Получается, молодежь развоевалась, Фелисити решила зачинщика приструнить, тогда он ей напомнил, что он хоть и молодой, да ранний, с нее ростом.
Честно говоря, я не понимаю, как она это проглотила, пожимает плечами Вики. Другая бы ему этого не спустила.
Правда, другой самец тоже бы повел себя иначе. Синтия как-то приметила юного слона, которого назвала Томом. Он, похоже, учился жить с мыслью о том, что из всех членов своего клана он самый крупный. Не успел Том прилечь отдохнуть, как малютка Тао тут же попыталась на него вскарабкаться. Тому оставалось только ерзать и отбрыкиваться, и, очевидно, он взбрыкнул чуть сильнее, чем нужно. Обиженная Тао помчалась к матери, Таллуле, жаловаться. Том поплелся за ней и улегся рядом с Тао навзничь, словно приглашая ее лазить по себе сколько хочется, что она немедленно и проделала. А еще Синтия видела, как огромный взрослый слон опустился на землю, подогнув передние ноги и вытянув задние, как будто пытался уговорить значительно более мелкого слоника подойти поближе и поиграть. Стоило гиганту прилечь, как малец потрусил к нему. Большому удалось убедить маленького, что он не причинит ему вреда при возне, что он искренне хочет поиграть. Судя по всему, он действительно этого хотел.
Фелисити, величественная, исполненная достоинства, разворачивается к нам. Прежде чем погрузиться в болотную жижу, она останавливается покормить дочурку. Кормящим слонихам требуется ежедневный водопой, но, по словам Вики, мамаши предпочитают сперва выдать малышам «детское питание», чтобы потом целый день плескаться, потому что кормить ребенка, стоя по брюхо в воде, довольно сложно.
Оцените ход рассуждений. Это взвешенное, ситуационно обусловленное решение.
Возвращаясь к ранее заданному мною вопросу, давайте подумаем, что движет слонихой, когда она кормит детеныша? Инстинкт? Любовь? Может, любовьэто проявление инстинкта? Или кормление приносит ей некое физиологическое облегчение, как, скажем, почесывание?
Воспитание потомства требует напряженного родительского участия и нормирования еды. Но трудности должны окупаться какими-то добрыми чувствами. Если мать не испытывает удовольствия при выполнении ежедневных сложных обязанностейв первую очередь она добровольно бросается кормить-поить детеныша, а собственные потребности в еде и воде удовлетворяет потом, тогда что ею движет? Что, как не любовь, побуждает ее заботиться о малыше?
Авторы книги «Когда слоны плачут» Джеффри Мусайефф Мэйсон и Сьюзан МакКарти напоминают нам, что, задавшись вопросом, любит ли мамаша-шимпанзе свое дитя, можно с тем же успехом подойти на улице к первому встретившемуся человеку и спросить, любит ли он или она своего ребенка. «В ответ мы услышим да, но как проверить, что человек говорит правду? И вообще, откуда мы знаем, что именно вкладывает человек в понятие любовь?»
Самка шимпанзе, которая кормит, баюкает, тискает и защищает своего детеныша, или бурая медведица, которая (я сам это видел!), взвалив троих медвежат на спину, волочет их на себе добрых полтора километра, чтобы спрятать от бродящего в округе самца, действуют сообразно своим инстинктам. Но не тот ли самый инстинкт велит новоиспеченной матери, когда ей показывают новорожденного, виться «над ребенком как орлица над орленком»? Разумеется, тот же. И ей, и всем остальным.
Любовь к произведенному на свет ребенку диктуется не рассудком, а инстинктом. Организм сообразно ситуации выбрасывает в кровь гормоны, а гормоны включают эмоции. Они включают и автоматические функции, например рефлекс молокоотделения, но женщина, прикладывая дитя к груди, безусловно, испытывает любовь. Любовьчувство, которое стимулирует поведение: стремление накормить, защитить. И в физиологической природе этого чувства нет ничего постыдного. Ореол любви не тускнеет оттого, что организм черпает ее из глубинных древних источников на клеточном уровне. Вряд ли стоит дополнительно теоретизировать по поводу способности новорожденных мгновенно внушать к себе любовь. Их надо, не задумываясь, холить и лелеять. Тем более что большинство младенцев обязаны своим существованием победе инстинкта над рацио.
Если говорить доступным языком, любовьэто название чувства, которое эволюция подбрасывает как приманку, чтобы втянуть нас в рискованные и крайне затратные действия вроде выращивания и воспитания ребенка или защиты родных и близких. Если посмотреть на ситуацию трезво, с позиций собственного благополучия, то холодный расчет подскажет: не ввязывайся. На все эти жертвы и подвиги нас толкает любовь. Способность любить заложена эволюцией, потому что эмоциональная привязанность и родительская забота обеспечивают воспроизводство. И любовь от этого не становится менее глубокой. Она не просто глубока, она и корнями уходит на самые глубинные уровни. И как известно, это порой дает себя знать.
Когда животное подходит к человеку, ложится рядом, лижет его, человеку кажется, что это любовь. И строго говоря, правильно кажется, особенно если учесть ширину диапазона эмоций, которые мы привычно описываем этим словом. Любовь романтическая, любовь к детям, любовь к родителям, любовь к людям, к стране, любовь к апельсинам (или шоколаду, бывает же любимая еда), к книгам, к знаниям, к спорту, к прекрасному Слово «любовь» настолько всеобъемлющее, что годится для описания любой положительной эмоции. Эмоции, которая заставляет человека преодолевать расстояния, оберегать, вкладывать душу, принимать участие, тратить время, переезжать и еще бог знает что делать, потому что он любит. Любит мороженое, любит какой-то определенный фильм, любит практичные автомобили и непрактичные туфли, любит котят, любит лето. Есть даже люди, которые любят ссориться. Если ключевое, почти сакральное понятие допускает столько неоднозначные узусы, то сам собой напрашивается вывод: животные тоже любят. Это просто общее место. Куда интереснее, какие именно животные, что они любят и как. Как они переживают любовь? На какие положительные, сближающие эмоции они способны?
Слоненок Фелисити, насосавшись, отваливается от матери и вразвалочку бродит вокруг, слизывая с подбородка струйки молока. Славно жить у мамы под боком! Но несколько малышей постарше, которых, видать, отлучают от груди, протестующе трубят, потому что оскудевшие сосцы других слоних-мамаш не выдали им привычного «детского питания» перед тем, как перейти к водным процедурам. Порой перевод на жесткий корм слонята воспринимают как оскорбление и закатывают настоящие истерики. Вики это не раз видела:
Они поднимают такой ор, словно хотят сказать: «Как это теперь без молока? А я хочу-у-у!»
Вики рассказывает про одного такого подросшего грудничка: он снова и снова пытался присосаться к матери, которая решила положить этому конец. Всякий раз, как слоненок пытался подобраться к соску, она просто подбирала переднюю ногу под брюхо и доступ к груди оказывался перекрыт. Так она делала раз за разом.
Слоненок был вне себя. Он и толкал ее, и пихал, и бивни пробовал пустить в ход, а под конецвроде как «а-а-а, не люблю тебя, вот тебе, получай!»ткнул хоботом ей в анус. Прямо внутрь засунул, поганец. Надеялся, поди, хоть этим обратить на себя ее внимание. А потом повернулся задом и лягнул мать.
Эмоции существуют в едином круге, плавно перетекая друг в друга. Их имена подобны названиям сторон света на компасе с подвижной стрелкой, которая колеблется в любом направлении, отклоняясь на то или иное количество градусов. Радость, грусть, страх или любовьэто эмоциональные север, юг, запад и восток, задающие чувства и поступки индивида. По логике чувство прекрасного должно лежать где-то на северо-востоке, между радостью и любовью. Что представляет собой эмоциональный отклик пернатой самочки, когда она видит токующего кавалера, стремящегося покорить ее пестротой и затейливостью своего весеннего убора или брачным танцем? Конфетно-букетный период в отношениях между людьми тоже предполагает танцы. Простая игра света и тени пробуждает в нас чувство прекрасного и вызывает желание любоваться красотой.
В Национальном парке Гомбе-Стрим, расположенном на западе Танзании, исследователи наблюдали за двумя взрослыми самцами шимпанзе, которые под вечер поодиночке забрались на вершину горного гребня. Там они встретились, поприветствовали друг друга, взявшись за руки, а потом сели и вместе смотрели, как заходит солнце. В другом отчете упоминается живущий в естественных условиях шимпанзе, который пятнадцать минут подряд наблюдал за исключительно живописным закатом. Если и в том и в другом случае животные по-настоящему любовались этим зрелищем, то проще всего объяснить их поведение чувством прекрасного. Закат, с их точки зрения, это красиво. С нашей тоже. Возможно, они испытывают изумление, некий рудимент того, что перековалось у человека в религиозное чувство, заставляющее дивясь воскликнуть: «Велики и чудны дела Твои, Господи!» Правда, упиваться этим изумлением с бокалом вина в руках и словами тоста на устах животным не дано как не дано и большинству из нас, смертных.
Разные существа видят прекрасное в одном и том же, и это одна из величайших тайн жизни. Джаред М. Даймонд в своей книге «Третий шимпанзе» описывает найденную им в джунглях Новой Гвинеи сплетенную из прутьев «красивую круглую» островерхую хижину диаметром в два с половиной метра и приблизительно метр двадцать высотой. Входное отверстие было достаточно большим, чтобы внутри мог поместиться ребенок. Перед хижиной кто-то расчистил устланную зеленым мхом лужайку, «на которой лежали сотни природных объектов разных цветов, явно помещенных туда намеренно, в качестве украшения. Они были сгруппированы по цвету: например, возле красных листьевкрасные плоды. Все синие предметы были собраны внутри шалашика, красныеснаружи, а желтые, фиолетовые, черные и несколько зеленыхв других местах».
Постройка и ландшафтный дизайн принадлежали самцу шалашника. Именно его брачную беседку и обнаружил Даймонд. Обратите внимание, что свои эмоциональные впечатления от увиденного он описывает словом «красивый» и что создатель беседки при ее украшении руководствовался вполне определенными соображениями. Желая проверить на прочность эстетические пристрастия шалашника, Даймонд «передвинул некоторые украшения; впоследствии самец вернул все на первоначальные места». Когда он «оставил на лужайке фишки для игры в покер разных цветов, фишки отвергнутого белого цвета оказались выброшенными в джунгли, любимые синиесложены внутри шалаша, а красныевыложены на лужайке возле красных листьев и плодов». Вся постройка, поскольку она не укрытие и не гнездо, сооружается с единственной целью: обольстить самку. Так что не все женщины любят ушами. Некоторые глазами.
Когда животные создают нечто, по нашим ощущениям, прекрасное, говорит ли это о наличии у них эстетического чувства? Я видел самку орангутана, которая самостоятельно сплела себе ожерелье из бусин, хотя ее никто этому не учил, и носила его. Разговоры об эстетическом чувстве неизбежно поднимают извечный вопрос: почему поют птицы? «Мы не можем спросить у пересмешников и соловьев, пишет Дж. Даймонд, получают ли они удовольствие от мелодий или красоты своих песен, но можем в этом усомниться, поскольку поют они в основном в течение брачного периода. Следовательно, они, скорее всего, поют не только ради эстетического наслаждения». Согласен, не только удовольствия ради. Но разве большинство человеческих песен не о любви? И разве львиную долю активных слушателей и исполнителей поп-музыки составляют не половозрелые молодые люди, находящиеся в активном поиске спутника или спутницы жизни (по терминологии Даймонда«в брачном периоде»)? То есть поп-музыка не обладает сугубо эстетической ценностью, у нее есть социальные функции. Яркие цветы растений, пестрое брачное оперение птиц, окраска и узоры рифовых рыб на нерестевсе очень утилитарно, но вместе с тем невероятно привлекательно, и эффективность привлечения напрямую связана со способностью воспринимать и оценивать прекрасное, то есть с эстетическим чувством.
Распускающиеся цветы и их благоухание преследуют единственную цельпривлечь опылителей, то бишь насекомых, птиц (колибри и танагр-медососов), а также некоторые виды летучих мышей. В том, что зрелище источающих аромат цветов для человеческого глаза более привлекательно, чем вид опавших осенних листьев, тоже можно усмотреть скупые утилитарные причины. Тем не менее цветы в нашей картине мира предстают настолько прекрасными, что восприятие их красоты для нас становится аналогом восприятия жизни. Не зря Хайям советует: «Наслаждайся и ты, ибо роза мгновенна», имея в виду быстротечность жизни, не зря розы дарят в знак любви и их же кладут у надгробия. Диковинное оперение, которым самцы колибри, пеночек, трещоток, райских птиц или южной белой цапли украшают себя, чтобы привлечь самку, кажется нам прекрасным. Прекрасным настолько, что веками человек использовал перья и крылья мертвых птиц как украшения одежды, желая внести в свой наряд привлекательные цвета и узоры, которыми пернатые радуют взор друг друга. Рыбы теплых морей, живущие среди коралловых рифов, поражают нас буйством красок, переливы которых прежде всего сигналы, помогающие «своим» сбиться в косяк или найти пару. По мере того как человеческий мозг эволюционировал от радости пчелы на цветочной поляне через внутреннюю рыбу, о которой писал Нил Шубин, через упоение птицы (журавля, например) от брачного танца к тому мозгу, который мы сейчас имеем, сохранились ли в нем корни рудиментарного эстетического чувства, доступного насекомому? Если эти корни уцелели, то перед насекомыми мы в неоплатном долгу и должны с почтением относиться к старшим братьям нашим меньшим, копошащимся под ногами или порхающим в саду с цветка на цветок. И вне зависимости от конкретного объекта нашей благодарности самым удивительным остается факт, что все мыродня, и пчелы, и райские птицы. Мы все. Это уму непостижимо.
Эмпатия по-слоновьи
Куда ни бросишь взглядслоны, которые либо пьют, либо едят. Вики указывает мне на еще одну мамашу, она кормит слоненка. Несколько месяцев назад малыш провалился в колодец глубиной в собственный рост, и подоспевшей на выручку Вики еле удалось унять мать, которая места себе не находила.
Пришлось отгонять ее машиной. Она отчаянно упиралась, чуть не помяла нам крыло, но другого выхода не было. Если бы вся эта возня с веревками и вытягиванием происходила у нее на глазах, она бы совсем с ума сошла. Ее надо было переупрямить, характер на характер, поэтому я заорала на нее, как последняя сволочь. Все были на нервах, это же настоящее ЧП! Слониха далеко не отходила и, как только мы вытащили малыша, тут же принялась его кормить. На нас она не обиделась, потому что понимала: мы хотели помочь.
Мне показали видеозапись этого происшествия, и вот что меня поразило: да, обезумевшую мать отгоняют автомобилем, слониха сопротивляется, пробует остановить машину, повернувшись к ней задом и пытаясь сесть на нее сверху. Но это не нападение. Она не атакует, никакой злости не проявляет, не пытается изувечить людей, которые по отношению к ней ведут себя очень грубо. Она не видит в них угрозы, не пытается защитить от Вики и остальных своего несчастного ребенка. Она просто хочет остаться с ним рядом. В конечном итоге ее почти уговаривают отойти. И когда слоненка, привязанного веревками к бамперу, вытягивают наконец из колодца, он сразу понимает, куда бежатьсудя по всему, мать непрерывно его звала, и они мчатся навстречу друг другу.
Слоны знают, что такое совместные действия. Они общими усилиями вызволяют увязшего в трясине родича, помогают вытаскивать малышей, поднимают на ноги раненого или упавшего члена семьи. Если слониха получает выстрел ампулой со снотворным, ее, бывает, поддерживают с боков, пытаясь удержать на ногах. Синтия Мосс вспоминает, как однажды увидела слоненка, провалившегося в узкую водяную скважину с почти отвесными стенами. Ни слониха-мать, ни ее сестра не могли вытащить малыша. Тогда они принялись рыть землю с одной стороны, пока стена ямы не превратилась в подобие пандуса. Найденное решение спасло слоненку жизнь.
Еще одна история произошла в кенийском заповеднике Самбуру. Там молодая слониха по имени Шери, чтобы воссоединиться с семьей, несколько раз пробовала вброд перейти опасную бурную реку. Во время одной из отчаянных попыток течение унесло ее трехмесячного слоненка.
Шери бросилась за дочкой через буруны и камни, нагнала ее и вывела на спокойную воду у противоположного берега. К сожалению, малышка либо переохладилась, либо, когда она захлебывалась, в легкие попала вода, но на берег она еле вышла и вскоре умерла. В Бирме некий Дж. Х. Уильямс видел, как слониху со слоненком понесла вздувшаяся река. Мать «прижала слоненка головой и хоботом к скалистому берегу, потом титаническим усилием подняла его хоботом и, практически встав на задние ноги, закинула малыша на узкий каменный выступ, на полтора метра поднимавшийся над прибывающей водой. Сделав это, мать рухнула в реку, и ее, словно щепку, унесло прочь». Но где-то через полчаса дрожащий слоненок и Уильямс услышали рев«могучий голос материнской любви». Слониха шла по берегу и искала спасенное дитя.