ум совиный на мудрости скор. Раздобыла она гибких ивовых прутьев и сплела гнездышко-саночки. Теплым пухом внутри обложила, солнечных зайчиков на полянке в лесу наловила, рассадила по краям гнездоката, приказала сидеть смирно и с бочков припекать-пригревать, веревочку к полозьям привязала и стала развозить по домам грудных младенцев. Саночки с горокскок! вжик! малышня хохочет! Щечки от смеха румянятся, глазки ясным солнышком лучатся, счастливятся! Приезжают карапузы к своим мамам и папам с пылу с жарукак пирожки из русской печки!
Ух-ты-фух-ты-е-хо-ха!!! восхищаются довольные родители. Какие у нас детишки расчудесные! Взгляните-ка: под ними аж подснежники проклюнулись!!!
ПОЛИНА,илиСова в музее
ОЛЯРНАЯ СОВА ПОЛИНА работала в музее чучелом. В музей она попала совершенно случайно. Однажды во время пурги залетела в окно, которое забыл закрыть музейный сторож, да так и осталась.
Полина никогда прежде не бывала в музее. До этого она жила в тундре и вела дикий образ жизни. В музее ей понравилось. На стенах висели фотографии и картины, а на полу и столах лежали всякие интересные вещи: охотничьи принадлежности, рыболовные снасти, лодки, палатки геологов и чумы оленеводов, моржовые клыки и бивни мамонта. Особенно сове приглянулся уголок живой природы: в небольшом зале в разных позах застыли медведь, лиса, песец, заяц и полярный волк. На ветках сухого дерева сидели вороны, чайки и куропатки
«Интересно, как они тут вместе уживаются?»удивилась Полина.
И вдруг неподалеку послышались человеческие голоса. Полина хотела вылететь на улицу, но сторож уже закрыл окно, через которое она попала в музей. А голоса приближались
«Попалась», подумала сова.
И тут ей в голову пришла спасительная идея. Полина села на одну из веток сухого дерева и притворилась чучелом.
Директор музея делал утренний обход. Он отлично знал каждый экспонат в своем музее. И, увидев Полину, сильно удивился:
А сова откуда взялась? Совы у нас не было
Наверное, охотник из тундры приходил, вот и оставил, предположил кто-то из сотрудников.
Совы нам как раз не хватало, обрадовался директор. Отличная работа. Прямо как живая!
Полина сидела не шевелясь, пока ее разглядывали сотрудники музея. Она даже не моргнула, когда директор повесил ей на лапу бирочку с инвентарным номером. А после обеда под веткой, на которой она сидела, появилась табличка «Полярная сова».
Весь день Полина проспала на дереве, и никто ни о чем не догадался. Ведь совы спят с открытыми глазами. А вечером
Полина видела, как проветривают помещения. Открыть окно оказалось не так уж сложно. И когда музей закрылся, она вылетела на охоту, но под утро вернулась и снова села на ветку. Так и повелось: ночами сова улетала, на рассвете возвращалась и сама закрывала за собой форточку.
И никто ни о чем не догадывался, кроме музейной кошки Муси.
Муся была умной кошкой. Она ловила мышей, чтобы те не грызли экспонаты. Поначалу, обнаружив живую сову, Муся шипела на Полину. Но, поняв, что сова не претендует ни на мышей, ни на блюдце с молоком, стоявшее под скелетом мамонта, успокоилась. Они даже подружились и по ночам прогуливались по пустым помещениям, обсуждая новые экспонаты, работников музея и посетителей.
Ох уж эти посетители! Так и норовят все потрогать и пощупать, хотя ясно же написано: «Экспонаты руками не трогать!»сердилась кошка, которая хотя и не умела читать, но за долгую жизнь в музее выучила все надписи.
Дикари, соглашалась с подругой Полина. Но для того их и приводят в музей, чтобы повысить культурный уровень
Однажды в музей пришел мальчик с мамой и, когда та отвлеклась, стал тыкать в сову лазерной указкой. Полина не сдержалась и цапнула его за палец.
Ай, мама! завопил хулиган. Сова кусается!
Не выдумывай! строго сказала мать. Это чучело. Оно кусаться не может
«Еще как может! подумала Полина. Еще раз тронешь, в нос клюну!»
Полина оказалась очень способной совой. Быстро освоила человеческий язык и научилась читать. Она не хуже хранителей знала каждый экспонат. И даже расшифровала древнюю надпись на одном из моржовых клыков. В свободное время сова писала служебные записки и подсовывала под дверь директору: «У вас искрит праводка. Даброжилатель».
И только раз в году, в Музейную ночь, должна была оставаться на своей ветке. Полина была счастлива.
Пусть меня называют чучелом, говорила она подружке-кошке. Счастьеэто когда ты нашел свое место в жизни. И при жизни. И после
КАЗИМИРА,илиСова-художница
ОВА КАЗИМИРА МАЛЕВИЧНА была художницей.
Больше всего она любила рисовать черные-пречерные ночные пейзажи. Особенно в самой дремучей лесной глуши, куда не добираются лучами ни звезды, ни луна. И даже днем не проскочит малюсенький солнечный зайчик. Да что тамдаже крошечная солнечная блошка не мелькнет! Ночьэто самое живописное время! Сколько в ней ослепительных черных красок! повторяла сова всякий раз, как вылетала в темный бор на свой излюбленный пленэр с корявым стареньким мольбертом на курьих ножках и заляпанным черными кляксами этюдником.
В этюднике хранилось целое богатство черных красок. Вот тюбик с оттенком жирной, сочной земли после проливного дождя, вот баночка с прахом старого трухлявого дупла, вот с густым синеватым отливом воронова крыла, пеплом угольно-сизой золы от ведьминского костра на Лысой Горе, смолянистым сосновым дегтем, соками спелой черемухи, крушины, черники, ежевики, черной бузины Даже флакончик с ядовитыми чернилами тихоокеанского осьминога, старинная, антикварная плитка горького бельгийского шоколада и баночка засохшего сапожного крема для тугих кавалерийских ботфортов откуда-то попали в коллекцию ночной пейзажистки.
У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-Х, какая красотища! восхищалась Казимира Малевична, приземляясь в самом кромешном глухоманном захолустье где-нибудь у черта на куличках. Хоть глаз выколи! Ни зги, ни ползги не видно! Даже собственного клюва!
Тут она хваталась за кисти из шерсти черно-бурой лисицы и целую неделю увлеченно писала одну и ту же небольшую квадратную картину, над которой трудилась уже сто с лишним лет и все никак не могла закончить, потому что нет предела совершенству и настоящему художественному мастерству!
У-у-у-х-х-х-х-х-х-х-х!!! Такой гениальной картины днем с огнем не сыщешь! подсказывал Казимире ее внутренний творческий голос.
Ух, не сыщешь! Ух, не сыщешь!! каждый раз второпях соглашалась она сама с собой, добавляя на холст какой-нибудь новый дивный штрих. И только самую последнюю точку все никак не умудрялась поставить
ПредиСОВие, оно же ПослеСОВие
Внимательный читатель удивится, обнаружив здесь не двенадцать, а пятнадцать сов. Но это вышло совершенно случайно.
Мы закончили книгу и уже собирались отдать ее в печать, когда неожиданно появились еще три птицы. Они стали настоятельно требовать, чтобы сказки про них тоже включили в книгу: кружили над нашими головами, громко хлопали крыльями и настырно ухали.
В конце концов, мы согласились. Только после этого совы угомонились.
Название книги менять было уже поздно. Но надеемся, что это не испортило ее. И, в любом случае, пятнадцать больше, чем двенадцать.
С уважением, СОВавторы