Энергичные аплодисменты и радостные восклицания раздались со всех сторон.
Хорошо, сеньор, отвечал граф, пусть пролитая кровь падет на ваши головы! От имени короля я объявляю вас изменниками и бесчестными людьми, стоящими, следовательно, вне закона. Прощайте!
И не удостоив собрание поклоном, граф бросил кругом негодующий взгляд и вышел из залы тем же спокойным шагом, каким и вошел.
Тогда отец Пелажио наклонился к уху дона Аннибала.
Следуйте за ним, сказал он тихо, и не позволяйте ему уехать, пока не узнаете о намерениях и репрессивных мерах, какие рассчитывает употребить против нас правительство.
Это будет трудно, заметил владелец гасиенды.
Не так, как вы думаете. Граф один из ваших старых друзей, воспользуйтесь подходящей минутой и уговорите его принять ваше гостеприимство. В нашем положении двадцать четыре часа могут значительно повлиять на ход дела. Я рассчитываю на вашу ловкость.
Попробую. отвечал дон Аннибал, с сомнением покачивая головою. Боюсь только, что не сумею исполнить это трудное поручение.
Попытайтесь сделать невозможное, мой друг! возразил отец Пелажио с твердостью.
Глава XIБЕСЕДА
Среди собравшихся в гасиенде людей находился человек, о котором мы ничего не упоминали до сих пор, но которым займемся теперь.
Это был не кто иной, как Сотавенто, индейский мажордом, любимец дона Аннибала. Его мрачный силуэт набросан был уже на первых страницах нашего рассказа.
Сотавенто не изменился, двенадцать лет прошло для него бесследно. Его волосы остались по-прежнему черны, лицохолодно, а фигурапряма. Индейцы вообще обладают свойством долго сохранять моложавый вид и утрачивают его только в последних пределах старости.
В течение двенадцати истекших лет Сотавенто не покидал своего господина. Он служил ему с такой преданностью, что гордый кастилец считал его скорее другом, чем слугой.
Поведение этого человека, всегда несколько загадочное, было безукоризненным. Он в самых критических обстоятельствах, не задумываясь, рисковал жизнью для спасения своего господина.
Однако, несмотря на несомненные доказательства преданности, Сотавенто внушал всем, кому приходилось иметь с ним дело (конечно, за исключением дона Аннибала) непреодолимое отвращение. И странное дело: чем ближе его узнавали, тем охотнее избегали. Между тем, его манеры были скромны, учтивы, даже мягки. Он любил оказывать услуги и пользовался всяким удобным случаем делать приятное даже тем, кто не имел для него никакого значения.
Из какого же источника вытекала всеобщая антипатия к этому человеку? Неизвестно.
Один только дон Аннибал де Сальдибар пожимал плечами с презрительной усмешкой, когда ему советовали не слишком доверять мажордому
Сотавенто незаметно выскользнул из залы вслед за своим хозяином, и в то время, когда последний отправился разыскивать графа Мельгозу, прошел во внутренние комнаты гасиенды и достиг угловой, выходившей окнами в сад.
Очутившись там, индеец пытливо огляделся вокруг, затем подошел к двери и прислушался.
Они идут, сказал он почти тотчас же и одним прыжком очутился в противоположном конце комнаты. Здесь он маленьким ключиком, висевшим на шее, отпер потайную дверь, скрытую в стене и, бросив последний взгляд на комнату, исчез.
Дверь тихо скользнула на свое место в ту самую минуту, когда дон Аннибал поднял портьеру и вместе с графом Мельгозой вошел внутрь.
Здесь, сказал владелец гасиенды, приглашая гостя садиться, мы можем поговорить без помех, в свое удовольствие!
Но уверяю вас, что нам не о чем говорить! Впрочем, если вы желаете поболтать, пока мои слуги седлают лошадей, это доставит мне большое удовольствие.
Произнеся это, граф сел.
О! О! возразил с улыбкой хозяин. Неужели вы так скоро уедете? Я не хочу этому верить. Честь моего дома требует, чтобы старые друзья, мой дорогой граф, расстались довольные друг другом, а все обязанности гостеприимства были исполнены.
Мой дорогой дон Аннибал, отвечал граф осторожно. В наше время обязанности гостеприимства стали слишком слабыми узами и не могут задержать никого.
Не думайте так! с живостью вскричал дон Аннибал. Дружба имеет неотъемлемые права: находясь в двух противоположных лагерях, мы должны еще более уважать друг друга.
К несчастью, дон Аннибал, дружба редко может противостоять политической ненависти. Если не существует согласия в образе мыслей, то, как бы велика ни была симпатия, дружба сменяется равнодушием, от которого один шаг до ненависти.
Надеюсь, вы еще свободны от нее, мой дорогой граф. Наша дружба не может ослабеть, так как она покоится на слишком твердом основании, на клятве мстить сообща.
Лоб графа сморщился и брови его нахмурились под влиянием тяжелых мыслей.
Да, произнес он, вы правы, дон Аннибал, мы поклялись вместе совершать мщение. Что бы ни произошло, я сдержу свою клятву!
Может быть, подхватил владелец гасиенды, час возмездия ближе, чем вы думаете.
Правда, дон Аннибал? вскричал граф, порывисто вставая с места. Неужели мы, наконец, достигнем цели, которой так давно добиваемся?
Я так думаю, граф. Кажется, след найден.
Говорите! Говорите! Что вы узнали, мой друг?
Говорить теперь было бы неосторожно. Я не хочу полагаться на авось, но через несколько дней
Ну, перебил графе досадой, у меня больше побуждений к мщению, чем у вас. Мой убитый брат, мой похищенный и, может быть, также убитый сын, кровь их требует наказания убийц.
У меня же, граф, нежно любимая супруга, потерявшая разум, и дочь, едва избежавшая ужасных объятий змеи. О, поверьте, я страдаю не меньше вас, все мое счастье разбито!
Наступила минута горестного молчания. Оба собеседника, откинувшись на спинки стульев и уронив головы на руки, погрузились в печальные размышления. Наконец, владелец гасиенды прервал молчание.
Итак, сказал он, я думаю, что нам не мешает сговориться насчет этого дела, но разговор затянется, так как мне нужно многое вам передать. Вы хорошо сделаете дорогой граф, если отложите свой отъезд до завтрашнего дня и согласитесь провести ночь под моей кровлей.
Но я поставлен, дон Аннибал, в исключительное положение. Люди, собравшиеся в гасиенде, имеют основание считать меня своим врагом, может быть, даже шпионом. Я не хотел бы
Что касается этого, дорогой граф, то, благодаря бога, хорошо известная честность ваша ставит вас вне подозрений. И кто знает? Может быть, ваше пребывание здесь окажется даже полезным для дела, которому вы служите.
Что вы хотите сказать этим? Объяснитесь, прошу вас. Я не понимаю, друг мой!
Скоро вы меня поймете, но теперь я не хотел бы останавливаться на этом.
Хорошо, я подожду более удобного момента.
В это время портьера откинулась, вошел дон Мельхиор.
Он поклонился.
Э, дон Мельхиор, каким ветром вас занесло сюда? спросил его с улыбкой дон Аннибал.
Люди господина графа готовы к отъезду, отец, отвечал он. Они ожидают только своего начальника.
Потрудитесь сказать им, милое дитя, отвечал владелец гасиенды, чтобы они поставили лошадей под навес и отпрягли мулов. Его светлость не едет сегодня, он намерен провести ночь в нашем скромном доме.
Однако начал граф.
Вы обещали! с живостью прервал его дон Аннибал.
Ну хорошо! согласился граф, устремив глаза на молодого человека, скромно остановившегося у порога.
По знаку дона Аннибала Мельхиор поклонился и вышел.
Разве у вас не служит более старый мажордом? спросил граф.
Нет, он служит по-прежнему. Почему вы интересуетесь этим?
Я принял этого молодого человека за его заместителя.
О нет, это не слуга.
А!
Это сирота, воспитанный мной.
Я в первый раз вижу его у вас.
Вы не замечали его до сих пор.
Вероятно, отвечал граф, подавляя вздох. Почему-то мне кажется знакомым его лицо, оно не выходит у меня из головы. Давно вы взяли его к себе?
Минуло шесть лет, как Сотавенто привел его ко мне. Я думаю, что он индейского происхождения, хотя черты его лица выразительнее, чем у краснокожих, а цвет кожи почти белый. Но это ничего не доказывает: на границах часто происходит смешение рас.
Правда! согласился граф, проводя рукой по лбу, словно желая отогнать докучную мысль.
Теперь, продолжал дон Аннибал, решено, что вы остаетесь до завтра?
Только до восхода солнца! перебил граф.
Хорошо, сказал владелец гасиенды. Позвольте мне передать одно поручение: отец Пелажио просит вас уделить ему несколько минут.
Не знаю, позволительно ли мне вступать с названным лицом в конфиденциальные переговоры. Впрочем, чтобы не обижать вас, мой дорогой дон Аннибал, и доказать свое миролюбие, я согласен исполнить желание отца Пелажио с тем, однако, условием, чтобы вы присутствовали при этой беседе.
Ваша светлость угадали мое желание! сказал входящий священник.
Вы подслушивали, сеньор? произнес свысока граф.
Нисколько, кабальеро, но, отворяя дверь, я невольно услышал ваши последние слова и не счел нужным скрывать этого.
Хорошо, сеньор, я вас слушаю, только, пожалуйста, покороче!
Мы, как и вы, кабальеро, сожалеем о бедственном положении нашей несчастной страны. Далекие от желания начинать войну, мы, напротив, стремимся к возможно более продолжительному миру. Но для этого необходимо представить его превосходительству, вице-королю, наши почтительные заявления.
Почтительные? с иронией переспросил граф.
Священник поклонился, словно не заметив иронии, и продолжал.
Мы решили послать к вице-королю одного из наших людей, если вы, господин граф, соблаговолите поручиться, что прошение дойдет до его превосходительства и что какого бы ответа ни удостоилось оно со стороны вице-короля, наш посланник не поплатится своей свободой.
Граф на минуту задумался.
Слушайте, сказал он, я не знаю, относительно каких пунктов мятежники могут отправлять послов к правительственным начальникам. Однако, я сторонник мира, а каков бы ни был исход борьбы, прольется испанская кровь. Принимая это во внимание, я честным словом обязуюсь не провести вашего посла к его превосходительству вице-королю, это невозможно, но, по крайней мере, представить его правителю провинции. Он рассмотрит ваше прошение и если найдет его справедливым и почтительным, отправит к вице-королю. Больше этого я ничего не могу сделать.
Я не ожидал меньшего, господин граф. Хотя ваше предложение не вполне удовлетворяет меня, однако, мы охотно принимаем его, чтобы доказать свободу и лояльность наших желаний. Завтра наш посол последует за вами.
Решено, сеньоры!
Отец Пелажио почтительно раскланялся и вышел.
Тогда дон Аннибал пригласил своего гостя в отведенную ему комнату, и оба они вышли.
После этого потайная дверь тихо открылась, и показался Сотавенто, осторожно озиравшийся по сторонам.
Убедившись, что никто не мог его видеть, он сделал угрожающий жест и произнес глухим голосом:
Посмотрим!
Глава ХIIПОСОЛ
Несмотря на довольно удачное выполнение миссии, порученной дону Аннибалу, мексиканские инсургенты еще несколько часов обсуждали меры, от которых зависел быстрый и благоприятный результат нового подготовлявшегося восстания.
Отец Пелажио объявил союзникам, что на этот раз вожди революционной партии решили покончить с испанским правительством. Тайные общества и восстановленные масонские ложи избрали главой национальных войск полковника милиции Итурбидэ, воинская доблесть которого была лучшей гарантией успеха.
Полковник Итурбидэ, которому суждено впоследствии провозгласить себя императором под именем Августина I-го и пасть от пуль своих же подданных, был единственным способным командиром, каким располагали революционеры. Он служил в испанской армии и доказал правительству метрополии свою преданность в сочетании с жестокостью.
Этот человек умел добиться своего и был очень выгодным приобретением для революции.
На этот раз мексиканцы хотели избежать досадной ошибки, допущенной ими раньше и едва не погубившей всего дела. Вот как это произошло. В 1814 году испанские войска, разбитые во всех сражениях, готовы были уступить революционной партии, основы которой, казалось, прочно утвердились на территории Новой Испании. Генерал Морельс, один из самых влиятельных либералов, втайне сочувствовавший учреждению республики наподобие североамериканских Соединенных Штатов, думал, что настала пора созвать Национальный Конгресс.
Этот конгресс, состоявший сначала из двенадцати депутатов, открыл свои заседания в Апатзингане, потом в городе Шипансинго, где он начал издавать декрет за декретом. Но едва власть гражданская утвердилась рядом с военной властью, как вместо единодушия началась взаимная борьба, и этот несчастный конфликт привел к печальным результатам. Конгресс, стесняя полномочия генерала-аншефа и тормозя его действия при всяком удобном случае, почти отнял у него возможность что-нибудь сделать.
Эти внутренние раздоры дали время испанцам оправиться. Мексиканская республика умерла, не состоявшись, а инсургенты принуждены были опять нести иго, от которого они рассчитывали избавиться навсегда.
Эти события отец Пелажио изложил инсургентам с той целью, чтобы они снова не впали в прежние ошибки. Его речь выслушана была внимательно всеми этими людьми, имевшими твердое намерение завоевать независимость страны и доверявшими патриотизму почтенного священника. Последний дал им понять, что излишняя поспешность с их стороны может только повредить делу и что следует действовать всем сразу.
Полковник Итурбидэ и главные вожди либеральной партии не могли еще начать революционного движения. Следовало обождать и выиграть время. Для этого, по мнению отца Пелажио, существовало только одно средствопослать к генералу, управлявшему провинцией, депутата с почтительной челобитной по адресу вице-короля.
За время отсутствия этого посла можно было потихоньку подготовиться к сопротивлению так, чтобы при первом сигнале вождей начать восстание.
Союзники с энтузиазмом приветствовали это предложение, позволившее притупить бдительность испанцев.
Однако, когда дело дошло до выбора посла, возникли большие затруднения. Большинство присутствующих принадлежало к богатым землевладельцам, давно известным своими передовыми идеями и подозрительным для правительства.
Многие из них пострадали от испанцев имущественно или лично и горели желанием отплатить своим врагам.
Действительно, испанские генералы не стеснялись вешать и расстреливать инсургентов, попадавших в их руки и нельзя было предположить, что они пощадят посла мятежников, стоящих вне закона и человеческих прав.
Вследствие этого каждый находил предлог отказаться от сомнительной чести представиться генералу.
Дело приняло затруднительный оборот. Отец Пелажио видел кругом угрюмые лица, не предвещавшие ничего доброго для его плана. Он чувствовал себя в затруднении и не знал, как выйти из него. Вдруг к нему на помощь пришел дон Орелио.
Caramba! вскричал мексиканец. Нужно сознаться, кабальеро, что мы представляем странные фигуры, очень похожие на мышей в одной басне, хотевших привязать побрякушку к хвосту спавшего кота.
Это сравнение было так удачно, что, несмотря на серьезное положение, все лица прояснились.
Действительно, вставил дон Пелажио. Dios me perdone! Мы сами не знаем, на ком остановиться.
Между тем, мне кажется, нет ничего легче, как сделать выбор.
Каким образом? спросил священник.
Нам нужен посол, человек храбрый! Мы все таковы, не правда ли? Нужно, чтобы этот человек по своему положению был достаточно свободен и независим. Только тогда может он принять на себя эту высокую миссию, не так ли?
Да, вы правы! отвечал отец Пелажио, не понимавший еще, к чему сведет речь мексиканец.
Все присутствующие, заинтригованные до крайности, устремили любопытные взоры на дона Орелио.
Тот, положив руку на плечо равнодушно слушавшего Сумаха, продолжал:
Человек, нужный нам, здесь! Вот этот бравый полковник один может достойно выполнить это важное и славное поручение!
Что? вскричал канадец, вскакивая точно ужаленный. Не шутите, пожалуйста!
Я совсем не шучу, полковник, возразил дон Орелио со снисходительной улыбкой. Напротив, я говорю очень серьезно.