Даже в России есть блинчики и пирожки, подаваемые в худших американских традициях на пластиковых подносах красного, как пожарные машины, цвета, но все же приготовленные человеческими руками прямо на месте из настоящих, узнаваемых ингредиентов, а не доставленные замороженными порциями в вакуумной упаковке с линии мясоперерабатывающего комбината, расположенного на окружной дороге. И не стоит, друзья мои, по привычке представлять при этом русских как коренастых бабушек, похожих на Хрущева. Как выглядели большинство русских, которых я недавно видел? Мужики все похожи на Дольфа Лундгрена, а женщины высокие, стройные и достаточно крепкие на вид, чтобы постоять за себя в уличной драке.
В Камбодже на рынке со мной заговорил безнадежно нищий велорикша, жевавший хрустящую птичку. «А правда, спросил он, что все американцы едят только гамбургеры и цыплят из KFC?» И посмотрел на меня с искренним сочувствием.
Я бы не обращал внимания на то, что кладут в эти бургеры, будь они хотя бы вкусными. И хотя меня беспокоит, что реки в Арканзасе запружены куриным дерьмом, чтобы удовлетворить неутолимый голод во всем мире на хрустящие куриные ножки, я не настаиваю на том, что необходимо законодательно выдавить этих козлов из бизнеса. Моя позиция сродни позиции Нэнси Рейган по наркотикам«Просто скажи нет». В следующий раз, когда будете голодным пускать слюни у прилавка с фаст-фудом и поблизости заметите клоунапросто развернитесь на каблуках и отправляйтесь к одинокому волку, ближайшему по улице независимому предпринимателю с его пирожковой, жареной рыбой с картошкой, кебабами, а в Нью-Йорке к бадье с хот-догами, куда угодно, где у хозяина есть имя. Даже любимое британское изобретение «чиппи» (жареная рыба с картошкойфиш-энд-чипс) предпочтительнее еды от клоуна; по крайней мере, вы поддерживаете местного индивидуального предпринимателя, который руководствуется нуждами и вкусами своих соседей, а не данными опроса какой-нибудь фокус-группы из промзоны в Айове, определяющими за вас, что вы захотите или должны захотеть. Треска или камбала, жаренные во фритюре и сбрызнутые уксусом, хаггис с соусом карривозможно, это не вершина здорового питания, но свои, местные и, если их запить достаточным количеством пива или «Айрн-Брю», они вполне вкусны. Во всяком случае, палатка с кебабами производит свежую еду, и шаурма из говядины не требует добавления ароматических добавок, чтобы быть по вкусу похожей на то, что едят.
Повсюду старайтесь есть пищу, о которой знаете, кем и где она приготовлена. И перестаньте есть так безобразно много, черт побери! Небольшие порции позволят уменьшить вес в стадах наших толстяков в их футболках размером с палатку, штанах на резинке из «Гэп» и мешковидных шортах. (Вероятно, ориентируясь во внешнем виде на фигуры некоторых из наших особо здоровенных рэперов, ребята забывают тот факт, что их героям по всей видимости приходится мыться губкой, насаженной на палку.)
Заодно можно перестать перекусывать всякой дрянью. Вам ведь не нужен этот пакет чипсов между обедом и ужином? Он, скорее всего, даже не доставит вам удовольствия. Сохраните свой аппетит для чего-нибудь достойного! Потерпите немножко! Вся злость и отчаяние, это ощущение пустоты, которое многие из нас испытывают по самым разным причинам, могут быть вытеснены чем-то несравненно лучшим, нежели сырой прессованный кружок из перемолотых гузок и суставов. Ешьте, чтобы насытиться, да, но ешьте с удовольствием. Прекратите соглашаться на меньшее. Тогда, если нам все же придется браться за дело, чтобы «выкурить врага из его логова», то, по крайней мере, мы сможем туда протиснуться.
Воздается по делам
Если вам удастся поймать шеф-повара в спокойную минуту отдыха, когда он пропускает стаканчик, и спросить, каковы худшие аспекты работы, ответ, вероятно, будет таким: «Высокая температура, напряженность обстановки, быстрый темп, изоляция от нормального общества, много часов подряд непрерывной нагрузки, боль, неустанные, бесконечные требования профессионального совершенствования».
Если вы располагаете временем и переждете еще пару стаканчиков и спросите уже о лучшем, ради чего стоит быть поваром, то он помолчит, глотнет пива, улыбнется и даст тот же самый ответ.
В самом начале деятельности на кулинарном поприще вы не отходите от раковины в переполненной подсобке, и нет ничего приятного в том, чтобы бесконечно чистить овощи и мыть моллюсков, час за часом, день за днем. На самом деле не может быть ничего лучше. И я знаю немало продвинутых поваров и соусье, страдающих так называемым «посудомоечным синдромом»: при малейшей возможности они норовят улучить момент между тонкостями процесса добавления нежнейшего взбитого соуса к жареным морским гребешкам, или изготовления фуа-гра, или запугивания официанта, чтобы проскользнуть к тарелкам и урвать несколько счастливых, бездумных мгновений, моя посуду.
Это не так уж странно, как можно подумать. Многие из нас тоскуют по тем относительно беззаботным дням, когда отвечали лишь за то, чтобы поместить грязные тарелки в машину и смотреть, как они появляются обратно на свет чистыми и красивыми. Точно так же я видел владельцев ресторанных империй, блаженно надраивающих кухонный пол, наслаждающихся чем-то вроде дзэнской медитации, достигающих спокойствия в процессе сосредоточенной черной работы, далекой от сложных задач комплексного управления и адского груза ответственности руководителя.
В кулинарии всегда культивировался тяжелый труд. Практически все, кто какое-то время находится в этом бизнесе, прошли этот путь. И коль скоро мы не балансируем на грани безумия, как Тим Куртц, вообразив себя отныне не поварами, а глашатаями сети супермаркетов, или гласом природы, определяющим предпочтения в программе национального питания, то мы отчетливо сознаем, что остались теми же самыми людьми, какими были всегда. Мыневидимые помощники. Мы относимся к сфере услуг, и подразумевается, что, когда богатые люди входят в наши рестораны, мы готовим для них. Пока наши клиенты развлекаются, мы работаем. А когда наши клиенты спят, развлекаемся мы. Мы знаем (во всяком случае, должны знать), что не похожи и никогда не будем похожи на наших клиентов, да мы и не хотим на них походить, даже если и улыбаемся им направо и налево. Люди за столиками отличаются от нас. Мысовершенно другие, и нам нравится такой расклад. Угождая их прихотям, мы можем снискать славу своим служением тем, кто зачастую богаче нас (я говорю о том, что мало кто из нас мог бы позволить себе питаться в наших собственных ресторанах постоянно), но мы жестче, расчетливее, сильнее, надежнее и хорошо сознаем, что благодаря искусности наших рук и чувств, отточенных опытом приготовления тысяч блюд, способны на то, чего они не могут. Когда ты совершенно измотан после напряженного дня на кухне, а какой-то наманикюренный биржевой маклер занимает слишком много места в метро, тебе не составит никакого труда попросить этого тупого хрена подвинуться. Ты заслужил это! А оннет.
Это мачизм? Вовсе нет. Мужчины, женщины, все, кто работают на профессиональной кухне, имеют право на это чувство. У них очень напряженный труд, в гораздо более тяжелых условиях, часто на непрерывном производстве с ночными сменами и без всякой уверенности в том, будет ли работа завтра, они должны удовлетворять притязания непостоянной и капризной клиентуры, в окружении, где ты можешь все сделать правильно, но при этом потерпеть неудачу. Это окружение имеет тенденцию перерастать в клановую, племенную субкультуру, с ограниченным взглядом на мир, где «есть мы и есть такие, как мы», и отторгает все инородное. Мы должны готовить как можно лучше для «них», но это не означает, что мы должны быть «ими».
Таким образом, все часы, потраченные на чистку морковки и репы, отскребывание устриц, застругивание копытец свиных ножек, в итоге окупаются. Ты не просто становишься экспертом во всех этих немаловажных операциях, ты подтверждаешь свою надежность, свою крутизну и ценность как работник, которого перегруженный работой шеф-де-парти, су-шеф или повар могут захотеть взять под крыло, инвестировать в тебя немного времени и внимания, практически обучая и помогая тебе подняться из подвала до следующего уровня. Ты также постепенно начинаешь постигатьна деле постигать, чем, черт возьми, мы заняты в этом бизнесе, в чем цель того, как мы преобразовываем непривлекательное и жесткое сырье в красивое, нежное и вкусное блюдо. После нескольких попыток любой болван сможет поджарить стейк. Но требуется повар, чтобы превратить простую свиную ножку в то, что захочется съесть. Подлинная история изысканной кухни складывалась по мере того, как поколения голодных, угнетенных и наиболее способных французов, итальянцев, китайцев и прочих превращали все, что имелось под рукой или оставалось от трапез их жестоких господ, в нечто, что люди действительно ели с удовольствием. И поскольку история большой кулинарии зачастуюистория бедности, лишений, угнетения и жестокости, то и наша история тоже такова. Как говяжья голяшка становится восхитительно вкусной и мягкой, если ее долго тушить в красном вине со специями, так и помощник повара вырастает в мастера, умелого профессионала, ответственного перед собой, поваром, своими хозяевами, коллегами, клиентами.
Испытывающий стресс, вечно утомленный, перегруженный работой трехзвездный повар не станет тратить время из своего напряженного расписания на обучение молодого новичка на подхвате, чтобы должным образом ввести того в курс дела, если сомневается, останется ли этот новичок рядом и будет ли он столь же увлечен и хорошо мотивирован через три месяца. Действительно насущная необходимость выполнять тоскливую, монотонную работу вроде чистки кальмаров представляет собой пробный шар для отсева людей, которые хотят состояться в большой жизни, но не осознали еще или не готовы к определенному уровню собственных обязательств. Если некоторые из начинающих кулинаров не могут спокойно принять резкий тон или грубый отказ в особенно напряженный момент, то им, скорее всего, явно не хватает в характере той основы, которая необходима, чтобы победить в забеге на длинную дистанцию в этом величайшем бизнесе.
Многое достигнуто вопреки вспыльчивости и даже очевидной жестокости некоторых из наших знаменитых бойцов кулинарного воинства. И случайному наблюдателю поток ругательств в адрес сделавшего что-то не так poissonier может показаться ужасным и оскорбительным. Но есть черта, которую нельзя переходить. Терроризирование ради собственного удовлетворения, ради удовольствия проявления власти над другими, более слабыми поварами или служащими, позорно. Если я во время смены устраиваю разнос официанту за какой-то имевший место или предполагаемый промах, я искренне надеюсь и ожидаю, что после работы мы останемся друзьями и посмеемся над происшедшим в баре. Но если повар уходит домой, чувствуя себя идиотом, имевшим глупость довериться мне, вкалывать на меня и инвестировать свое время и тяжкий труд ради моего одобрения, значит, это я допустил серьезный промах. Хорошо организованные кухни, как и трудная работа и хорошие повара, предполагают высокую лояльность, дух товарищества и надежные взаимоотношения.
Разумно подобранную и скоординированную команду людей, относящихся к еде с чувством, душой и всем сердцем, можно научить готовить на том или ином уровне. Нужно принадлежать к определенной людской породе, чтобы любить бизнес. Если достижение превосходства происходит не во имя мечты о телевизионной славе или впечатляющих сделках, не ради признания клиента или расположения повара, а является вашей внутренней потребностью, то вы успешно следуете собственным путем к профессиональному кулинарному становлению, получая профессиональную зависимость от адреналина, и узнать вас можно в любой стране и среди любой культуры.
Трудно сказать, сколько времени я толковал об этом с шеф-поварами и коллегами по всему миру. Всюду, в Сингапуре, Сиднее, Сент-Луисе, Париже, Барселоне или Дулуте, ты не окажешься в одиночестве. Когда ты наконец добиваешься признания и, заняв собственное профессиональное место у плиты, начинаешь готовить свое и всерьез, то знай, черт возьми, что ты вливаешься в «нашу» особую международную субкультуру. Ты признаешь себе подобных и будешь признан ими. Ты горд и счастлив стать частью чего-то старого и благородного, требующего большого труда. Но вы различны, и ты должен сохранить собственное своеобразие.
Еда и ненависть в Лас-Вегасе
Может, ты сядешь за руль? сказал я.
Я резко свернул на кроваво-красном «кадиллаке эльдорадо» к обочине и нажал на тормоза. Развалившегося на пассажирском сиденье Рульмана бросило вперед, козырек от солнца слетел, все пиво выплеснулось к нему на колени.
Тыскотина, Бурден! заорал он. Это ж последнее пиво!
Рульманздоровенный верзила, ростом, как и я, под два метра, только пошире в плечах, раскормленный зерном Среднего Запада, там и оглянуться не успеешь, как заполучишь толстенные предплечья и жирный загривок, с которыми уже поздно что-либо делать.
Мне стоило опасаться. Он был в ужасном настроении. Я оторвал его от жены и детей, выдернул из его любимого относительного спокойного и цивилизованного Кливленда и заставил проделать путь через всю страну в эту забытую богом пустыню, к Лас-Вегасу, в самое Сердце Тьмы, чтобы онзвезда гастрономической сценыпомог мне в моем телешоу (и написании этой статьи). Он лучше всех мне подходил, поскольку пользовался уважением среди шеф-поваров, будучи соавтором книги рецептов ресторанов «Французская прачечная» и «Бушон». Он бывал в Лас-Вегасе прежде, знал истории интересовавших меня людей и был в курсе происходящего, его репутация, обманчиво простодушная манера держаться в духе «ух, ты черт возьми!» и опрятная симпатичная внешность могли, как я надеялся, превратить меня из одинокого подозрительного чужака-лазутчика в желанного гостя и своего человека. Я намеривался поить его и выведывать все, что он узнавал месяцами, если не годами. И уж во всяком случае, я рассчитывал, что с ним в «Бушоне» у меня будет лучший столик.
У него уже крыша ехала из-за меня. И не без причины.
В последние дни ради телевизионной зрелищности я заставил его постоянно носить безумную гавайскую рубашку цвета электрик. Мы постоянно перебрасывались шуточками, и в ходе этого внутреннего пейнтбола порой я «попадал» весьма болезненно; еще от восхода солнца до поздней ночи я накачивал его пивом, а то и чем покрепче, чтобы затем, когда он размякнет и утратит бдительность, безжалостно расспрашивать о кулинарной истории Лас-Вегаса. Я наблюдал, как он просаживает кучу денег в блэк-джек, и при этом регулярно, по меньшей мере дважды в день вынуждал его поглощать раблезианское количество еды во время тестирования меню перед включенной камерой (и при этом кратко записывал каждый его комментарий).
И мы часами ездили взад и вперед под палящим солнцем пустыни, чтобы телевизионщики могли наконец снять ключевую сцену к нашей вариации «Страха и ненависти в Лас-Вегасе», но ничего не получалось.
Он должен быть за рулем. Я был в гораздо худшей форме, чем он, моя голова раскалывалась после ночного марафона замороженных «маргарит», сердце бешено колотилось в груди. О чем я думал? Шесть дней, чтобы найти сюжет и сделать каверверсию, написать, переписать, отредактировать, отправить статью для анонса, одновременно снимая часовой эпизод для шоу, это требовало изобретательности и чудовищной, нечеловеческой изворотливости. Вот и теперь из-за случившейся накладки меня ждал двойник Сэмми Дэвиса-младшего в музее неоновых вывесок, а также едапостоянно нарастающее огромное количество пищи, которую следует попробовать прежде, чем я прыгну с самолета в двух милях над пустыней с командой «Летающих Элвисов».
* * *
Возьми себя в руки, Рульман! Я старался перекричать радио. Пролить на себя пивоэто хорошо! Помогает избежать солнечного удара. А вот открытая банка в автомобиле, я уверен, незаконна, даже здесь. Кончай ругаться и вези к «Бушону»!
Что такое ресторанный Лас-Вегасяркая, исполненная надежд и возможностей земля обетованная для шефов или слоновье кладбище беспринципных поваров, превратившихся в рестораторов-деляг? Закономерный итог полной каторжного труда жизни известных шеф-поваровпоследняя попытка выжить, продиктованная нехваткой средств у талантливых кулинаров, или просто бездушное расширение бренда? Возможно ли обеспечить действительно качественное приготовление блюд и обслуживание, поддерживать единый стандарт и не утратить индивидуальность, честно делая свою работу в такой громаде, как Вегас, с его отелем «Ксанаду» с кондиционированным воздухом, среди сверкающих неоновыми огнями тематических парков, с этими пещерами ужасов с сутками напролет бренчащими, пищащими и тилибомкающими автоматами? Не стали ли эти дальние форпосты, гордящиеся именами известных и уважаемых шеф-поваров, обкромсанной версией их империй, всего лишь далекими от прообраза многочисленными подделками, дорогостоящим воспроизведением того, что некогда было наполнено душевным теплом, искренним выражением силы и мечты основателя? Или они так же хороши, как флагманы, но надежды и мечты не оправдались, и они опустились на пару этажей, из-за того, что ныне существуют лишь на «пособие по временной нетрудоспособности» за счет бесконечных рядов мигающих бездушных автоматов?
Пока я терзался столь серьезными моральными проблемами, Рульман наступил ножищей 13-го размера на педаль газа и вдавил ее в пол, вывел красного монстра о восьми цилиндрах с гравия на асфальт, и мы рванули к «Бушону» Томаса Келлера, в место, где я надеялся получить ответ.