Подаренный Никандром меч действительно не производил впечатления. Довольно длинный, на пару унций длиннее легионерского гладиуса, в качестве лезвия он имел полосу грубого железа, несущего на себе следы многократных заточек. И все же это было серьезное оружие, поэтому Публий последовал совету Никандра и надел широкий пояс. Ножны меча поначалу мешали, били по бедру, но их быстро удалось пристроить впереди и слева. Свою экипировку Публий дополнил старым легионерским шлемом, даром Перперны, и вышел в город, кивнув на прощанье часовому на воротах. Наверное, он поспешил со своей вылазкой и разумнее было бы вначале осмотреться, порасспросить гарнизонных солдат. Но у него была уважительная причинаПублия мучала жажда. Вчера вечером его накормили хлебом и соленой рыбой, а сегодня утром он наелся маслин с тем-же хлебом и мучительно хотел пить. Однако вода в гарнизонной бочке не внушала ему доверия, винограда по случаю поздней зимы не было, таверна в маленькой крепости отсутствовала, и он рассудил, что кувшинчик вина в городе его не разорит. Поэтому, засунув за пояс пару оболов из заветного мешочка, Публий отправился на поиски вина. Далеко идти ему не пришлось, трактир, а скореепримитивная попина обнаружился сразу за воротами цитадели. Это было и не удивительно, ведь гарнизону надо было где-то тратить свое жалование. Найти питейное заведение оказалось делом несложным, так как над его входом, вместо общепринятого изображение амфоры, просто прибили половинку настоящей амфоры. Кроме того, греческая надпись на деревянной табличке над аркой, ведущие во двор заведения, гласила: "Еда и лучшее вино от Доситеоса, сына Маноаха. С разрешения Базилевса". День был жаркий и Публий присел за один из двух столиков под подвязанной лозой, голой по случаю зимы. Кувшинчик вина на его столе появился как по волшебству, а вслед за ним возник мужчина в бурой дорожной хламиде и в новомодных сандалиях с изящными застежками вместо ремешков.
Приветствую тебя в этом оберегаемом богами заведениипровозгласил незнакомец и спросилиз Рима?
Италийская привычка бриться уж не первый раз выдавала происхождение. Еще в Аскалоне, Публий, изрядно обросший после перехода с селевкидами через пустыню, нашел бродячего брадобрея и привел себя в порядок. Надо будет отпустить бороду, а заодно и усы, подумал он и пробормотал что-то невнятное, покосившись на незваного гостя.
Тогда позволь угостить тебя нашим местным виномпродолжил тотЯ Агенор, сын Гедалии.
Похоже, что неожиданный гость не имел предубеждений против римлян, и Публий не стал поправлять его, а поскольку Агенор весь светился доброжелательством, то у Публия просто не хватило мужества прогнать его. К тому-же одно из упомянутых имен было явно не греческого происхождения, и инженеру пришло в голову, что местный житель, а Агенор похоже был именно таким, может дать ему ценные сведения. Вино, хоть и местное, оказалось вполне приличным, к тому же хозяин клялся, что вода, которой он предложил уважаемым гостям разбавить вино, набрана этим утром в горных источниках и не повредит им.
Агенор оправдал ожидания инженера и оказался интересным собеседником. Оказывается, он служил помощником Менелая, Первосвященника иудейского. Кто такой Первосвященник, он не объяснил, а Публий постеснялся спросить, но было ясно, что это некто вроде Верховного Жреца, личность по крайней мере очень влиятельная, а возможно и правящая. Наконец-то стало ясно, как называется страна, в которой оказался бывший понтифик. Называлась она Иудеей, а границы ее были весьма неопределенны. Как бы то ни было, но сейчас ее границы пролегали примерно от Пустынного Моря на востоке до подножий гор и начала прибрежной возвышенности на западе. На юге с Иудеей граничила пустыня, а на севереземли самаритян, еще одного неведомого народа, о котором Публий не стал расспрашивать, опасаясь запутаться еще больше. Народ, населявший Иудею так и называлсяиудеи, но жили эти иудеи и за пределами страны, причем не только в ближних, но и в дальних пределах.
Рассказывал Агенор охотно, но весьма сумбурно, чему весьма способствовал второй заказанный им кувшинчик. Лишь о Первосвященнике он отзывался весьма осторожно, пока дело не дошло до третьего кувшинчика, заказанного заинтересованным Публием. Этот третий кувшинчик был опустошен едва наполовину, когда Агенора окончательно развезло, он потерял всякую осторожность и начал вести весьма неосмотрительные, хотя и довольно бессвязные речи. Своего господина, Менелая он тут же, ехидно подхихикивая, назвал "прожженным интриганом", невнятно упомянув какого-то Онию, которого Менелай "ловко подставил". Покончив с Первосвященником, он принялся за царя, который по его мнению, "перегибал палку".
Плавно надо действовать, осторожнобормотал онА наш базилевс привык к кавалерийским наскокам и выйдет ему это боком в один прекрасный день, уж поверь мне. Ты-то чужестранец и тебе не ведомо, а ведь многие еще помнят рассказы про Александра и его уважение к а нашей вере. Неа, я вовсе не против вашего Зевса, он классный мужик и молнии мечет ловко. Но не столь быстро надо, постепенно. Мы ведь и так наполовину эллины, взять хоть наши имена. Вот, к примеру наш хозяин, почтенный Доситеос Клянусь задницей Афродиты, что при рождении его назвали Йонатан.
Высказав все это, из чего Публий не понял и половины, его собеседник уронил голову в объедки и захрапел. Подошедший хозяин, укоризненно заметил:
Опять нажрался! Таким разбавляй, не разбавляй, все едино. Ему лишь бы найти кого-нибудь, кто будет слушать его бредни. И как только его держат при Храме?
Продолжая убирать со стола, он заметил:
Хотя, если по правде, он не вовсе дурак и кое-что из его речей не мешало бы услышать и нашим правителям. Думается мне, что ох как не к добру, подался базилевс в Храм, да еще и с таким серьезным эскортом. Как бы не было заварушки.
Доситеос получил свое два обола и, подхватив бесчувственного Агенора под мышки, поволок его куда-то вглубь помещения, ворча себе под нос:
Имя мое тебе не понравилось, а сам то? Агенор хренов. Да и хозяин твой не лучше, Менелай он, видишь ли.
В это время наверху, в иудейском городе послышался нарастающий шум, превратившийся, постепенно, в непрерывный вой, подобный волчьему, воющий с то нарастающей, то немного затихающей силой. Там, наверху явно что-то происходило и Публий вопросительно посмотрел на трактирщика.
Доигралисьпробормотал тот и начал лихорадочно запирать входУшел бы ты отсюда, господин. И иди-ка ты лучше в крепость, только там сейчас будет безопасно.
Потом он как-то странно посмотрел на инженера и почти неслышно пробормотал:
Ну, положим, Йонатан! А что толку?
С холма уже тянуло гарью и еще чем-то, что Публий предпочел не распознавать, оттуда вниз по улице бежали растерянные люди. Послушавшись совета испуганного трактирщика, он поспешил в цитадель, куда уже стекались одинокие сирийские воины вероятно, такие же как и он утренние гуляки. Вместе с ними в крепости пытались укрыться непонятные люди, похожеместные иудеи, некоторыес женами и детьми, но стражники их не пускали. Публию удалось беспрепятственно пройти в воротастражники его запомнили, наверное, благодаря его италийскому виду. Может, не стоит отпускать бороду, засомневался инженер?
Царь Антиох так и не вернулся в цитадель. Никандр, которого Публий встретил вечером, объяснил ему, что правитель Сирии предпочел ночевать в охраняемом лагере за пределами города, наверное в том, рядом с которым паслись слоны.
И правильно сделалухмыльнулся эфессецВ городе сейчас такое творится! Даже у нас, за стенами, не совсем безопасно.
Да что случилось-то? взмолился ничего не понимающий инженер.
А ты не знаешь? удивился НикандрО, славные дела творились нынче в святом городетут он хихикнулНаш великий базилевс, повелитель всего и всех, взял да и повелел принести жертву Зевсу на их иудейском алтаре. Предварительно мы там водрузили статую Громовержца, не слишком большую и не слишком красивую, так, лишь бы позлить местных. А на жертвенник положили догадайся какое жертвенное животное?
Публий отрицательно помотал головой, но сириец и не ждал ответа.
Свинью! объявил тот со смехомТы только подумайсвинью. Ох, и затейник же наш царь. Ты не представляешь, что тут началось! Похоже было, что мы славно разворошили этот муравейник. Варвары поперли было на нас, но наши гоплиты быстренько стали в позу и нанизали некоторых из них на копья. Это немного охладило их пыл, но, видно, недостаточно.
Тут он показал на троих гоплитов, которым перевязывали раны в углу двора. Еще один пехотинец лежал неподвижно на своем щите, не подавая признаков жизни.
Принести в жертву Зевсу свинью! продолжал восклицать Никандр, все время подхихикиваяНадо же было такое придумать! О, Вседержитель, не гневайся на нас! А что? На его месте я бы обиделся. Подумать только, сало вместо мяса! Думаю, что совсем иной дым попер сегодня на Олимп.
Свои вольнодумные речи он прервал неудержимым приступом смеха.
А что не так со свиньей? удивился ПублийХотя и не припоминаю, чтобы в жертву приносили свиней. Как-то привычнее козел или ягненок
У них, у иудеев, свиней считают нечистыми и не едят. Хотя не пойму, что в них нечистого. Возьмешь, бывало, этакого поросеночка на руки, и так прямо и хочется его расцеловать в розовый пятачок. А потом приметишь этот же пятачок на тарелке и поприветствуешь его как старого знакомого.
На этом месте Никандр опять зашелся смехом. Инженеру тоже следовало бы оценить юмор ситуации, но он посмотрел на неподвижное тело на щите, на серый дым стелящийся вниз с холма, и ему расхотелось смеяться.
Последующие дни были заняты работой. Правитель, натворив дел на холме, уехал обратно в Антиохию, предварительно отдав пару распоряжений. Эти распоряжения растолковал Публию наместник Аполлоний, прибывший в Ерушалаим из Аскалона. Инженеру следовало укрепить стены цитадели, которую сирийцы называли Хакрой, разрушив при этом стены иудейского города. Именно "при этом", а не "для этого": сирийцы всерьез опасались восстания и не желали, чтобы у повстанцев были какие-либо укрепления.
Будут жить без стен, как в старые времена на Критепосмеивался НикандрТолько критян защищало море, а этих пусть защитит их бог.
Задача оказалась не из легких. Стены на холме были возведены в незапамятные времена из того-же подозрительного материала, что и стены Хакры, и Публий уже не сомневался, что этим материалом послужили блоки из обожженной глины и соломы. Но навыки понтифика, знания эллинской науки геометрии и пригнанные с прибрежной равнины рабы делали свое делостены Хакры постепенно выпрямлялись и возвышались, а стены Ершалаима оседлали и исчезали, подобно кусочкам льда в кубке с вином в жаркий летний день. По вечерам Публий зачастил в заведение Доситеоса, как, впрочем, и большинство воинов гарнизона. Вода, подаваемая хозяином наверное и вправду была с гор, так как никаких проблем с желудком у него не возникало. Дело в том, что он пил совсем немного, лишь для того чтобы утолить жажду, старательно разбавляя вино. Еще во время учебы в Риме, Публий, по настоянию жрецов, сходил на пару оргий, и это, как жрецы и рассчитывали, на всю жизнь отвратило молодого понтифика от неумеренного поглощения вина и беспорядочного секса. Зато он оценил тушеные бобы с кашей в маринованных виноградных листьях и бараньи ребрышки, подаваемые Доситеосом самым уважаемым гостям. Несколько раз он видел Агенора, но тот был или слишком пьян, или быстро исчезал, бросив на инженера испуганный взгляд.
Что он тебе наговорил, латинянин? удивлялся трактирщикБежит от тебя так, как будто демона увидел.
Лишь однажды Публий застал слугу Первосвященника в промежуточном состоянии между осторожностью и пьяным забытием. Перед Агенором на столе стоял всего один пустой кувшинчик, а второй он сейчас старательно пытался опорожнить. На инженера он посматривал с подозрением, но все же дал волю языку.
Я же говорил, не стоит так резкобормотал онКто же поступает столь безрассудно? Предположим, здесь в Ершалаиме, у тебя есть копья твоих гоплитов. А что дальше? В каждую деревню отряд гоплитов не поставишь. Да какая деревня? он как будто возражал сам себеПосмотри что в Модиине творится.
А что там творится? спросил Публий, не представляющий где находится этот загадочный Модиин.
А-а! махнул рукой АгенорЛучше и не спрашивай. Вот и мой господин в полной растерянностипри этом он почему-то пьяно хихикнулХотя он тоже был отнюдь не страж брату своему, Лисимахузакончил он совсем непонятно и еще раз мелко захихикал.
Дальнейшие расспросы ни к чему не привели, так как иудея совсем развезло.
Гарнизон крепости в эти дни вел беспокойную жизнь. Прибыло небольшое подкрепление, и гоплиты начали совершать вылазки на холм. Вначале Публий думал, что это обычное патрулирование оккупированного города, но оказалось, что он еще не до конца избавился от юношеской наивности. Воины возвращались в цитадель, нагруженные мешками с добром и быстро выяснилось, что под видом патрулирования идет грабеж зажиточных домов. А однажды он заметил среди добычи, которой хвалились гоплиты, дорогие сосуды, явно не из частных домов. Похоже было на то, что сирийцы разграбили сокровищницу иудейского храма. Нетрудно было предположить, какие эмоции вызывали у туземцев беззастенчивые грабежи: гоплиты нередко возвращались с ранеными, хотя убитых больше не былоэллинских воинов спасала крепкая броня. Зато доставалось филоэллинам из иудеев: их частенько избивали, но случались и погромы, а порой и убийства. Наместник ответил серией казней, спровоцированных несколькими доносами. Все это со смехом рассказал инженеру неугомонный Никандр. Неунывающий сириец был ему симпатичен, но порой способность эфесца веселиться по любому поводу граничила с цинизмом и коробила Публия. Подружился он также с Гордием, кавалеристом под началом смешливого Никандра. Гордий был посерьезней своего командира и не позволял себе скабрезных шуточек, может быть потому, что происходил из старинного эпигонского рода и гордился тем, что его предки сопровождали самого Александра.
Происходящее наверху, на холме не давало самниту покоя, вызывая нелегкие вопросы. Кто он такой? Зачем он здесь, в чужой и непонятной стране, среди странного, чуждого ему народа. Будет ли он убивать иудеев, если ему прикажут? Он ведь не стрелок, не воин, не убийца, а строитель. Но сейчас строитель был более занят разрушением стен, чем возведением новых, а его военная профессия могла быть востребована в любую минуту. Задумываться надолго у него, к счастью не было времени, и все так и тянулось день за днем: разрушение стен, возведение стен и заведение Доситеоса по вечерам. В один прекрасный, а может и не столь прекрасный день, его внимание привлекла суматоха во дворе цитадели. Там бегали воины, нагружали какую-то повозку и явно происходило нечто более грандиозное, чем формирование очередного патруля. Какую еще темную авантюру они затевают, насторожился Публий. Он снова задумался, и было о чем, но тут его мысли прервал знакомый голос, выкрикивающий его имя.
Эй, инженер, подойдикричал ему эфессецТут есть работенка для тебя.
Публий пошел на зов и в углу крепостного двора приметил две стационарных баллисты явно римской работы и необычного вида скорпион на колесах. Последний заинтересовал инженера, ни разу не видевшего многозарядный стреломет. Хитрая конструкция позволяла, судя по всему, выпустить одновременно восемь коротких железных стрел с калеными наконечниками. Стрелы укладывались в желобки и натягивались одной тетивой. Желобки располагались не параллельно, а слегка расходились, так что при выстреле смертоносные "жала" должны были вылетать веером.
Славная машинапохвалил Публий, проверив натяг тетивы и ход торсионов.
Вот за нее-то ты и будешь отвечать в походеприказал НикандрА эти баллисты оставь, они нам не понадобятся, мы не собираемся штурмовать крепостные укрепления.
Собираетесь отбивать наскоки кавалерии или воевать против фаланги?
Фалангу такое вряд ли остановитзасомневался НикандрНатяг слабоват, ему не пробить медный щит. Но мы и не собираемся воевать с фалангой. С кавалерией, впрочем, тоже.
И, отвечая на незаданный вопрос, поянил:
Такая штука очень хороша, когда на тебя прет невооруженная толпа. Ты не поверишь, а сам видел как одна стрела пробила двоих. Шинкует мясо, прямо-таки ломтями. Правда нашего прежнего инженера потом зарезали местные. Но он сам виноват, нечего посещать шлюх по ночам и, особенно, в верхнем городе, когда их с избытком хватает здесь неподалеку, и, заметь, даже в дневное время.
Это его так рассмешило, что он согнулся пополам от смеха, а вот Публию было почему-то не смешно. Он представил себе, как ему прикажут выпустить восемь смертоносных жал "скорпиона" в толпу женщин, детей и стариков, и к горлу подступила тошнота. К тому же, он заподозрил, что сирийского инженера зарезали вовсе не из-за женщины. Похоже, он не сумел сдержать свои эмоции и что-то такое отразилось на его лице, потому что Никандр удивленно воскликнул: