Наконец мигнул желтый свет, потом зеленыйи мы помчались дальше.
Вот осталось три дома, потом два. И вдруг я услышал, как ревет Томка.
На этот раз ее плач показался мне музыкой.
Жива! Раз еще плачетзначит, жива!
Наконец вот онанаша калитка. Распахиваю ее и вижу: висит наша Томка на вишне. За сучок сарафаном зацепилась и болтается в двух метрах от земли. Не утерпела, видно, и слазила-таки на дерево за вишнями.
Подбежал я к Томке, снял ее с дерева.
А тут и Павлик с Мишей прибежали, а за ними Ритаусталая, запыхавшаяся.
Вот вам, капитаны, ваша бедовая Томка, сказал я и поставил ее на землю.
Томка успокоилась и сразу ясе заворчала:
Все из-за этого противного сарафана. Говорила бабушкедай розовое платье
Ты уж помалкивай, сказал я Томке. Радуйся, что крепким оказался сарафан-то. Если бы не оншлепнулась бы на землю.
6
Наконец настал долгожданный день. Мишка надел новую синюю матроску.
Потом долго стоял перед зеркалом, примерял бескозырку и старался надеть ее, как моряки, немного на лоб.
Ну, как, папка, похож я на матроса?
Похож, похож, успокоил я его.
Рита, Павлик и Томка ждали нас во дворе под вишней. Сели мы все в автобус и поехали в порт. Ребятишки сразу же прилипли к автобусным окнам. В синем небе звенели птицы. Море стучалось в гранитные стены набережной.
На башне возле входа в морской вокзал мы увидели большие часы. Мишка посмотрел на них внимательно, пошептал что-то себе под нос и громко объявил:
Восемь часов утра, вот.
У причала стоял белый теплоход. Он так сверкал на солнце, что на него больно было смотреть.
Виктор встретил нас возле трапа.
Сначала я должен представиться девочкам, улыбнулся он и взглянул на Риту.
Рита смутилась, но все же положила в большую загорелую руку Виктора свою маленькую пухлую ладошку.
Ну, вот а я ведь тоже девочка, завертелась возле них Томка.
А! Это и есть, наверное, бессменный капитан фанерного корабля! засмеялся Виктор и посадил Томку себе на плечо.
Победоносно глядя сверху вниз, Томка поплыла над нами важная, сияющая.
На теплоходе все интересно, как в сказке. Чего только здесь нет.
Мы ходили в кино, перелистывали журналы в библиотеке. Купили цветных карандашей в промтоварном киоске, завтракали в ресторане и даже купались в бассейне.
Команда была в восторге. А Виктор показывал все новые чудеса.
В каюте Виктора мы увидели волшебную стрелку под стеклом. Она тревожно вздрагивала, но смотрела все время в одну сторону.
Это компас! Он север показывает, важно объяснил Мишка.
В машинном отделении Виктор подвел ребят к двигателю:
Смотрите, капитаны, это и есть сердце нашего теплохода.
В иллюминаторах синело море. Солнце трогало огромные послушные машины. Готовые к далекому плаванию, они сдержанно вздрагивали, чутко прислушиваясь к гудкам и сигналам.
Незаметно пролетели три часа. И когда я сказал, что пора собираться домой, Мишка заволновался.
А как же в матросы? спросил он. Дядя Виктор еще не показывал меня капитану
Виктор сокрушенно покачал головой.
Да, брат, о главном-то мы с тобой забыли А сейчас капитану не до нас. К отплытию готовится.
Мишка помрачнел.
Ну да ты не расстраивайся! потрепал его Виктор по плечу. Как-нибудь в другой раз. Лет через десять придешь. Тогда уж наверняка возьмут тебя матросом. До свиданья, дорогие гости. Мне пора заступать на вахту, а вамна берег. Смотрите, не зевайте, а то увезем в Сочи.
Попрощался он со всеми за руку и поднялся на капитанский мостик.
Уходить с теплохода никому не хотелось.
Мишка совсем приуныл, а Томка решила хоть напоследок покомандовать.
А ну-ка, подбери сейчас же, что бросил! крикнула она проходившему мимо белобрысому мальчишке.
Мальчишка обернулся, погрозил Томке кулаком, но бумажку от конфеты все же поднял.
И тут неожиданно прогудел третий гудок. Это значит, что теплоход уже отправляется. Я-то думал, что у нас есть еще время, а мои часы, оказывается, отстали на десять минут!
Бросились мы скорее к трапу.
У выхода столпилось много народу. Мы с трудом протиснулись. Только успели сбежать по трапуи его убрали.
Теплоход вздрогнул и стал медленно отчаливать от пристани.
Оглядел я свою команду и вдруг похолодел. Томка, Рита и Павлик здесь, а моего Мишки нет.
Где же Мишка? спросил я растерянно.
Мои капитаны оторвали взгляд от теплохода и испуганно посмотрели друг на друга.
Он все время с нами был сказал Павлик.
Ой, а вдруг он в воду упал или на пароходе остался? ужаснулась Томка.
У меня и руки опустились. Вокруг нас уже собиралась толпа.
Какие-то сердобольные женщины взялись караулить Павлика, Риту и Томку, а я что есть духу помчался в спасательную команду.
Там меня успокоили.
Не может быть, чтобы мальчик упал в море. Его бы заметили. Но вы не волнуйтесь! У нас и водолазы есть. Дно сейчас осмотрим, проверим
Побежал я в детскую комнату милиции. Там уже знали о случившемся. Дежурный быстро записал Мишкины приметы. На теплоход послали радиограмму.
Послушайте, идите-ка домой да отдохните, сказал мне дежурный. На вас лица нет, а мальчика мы отыщем!
Вернулись мы домой, присели на скамью под вишней. Рита, Павлик и Томка молчат. Они сидят здесь, рядом, а моего Мишки нет с нами Где он? Что с ним случилось?
В синем небе по-прежнему звенят птицы, а у нас во дворе тихо, потому что некому теперь петь веселые песни
Совсем грустно мне стало. Вскочил я со скамейки и принялся ходить по дворуот калитки к дому и обратно
Томка и Павлик убежали на улицу. А Рита все ходит за мной и тихо спрашивает:
Дядя Володя, может, я вишен вам нарву?
Но вот во двор влетели Павлик и Томка.
Тетенька несет телеграмму! Она уже за углом, радостно кричали они.
Я бросился на улицу. Девушка еще издали помахала мне синим листком телеграммы.
Черные буквы на узкой белой ленте прыгали и смеялись вместе со мной.
ПОЛНЫЙ ПОРЯДОК. МИШУТКА С НАМИ. ВЕРНЕМСЯ ПОСЛЕЗАВТРА. КРЕПКО ЦЕЛУЕМ. ВИКТОР. МИША.
Когда я снова увидел Мишку, мне показалось, будто мы были с ним в разлуке целую вечность.
Мишка первым делом открыл жестяную коробку и высыпал передо мной все свои сокровища.
Вот посмотри, папка, вот удивись! осторожно протянул он мне засушенную стрекозу.
Кроме стрекозы, в коробке лежали маленькие круглые камешки, собранные в Сочи, семена, добытые из кипарисовой шишки, белые лепестки магнолий, крошечная электрическая лампочка, подаренная Мишке радистом с теплохода, и много других ценных вещиц.
А Виктор тем временем рассказывал:
Понимаешь? Прибегает ко мне радист. Сует твою телеграмму. Я сразу догадался, в чем дело, и говорю ему: «Ну, Паша, поднимай все вверх дном, а мальчишку найди!»
Он под козырек.
Есть, говорит, перевернуть все вверх дном!
И начал «переворачивать».
Пять раз объявление давалне видал ли кто мальчика в синей матроске и белой бескозырке с надписью «Герой».
Потом зашел в кубрик, показал телеграмму ребятам. Те стали искать. Все-все осмотрелине нашли. И вдругздравствуйте, пожалуйста! Какой-то белобрысый мальчуган тащит твоего Мишку из библиотеки.
А он идти не хочет. Упирается, плачет!
Ну, вот еще обиделся Мишка. Я вовсе не плакал. Это я так просто, чтобы он меня отпустил.
Виктор взъерошил и без того растрепанные Мишкины волосы и продолжал:
Оказывается, он под столом в библиотеке спрятался. Это чтобы матросом остаться, понимаешь?
Я засмеялся, схватил Мишку на руки и крепко прижал к себе.
Он исподлобья глянул на меня светло-карими глазами и сказал:
Смотри, папка, ты мне еще стрекозу сломаешь!
7
Есть у нас с Мишкой одно любимое местечко, куда мы приходим только вдвоем.
Там, где кончается парк и начинается море, где крутой обрывистый берег обступают старые-престарые липы с корявыми потрескавшимися стволами, нашли мы однажды небольшую зеленую скамью.
Пожалуй, сразу и не скажешь, почему так полюбилась нам эта скамья.
Может быть, потому, что ее трудно заметить среди пышных кустов желтой акации, сирени и жасмина. А скорее всего потому, что стоит она у самого синего моря и отсюда открывается безбрежный простор.
Море совсем близко. Оно лежит внизу, под обрывом, и приветствует нас шумом прибоя.
Синими волнами подкатывается оно к нам поближе, с грохотом разбивает их о скалистый берег и обдает нас брызгами соленой воды.
Как-то раз под вечер, подошел ко мне Мишка и сказал:
Пойдем, папка, посидим у самого синего моря?
Ну что ж, пойдем, согласился я.
Когда проходили мимо школы, Мишка остановился у витых железных ворот и вот уже в который раз удивленно спросил:
А правда, папка, что вы с мамой учились в этой самой школе?
Ну, конечно, правда.
Мишка долго стоял возле школы, заглядывал в сад, и я, ожидая, пока он насмотрится, присел на теплые серые камни школьной ограды.
Он тут же вскарабкался ко мне на колени, обнял за шею, заглянул в глаза и попросил:
Расскажи что-нибудь про маму
Я прижал его к себе:
А ты что, соскучился?
Ой, папка, соскучился
А что ж рассказывать Она ведь все равно забыла нас и ничего не пишет, сказал я.
Напишет, папка! Обязательно напишет, горячо заступился за Лену Мишка и, подумав немного, добавил:А ты все равно расскажи, пусть даже и не напишет
Я посмотрел на Мишку и улыбнулся: такие же как у Лены, карие глаза, смешной курносый нос, такие же русые растрепанные волосы. И как я люблю их обоих!
Смотри, папка, встрепенулся вдруг Мишка, вон та тетенька идет, что на почте работает.
Девушка тоже заметила нас и приветливо махнула рукой.
A-а люди, ждущие письма от Лены, здравствуйте! Бегите на почту. Там кое-что есть для вас.
Да неужели правда? обрадовались мы и побежали на почту.
Ну вот! Я же говорил, что мама нас помнит! ликовал Мишка.
На почте были два письма и посылка. Письма от Лены и посылкатоже.
Дома Мишка терпеливо ждал, пока я распечатывал и читал письма.
Одно было написано для меня, другоедля Мишки. Он долго разглядывал крупные печатные буквы и все просил, чтобы я читал ему снова и снова.
А писала Лена о том, что вернулась уже с экспедицией в Москву, но приехать к нам все равно не сможет, потому что работы у нее хватит на целый месяц.
В конце Мишкиного письма Лена приписала:
«Дорогие мои мальчишки, если бы вы приехали домойэто было бы чудесно! Я страшно соскучилась о вас».
Перечитали мы несколько раз эти строчки и решили «Надо ехать».
Отпуск мой кончается через неделюи Лену мы здесь уже не дождемся.
А раз так, то завтра покупаем билеты, а послезавтрапрощай море!
Мишка спрятал свое письмо в жестяную коробку, где хранились его сокровища.
Оба конверта Мишка сначала надул, а потом звонко хлопнул ими. Раздались два громких выстрелабах, бах!
После этого мы стали распечатывать посылку.
В ней были конфеты, печенье, пастила. А на самом дненебольшой сверток с надписью: «Для Мишутки».
Развернулиа там новые желтые скрипучие сандалии.
Вот это да! обрадовался Мишка. У меня теперь их двое будет!
Я засмеялся:
Помнит и любит нас, оказывается, Лена. Писал я ей, что ты износил сандалии, а она тут же позаботиласьприслала.
Надел Мишка самые новые сандалии и говорит:
А все-таки давай, папка, сходим к морю. А то мы шли, шлида так и не дошли.
На юге темнеет неожиданно и быстро.
Мы еще только подходили к нашей любимой скамье, а уже на землю опустились сумерки.
И сразу все изменилось вокруг.
Кусты жасмина казались теперь гуще, а старые липы словно поднялись еще выше и еще теснее столпились у скамьи.
Море стихло, задумалось.
Сбежали мы с Мишкой по обрывистому склону, зачерпнули полные пригоршни душистой теплой воды и подбросили ее высоко вверх.
Разлетелись в разные стороны светящиеся брызги и рассыпались в сумерках таинственными зеленоватыми искрами.
Мишка радостно засмеялся и посмотрел в сторону моря.
Там, недалеко от берега, чернеет на фоне синего неба высокий гранитный утес. И на самой вершине его стоит памятник, над которым неугасимо горит яркое голубоватое пламя.
Мишка знает, что это огонь вечной славы. Знает, что он горит всегдаи ночью и днем.
Папа, ты обещал мне рассказать про огонь
Я задумался, вспоминая.
Если хочешь, Мишук, я расскажу тебе обо всем сразуи о маме, и о себе, и о том, почему горит огонь вечной славы.
Хочу, папка, хочу! обрадовался Мишка.
Поднялись мы к нашей скамье, Мишка опять взобрался ко мне на колени, и я начал рассказывать.
Тебе вот скоро семь. А нам с Леной по двенадцать было, когда началась последняя война.
Я думал тогда, что войнаэто одни только геройские поступки. Всем нам, мальчишкам, очень тогда нравилось играть в казаки-разбойники и в войну. И мы не знали, что на самом деле она такая страшная.
Каждый день и каждую ночь фашистские самолеты прилетали бомбить наш город.
Мы сидели в подвалах и слушали, как свистят в воздухе тяжелые фугасные бомбы.
Сначала я совсем ничего не боялся и даже удирал из подвала, чтобы посмотреть, что делается наверху.
А фашистские бомбы изо дня в день разрушали наш город.
От больших домов оставались только разбитые кирпичные коробки. Они смотрели на прохожих страшными провалами окон и дверей.
Даже деревьяи те сгорели от зажигательных бомб. Наш дом сгорел тожеи нам пришлось жить в подвале. А потом наступило самое худшее: фашисты стали подходить к городу.
Мужчины ушли в горы партизанить. А стариков, женщин и детей усадили в товарные вагоны, чтобы увезти подальше от фашистовна восток.
Мы с Леной очутились в одном вагоне.
Поезд наш быстро мчался вперед, а в воздухе над нами то и дело кружились вражеские самолеты, вооруженные пулеметами и бомбами.
Но советские краснозвездные истребители отгоняли их прочь.
И вот на одной станции бомба все же попала в наш поезд.
Рядом с нами стоял еще один эшелон. Он вез на фронт снаряды.
Мне хорошо запомнился один веселый паренек-красноармеец. Он стоял с винтовкой на открытой платформеохранял снаряды.
На соседней платформе тоже были красноармейцы. Там стояли две зенитки, накрытые брезентовыми чехлами.
Когда началась бомбежка, красноармейцы быстро сбросили чехлы с зениток и стали стрелять по фашистским самолетам.
Красноармеец, стоявший на посту, старался тоже попасть в самолет из винтовки.
Я видел, как один вражеский самолет выпустил длинный хвост густого черного дыма, потом вспыхнул весь и камнем грохнулся на землю.
Но вдруг зажигательная бомба угодила в вагон со снарядами. Вагон загорелся, и снаряды стали взрываться.
Тогда часовой крикнул нам, чтобы мы бежали скорее подальше от поезда, потому что сейчас взорвется весь эшелон. Сам он не уходил с поста и продолжал стрелять по самолетам.
Люди выскочили из вагонов и побежали в поле. Тяжелые спелые колосья ржи хлестали нас по лицу.
Мы бежали рядомя и Лена. За нами бежали наши мамы.
А вокруг свистели и тюкались о землю пули.
Над нами коршунами вились самолеты с фашистскими знаками на крыльях и расстреливали из пулеметов бегущих людей.
Вдруг я увидал прямо над своей головой большой фашистский знак. Словно огромный черный паук, закрыл он собою почти все небо.
Я испугался и оглянулся на маму. В ту же секунду над нами раздался пронзительный свист.
Больше я ничего не помню, потому что упал и потерял сознание.
Когда я очнулся, возле меня сидела лишь испуганная, заплаканная Лена.
В том месте, по которому только что бежали наши мамы, зияла огромная черная яма.
Долго потом ползали мы с Леной по ямеискали. Лена плакала и все звала:
Мамочка, мама, где же ты, моя мамочка?..
Я нашел кусочек пестрой косынки, которую носила ее мама. А от моей мамы не осталось даже этого
Мишка всхлипнул и всем телом прижался ко мне.
А дальше что? прошептал он.
А дальше Мы и не заметили, как наступила ночь. Просидели всю ночь во ржи, а утром пошли на станцию. Пришлиа там ничего уже нет. Поезд наш и эшелон со снарядами сгорели Людей погибло много.