Эллейн Л. УэбстерТолковый словарь Эс Джей
Несмотря на то что произведение написано на основе жизненного опыта автора, это вымысел. Имена, герои, предприятия, места, события, происшествия либо являются плодом воображения автора, либо используются в вымышленных ситуациях. Любое совпадение с реальными людьми, живыми или покойными, или с реальными событиями абсолютно случайно.
Дэрилу,
который любит меня такой, какая я есть, и сидел на жестком стуле у моей больничной кровати неделю за неделей, и никогда, ни разу, не жаловался
Глава 1
Я решила перестать быть собой. Всё. Конец игры. Доступ запрещен.
Нет, я не превращаюсь в жертву по сценарию «Вторжения похитителей тел» пока. И мне не предстоит пластическая операция или переезд в Антарктиду или куда там едут люди, скрываясь от своего прошлого, хотя такое расстояние между мной и матерью могло бы спасти жизни. На самом деле я сделала то, что уже протестировали, испробовали и полюбили телесценаристы по всему миру, уехала в другой город.
Новый город. Новая Я.
Формально я не принимала решение о переезде переехали мои родители, а меня просто потащили за собой. В тринадцать у тебя не так много возможностей для выбора. Сначала я расстроилась из-за этого, но потом меня осенило. Это случилось, когда мама активно расхваливала мне и братьям наше будущее: «Только подумайте, как здорово будет жить в Кингстоне! Это живописный городок с пляжем, рыбацким причалом, парками, стадионами, новыми друзьями, новыми занятиями. Это шанс создать себя заново!»
Обычно я не соглашаюсь ни с чем, что говорит или делает мама, но эти ее последние слова те, что про шанс создать себя заново, ладно, она права. В кои-то веки.
Я бы рассказала вам, почему я хочу создать себя заново, но Новая Я не любитель излишней откровенности. Новая Я неуловима. Таинственна. Несговорчива. Уперта, как вши у первоклашек.
Прекрати, Саманта! шикает мама.
Я больше не Саманта. Она меня реально не слышит. Я Эс Джей.
Прекрати, Эс Джей.
Прекрати что?
Мамина бровь взмывает вверх.
Сама знаешь что.
Мы приехали за покупками в новый супермаркет. Мама говорит, пора начать готовить нормальную еду. Покупая два месяца готовую, родители, похоже, набрали на двоих семь килограммов бóльшая часть которых (по словам мамы) досталась папе. Я вроде как согласна, но ей об этом не говорю.
Мама любит ходить за покупками со мной вдвоем. Она говорит, что проще думается, когда мои братья не дергают ее за руки. Дилан и Роун очень надоедливые. Они как вирус Эбола и Ким Чен Ын в одном флаконе. В магазине они растекаются, как нефть у Большого Барьерного рифа, что неизбежно приводит к международным скандалам. Сейчас они дома с папой, собирают двухъярусную кровать. Папа говорит, они как его начальники на работе: говорят много, но на этом всё и заканчивается.
Мама подкатывает тележку к следующему стеллажу.
Где мука?
Я передаю ей килограммовую упаковку.
Она изучает ее и передает обратно.
Другая.
Я протягиваю другую.
Саманта! вскрикивает она. Ты опять!
Я задрала рукав, чтобы почесать локоть. Вокруг никого. Я бы не стала этого делать, если бы кто-то был рядом.
Я же говорила, Саманта. Сила воли. Си-и-и-ила во-о-о-о-о-о-оли.
А я говорила тебе называть меня Эс Джей. Эс Дже-е-е-е-е-е-е-ей.
Мы перебираемся в другой ряд. Я расправляю рукав и чешу запястье о бок. Мама качает головой с выражением «да какое мне дело?» и укладывает в тележку веджимайт, джем и мягкий сыр.
Хочешь попробовать? Она держит в руках банку с медовой пастой со странным названием. Это похоже на еду хиппи не то чтобы я знала каких-нибудь хиппи, но они сто процентов едят нечто подобное. На бежевой этикетке корявые буквы и изображение пчелы в шляпе фермера, будто это всё рисовал восьмилетка. Написано, что она обладает органическими лечебными свойствами.
Без разницы.
Да ладно тебе, Сэм. В смысле, Эс Джей. Мы не должны сдаваться, верно?
Мама злится, когда я не хочу пробовать что-то новое. Она постоянно тычет мне в лицо каким-нибудь новым продуктом. Попробуй это. Попробуй то. Спорить бесполезно.
Я закатываю глаза.
Ладно. Отрывайся.
Медовая паста отправляется в тележку. Следом за ней соус с такой же этикеткой.
Вот это настоящая бодрость духа, говорит мама. Кто знает, что в итоге сможет помочь!
Мы подходим к стеллажу с гигиеническими принадлежностями.
Папа хотел дезодорант и крем для бритья, напоминаю я.
Да, да, хорошо. Она показывает на коробку с тампонами. Уже ведь недолго осталось, а? Может быть, совсем скоро?
Парень, который выбирал туалетную бумагу, обернулся в нашу сторону. Я хочу умереть. Почему бы ей не взять громкоговоритель и не сообщить об этом всему миру?
Не смотри на меня так, Саман
Эс Джей!
Не смотри на меня так, Эс Джей. Я просто спросила. Тебе уже тринадцать. Это должно скоро случиться. Она подталкивает меня локтем и подмигивает.
Моя мама заслуживает дополнительные баллы за энтузиазм. Она считает, что тринадцать это магическое число. Тринадцать лет и я официально тинейджер. В тринадцать у меня должны начаться месячные (у мамы начались в тринадцать). В тринадцать у меня может прекратиться моя кожная болезнь из-за гормональной перестройки и всего этого (надеюсь, здесь она окажется права).
Мама бросает в тележку лак для волос, воск для укладки, салфетки для снятия макияжа и три бруска мыла. Берет лосьон с дозатором, изучает этикетку и кидает его следом.
Наверное, надо купить тебе еще сорболиновый крем. Она говорит это таким голосом, типа «ну если нужно». Абсолютно нормально, что папе потребовался крем для бритья или дезодорант; нет проблем, если мама купит себе салфетки для снятия макияжа; но, если мне нужен сорболиновый крем, это всем причиняет колоссальные неудобства.
Не волнуйся. Думаю, у меня еще есть.
Хорошо. Мама ставит флакон обратно. Куплю его в следующий раз, когда поеду в город. Здесь он дороговат.
Девочка из моей прошлой школы в Брокен-Хилл, Изабелла Форсайт, пользовалась сорболиновым кремом. Я видела, как она снимала с его помощью макияж. Она накладывала крем густым слоем, размазывала и снимала детскими влажными салфетками. Изабелле не нужен сорболиновый крем. Ей вообще ничего не нужно. Изабелла ужасно прекрасна. Вокруг нее всегда камеры. Когда она рядом, вянут цветы на клумбах. Сорболиновый крем последнее, что ей может понадобиться.
Шампунь тоже придется купить в городе, говорит мама, изучая следующую этикетку. Эти все содержат лауретсульфат натрия.
Лаурет что?
Ну, знаешь, такое вещество, из-за которого у тебя на голове начинается зуд. Мы же не хотим, чтобы у тебя всё опять стало шелушиться.
Ах, это.
Мама сильно переживает о том, как я выгляжу. Она постоянно мне твердит, как надо себя вести и что первое впечатление много значит. Папа говорит ровно обратное. По его словам, главное мозги, а не то, как ты выглядишь. Но он школьный учитель. А школьному учителю сказать такое как нечего делать.
У меня была возможность понять, что папа от мамы реально недалеко ушел. Как-то он рассказывал мне историю своего знакомства с мамой. Начал с того, что увидел ее в баре, с копной мягких светлых волос, со сверкающими голубыми глазами, и тут же понял, что ему необходимо с ней поговорить. Она еще и рта не раскрыла, а ему уже было необходимо поговорить с ней. Я спросила: «А если бы мама оказалась страшилищем в бородавках, с большим крючковатым носом и кривыми зубами, ты бы всё равно хотел с ней поговорить?» Он засуетился и сменил тему.
Мама сворачивает с тележкой к ряду с туалетной бумагой и изучает стеллаж с какашечными билетиками (это мой брат Роун так их называет). Раздумывает, какие купить по выгодной цене. Я наклоняюсь и чешу лодыжку. Мама толкает меня локтем. Раньше она била меня по рукам, но теперь перестала. Когда я была маленькой, мама коротко обстригала мне ногти и упаковывала мои руки в варежки. Я теперь старше пожалуй, она не сможет уже так просто меня связать.
Мы направляемся к рядам с молочной продукцией. Мама хватает упаковку йогуртов и несколько кусков сыра. У молочной витрины стоит высокая девчонка с темными кудрявыми волосами и длинными загорелыми ногами и изучает упаковку взбитых сливок. Она смотрит на меня.
Я знаю, что слишком таращусь. Но Как бы я хотела такие ноги!
Девчонка ставит упаковку со сливками обратно на полку.
Клевые кроссовки. Она подходит ближе, чтобы рассмотреть мои «адидасы».
На одной ноге у меня розовые шнурки, на другой зеленые. В Брокен-Хилл у всех были такие.
Они просто бомба.
Я улыбаюсь.
Спасибо. Они новые.
Мама тут же влезает:
Я миссис Бэклер. Приятно познакомиться.
Девчонка смотрит на маму так, будто та заговорила с ней на суахили, и засовывает руки в карманы.
Мама нервно хихикает.
Это моя дочь Саман То есть Эс Джей. Мы недавно переехали из Брокен-Хилла.
Я знаю вас, спокойно сообщает девушка. Мама моргает. Мой дядя Барри риелтор. Вы въехали в учительский дом на берегу. Вид на океан, кухня-студия, воздушное канальное отопление, три спальни плюс кабинет, гараж на две машины.
У мамы отпала челюсть.
Э-э-э, да, всё верно, заикается она.
Девчонка поворачивается ко мне.
Оливия Хамфрис. Все называют меня Лив или Ливви, выбирай. Она выжидательно улыбается. У тебя есть братья, верно?
В этот момент я понимаю, что мой план стать женщиной-загадкой под угрозой срыва. Мистер Барри, дядя этой Лив-или-Ливви, похоже, работает на АСБР Австралийскую службу безопасности и разведки (то есть службу австралийских секретных агентов). Бабушка рассказывала мне про АСБР. Они знают всё, кроме, пожалуй, цвета вашего нижнего белья. Бабушка говорит, что именно поэтому она любит путешествовать это держит их в тонусе. Прямо сейчас она в Новой Зеландии карабкается по древним вулканам.
Учителя говорили, что скоро к нам присоединится еще одна семья, рассказывает Лив-или-Ливви. У тебя есть велосипед? Я могу показать тебе окрестности.
Мама оживляется. Но потом свет в ее глазах гаснет, и я слышу, как начинают тикать ее тревожные часы. Тик-так, тик-так, тик-так. Она думает, что, если я пойду куда-то одна, меня утащит большой страшный волк, порубит на куски и сварит из меня суп. В последний раз, когда она это заявила, я ответила, что не стоит волноваться я буду носить красную шапочку только по выходным. Мама тогда сказала: «Ты не будешь так громко смеяться, когда станешь героиней одного из главных сюжетов в шестичасовых новостях». Глупое утверждение: похититель вряд ли посадит меня перед телевизором, чтобы я полюбовалась собой на экране. Но в этом вся моя мама. У нее живое воображение. И оно становится еще живее после вина.
Где твоя мама, дорогая? спрашивает мама.
Боже. Ей обязательно было говорить «дорогая»?
Она что, не знает: так выражаются только старики?! Я начинаю краснеть. Очевидно, мама собирается устроить настоящую проверку, чтобы на сто процентов удостовериться: семья Лив-или-Ливви не убийцы с топорами. Или, хуже того, не голосуют за либеральную партию.
Мама дома, отвечает Лив-или-Ливви. Я весь день гоняю на велике по городу.
Мама трет подбородок, обдумывая эту информацию.
Я могла бы подбросить Эс Джей к вам домой. Познакомишь меня со своей мамой?
Лив-или-Ливви бросает на меня взгляд.
Я к вам подъеду. Вы же скоро будете дома?
Ну пожалуй, отвечает мама с усталостью в голосе. Минут через двадцать.
Тогда увидимся! Лив-или-Ливви хватает банку со сливками и отправляется на кассу.
Мама смотрит ей вслед.
Похоже, я попала в ловушку.
Тебе обязательно было называть ее «дорогая»?
Мама фыркает и закатывает глаза.
Мы хватаем огромную упаковку какашечных билетиков и идем к кассе.
Очереди нет, и мы сразу подходим к кассиру. Нас обслуживает девушка ненамного старше меня. У нее рыжие волосы и светлая фарфоровая кожа. Я всегда смотрю на кожу других людей.
Она пробивает наши покупки.
Как прошел ваш день? Что-то в голосе кассирши подсказывает мне, что она не может не задать вопрос.
В хлопотах, отвечает мама. Прекрасная погода, не правда ли?
Девушка кивает с улыбкой. Затем она смотрит на меня, потом еще раз. Я беру какие-то конфеты из кучи мелочевки у кассы и притворяюсь, что читаю этикетку. Девушка пробивает еще несколько товаров. Наконец любопытство берет верх.
Это вы так обгорели или у вас настолько чувствительная кожа?
Вот так. Прямо здесь. Сложно было удержаться.
Новая Я хочет спросить: «Это у вас словесный понос или такая невероятная грубость?» Но Старая Я еще сильна. Привычки, которым следовал всю жизнь, сложно изменить. Я прячусь за волосами.
Мама хватает продукты, запихивая их в сумки с рвением паникера, закупающегося перед концом света.
Моя дочь страдает от сильной экземы.
О боже. Приехали. Заберите меня отсюда. Сейчас же.
С этим не так просто жить, знаете ли.
Мам! Это обязательно?!
К вашему сведению, это называется хронический атопический дерматит, продолжает мама, не обращая на меня внимания. Это кожное заболевание. Расстройство аутоиммунного характера. Ужасная, жестокая болезнь. Слышали что-нибудь об этом?
Девушка мотает головой. На ее лице выражение: «Боже мой, леди. Простите, что спросила».
Ее вины в этом нет, продолжает разглагольствовать мама. Это не психосоматика. Это по-настоящему. И она очень расстраивается, когда кто-то указывает на это.
Мам
Я еще не закончила! Она поворачивается обратно к девушке. Я водила ее к бесчисленному количеству докторов. Ее осматривали больше врачей, чем платьев у вас в шкафу, юная леди.
Когда моя мама в ударе, ее не остановить. Она как заезженная пластинка, которую никто не выключит. Мама собирается рассказать кассиру историю моей жизни и не видит для этого никаких препятствий. Скоро по всему городу разлетится новость: «Познакомьтесь с новым местным фриком Эс Джей». Круто для создания новой себя.
Мама продолжает:
Я испробовала всё, что только возможно: лосьоны, рецепты врачей, домашние средства. Ничего не помогает. Ничего. Мы сошли с ума, стараясь понять, в чём причина. Домашние животные, трава, пыльца, еда это может быть что угодно! Как, черт возьми, нам знать то, что даже врачам неизвестно?
Девушка поднимает руку, подзывая старшую по смене.
Мне нужно в уборную. Она даже не стала ждать, пока ее кто-то сменит. Просто оставила нас у кассы.
Как только девушка оказалась вне зоны слышимости, я взрываюсь:
Мам! Ты серьезно?!
Мама закрывает лицо руками.
Я знаю. Я опять это сделала.
Ты могла просто сказать, что я обгорела на солнце. Мы обычно так всем и говорим. Это намного проще, чем объяснять всё это!
Я просто Я устала от вопросов, Саманта. Они как будто думают, что я плохая мать. Будто я не обращаю на это внимания Не знаю, почему мне пришло в голову, что переезд в другой город станет
Я останавливаю ее:
Мам, я привыкла к этому. Всё в порядке.
Но на самом деле я никогда не привыкну. Я это ненавижу. Ненавижу свою кожу. И больше всего ненавижу себя за то, что никак не могу на это повлиять.
Нет, не в порядке, Саманта. Нечестно, когда люди заставляют тебя чувствовать себя не такой, как все.
Я не утруждаюсь объяснениями, что это она заставляет меня чувствовать себя не такой, как все.
Хватаю сумку с продуктами.
Давай отнесем это домой. Девочка, с которой мы разговаривали, может быть, уже ждет. Я бы хотела поехать с ней покататься.
Женщина средних лет с жесткими седыми волосами и табличкой с именем «Рита» занимает место за кассой. У Риты в карман фартука засунуто два с лишним десятка ручек. Я хочу спросить ее зачем, но она заводит тот же сценарий, что и девушка до нее:
Здравствуйте! Как прошел ваш день?
Мама сжимает губы и продолжает паковать продукты.
День был совершенно потрясающий, говорю я. Спасибо, что спросили, Рита!
Она смотрит на меня и громко и протяжно свистит.
Бог ты мой! Кто-то провел слишком много времени на солнце? И забыл нанести защитный крем?
Мама выглядит так, будто вот-вот взорвется. Я смеюсь.