Дрова в очаге давно догорели, и едва тлеющие угли, подёрнутые пеплом, уже не давали ни тепла ни света. Он откинул волчьи шкуры, служившие ему одеялом, и сел. Потом протянул руку, ощупью собрал разбросанные по полу остатки хвороста и бросил в огонь. Пламя начало медленно разгораться, и вот жёлто-красные языки взметнулись вверх, осветив дрожащим светом его жилищетри шага в ширину и шесть в длину. Отсветы пламени заплясали на стенах, сложенных из больших, округлых камней, на низком закопчёном потолке, извиваясь в каком-то диком, диковинном танце.
Он встал и, слегка согнувшисьнизкий потолок не давал распрямиться в полный ростшагнул к двери. Отдёрнув скрывающую проём оленью шкуру, он распахнул дверь, и некоторое время стоял на пороге, пока глаза не привыкли к яркому свету. Солнечный, морозный день рванулся внутрь, и он сделал шаг ему навстречу. Снег привычно заскрипел под ногами. Две огромные собаки выскочили откуда-то из-за сугроба, повизгивая и виляя хвостами. Кроме их возни ничто не нарушало тишину раскинувшейся вокруг снежной пустыни. Она протянулась, насколько видит глаз, и на юг, и на восток, и на север, до сползающего на равнину огромного ледника, и на запад, до невидимого отсюда моря.
Зачерпнув обеими руками снега, он умылся и, постояв ещё немного, вернулся обратно в дом.
Вода в глиняном горшке замёрзла. Он разбил тонкую корку льда, бросил в воду пучок сушёной травы и поставил горшок поближе к огню. Потом накинул на плечи полушубок и снова вышел во двор. Собаки опять подбежали к нему и просительно заскулили. Отворив дверь амбара, он вытащил два куска мёрзлого мяса и бросил на снег. Собаки, довольно урча, принялись за еду.
Вдруг он напрягся и замер, вглядываясь в слепящий белоснежный простор, и глаза его сузились, отчего морщины в их уголках обозначились резче. Там, далеко, у самой границы земли и неба, по белому полю неровными зигзагами двигалась маленькая чёрная точка.
Он снова вошёл в дом и вернулся, держа в руке копьё с тяжёлым, широким наконечником. С таким обычно ходят на крупного зверя. Опершись на древко, он встал у входа и ждал, не спуская глаз с приближающейся точки.
По снегу на лыжах бежал человек, а рядом с ним бежала собака. Псы бросили есть и угрожающе зарычали. Человек остановился шагах в двадцати от дома, снял лыжи, воткнул их в снег и пошёл вперёд, подняв руки перед собой раскрытыми ладонями вперёд.
Я пришёл с миром! крикнул он. Ты ли тот, кого зовут Хрольвом-Мореходом?
Да, так меня называли, сказал Хрольв, не сходя с места.
Человек остановился, переводя дух. На его усах, бороде и даже бровях серебрился иней. Лук и колчан со стрелами висели у него за спиной, а за пояс был заткнут костяной нож.
Я Ульф сын Торира, сказал он. Но моё имя тебе незнакомо. Зато ты должен знать другое имя. Торгрейв Однорукий прислал меня.
Однорукий, Хрольв криво усмехнулся, словно вспомнив что-то. Его до сих пор так называют?
Ульф кивнул.
Я вижу ты долго шёл, Хрольв древком копья отогнал собак в сторону. Зайди в дом, согрейся.
Гость, опасливо покосившись на тускло сверкнувшее остриё, шагнул в дверной проём. Хозяин не торопясь вошёл следом.
Очаг снова почти погас, и Хрольв принёс ещё немного хвороста.
Выпей, он протянул гостю горшок с дымящимся отваром.
Гость сделал несколько торопливых глотков.
Благодарю. Я сбился с пути, пришлось заночевать в скалах. Хорошо, что я не встретил волков
Волков здесь нет, равнодушно ответил Хрольв. Я убил последнего осенью. Эти твари вырезали всех моих овец, поэтому пришлось с ними покончить.
Ульф сделал ещё пару глотков и отставил горшок. Хозяин встал, достал из угла кожаный мешок, развязал его и вынул оттуда пару кусков вяленого мяса и несколько рыбин.
Поешь, сказал он.
Гость опасливо покосился на разложенную перед ним еду.
Ты ешь рыбу? осторожно спросил он.
Да, я ем рыбу, чтобы не сдохнуть, всё так же равнодушно ответил хозяин. А тот, кто следует этому древнему запрету, который выдумали наши бестолковые предки, наверняка дурак и ищет голодной смерти.
С этими словами он разломил рыбину напополам и принялся есть.
Ульф к рыбе не притронулся.
Какими надо быть безмозглыми недоумками, глядя в огонь, снова заговорил Хрольв, чтобы жить впроголодь и давиться козьими потрохами, когда все реки и море вокруг полны рыбы.
Но наши предкиначал было Ульф.
Наши предки жили получше чем мы, прервал его Хрольв, и могли позволить себе пренебрегать рыбой. Да и вообще кто знает, что творилось у них в головах, когда они придумали этот запрет. Все люди северных морей ловят и едят рыбу, и только мы, жители этого покрытого льдами острова, который наши безмозглые предки назвали Зелёной Землёй, считаем, что это грех, и тот, кто ест рыбу будет проклят богами.
Богом ты хотел сказать
Богом, богамикакая разница. Им нет дела до нас, поверь мне. И уж тем более им нет дела до того, что мы будем жратьсушёную берёзовую кору или жирных лососей.
И с этими словами Хрольв откусил добрую треть рыбьей тушки.
Некоторое время тишину в доме нарушал только треск дров в очаге.
Потом Хрольв сказал:
Говори зачем пришёл. Вернее зачем тебя прислал этот твой Однорукий.
Прошлая зима была очень холодной, а лето неурожайным, издалека начал Ульф.
Я кое-что слышал об этом, криво усмехнулся хозяин. Такое случается не впервые.
Пришлось заколоть половину коров
Вы всё ещё разводите эту гадость? Хрольв плюнул в огонь. От них дерьма больше, чем мяса. А жрут эти твари столько, что скоро на всём побережье не останется ни пучка травы.
Ульф растерянно замолчал.
Продолжай! велел Хрольв. Только ближе к делу. Вряд ли твой Однорукий прислал тебя с отчётом о состоянии своего домашнего хозяйства.
Дело плохо во всём Вестербюгдене
Дело плохо вездеот Анавика до Братталида, снова прервал его хозяин. Ладно, рассказывай дальше.
Прошлым летом бонды западного побережья отправили несколько кораблей на юг. Нагрузили их моржовой костью, звериными шкурами, и даже добыли двух медведей на продажу Корабли ушли, но не вернулись. И также ни один корабль не пришёл прошлым летом из Норега.
Какие печальные известия! со смехом воскликнул Хрольв. Это всё? Или ещё что-то там у вас стряслось?
У нас почти не осталось дерева и железа. С юга корабли с товаром больше не приходят. Поэтому Торгрейв решил, как только освободятся ото льда выходы из фьордов, отправить два корабля в Маркланд. Это все корабли, которые у него остались.
Ну пускай отправляет, пожал плечами Хрольв. Может быть, боги будут к нему благосклонны.
Вот потому он и прислал меня сюда
Чтобы я вымолил для него благословение богов? хмыкнул Хрольв. Вряд ли это возможно. У богов нет причин благоволить ко мне, а у меняблаговолить к Однорукому.
Нет. Он просил передать, что помнит о твоей славе морехода и просит тебя присоединиться к этому походу.
Хрольв долго молчал, глядя в огонь.
Ты зря проделал столь долгий путь, молвил он наконец. Однорукий должен бы знать, что Хрольв-Мореход никогда не поплывёт под его парусом.
Он сказал, что общая нужда должна заставить отступить вражду.
Я никакой нужды не испытываю, покачал головой Хрольв. У меня вдоволь еды, а дерево и железо мне ни к чему. Пойдём, я покажу тебе короткую дорогу домой.
С этими словами он встал. Ульф тоже встал, но не поторопился к выходу.
Постой, сказал Ульф. Однорукий так и говорил, что ты наверняка не согласишься
Тогда зачем он тебя отправил ко мне? С годами мозг его усох так же, как и его правая рука?
Ульф сунул руку за пазуху и достал оттуда что-то, завёрнутое в засаленную тряпицу.
Что там у тебя ещё? подозрительно взглянул на него Хрольв. Какая-то магия?
Торгрейв знал, что ты откажешься, сказал гость. Поэтому он велел передать тебе это.
В руках у него что-то блеснуломаленький серебряный молоточек на истёртом кожаном шнурке.
Эта вещь принадлежала женщине по имени Сигню.
Хрольв протянул было руку, но тут же её отдёрнул, словно коснулся чего-то горячего.
Я слышал она умерла, после недолгого молчания произнёс он, тяжело роняя слова, словно это были огромные глыбы гранита.
Да. Это правда.
И что же?
Её сын Эйнар нынче встретил свою шестнадцатую зиму. Он стал воином, и он возглавит этот поход. Но ему нужен помощник и наставник
Хрольв сел. Он смотрел в огонь, но, казалось, не видел его. Ульф стоял рядом, боясь пошевелиться.
Наконец Хрольв словно очнулся. Он посмотрел на гостя, потом поднял перед собой обе руки с растопыренными пальцами, подумав, загнул два из них и сказал:
Столько лет назад я последний раз выходил в море.
Но все говорят, ты лучший мореход в Гренланде.
Это потому что других нет, усмехнулся Хрольв. Перевелись мореходы много лет назад.
И он снова замолчал, глядя в огонь.
Так что мне передать Торгрейву? выждав немного, спросил Ульф.
Хрольв встал.
Скажи я приду переговорить с ним. Это случится до того, как начнёт таять лёд на Лисуфьорде.
Когда они вышли из дому, Хрольв указал рукой на юг и сказал:
Тебе лучше идти туда. Когда дойдёшь до берега фьорда, свернёшь на восток и к вечеру доберёшься до фермы старого Гисли. Там сможешь заночевать. А оттуда до двора Однорукого будет уже совсем близко.
Когда Ульф и его пёс превратились в чёрные пятна на белой простыне снежной равнины, Хрольв поднял левую руку к глазам и медленно разжал кулак. Серебряный молоточек словно ожил, вобрав в себя холодный свет зимнего дня. Хрольв долго смотрел на него, точно так же, как до того смотрел на огонь, и снежинки таяли на его щеках, редкими каплями стекая вниз, к седеющей бороде. Хотя на самом деле не было снега в тот день на всём западном побережье
А потом он повесил шнурок на шею и вошёл в дом. Там, в дальнем углу, под кучей шкур, обрезков кожи и прочим хламом стоял сундук. Хрольв нагнулся, открыл его крышку и достал оттуда свёрток. Что-то глухо звякнуло несколько раз, пока он разматывал промасленные тряпки, а потом в отблесках пламени угасающего очага тускло сверкнули в его руках стальные кольца кольчуги.
***
Волки бежали, проваливаясь в снег по самое брюхо, но не отставали. Юноша оглянулся и прибавил ходу. Тревожно заскрипел под лыжами наст. Но расстояние между ним и стаей не становилось меньше. Самый крупный волк, видимо, вожак, вырвался вперёд, опередив своих, и его тяжёлое, влажное дыхание было слышно совсем рядом, прямо за спиной. Холодное красное солнце, наполовину ушедшее за горизонт, равнодушно наблюдало с высоты за этой погоней.
Хрольв тоже наблюдал. Он только что выбрался на вершину заваленной снегом каменистой гряды и остановился. Взгляд его был прикован к цепочке волков, бегущих по снежному полю. Обе его собаки тоже замерли на месте, наклонив головы, и шерсть на загривках у них встала дыбом.
Юноша на ходу достал из колчана стрелу, наложил её на тетиву и, обернувшись, выстрелил. Но промахнулся. И тут же споткнулся и кубарем покатился по снегувидно, налетел на пенёк или камень, укрытый под снегом. Левая лыжа сломалась.
Хрольв оттолкнулся копьём и заскользил вниз по склону. Собаки молча бросились вперёд наперерез стае.
Волки приближались. Юноша барахтался в снегу, пытаясь отвязать лыжи, но вожак стаи был уже в нескольких шагах. Вот он замедлил бег, сжался, присел на задние лапы и вдруг стремительно распрямился в бесконечно длинном прыжке. И в этот же миг Хрольв бросил копьё. Сбитый в полёте зверь, словно споткнувшись, упал, да так и остался лежать с копьём в боку. Белый на белом снегу. И снег под ним понемногу становился розовым.
Разделавшись с вожаком, Хрольв поспешил на помощь к собакам, которые сцепились с двумя волками из стаи. Увидав человека, звери развернулись и побежали прочь.
Храт! Хвитюр! крикнул Хрольв собакам. Ко мне!
Псы, кинувшиеся было за волками, послушно вернулись и принялись топтаться вокруг хозяина. Хрольв отвязал лыжи, и, проваливаясь по колено в снег, подошёл к юноше и протянул ему руку. Тот поднялся и стал отряхиваться.
Благодарю, незнакомец, сказал он. Если бы не ты, мне бы не спастись. Кто ты?
Имя моё Хрольв. Ещё называют меня Мореход. Отца моего звали Хравн, и был он родом из Санднеса.
Моё имя Эйнар, выпрямившись, сказал юноша. Мой отец Торгрейв, которого ещё зовут Однорукий
Так вот кого нынче я спас, прервал его Хрольв. И, встретив удивлённый взгляд юноши, усмехнулся: Я иду как раз в дом твоего отца. И, сдаётся мне, нам придётся проделать вместе не только этот путь.
***
Длинный дом, засыпанный снегом, был похож на огромный сугроб. И только дым, поднимавшийся над крышей, обозначал присутствие человеческого жилья.
Несколько очагов освещали большое длинное помещение. Другого источника света здесь не было. Женщины в самом центре возились с будущим парусом. Они сшивали длинные полосы синей и красной шерсти. Эти полосы вскоре превратятся в большое прямоугольное полотнище, которое намотают на длинную, круглую палку и спрячут в кожаный чехол с пахучими травами, чтобы сохранить от сырости и насекомых.
В углу старик с белоснежной бородой мастерил стрелы, прилаживая к ним костяные наконечники. Потому что железа в Гренланде не достать.
Над одним из очагов, истекая жиром, жарилась туша оленя, и двое мужчин, непрерывно вращавших вертел, с вожделением смотрели на это лакомство. Да, оленину добыть становилось всё сложней. Чаще приходилось довольствоваться мясом тюленей, жёстким и отвратительным на вкус.
А посредине, на резной скамейке с высокой спинкой восседал человек в длинной белой одежде, с редкой, седеющей бородой и пронзительным взглядом серых сощуренных глаз. Из его правого рукава вместо нормальной человеческой руки выглядывал высохший, почерневший обрубок.
Приветствую тебя в моём доме, Хрольв-Мореход! поднимаясь со скамейки, заговорил человек, едва лишь две засыпанные снегом фигуры ввалились в дохнувший морозом дверной проём.
И тебе привет, ТоргрейвХрольв запнулся, глядя на изувеченную руку хозяина.
Да, меня всё ещё величают Одноруким, так что не стесняйся меня так называть, усмехнулся хозяин. Ведь это твоя секира сделала меня таким. Она с тобой? Покажи мне её!
Хрольв молча вытащил из мешка за плечами замотанный в тряпки топор.
Разверни! велел Торгрейв, взгляд которого теперь был намертво прикован к этому свёртку.
Не говоря ни слова, Хрольв стал разматывать тряпки. Тусклое лезвие-полумесяц сверкнуло в свете пламени, ожило, заиграло багровыми отблесками.
Хороший топор! удовлетворённо кивнул Торгрейв.
Люди вокруг, бросив свою работу, с завистью смотрели на оружие. Ведь мало кто в Гренланде мог похвастать хотя бы железным ножом, не то что настоящей боевой секирой.
Ты позвал меня, чтобы посмотреть на мой топор? Хрольв опустил секиру и стоял так, держа её в опущенной руке.
Время забыть старые обиды, Торгрейв шагнул к нему. Наш мир стоит на краю гибели, стоит ли нам, людям, приближать её своими раздорами?
Отец! Эйнар вышел из-за широкой спины Хрольва. Отец! Этот человек спас меня от волков! Если бы не он, я бы не стоял здесь сейчас перед тобою.
Правда ли это? Торгрейв сделал ещё один шаг и оказался рядом с Хрольвом. Глаза их встретились.
Это правда, спокойно ответил Хрольв.
Ты знал, что это мой сын?
Пока разгонял волковнет.
А если бы знал?
Если бы знал, поступил бы так же. Ведь это и сын Сигню. Твой человек так сказал.
Да, это так, мгновение помолчав, ответил Торгрейв.
Я пришёл потому что ты прислал мне это, Хрольв достал из-за пазухи серебряный молоточек на потёртом шнурке. Только поэтому. А теперь говори. Я буду слушать.
С этими словами он шагнул к очагу, сел на вязанку хвороста и протянул замёрзшие руки к огню.
Торгрейв неспешно вернулся к своей скамейке, уселся и долго сидел, теребя жиденькую бородку. Потом он заговорил, медленно, словно взвешивал каждое слово.
Мир сильно изменился с тех пор, как ты ушёл за край ледника. Зимы стали длиннее, корабли из Норега приплывают всё реже, а с севера приходят коротконогие люди и забирают нашу добычу