Мой доклад был встречен с интересом, что было очевидно по долгой дискуссии, на которой многие высказывали свои предположения о времени возможного посещения Ахматовой Оптиной пустыни. В последний рабочий вечер нас, всех участников-гостей, потчивали ужином. На круглый стол была поставлена бутылка невероятно вкусного вина. Ничего подобного я более в жизни не пробовала. Наверное, не только я. Никто из нас не купался в роскоши. А эта бутылка была из особого подвального шкафа винотеки, как сказал нам служитель, с извинением отказавшись принести вторую бутылку. Оказывается, это был подарок высочайшей ценности от владельца дворца, в котором мы гостили. За этим столом после выпитого бокала волшебного вина я рассказала о своём преступном намерении не лететь домой по общему ленинградскому списку, а ехать искать дочь.
Что тут началось!! Все меня поддержали так горячо, как будто речь шла о самом близком и дорогом человеке! У молчаливой аспирантки началась истерика со слезами. Одна за другой учёные дамы стали говорить, что случилось с их детьми, которые убежали из дома или хотят уехать! У доцентши московского университета сын был в таком же положении, как моя дочь, уехал в Америку и молчит, нет о нём сведений! Все стали мне подсказывать, как и когда мне ехать. Ктото знал расписание поездов до Венеции, сказал, когда удобнее ехать и как. Двое мужчин вызвались посадить на поезд рано утром следующего дня. Пообещали сказать главному лицу конференции профессору Нине Каухчишвили на следующий день после прощальной экскурсии по городу Бергамо о моем отъезде, объяснить его причину и выпросить прощение. С точки зрения советского поведения за границей, я совершала обманный и преступный поступок. Но весна 1990 года была временем Х. Все правила менялись на громадной скорости. Когда я вернулась в Ленинград, никто даже не вспомнил о моём побеге, ни на какой ковёр меня не вызвали.
Я помню вас, и по сей день с благодарностью вспоминаю, дорогие мои случайные друзья и подруги! Замечательные учёные, умницы и умники, всё понимающие, и к тому же принимающие близко к сердцу тревоги материнства. Деньги за доклад я получила, их хватило на билет до Вены. Дочь находилась неподалеку от австрийской столицы. Я села у окна в региональный поезд Бергамо-Венеция, баул с красками стоял у моих ног. Пакетик с бутербродами мне тоже передали. На остановке в Вероне я смотрела в окно, надеясь увидеть Ромео и Джульетту, вместе или врозь, но никого, их напоминающих, не углядела. Шумная толпа была озабоченной, как на любом другом вокзале. Дорога длилась, как мне помнится, около двух часов. На венецианском вокзале толпа была настолько густой, что приткнуться куда-либо было невозможно. Люди шумели, возмущённо кричали, кругом раздавалось непонятное слово: Streik! Наконец я поняла: это была забастовка железнодорожников!
А потом произошло чудо. Может быть, единственное чудо в моей жизни. Это было так: я остановила какого-то человека в форме, пытаясь спросить на школьном немецком, что мне делать, а он понимал по-русски. Привёл меня в комнату начальства, и там мне написали на листке бумаги особый, невероятный пропуск. На двух языках, по-итальянски и по-немецки стояло: госпожа Арро из России, ищет дочь, конечный пункт Райхенау. Проводите и пересаживайте! Забастовочный комитет.
Как жаль, что позже я потеряла этот замызганный пропуск, который долго хранила! А дальше всё шло как по маслу! В Венеции меня посадили на паровоз! Зелёный баул бросили следом. Потом было 5 пересадок, на которых сильные молодые мужчины в рабочей форме с улыбкой и сочувствием перетаскивали меня и мой багаж. Это явно была акция времени, принятие Европой обновляющейся России! Мне говорили: «Vivat Russia! Grüssen Sie Gorbatschov!»
На некоторых станциях я должна была ждать. Последний поезд был грузовой подкидыш с единственным пассажирским вагоном. Он шёл в австрийское депо. Когда он наконец остановился на маленькой станции Райхенау, в окно я увидела свою дочь, держащуюся за велосипед маленькую девочку лет 15-ти. Да ей и было 18. Сердце выпрыгивало. А я за ним.
Никогда не забуду эту простую рабочую солидарность, человечность и доброту самых разных людей, проявившиеся в начале перестройки. Это внимание ко мне было просто сочувствием к России во времена надежд на обновление страны. Постепенно оно, конечно, ушло, растаяло после ряда ошибок и нелепиц российских руководителей и пропагандистских трюков западного мира и США, снова увидевших «империю зла».
Моя юная пара жила уже в уютном отеле, куда их пригласила владелица отеля, добросердечная пожилая дама, которая их кормила и не брала с них денег. Мои ребята жили на третьем этаже в просторной комнате, а на двух пролётах лестницы висели акварели, написанные моей дочерью. Начался этот случайный бизнес с того, что за пару месяцев до моего приезда, выйдя на пленэр с этюдником, она остановилась у понравившегося ей дома и стала его зарисовывать. Из дома вышли хозяева и осторожно начали заглядывать из-за плеча. Потом попросили продать акварель. Когда я приехала, оказалось, что с моей дочерью здороваются встречные и приглашают в гости! Позднее местное отделение банка устроило выставку ее рисунков и акварелей, о которой даже появилась статья в местной газете.
Через неделю меня проводили до аэропорта. Позднее ребята переехали в Германию. Летом 1990 года за дочерью последовал сын с семьёй, в которой было трое маленьких детей. Я уже понимала, что мне надо быть рядом с детьми и внуками. Весь год ушёл на мои пенсионные справки. Одной из советских благ была пенсия в 55 лет для женщин. Мне надо было выбрать, какую пенсию оформлять: преподавательскую или литературную. Я выбрала вторую, с большим стажем, но это был длинный ряд разных мест, откуда нужно было получать справки. Потом начались очереди в немецкое консульство на ул. Петра Лаврова, (теперь Фурштатской, как когда-то). Казалось, что уезжает полгорода. Литературные дела скисали. Всё вокруг то ли обновлялось, то ли гибло.
Потом дочь обосновалась в немецком городе Висбадене. Я сидела в ленинградской Публичке, которая, о, радость! работала, не закрывалась, как многое кругом, и читала о Висбадене всё, что можно. Как ни странно, это были путеводители, написанные докторами. Странности объяснились потом.
Сын с семьёй жил в общежитии немецкого города Нойсса в ожидании жилья. В начале августа я одна поехала попрощаться в наш деревенский домик под Суздалем. А на следующее утро Я включила прокатный мини-телевизор, и вместо утренней передачи услышала сплошное «Лебединое озеро». Подумала: что-то случилось! Мгновенная мысль была: случилась беда на уровне государства, закроют границы! Я не увижу детей! Я стала собираться. Всё бросив, кинулась в дорогу. Когда села во владимирский автобус, прозвучало слово, которое я предвидела: путч! Билетов до Москвы не было. Но в вокзальной службе у меня были друзья. Всё ещё было по-русски, по пословице не имей сто рублей, а имей сто друзей. Мне организовали билет, посадили на поезд, в купейный вагон. В коридоре стояли военные в форме, все тихо и тревожно переговаривались. Я слышала их и поняла, что всех отозвали из отпусков.
Приехав в августовский Ленинград, (который через месяц, 6 сентября 1991 года вернет свое историческое название Петербург), я влилась в город, который был против путчистов, пережила эту невероятную неделю, была с демонстрантами на Дворцовой площади, и всё-таки решила как можно скорее оформить гостевую поездку в Германию. Быстро не получилось. Я узнала, что дочь ждёт ребёнка. Кто, кроме меня, ей поможет?
Только в декабре я наконец получила визу и документы для поездки в гости в Германию. Две недели жила у сына в общежитии, где я была шестым жильцом и спала на раскладушке. Ходила на бесплатные первоначальные курсы немецкого языка, там собирались люди самых разных национальностей, и это было весело. Потом переехала к дочери в Висбаден. У них уже была небольшая квартирка из двух комнат. Там мы встретили Новый 1992 год. А через месяц в Висбадене родился мой внук Виктор.
Гостевая виза моя заканчивалась, но дети меня не отпустили. Общими усилиями сын и дочь смогли убедить чиновников, что без меня им никак. Потом в Висбадене я получила так называемый вожделенный ПМЖ: постоянное место жительства. Таким было моё «Прощание славянки». Славянкой я была в Суздале. В Петербурге самоощущение было иным. Биография и жизнь переломились почти пополам. На этом событии в моём повествовании биографическая часть закончивается. Начинается знакомство с Германией.
Что за Висбаден? Гений места города
В сегодняшней современности, в последнее тридцатилетие, перешагнувшее из советского времени в хаос поисков нового пути, безусловной победой стал поток свободной от цензуры ранее недоступной литературы. Пожалуй, главное её направлениеистория нашей страны, очищаемая от идеологических искажений и мифологем.
Одной из существенных тем стало знакомство с царским семейством последних двух веков, ранее оно представляло гигантское белое пятно, теперь же оно постепенно закрашивалось разноцветной палитрой, исключая чёрную и красную. Иными словами, в притоке новых знаний, возникающих из свободной и честной литературы, мы узнаём и воспринимаем не кровавых монстров во главе государства, а живых и более понятных людей, любящих Россию и заботящихся о ней. В советские времена нам были доступны сведения и истины только весьма старые, преимущественно XVII и XVIII веков, которые всё равно подвергались концептуальной обработке, но «царская тема» XIX и XX веков была искажена уже чудовищно, подогнана под надуманные «точки зрения» мастеров идеологиии, т.е. массового оболванивания людей ради нивелировки сознания.
Сегодня рождается новая историческая литература, в основном свободная от старых схем. Как ни странно, часто она не только новая, но и старая, утаённая, вытащенная из опломбированных мешков с надписями о запретах из старых библиотек и спецхранов. Мы получаем новые знания от давно забытых старых. За последние 30 лет появилась громадная масса литературы, вытащенная из архивов, из опечатанных и запертых шкафов книжных хранилищ страны. Засекреченная, заштампованная цензорами или приказами сверху, спрятанная политиками, тайными читателями или букинистами, сохранённая как ценные иконы во времена раскола, увезённая в эмиграцию или даже закопанная в землю. Правда прошедших летэто потаённая Атлантида, всплывающий материк. Необходимо знакомиться с ним.
Вспоминая российские царские времена, мы хотим знать правду, понимая, что богатые тоже плачут, что термин «Кровавые» им не подходит. Сегодня вряд ли кто-то хотел бы вернуться в те давние дореволюционные годы, но прошлое уже нельзя зачеркнуть, оболгав, как это делалось по-советски.
Моё личное знакомство с Европой продолжилось в Германии, в городе Висбадене. В Висбадене я осталась в своей России, не уходя от неё, счастливо увидев нерасторжимую связь этого немецкого города с Россией. Для каждого русского немолодого гостя, всю жизнь запертого на замок своей страны, первое знакомство с любой заграницейэто шок и стресс. Ты где-то на луне и ничего не понимаешь. К счастью, первоначальный удар и обморок быстро проходит, и ты начинаешь оглядываться и понемногу привыкать к доброжелательным и улыбчивым лицам вместо трамвайно-тролейбусного привычного хамства, которое, кстати, сегодня и в России почти исчезло. Началось постижение Германии.
Несколько центральных улиц практически в любом городепешеходная зона. Никто не торопится, люди просто гуляют, прогуливаются. В выходныешляются. Кстати, это разговорное словечко возникло от немецкого глагола schlendern(шататься, плестись без дела, шляться). Глазеют по сторонам, на витрины, заглядывают в магазины, которые всюду, включая и гигантские многоэтажные супермаркты, ну, а там просто особые миры.
Сейчас, почти через 30 лет, думаю, половина российского населения где-нибудь за границей да побывала. Да и в России такого понастроили, что иной раз и переплюнули. Громадная разница только в том, что России-то как раз нет, а есть непонятная СНГ, то ли капиталистическое, то ли феодальное государственное образование, где масса сверхбогатыхи сверхбедный народ, которого давно приучили «выкручиваться», а не жить. Впрочем, знания мои о родине уже неживые, виртуальные. Скайп, интернет, телефон, ТV, газеты, электронная почта. Этого немало, но это мёртвые знания, иммигрантские, несмотря на широту возможностей. Без воздуха родины не понять, чем дышат люди. Так что пока тему отставим.
Начало моего знакомства с Германиейянварь 1992 года. Мы в центре Германии и Европы. Земля Гессен (Hessen). Висбаден (Wiesbaden)столица Земли, одна из 16. В прошломзнаменитый мировой курорт, сегоднязелёный оазис в индустриальном рейнско-майнском регионе. Флер и прелесть прошлой славы разлита в воздухе города, в его особой атмосфере, в его топонимике и архитектуре.
Географические официальные данные: Висбаден расположен в юго-западной центральной части Германии, на Рейне, 54 градус с.ш. и 25 градус в.д., на высоте 117 м над уровнем моря, у подножия горного хребта Таунус, защищающего город от северных и северо-восточных ветров. Рядом расположена знаменитая виноградная долина Рейнгауцентр немецкого виноделия. Висбаден знаменит как курорт мирового значения благодаря минеральным источникам, счастливому природному положению, мягкому климату. В путеводителях начала ХХ века о Висбадене писали: «Совершенно свободный от пыли воздух». Сейчас на земле таких мест не стало. Население270280 тыс. жителей. Серьёзной промышленности почти нет. С 1946 года Висбаденстолица земли Гессен.
Теперь данные личные, эмоциональные и субъективные: прожив в Висбадене больше десяти лет, прокопав его замечательные библиотеки, особенно краеведческий раздел, поводив экскурсии по немецким городам и весям для появивишихся здесь российских людей, желавших понять, где же они очутились вместе со своей негативной памятью о Германии, которой предстояло улетучиться из многих патриотических голов, я поняла и могу утверждать: Висбаденодин из самых прекрасных, своеобразных и удивительных немецких городов с особой славой. Город не только немецкий, но европейский. Вслед за великим европейцем Гансом Андерсеном, с удивлением начавшим одну из блистательных своих сказок словами «В Китае все жители китайцы и сам император китаец», мне тоже хотелось бы высказаться в унисон любимому Гансу, но нет, это будет не просто ошибкой, но враньём. В Германии XIX века, главном пункте моих рассказов и пристрастий, пожалуй, и были такие сказочные города, так исторически сформировавшиеся, но в Висбадене с гостями города было всё наоборот. Приезжающих надолго, на месяцы и даже годы или навсегда, гостей из разных стран бывало больше, чем местных жителей!
Город слыл мировой природной лечебницей и был ею. Не госпиталем, не больницей, а курортом с исцеляющей термальной водой. В Висбадене и окрестных городках гости из разных стран любили подправлять святой немецкой водицей свои чресла. Но как же жаль, что сегодня главные потоки этой исцеляющей воды утекли неведомо куда! Впрочем, ведомо. Ниже расскажем об этом подробнее.
А Висбаден стоит на своём историческом месте, почти не изменившись за два последние века. Моя жизнь в Висбадене была наполненной и интересной, а главным занятием моим в это первое благословенное время было катать коляску с внуком и изучать город. Посему у моей книги есть замечательный соавтор: мой внук. В его трёхлетнем возрасте мы любили сесть на какой-либо городской автобус и катить в нём куда глаза глядят, чтобы узнать город со всех сторон, со всеми его окраинами. Нам было весело и интересно.
Висбаден очаровывает. Тишиной, если ступишь на боковую от пешеходной зоны улицу. Зеленью бульваров и неогороженных палисадников. Чистотой улиц и сияющих окон. Уютом и домашней прелестью. Роскошью и великолепием окраинных вилл. Почти отсутствнем города в урбанистическом смысле. Своеобразием лица. Этот город любили немецкие романтики. Им были пленены Бальзак и Достоевский. Его любил Гёте. Он проводил в Висбадене лето 1814 и 1815 годов, и оставил о нём такие поэтические фразы: «Можно в Висбадене пробыть только четверть часа, чтобы увидеть всё великолепие мира». И другой афоризм восхищенного Гете, который хочется повторить каждому свидетелю этих красот: «Когда увидишь Рейн с высоты Висбадена, от Оппенгейма и Майнца до Эльтвилле, текущий мимо них и охватывающий большую долину и втягивающий ряд местечек, тогда и узнаешь, для чего даны глаза».
Давно известно, что города, как люди, имеют свою судьбу. Именно люди, яркие и необычные, нередко загадочные и таинственные, определяют душу города, оставляют неповторимый отпечаток на облике города. Он почти неуловим, это особая аура каждого города, только данному городу свойственный дух, неисчезнувшие следы гениев места обитания, оставивших незримую память о себе. Люди вдохнули воздух города, а свой выдох оставили на городских камнях, как печать избранности. Этот сгусток своеобразия, тайну обаяния города древние называли Genius Loci, а философы, писатели, историки более поздних эпох переводили это понятиена разных языкахкак «дух места», «божество места» или «гений места».