Основные причины неудачи белого Юга (и прежде всего Донской армии) в офицерском вопросе обрисовал генерал А.Н. Алексеев в обширном письме генералу П.Н. Врангелю от 2 марта 1921 г. Документ содержал рекомендации по устранению недочетов в целях возобновления борьбы с большевиками. Алексеев, в частности, отметил: «Ненормальные, смехотворные явления в армии должны быть теперь уничтожены раз навсегда. Все эти опереточно-кустарные генералы, полковники обязаны уступить место людям опыта, знания и долга.
Нужно призвать на должности опытных кадровых офицеров, умело и храбро сражавшихся в Великую войну. Троцкий понял это и призвал всех, требуя лишь работы, не считаясь с их политическими воззрениями; вот почему такие генералы, как Гутор, Парский, Клембовский, Брусилов, служат в Красной армии, а у нас такой ученый специалист, как генерал Пащенко, сидит без места, торгует в кантине, все ожидая персонального вызова. Русской армии нужны люди, нужно их много, чтобы творить дело.
Вундеркиндизм впервые явился с благословения ген. Краснова, который, подражая Наполеону, стал создавать себе маршалов; они должны были дать ему опору и вес, но маршалы Наполеона завоевали 1/2 мира, а наши маршалы ничего не завоевали, но зато побежденные с валютой расхаживают по Константинополю, Белграду, Парижу. Ген. Краснов умудрился получить в один день 2 чина, его командующий армией в 3 месяца получил 2 чина, то же проделал и начальник штаба (был только что произведенный подполковник, а через 4 месяца надел генеральские погоны), немудрено, что, благодаря взятому тону, прапорщики 1917 года ныне уже полковники и генералы; так же щедро награждались и те офицеры, которые сидели в канцеляриях, управлениях, обозах и в Войсковом Круге, так, член Войскового Круга, бывший пристав, уволенный в отставку подполковником, сидя в Войсковом Круге, через три месяца был уже генерал-майор. Тон, взятый в Донской армии, нашел отзвук в Добровольческой армии. Вакханалия чинопроизводства и наград дошла до карикатурных размеров. В общем, по тем наградам и чинам, которые давались в Донской армии, можно было думать, что эти высоко талантливые молодые начальники революционного периода не только овладели Москвой, Петербургом, Берлином, Парижем, перебросились к Нью-Йорку, овладели Чикаго, но и победно продвигаются к С[ан-]Франциско, а между тем результаты плачевны: все эти начальники топтались на Дону, Кубани, Крыму, а затем и были выброшены в С[ан-]Стефано.
В настоящей нормальной армии никаких чинопроизводств в Гражданскую войну не должно быть или если таковые даются, то весьма ограниченно, так, в междуусобную войну Севера и Юга Америки действительно талантливый полководец полковник Ли был к концу войны произведен в генерал-майоры. Можно оправдывать производство казаков в офицерские чины как прием или средство, усиливающее ряды офицеров. Так же нелепо награждать царскими орденами.
Авторитет вундеркиндов ничтожен. Поднявшись на высокую ранговую ступень, не впитав еще службой понятие долга и чести, такой молодой начальник отлично пользуется обстановкой ненаказуемости, перестает быть дисциплинированным и зачастую начинает изощряться во всех способах быстрого обогащения, особенно видя пример своих начальников, таких же революционных героев, быстро проскочивших в дамки. Более хитрые и предусмотрительные сумели вовремя скупить ценности и дома. Сделавшись богатыми, у них интерес к борьбе отошел на задний план; вот почему при отступлении в 1919 году некоторые из таких начальников не только не пожелали исполнить приказ двинуться в тыл Думенко, наступавшему в Новочеркасск, но и заговорили о необходимости мира с большевиками. Нельзя не сознать, что в этот период паника шла сверху, и, наоборот, казаки твердо верили в успех и недоумевали, почему отступление идет так поспешно.
В общем вундеркинды не спасли Россию, а, напротив, довели нас до настоящего тяжелого положения. Мое отрицательное отношение к вундеркиндизму еще не значит, что ими нельзя воспользоваться: я полагаю, что они будут полезны, но только их нужно поставить на настоящее место: теперь вундеркинд командует дивизией, бригадой, полком, а между тем его надлежащее место быть только командиром сотни и самое большеекомандиром полка, храбро бросающимся в атаку. Отличительная черта вундеркиндовнедисциплинированность, невыполнение боевых приказов, что пагубно отражается и на казаках, и [на] солдат[ах], которые перестают быть послушным орудием своих начальников
Кроме вундеркиндизма отрицательной стороной, возбуждающей неудовольствие, является протекционизм Привожу характерный случай: в учреждение баронессы Врангель обратился с просьбой о выдаче одежды заслуженный генерал, плохо одетый, ему было княгиней Урусовой отказано. Сейчас же после ухода генерала трем молодым офицерам, заявившим кн. Урусовой, что онигвардейские офицеры и нуждаются в обмундировании и белье, было все просимое выдано Впоследствии один из офицеров рассказал, что они обманули княгиню, назвавшись гвардейцами, ибо знали, что только гвардейским офицерам выдавались костюмы, пособия. Разумеется, полученные костюмы были проданы на рынке, а генерал, действительно нуждавшийся в платье, остался без костюма. В Донской армии со времен г[енерала] Краснова офицеры Атаманского полка стали быстрым темпом производиться в генерал-майоры и генерал-лейтенанты и так быстро, что сами стали удивляться, откуда у них обнаружились такие великие таланты»
По мнению генерала П.И. Аверьянова, Деникин отталкивал старшее кадровое офицерство и тяготел «к новому офицерству революционной и добровольческой формации».
15 (28) декабря 1918 г. Деникиным был выпущен приказ о том, что в Добровольческой армии обер-офицеры служат до 43 лет, штаб-офицерыдо 50 лет.
Материальное обеспечение офицерства оставляло желать лучшего. Так, в конце 1918 г. прапорщик получал 450 руб. жалованья, а главнокомандующий3000 руб., в конце 1919 г. 700 и 5000 руб. соответственно. При этом даже 700-рублевый офицерский оклад едва превышал прожиточный минимум. Для сравнения, суточная норма продуктового потребления на человека в Екатеринодаре на 1 ноября 1919 г. оценивалась в 26,16 руб. В 1920 г. ситуация ничуть не улучшилась. В сентябре 1920 г. ежедневный кормовой оклад офицера составлял до 800 руб., тогда как простой обед из трех блюд стоил 510 тысяч руб. С марта по октябрь 1920 г. размер прожиточного минимума для семьи из трех человек в Крыму возрос более чем в 23 раза. Никакие оклады не поспевали за столь стремительным ростом цен.
Во многих случаях представители белого командования лишь констатировали наличие серьезных недочетов в организации армии, но не пытались их устранить. К примеру, генерал А.И. Деникин писал генералу П.Н. Врангелю 10 (23) августа 1919 г.: «Вопросы снабжения действительно у нас хромают, и Вы знаете, что вполне наладить это дело при общей разрухе промышленности, при расстройстве транспорта, при самостийности Кубанивыше моих сил». Таким образом, Деникин просто констатировал факт невозможности наладить снабжение, полагая, что какие-либо особые усилия в этом отношении предпринять нельзя. Думается, если бы большевики рассуждали аналогичным образом, они вряд ли могли бы рассчитывать на победу. Генерал А.К. Келчевский в 1919 г. прямо заявлял своему знакомому генералу: «Силенки у нас мало».
Высшие офицеры белых армий, в отличие от их оппонентов из Красной армии, были вынуждены не только заниматься военными вопросами, но и отвлекаться на сферу гражданского управления. Генерал А.И. Деникин тратил на это значительную часть своего времени, хотя никакого опыта в этом отношении не имел. В результате страдали боевые операции, а вопросы гражданского управления также не получали правильного разрешения. Такой подход нередко провоцировал недовольство местного населения, поскольку крестьяне скептически относились к старому генералитету. Об этом, в частности, докладывал начальник харьковского разведывательного пункта начальнику разведывательного отделения штаба главнокомандующего ВСЮР 28 октября (10 ноября) 1919 г. Кроме того, военные часто были плохими гражданскими администраторами.
Между тем в военной сфере у белых хватало проблем. Достаточно отметить, что командование Донской армии только в оперативном отношении, а администрации казачьих войск лишь формально подчинялись Деникину, на деле они нередко проводили свою линию, шедшую вразрез с линией главного командования. Как отмечал британский офицер Х. Уильямсон, «в штабе Донской армии творились жуткие интриги; и никогда нельзя было различить, кто во что верил по-настоящему». Другой современник отмечал, что командовавший Донской армией генерал В.И. Сидорин мог игнорировать приказы и Деникина, и донской администрации и «чувствовал себя маленьким царьком».
Интриганством отличался и командовавший Кавказской армией генерал П.Н. Врангель, разногласия которого с Деникиным по военным вопросам переросли в настоящее противоборство группировок в белом руководстве. Стоит отметить, что Деникин и его окружение были представлены в основном армейцами, тогда как в окружении Врангеля заметную роль играли гвардейцы.
Как справедливо отмечал командующий советским Южным фронтом А.И. Егоров, «постоянного и неусыпного контроля, немедленного исправления недочетов, реагирования на нужды и запросы боевых частейсо стороны белой ставки не было; то же наблюдалось и в армейских органах. А распущенность и самостийность старших войсковых начальников довершали отрицательную характеристику методов управления.
Красные армии в этом отношении находились в совершенно другом и, несомненно, более выгодном положении. Метод живого, постоянного руководства высшего командования, частое личное общение с подчиненными при своевременной постановке задач войскам не могли не способствовать успеху».
Веснойлетом 1919 г. выявились острые противоречия в руководстве ВСЮР по стратегическим вопросам. Вдохновителем идеи «похода на Москву» был сам главнокомандующийгенерал А.И. Деникин. Его оппонентом выступил командующий Кавказской армией (ранееКавказской Добровольческой армией) генерал П.Н. Врангель, считавший приоритетной задачей соединение с Восточным антибольшевистским фронтом адмирала А.В. Колчака. Между штабом Кавказской армии и штабом главнокомандующего шел беспрерывный торг относительно переброски Врангелю частей и передачи им ряда формирований в другие армии. В условиях малочисленности ВСЮР командованию приходилось заниматься латанием дыр, что приводило к конфликтам на фронте и обидам. Положение усугублялось плохим снабжением войск. Вопрос обострился осенью 1919 г. По оценке генерала Б.А. Штейфона, к катастрофе белых привело забвение принципа «организация не терпит импровизации».
Резко критическую характеристику белого командования оставил британский офицер Х. Уильямсон. По его мнению, «командование на всех уровнях было действительно жутким Ни один генерал не желал, чтобы им руководил кто-то другой, а так как у всех [у] них было слишком много власти, единства командования никогда не существовало. Они могли бы держаться годами, если бы отступили в укрепленные районы или координировали свои усилия, но они всегда были заражены амбициями либо леностью, которые убеждали их делать слишком много или недостаточно или оставаться абсолютно безразличными». Оценки иностранного наблюдателя созвучны дневниковому свидетельству полковника А.А. фон Лампе, датированному 3 (16) августа 1919 г.: «[Генерал В.Л.] Покровский смело и открыто заявил, что Кубанская армияэто ерунда, т. к. никаких технических сил у нее нет, а я добавлю и управления, что есть только казаки и лошади, да и то первых самостийники сбивают с толкузначит, остаются одни лошади. Да это и верно. Подражая Дону, Кубань забывает, что там людей больше и там стонут от недостатка офицерства, а высший командный состав (на[чальник] шт[аба] арм[ии]Келчевский) приходится брать извне». Негативную роль играло нежелание казачества активно сражаться за пределами войсковой территории, что, несомненно, должен был учитывать Деникин. Подобные оценки во многом были обоснованными. Ситуация усугублялась личными недостатками некоторых военачальников. Например, командующего Добровольческой армией генерала В.З. Май-Маевского, злоупотреблявшего спиртными напитками, что отражалось на эффективности управления войсками.
Отличительной чертой белого командования являлась фатальная недооценка противника. Усугубляло неудачи белых непонимание их руководством сути большевизма, способности его лидеров учиться на ошибках, быстро приобретать административный и организационный опыт. Как справедливо отметил близкий к руководству ВСЮР современник, «к Красной армии у нас относились так же упрощенно и прямолинейно, как и к революции и к большевизму вообще. Если революция часто исчерпывалась для нас понятием бунта, а большевики были не более как германские агенты, то вся Красная армия естественно сплошь состояла из преступников: ординарныхсолдат и квалифицированныхофицеров». Показательно, что в начале 1920 г. белое командование старательно выясняло у случайно попавшего в плен военспеца М.П. Строева (Рихтера), нет ли в РККА немецких инструкторов или солдат, очевидно, по-прежнему, считая большевиков немецкими агентами.
Генерал А.М. Драгомиров писал генералу А.И. Деникину 12 (25) декабря 1919 г. о действиях войск Киевской области: «Мне только крайне тяжело сознание, что я со своими войсками не оказываю Вам той помощи, на которую Вы вправе были рассчитывать.
Вместо активных ударов всюду, не считаясь с силами красных, вместо самых дерзких маневров по тылам, мои войска оказались способными только на затыкание дыр и на позорное временами непротивление злу и оставление своих позиций даже без сопротивления от одного вида большевиков, идущих в атаку. Наиболее удручающим было то, что сами начальники сознавали, что красных не так уж много, что настроение у них неважное, что они босы, легко одеты, голодны, злы на своих комиссаров, что это, в сущности, рвань, против которой достаточно одного-двух хороших полков. И тем не менее мы все уходили от этой рвани и никакими силами нельзя было вызвать войска не только на смелые, активные решения, но и на самое элементарное упорство».
Катастрофа на фронте реанимировала многочисленные противоречия, сохранявшиеся в войсках и в тылу. Активизировались казачьи лидеры, все чаще стали проявляться конфликты в командном составе, интриги, войска были деморализованы, возросло дезертирство, начались восстания «зеленых» нередко бывших солдат и офицеров самой деникинской армии. Противник Деникинагенерал Врангель зондировал почву для возможной смены командования, за что был вынужден на некоторое время уйти со службы и уехать из России. Оказавшиеся весной 1920 г. в безвыходной ситуации белые войска на Северном Кавказе тысячами сдавались в плен красным или интернировались в Грузию. Некоторые остававшиеся на фронте офицеры всю вину возлагали на генералов И.П. Романовского, А.М. Драгомирова, А.С. Лукомского и, в меньшей степени, на А.И. Деникина. Обсуждались возможности убийства первых трех.
Часть войск с Северного Кавказа была эвакуирована в Крым. Командир Добровольческого корпуса генерал А.П. Кутепов фактически предъявил ультиматум главному командованию, потребовав приоритетной эвакуации своих частей и предоставления ему диктаторских полномочий. Однако попытка Кутепова взять власть не удалась. Серьезные потери в офицерских кадрах белые понесли при оставлении Северного Кавказа и уходе в Крым весной 1920 г.
С начала 1920 г. обострились отношения между командованием Донской армии и штабом Деникина. Донские генералы обвиняли Ставку в бездеятельности, утрате руководства, стремлении эвакуировать в Крым прежде всего добровольцев, а не казаков, и, по сути, предательстве. В дальнейшем конфронтация лишь нарастала.
В марте 1920 г. остатки Донской армии были эвакуированы с кавказского побережья в Крым. Эвакуация из Новороссийска не была должным образом подготовлена, расчеты постоянно менялись. Сначала донское командование ввиду развала армии предполагало эвакуировать только офицеров (порядка 5000 человек), но затем стало очевидно, что хотят эвакуироваться и простые казаки, для чего не было необходимого тоннажа. В результате разразилась настоящая катастрофа. Был брошен конский состав, войска испытывали огромные трудности с эвакуацией из-за отсутствия судов, целые казачьи части были вынуждены оставаться на кавказском побережье, сдаваться в плен красным или присоединяться к повстанческим отрядам «зеленых». Командующий армией генерал В.И. Сидорин был настолько возмущен Деникиным, не выделившим, по его мнению, донцам необходимых транспортных средств, что, по одному из свидетельств, собирался застрелить его прямо на пристани. В разговоре с Деникиным вышедший из равновесия Сидорин обвинил главнокомандующего в предательстве. В действительности же Деникин пытался в крайне сложной обстановке делать все возможное для эвакуации армии.