Пойдем, Публий, нас ждут.
Они вошли в Храм. Огромное помещение освещалось высокими окнами, расположенными по всему периметру купола, который венчал здание. Этот купол поразил Публия больсех всего. Он припоминал, что в римской коллегии понтификов еще только затевали опыты с постройкой больших куполов и, пока что, экспериментировали на деревянных моделях, а здесь это уже воплотили в жизнь века назад. Инженер поклялся в душе подняться когда-нибудь под купол и хорошенько рассмотреть загадочную конструкцию. Стены были отделаны дорогими сортами дерева, вперемежку с мрамором, причем Публий узнал древесину кипариса и еще какую-то, похожекедровую. Однако, все деревянные детали были частью изрублены, частью сожжены. Задняя часть помещения была отгорожена богатой когда-то завесой, прожженной в нескольких местах и загаженной.
Там находится Святая Святыхсказал СимонКогда-то там стоял Ковчег. Слишком близко от алчных рук он стоял.
Публий вспомнил толстую молнию, двух страшных ангелов, простерших свои крылья, и порадовался тому, что Ковчега не было здесь, когда в Храме бесчинствовали сирийцы. .
Когда храм освящен, туда нельзя даже мнепродолжил маккавейСегодня же я и сам туда не хочу. Но это я. А ты можешь зайти
Публию было любопытно, очень любопытно, но и его что-то удержало от посещения святого когда-то места. К тому же их ждали: прямо на разбитых и покореженных плитах пола сидели двое. Приблизившись, Публий узнал Иуду и Йонатана.
Зачем ты привел своего необрезанного раба? спросил Йонатан.
Впрочем, в его голосе не прозвучало ни осуждения, ни недовольства. Публий уже не в первый раз отметил, что властный маккавей всецело доверяет брату.
Публий больше не рабсказал Симон, опуская вопрос об обрезании.
Рад за тебя, Публийулыбнулся ИудаМолодец, что не стал ждать седьмого года.
Ну, каково этобыть свободным? поинтересовался ЙонатанНаверное, весьма приятное ощущение, во только теперь тебе придется самому искать себе кусок хлеба.
Вот как раз об этом Публий и не подумал. Но за него ответил Симон.
Мы можем предложить ему работусказал онВедь он инженер и неплохой. Посмотрите на стены Хакры.
Так это твоя работа? удивился Йонатан.
Публий только смущенно пожал плечами, а Иуда, глядя на это, расхохотался.
Уж этот-то точно справитсясказал он, давясь от смеха.
Что я должен делать? хмуро спросил Публий.
Замечание Йонатана задело его за живое, и в особенности потому, что было справедливоон действительно еще не освоился с жизнью свободного человека.
Мы хотим, чтобы ты восстановил храмовый комплекс и подготовил его для освящения.
Вот те на, подумал он, а я как раз собирался залезть под купол. И все же предложение Йонатана его удивило.
Но я не знаю как освящают ваш Хрампробормотал он.
На этот раз рассмеялись все трое.
Освятим мы самисказал СимонТебе надо починить все то, что поломано: стены, полы, деревянные конструкции. Да ты и сам все видел. Ну как, возьмешься?
Попробуюосторожно отозвался инженерСейчас составлю смету и посмотрим Какие будут сроки? Когда вам нужен Храм?
Вчера! мрачно сказал обычно веселый ИудаАнтиох, по моим сведениям, собирает новую армию. И где только он берет людей и золото? Казалось бы, выгреб подчистую уже всю свою империю.
Значит, ему очень надотак же мрачно добавил Йонатан.
При этом оба брата посмотрели на Симона, который лишь пожал плечами, как бы говоря: "ну я же вам все время об этом и твержу", но промолчал.
Я понимаю, что ты, Публийчужеземец, но постарайся и ты понять наспроникновенно начал Иуда, глядя инженеру прямо в глазаНам надо успеть объединить народ, и не только иудеев, но всех евреев Самарии, Израиля, Идумеи и окрестных земель. А для этого у нас есть только этот Храм. и его надо как можно быстрее восстановить. Скажи мне, что тебе для этого нужно?
Я понимаюответил тотДайте мне время до заката, и я скажу, что мне нужно.
Они проследовали назад, до выхода из "женского двора", спустились вниз по полуобрушившимся ступенькам, и здесь, на чистом песке, Публий начал выписывать цифры. Он использовал достижения Александрийской школы, но подчеркивать цифры не было необходимости, так как текстов на песке не возникало. Конечно, было бы неплохо провести измерения, но на это сейчас не было времени. Однако, плох тот инженер, что не может определить размеры на глаз, а Публий считал себя хорошим инженером, поэтому работа продвигалась быстрее, чем солнце клонилось к закату, и к вечеру они составили план.
Последующие две недели выпали впоследствии из его памяти. Наверное, сказалось немыслимое напряжение всех сил, ведь потом Симон многие годы убеждал его, что все эти две недели он не спал, а заснул на только пятнадцатый день и спал два дня подряд. Симону он всегда верил, но эта история была слишком уже неправдоподобна.
Чудо. Ты сотворил чудопожимал плечами Симон и, как всегда, невозможно было понять шутит он или серьезен.
Конечно, за две недели невозможно было починить все и им не удалось полностью вернуть Храму былое великолепие. Тем не менее они успели многое благодаря множеству помощников, пришедших из Ершалаима и окрестных деревень и городков. Ступенчатый мост, ведущий к двойным воротам, называемым "Хульда", уже не грозил обвалиться, хотя по-прежнему являл следы разрушений. Оба двора было заново вымощены свежеобожженной плиткой, колонны очищены, а на стенах храма укрепили, по совету Публия декоративные щиты с венками, закрывающие наиболее серьезные повреждения. Жертвенник восстановили уже без участия Публия, а он в это время следил за ремонтом решетчатой ограды вокруг внешних стен. За это ограду его и выставили. когда он, отоспавшись пришел посмотреть на плоды своих трудов.
Ты не обижайся, Публийговорил ему Элеазар извиняющимся тономНо только тебе туда нельзя, понимаешь?
Он все понимал, хотя было обидно. Храм уже начали освящать и вокруг здания ходили священники в белых длинных одеждах, помахивая курительницами. Над холмом струился хорошо знакомый ему по храму Юпитера в Риме запах ладана. Здесь, у забора к ним присоединились остальные маккавеи, причем Иуда не был весел, Йонатан вовсе не выглядел уверенным в себе, а Симон был совсем не загадочным, а до нельзя уставшим. Публий испугался, что и они начнут извиняться, но маккавеи заговорили совсем о другом:
Публий не подвел, да мы и так ему верили! Да что там! Мы все ему верим, особенно после Бейт-ЦураЙонатан обвел глазами братьевНо этого недостаточно. Народу нужен не просто храм, народу нужно
Чудо! закончил Симон.
Чудо? переспросил ИудаА где его взять? Вот, если бы урожай был побольше, это было бы чудо. Или нашлось бы масло для Меноры.
Масло естьспокойно сказал Симон и показал маленький кувшинчикЗакатился в угол на складе и враги его не заметили.
На один день может и хватитскептически заметил ЙонатанА дальше что? В Галилею уже послали, но вот время Время! Мы не можем ждать.
Что это за масло? спросил ПублийКакое-то особенное?
Весьма особенноеподтвердил молчаливый ЙохананЭто особо чистое масло и только оно годится для Меноры. Требуется восемь дней, чтобы изготовить такое масло.
Покажите мне ваш светильникпредложил ПублийОн еще не в Храме?
В храме, но можно и принести сюдапредложил молчавший до сих пор Йоханан.
А чем это поможет?
Погоди, Маккабавмешался СимонТащите лучше сюда Менору.
Элеазар и Йоханан метнулись в храм и вскоре вернулись, с трудом таща огромный светильник с тремя парами диагональных лампад и одной посередине. Публий, внимательно осмотрев конструкцию, сказал:
Дайте мне пару часов и я постараюсь что-нибудь сделать.
И тогда они будут гореть восемь дней? изумился Иуда.
Вряд-личестно признался инженерНо они будут гореть дольше.
Хуже не будетглубокомысленно заявил Йонатан, к которому вернулась его былая уверенность.
На следующий день в Храме начались богослужения. Так как Публию ход туда был заказан, он мог узнавать о том, что там происходит лишь из уст Симона. Публий, хоть и вышел из рабства, благоразумно не упоминал о своем новом статусе и его вместе с маккавеем разместили у каких-то родственников покойного Маттитьяху, выделив каждому по комнате. Ему досталась уютная каморка с небольшим окном, сундуком, очагом и ложем, покрытым овечьей шкурой. По случаю ранних холодов очаг был явно нелишним и Публий кормил его хворостом по вечерам, чтобы спать в тепле. Днем он снова строил машины, приходил поздно, но все же находил время поболтать с Симоном.
Горит? взволновано спрашивал он первым делом.
Горитподтверждал маккавей, и больше они об этом не упоминали до конца вечера.
Храм, конечно, не тот, что был до осквернениярассказывал СимонНо все же он снова стал Храмом. И люди идут в него не только со всех концов Иудеи, но и из-за ее пределов.
Так прошло семь дней, наступил восьмой, а Менора все еще горела и масло в ней все не кончалось. Неужели, я так удачно изменил форму лампад, думал он. Наконец, пришел радостный Симон и рассказал, что прибыло новое масло из Галилеи. Маккавей явно испытывал облегчение, Публий тоже, но он никак не мог понять странные взгляды, которые бросал на него Симон.
В чем дело? спросил Публий.
Как ты думаешь, что произошло в храме? Тебе не кажется это чудом?
Тоже мне чудоскептически сказал инженерПросто удачная конструкция.
Возможно, не спорю. А ты не хочешь проверить?
Публий хотел, очень даже хотел. На следующий день ему принесли лампаду, такую же, какие были на Меноре, и такой же по размеру кувшинчик масла. Забросив все дела и оставив Ниттая присматривать за строительством машин, он наблюдал как горит в лампаде осьмушка масла из кувшина. Он пытался изменить форму лампады и так и этак, но с большим трудом ему удалось добиться двух с половиной дней горения.
Это что же получается? То, что случилось там, в Храме было чудом? Не делом рук человека, а волей вашего Бога? Значит я понапрасну колдовал над лампадами?
Дурак! вскричал СимонНет, зря я тебе ухо не проколол! Да если бы ты не сделал того, что ты сделал, то не было бы и никакого чуда! Дурак!
Не понимаюогорчился ПублийКто же чудотворец? Я или Он?
Вы оба! взревел маккавейКак ты еще до сих пор этого не понял? Только еврей и его Господь могут творить чудеса! И только вместе!
Но я же не еврей! возразил инженер.
Ты уверен?
Последнее было сказано так ехидно, что Публий принял бы это за насмешку, если бы не успел уже немного узнать своего собеседника. Нет, насмешка присутствовала, но была ли это только насмешка? Об этом следовало подумать наедине. И, чтобы сменить тему, он задал вопрос, который давно его мучил:
Что произошло с Шуламит?
С кем?
С моей женой
Тебе виднее, ты там был.
Не лукавь, Симон. Я о том, что случилось с ней до того.
Симон тяжело вздохнул, пошевелил угли в очаге и, наконец решившись, начал:
Как ты уже слышал, она называет меня дядей, но это лишь потому, что я много старше ее. На самом деле она мне двоюродная сестра, а наши отцы было братьми. И все дело не в ней, а в ее отце
Как его звали?
Он утратил свое имя, когда поменял его на эллинское, а его новое имя забыто.
Он был филоэллином?
Если бы он был всего лишь эллинистом! Тогда отец просто порвал бы с ним и на этом бы все кончилось. Все было много хуже.
Публий хотел было спросить, что могло быть хуже, но вспомнил рассказы Никандра и промолчал. А Симон продолжал свой тихий, неторопливый и очень тяжелый для него рассказ:
Ее отец был не просто эллинистом, он был убежденным эллинистом. Поэтому он преследовал тех из нас, кто не готов был молиться чужим богам. А еще он был верным слугой Менелая. Ты знаешь, кто это?
Публий знал это имя только по бессвязным рассказам Агенора, но на всякий случай кивнул.
У нас уже давно первосвященниками становились не самые достойные, а самые хитрые и беспринципные, особенно после того как на эту должность стали назначать иноземные царипродолжал маккавейРазумеется, они назначали не нее филоэллинов, суди хоть по их именам.`С времен Александра эта ползучая зараза проникала в наши дома и наши сердца. Ну подумай сам, как отличить то, что действительно хорошо в эллинизме, от того, что всего лишь привлекательно? Многие купились на это и попались на удочку эллинизма. Наверное, они все еще не вышли из египетского рабства и таскают свой "мицраим" с собой. Но, когда Антиох Великий, отец нашего Антиоха, начал быстрыми темпами закручивать гайки, многие филоэллины опомнились и поняли, что кроется за красивым фасадом олимпийских игр, красивой одежды и красивых святилищ, славящих красивых богов. Но отец твоей Шуламит был не из таких, он был упертым фанатиком эллинизации, почище наших хасидеев. Ты не забыл, что сын Великого Антиоха, Антиох Эпифан запретил нам молится по своему? И все это под страхом смерти. А кто должен следить за выполнением его указов в Иудее? Правильно, высокопоставленные филоэллины, и отцов брат стал одним из них. Тут уже одними словами не отделаешься, да он и не пытался. Поэтому на нем кровь многих из наших
Симон, наверное, устал говорить горькие слова и несколько минут сидел молча, а потом продолжил:
Однажды, отец пришел домой и сказал нам: "Мой брат заслуживает смерти и сегодня я пытался убить его. Это было бы милосердно, но у меня не поднялась рука на родную кровь. Горе мнетеперь его ждет худшая участь!". Я не понял тогда, что он имеет ввиду, но Йоханан, который умнее всех нас, сразу спросил с дрожью в голосе: "Неужели, херем?". Я не сразу понял, что в этом такого страшного, ведь дядя уже и так давно не общался с нами. Постой, да ты знаешь ли что такое "херем"?
Публий слышал это слово в разговорах и был уверен, что это такое ругательство.
О, нет, это намного, намного хужегрустно сказал Симон"Херем" это нечто вроде проклятия. И отец проклял своего брата проклятием четвертой степени. Двадцать раз подряд он произнес, называя его по имени: "Проклят ты от земли, проклят ты от Бога, проклят ты от неба, проклят ты от всех животных". Этим он отлучил его от себя, от нас, от всего нашего мира. С тех пор ни один из тех, кто верил нашему отцу, а ему верили многие, не подал проклятому ни еды ни воды, ни слова, ни даже кивка головой. Он пыжился изо всех сил, делал вид, что ничего не случилось, но даже эллинисты отворачивались, когда проходили мимо. Куда бы он не пошел, вокруг него была пустыня, бесплодная и молчаливая. Ему оставалось или покинуть наши края или умереть. Уйти ему не хватило сил и воли, и он умер.
Как он умер? тихо спросил Публий.
Он умер как трус и рабпроцедил СимонТебе нужны подробности?
Публий помотал головой и вопросительно посмотрел на маккавея, как бы спрашивая: "А она?"
После того, что произошло с ее отцом, она решила, что тоже проклята. Ее никто ни в чем не обвинял, мы все относились к ней с теплотой и осторожностью, но она сама считала себя виноватой. Что бы мы не говорили, в какие бы объяснения не пускались, ничего не помогало. Теперь, если с ней происходило что либо плохое, то она принимала это как кару и считала, что это наказание за преступления ее отца.
Публий продолжал смотреть на Симона и теперь его вопрошающий взгляд говорил: "А что бывало, когда с ней случалось хорошее?"
А если с ней случалось хорошее, то она бежала этого, считая этот дар незаслуженным, а себянедостойной. Именно так она и убежала от многого и многих.
Где она сейчас? Публий вскочил на ноги.
Он не сомневался, что его собеседник знает ответ, и он не ошибся.
Она вернулась в Модиин.
Почему, она избегает меня?
Может быть потому, что считает это тем хорошим, что с ней произошло и чего она, по ее мнению, недостойна? А вот почему ты ее избегаешь?
Потому, что дуракобреченно сказал ПублийМне срочно надо в Модиин.
Боюсь, не выйдетсказал внезапно возникший ниоткуда ИудаНадо срочно укрепить Бейт-Цур. Его стены совсем обветшали. Ниттай справится без тебя?
Однорукий Ниттай быстро становился толковым инженером и, несмотря на свое увечье, вполне мог заменить его на строительстве машин. Особенно он увлекся идеей тяжелого онагра, предложенной Публием, но онагра пришлось отложить, так как осаждать крепости Иуда пока не планировал.
Справитсяпроворчал он и поймал понимающий взгляд Симона.
Да, подумалось ему, Модиин придется отложить. Следующим утром он был в Бейт-Цуре, стены которого действительно держались на честном слове. Отсюда не было видно того склона, на котором он стоял с Ниттаем и Сефи против фаланг Лисия. А ведь тогда, перед боем, он даже не подозревал, что Бейт-Цурэто город, ему это казалось названием местности. Город оказался не бог весть каким большим, но стены, а точнееостанки стен, у него были. Разумеется, это были все те-же саманные кирпичи. На известковые стены у маккавеев не было ни времени ни средств, и восстанавливать пришлось теми же самыми глиняно-соломенными блоками, но на этот раз Публий предусмотрел на стенах позиции тяжелых баллист. Закончить работу ему не дали: гонец от Иуды привез устный приказ присоединиться к войску отправляющемуся в карательную экспедицию против аммонитян, устроивших на своей территории еврейские погромы. К армии он присоединился под стенами Храма и первым, кого он увидел, был Сефи. Красавец-хилиарх, выступавший во главе тысячи пехотинцев, встретил инженера веселым воплем: