Продашь за столько? спросил афинян, чтобы закрепить сделку. И Менедем кивнул, изображая огромное одолжение. Восемь или девять солдат поспешили в казарму. Ещё до того, как они вернулись, Филиппос, сын Иолая, протянул Менедему драхму.
Да, родосец, ты преподал мне урок.
Правда? Что за урок? спросил Менедем. Мой кузен обожает подобное.
Не ставь против человека, знающего свое дело. А тем более не ставь сам, как богам противный глупец.
А, это, Менедем задумался. Наверно это Соклей уже знает. Вернее, я надеюсь, что знает.
* * *
Соклей никогда не хотел вести за собой людей. В следующем поколении после Александра Великого на Родосе каждый рыбак возжелал командовать флотом, а каждый десятник стал воображать, как со своими людьми завоёвывает полное варваров царство и надевает корону. Все чувствовали себя необыкновенными, хотя не каждому, у кого есть мечты, удавалось их воплощать. Однако Соклей, никогда не имевший амбиций такого рода, оказался вдруг в роли, которую не жаждал играть.
Вечно я получаю слишком много того, чего и вовсе не хотел, пробормотал он, сидя на своем муле. Животное, кстати, ему тоже не нравилось.
Что-что? спросил Аристид.
Да, ничего, Соклей смутился от того, что его подслушали. Ему нравился Аристид, на борту "Афродиты" он неплохо с ним ладил, не в последнюю очередь потому, что там Соклей почти не отдавал ему приказаний. Но здесь, на суше, почти всё, что он говорил, превращалось в команды.
Копыта осла и мула цокали по дороге, и ноги матросов вторили им, поднимая пыль. Низкое солнце грело сильнее, чем в это время года в Элладе. Соклей порадовался, что сменил свой шлем на дорожную широкополую шляпуон думал, что без неё у него бы мозги закипели.
Если бы не жара, местность вполне подошла бы для жизни эллинов. Кругом тянулись поля пшеницы. Должно быть, её здесь засеивали осенью, когда шли дожди, а сбор урожая начинали весной. Оливки зрели среди серебристо-зелёных листьев, корявые и кривые стволы деревьев выглядели почти как на Родосе или Аттике. Как и виноградники. Даже острые силуэты гор на горизонте были прямо как в стране, где обитали эллины.
Однако крестьяне, возившиеся под оливковыми деревьями и на виноградниках, с изумлением смотрели на людей с "Афродиты". Во внутренней части страны люди, как и сидонцы, носили широкие одежды, доходившие до лодыжек. А чтобы защититься от солнца, многие просто оборачивали голову тканью. Эллинские туники до колен, оставлявшие руки голыми, казались им странными, и даже шляпа Соклеянеуместной.
Телефу мешал хитон.
И почему мне нельзя сбросить его и идти голым? спросил он. Погода тут отвратительно жаркая для одежды.
Этим людям не понравится, чтобы ты шлялся тут голым, а это ведь их земля, ответил Соклей. Так что, нет.
Не их. Теперь это земля Антигона, ответил Телеф. Ты думаешь, одноглазого сильно волнует, ношу я хитон, или нет?
Соклей сам не знал, как поддался на уговоры Телефа и взял его с собой. Но вот, всего день, как они вышли из Сидона, а этот моряк уже начал ныть и спорить по пустякам. И Соклей сказал:
Я вот что думаю. Антигон сейчас возвратился в Анатолию, присматривает за Птолемеем. А финикийцыони всё-таки здесь. Им не нравится, когда люди ходят голыми. Я не хочу, чтобы нас забросали камнями, или ещё чего.
А с чего ты взял, что они так сделают? возмутился Телеф.
Я понятия не имею, что они сделают, ответил Соклей. Но я знаю одно, о наилучшийты всего на палец от того, чтобы отправиться обратно в Сидон и объяснить моему кузену, что я не желаю тебя здесь видеть. Хочешь идти дальшеделай, что я велел, как подчинялся Менедему на море. Понятно?
Он с трудом это договорилСоклей не любил изрекать такие тирады. Он надеялся, что больше и не придётся. И сейчас не пришлось бы, огорчённо подумал он, возьми он кого другого вместо Телефа.
Но он взял Телефа, вот и приходится с ним возиться. Моряк тоже выглядел возмущённым. Он явно ни малейшего понятия не имел, чего Соклей на него так набросился. Если бы он понимал подобные вещи, то с самого начала не раздражал бы Соклея. Но теперь Телеф бросил на него быстрый взгляд и произнёс:
Ладно-ладно. Так и быть, оставлю хитон. Ты счастлив?
В восторге, ответил Соклей. Аристид фыркнул. Даже Москхион улыбнулся, а он не из тех, кто замечает мелочи. Но Телеф просто хмуро пялился. Либо он не умел распознать сарказма, либо был защищён от него лучше всех, кого знал Соклей.
Аристид указал вперёд.
Это что там такое?
Как обычно, он заметил это раньше остальных. Проехав ещё немного, Соклей сказал:
Я думаю, это маленькая придорожная святыня, как Герма на перекрёстке дорог в Элладе.
На стеле из песчаника высотой примерно в половину человеческого роста с четырёх сторон были вырезаны изображения бога, уже побитые временем. Под изображениями виднелись буквы, но слишком затёртые, чтобы их смог разобрать тот, кто, как Соклей, плоховато знаком с финикийским письмом.
У подножия стелы лежала пара связок высохших цветов и каравай хлеба, полуобгрызенный зверями.
Давайте и мы оставим здесь немного хлеба, предложил Москхион. Нам следует привлечь на свою сторону здешних богов, если, конечно, получится.
Соклей сомневался, что подношение приведёт к таким результатам, но решил, что оно не повредит. Если от этого Москхион и другие моряки почувствуют себя лучшеуже какая-то польза.
Давай, сказал он бывшему ныряльщику за губками.
Москхион достал из кожаного мешка на спине осла ячменный хлеб и выложил рядом с засохшим.
Не знаю, к каким молитвам ты тут привычен, сказал он богу, чей образ украшал стелу, но надеюсь, ты будешь добр к эллинам, идущим через твою землю, он помотал головой вверх-вниз. Ну, спасибо.
Не самая плохая молитва из тех, что доводилось слышать Соклею.
Да будет так, добавил он. А теперь, может, поторопимся?
Никто не стал возражать. Вскоре навстречу эллинам попался финикиец, ведущий осла. И вытаращился на них. Наверное, нечасто видел таких людей или так одетых. Но их четверо против одного, и потому, каким бы ни было его мнение, он предпочёл оставить его при себе.
Да снизойдёт на тебя мир, произнёс Соклей на арамейском фразу, которая наиболее часто использовалась для приветствия или прощания.
Финикиец растерянно заморгал. Он не ожидал, что чужак знает его язык.
Мира также и вам, ответил он. А что вы за люди?
Мы эллины, ответил Соклей. Вернее, он это имел в виду, а дословно на арамейском это звучало как "мы ионийцы". А сам ты кто, господин? И что несёт твоя животина? Может быть поторгуем?
Эллины! финикиец поднял тёмные брови. Я видел солдат, что звали себя этим именем, а вот торговцев пока ни разу. Я думал, все эллинысолдаты или разбойники. Какое облегчение для моего сердца узнать, что я ошибался.
Его слова сказали Соклею о том, как вели себя в чужих землях его соотечественники, куда больше, чем он хотел знать. А финикиец поклонился и продолжал:
Бодастарт, сын Табнита и твой слуга. А ты кто, господин?
Я зовусь Соклеем, сыном Лисистрата. Пришёл сюда с острова Родос, и Соклей указал на восток.
И ты явился к нам с того острова, чтобы торговать? спросил Бодастарт. Соклей опустил было голову, но потом вспомнил, что надо кивать, как принято у этих варваров. Бодастарт указал на поклажу, что нёс осёл. И что там есть у тебя?
Кроме всего прочего, благовония, которыми знаменит Родос. Само название острова и города означает "роза".
А, благовония, снова кивнул финикиец. Если они не слишком дороги, я бы купил немного своей наложнице, а может и жене тоже.
Человек, который мог содержать и жену, и наложницу, скорее всего мог себе позволить и благовония. Соклей снова поклонился ему:
Ты будешь платить серебром, мой господин? Или обменяемся? Бодастарт не сказал, что везёт его осел.
Мой господин, у меня есть пчелиный воск и тонкий расшитый лен с востока. Финикийцу пришлось объяснить, что такое воск, поскольку Соклей не знал этого слова. Я везу их в Сидон на продажу. Воистину, Шамаш воссиял в час нашей встречи.
Шамаш, вспомнил Соклей, это финикийское имя Аполлона, бога солнца.
Воистину, отозвался он. Думаю, мне пригодился бы воск. Ты купишь благовония только для себя? Или хочешь потом продать их?
Может быть, я захочу продать. Да, господин мой, очень может быть. Но это зависит от цены и качества.
Как и все в этом мире. Эти слова заслужили первую улыбку финикийца. Соклей слез со своего мула, чему несказанно обрадовались мышцы его бёдер. Стараясь не показать боль, он проковылял к вьючному ослу.
Что происходит? спросил Аристид. Не забывай, что мы не понимаем ни слова.
У него есть воск и расшитый лен. Его интересуют благовония. Посмотрим, что из этого выйдет.
А, это хорошо. Очень хорошо, сказал остроглазый моряк. Но помни, что тебе понадобятся благовония, чтобы обменять на бальзам, когда мы доберёмся до Энгеди.
Уж не забуду, пообещал Соклей и помедлил: Аристид заслуживал лучшего обращения. Хорошо, что ты тоже помнишь. Если можешь держать такое в голове, то, возможно, сам когда-нибудь станешь торговцем.
Я? удивился Аристид и пожал плечами. Не уверен, что хочу этого. Мне нравится ходить в море, как сейчас.
И хорошо. Я же не сказал, что ты должен стать торговцем, только то, что ты можешь им стать. Соклей возился с верёвкой, которой груз был привязан к спине осла. Бодастарт наблюдал с возрастающим интересом, заставляя Соклея путаться ещё сильнее. Он уже хотел вынуть нож и решить проблему так, как Александр поступил с Гордиевым узлом, но подоспевший Москхион помог развязать узел. Спасибо, пробормотал Соклей со смешанным чувством унижения и благодарности.
Сосуды с благовониями находились в одном большом кожаном мешке, переложенные шерстью и соломой, чтобы не разбились. Соклей вынул один и протянул его. Бодастарт нахмурился.
Он не очень-то большой.
Мой господин, благовония очень сильные. Соклей хотел сказать "концентрированные", но не знал этого слова на арамейском. Он не впервой пытался говорить, обходя пробелы в словарном запасе. Он вынул пробку из сосуда, Понюхай сам.
Благодарю. Бодастарт поднес сосуд к своему длинному, тонкому, крючковатому носу и невольно улыбнулся. Да, они очень сладкие.
И запах стойкий, добавил Соклей. Они на оливковом масле, а не на воде. Легко не смоются.
Это хорошо. Это умно, сказал Бодастарт. Я слышал, что у вас, эллинов, много хитроумных изобретений, и теперь вижу, что это правда. Давай я покажу тебе свой воск.
Будь так добр, ответил Соклей. Финикиец без труда справился с верёвками своего осла, и Соклей вздохнул. Он считал, что свыкся с мыслью, что большинство людей грациознее и ловчее его, но время от времени она его уязвляла. Как в этот раз.
Вот, мой господин, Бодастарт протянул комок воска больше человеческой головы. Ты видел когда-нибудь такой белый? Как груди девственницы, разве нет? ему пришлось подкрепить слова жестами, поскольку Химилкон не учил Соклея подобным словам.
Когда до родосца, наконец, дошло, он рассмеялся. Ни один эллин не стал бы расхваливать воск в таких выражениях. С его точки зрения финикийцы выглядели хуже плохих трагиков из-за вычурных сравнений и фигур речи. Конечно, большинство эллинов, напротив, показались бы им скучными и прямолинейными. "Обычайцарь всего", ещё раз напомнил себе Соклей.
Дай мне взглянуть на этот воск, попросил он Бодастарта.
Я твой раб, ответил финикиец, протягивая ком.
Соклей принюхался и ощутил слегка сладковатый аромат, присущий хорошему воску. Бодастарт не смешивал его для объема с топленым салом, как некоторые непорядочные греки. Соклей снял с пояса нож и несколько раз глубоко вонзил его в воск.
Я не мошенник, сказал Бодастарт. Там нет ни камней, ни чего-либо ещё.
Я вижу, согласился Соклей. Но я тебя не знаю, мы встретились на дороге. Я должен был убедиться.
Должен ли я открыть все сосуды с благовониями, что куплю у тебя, чтобы убедиться, что среди них нет наполовину пустых? спросил Бодастарт.
Да, господин, если хочешь. Это справедливо. Как я могу сказать "не проверяй"? Я не могу.
Справедливо, повторил Бодастарт и поклонился Соклею. Я слышал, что все эллины лжецы и мошенники, но теперь вижу, что это не так, и я рад.
Соклей вежливо поклонился в ответ.
Ты тоже кажешься мне честным. Я хочу воск. Сколько сосудов с благовониями ты хочешь за него? он хорошо представлял, сколько выручит за примерно десять мин воска на Родосе. Скульпторы, ювелиры и другие, кто занимался литьем металла, хорошо за него платили и скупали весь воск, какой только есть.
Десять кажется мне справедливой ценой, сказал Бодастарт.
Десять? Соклей склонил голову, потом покачал ей туда-сюда, как варвары. Ты не мошенник, господин. Ты вор.
Вот как? Ладно, сколько сосудов ты дашь мне за мой воск?
Три.
Три? саркастически рассмеялся Бодастарт. И ты называешь меня вором? Ты хочешь обокрасть меня, но я этого не потерплю. Он выпрямился во весь рост, но все равно был на ладонь ниже Соклея.
Может, мы не договоримся, сказал Соклей. Но если и так, я все равно рад знакомству с тобой.
Он хотел посмотреть, что будет дальше. Если Бодастарт не хочет меняться, он заберёт воск и отправится своей дорогой в Сидон. Иначе, он сделает ещё одно предложение. Финикиец обнажил зубы, безуспешно изображая дружескую улыбку.
Ты разбойник, грабитель, сказал он. Но, чтобы доказать, что я справедлив, что я веду честную торговлю, я возьму только девять сосудов с благовониями за этот великолепный, драгоценный воск.
Теперь Бодастарт ждал, уступит ли родосец.
Может, я дал бы четыре, неохотно сказал Соклей.
Они снова покричали друг на друга, обвиняя в воровстве. Бодастарт уселся на придорожный камень. Соклей устроился на другом в паре локтей от него. Пока он торговался, моряки затеяли игру в кости, а животные принялись пастись.
После должного обмена оскорблениями Соклей поднял цену до шести сосудов, а Бодастарт опустился до семи, и торг зашёл в тупик. Соклей подозревал, что шесть с половиной устроили бы всех, но благовония никто кроме мошенников не продавал половинами сосудов. Бодастарт ни в какую не соглашался на шесть, а Соклей не желал отдавать семь. Рынок сбыта воска не так велик и подвержен колебаниям. Если на родину кто-то привезет большое его количество, он потеряет деньги, даже заплатив всего шесть сосудов.
Они с Бодастартом расстроенно смотрели друг на друга. Затем финикиец сказал:
Взгляни на мою ткань. Если я дам тебе три локтя в придачу к воску, ты дашь мне семь сосудов?
Не знаю. Давай посмотрим.
Бодастарт встал и открыл кожаный мешок на спине осла. Соклей тоже хранил бы ткань в промасленном кожаном мешке, чтобы её не испортила вода. В Элладе, и тем более здесь, дождь в это время года маловероятен, но ослику Бодастарта, наверное, придется переходить вброд водные потоки на пути к Сидону.
Когда финикиец вынул отрез ткани, все трое спутников Соклея ахнули.
Тихо вы, презираемые богами глупцы, рявкнул по-гречески Соклей. Вы что, хотите все испортить? Отвернитесь, притворитесь, что высматриваете разбойников среди холмов, если не можете сохранять равнодушие на лицах.
К его облегчению, они послушались.
Что ты им сказал? спросил Бодастарт. И подойдет ли ткань?
Велел им высматривать разбойников в холмах. Соклей боялся, что запутался в пересказе непрямой речи, поскольку арамейский грамматически сильно отличался от греческого, но Бодастарт кивнул, так что, похоже, он понял. Можно мне взглянуть на ткань поближе? попросил Соклей.
Как скажешь, господин, так и будет, ответил Бодастарт и поднес её ближе.
Чем ближе подходил финикиец, тем более великолепной казалась ткань. Соклей никогда не видел столь искусной вышивки. Сцена охоты казалась реальной: перепуганные зайцы в колючих зарослях, пятнистые псы с высунутыми красными языками, в отдалении люди с луками и дротиками. Тонкость работы потрясала, как и цвета, гораздо более яркие, чем использовались в Элладе.
Ему удалось отвлечь своих людей от восхищённых охов и ахов, а теперь пришлось самому сдерживаться. На взгляд Соклея отрез ткани был ценнее воска. Стараясь говорить непринужденно, он спросил: