Небесная глинаСергей Николаевич Синякин
Возвращение в пилигримыВместо предисловия
Пора возвращаться.
Дни рождения перестали быть праздниками, они больше похожи на вехи, которыми обозначен путь на погост. Думается, что невероятный циник, назвавший жизнь затяжным прыжком из материнского чрева в могилу, был прав. И бесполезно дергать вытяжное кольцо, предопределено, что однажды парашют не раскроется. Напрасно он оттягивал плечи. Правда, большинство из живущих на Земле людей, догадываясь о его бесполезности, все-таки не решается избавиться от этого парашюта, называемого верой. Сайгак, которого гонят браконьеры по калмыцкой степи, резонно полагает, что его могут выручить только крепкие быстрые ноги, потому и бежит вперед. Пойманная рыба будет биться о наждачный песок отмели, пока не доберется до воды. А человек цепляется за веруа вдруг? Вдруг все не всерьез и смерть лишь барьер, который отделяет невидимое завтра от надоедливого вчера и усталого сегодня.
Смешно.
Приходит время, когда начинаешь осознавать, что торопиться не стоило. Маленький мальчик, который мечтал вырасти и обрести самостоятельность, где ты? Ты уже понял, что у этой гонки нет победителя, скорее, выигрывает тот, кто последним приходит к финишу.
Куда мы торопились?
Пора остановиться. Остановиться и оглядеться. Увидеть росу на траве, услышать, как лезут из земли грибы, похожие на инопланетные корабли, услышать, как поскрипывает на поворотах вокруг Солнца сама Земля, выпить свое вино из желтых одуванчиков и речной прохлады, поднять голову и увидеть в черной пустоте звезды.
Спешить больше некуда.
Гонка завершена, победители ушли в могилы. Остается только не спеша пройти последние метры дистанции, внимательно вглядываясь в лица зрителей и запоминая их лучше, нежели это делает фотоаппарат, а потом опустить голову и увидеть, как гаревую дорожку пересекает неторопливый муравей.
Некуда спешить.
Незачем рвать сухожилия и аортыгонка за счастьем завершена.
Если загробной жизни нетторопиться не надо. Если она существует, спешить тем более не стоит. Иди медленно, чтобы запомнить и унести с собой улыбку женщины, счастливый плач родившегося ребенка, ласку любимой, азарт канатоходца, впервые шагнувшего на покачивающийся в небе трос, горделивую шею лошади, пасущейся у ночной реки, спелость земляники, прячущейся в луговой траве, ночные шорохи и радугу. Собирай все, что составляло твою жизнь в этом мире, оно останется воспоминанием в темном будущем, куда ты неотвратимо идешь.
Будь пилигримом, пылящим по бесконечным пространствам Земли. Слушай и запоминайземные радости не даются дважды. Слушай и запоминаймир живет только для тебя и ради тебя, он навсегда исчезнет с твоей смертью.
Живи и странствуй.
Во всем есть свой тайный смыслесть он в ноздреватом камне на обочине дороги, в медных пятаках карасей лениво сверкающих боками в темной воде, в сладких колосках луговой травы, в пустоте выцветших от жары небес, в рябиновой ветке, оранжево горящей на декабрьском снегу. Есть свой смысл в ночном костре у реки и в лунной дорожке, что бежит по успокоившейся воде, в лукавых улыбках встреченных тобой женщин, в ночных спорах на кухне и прочитанных книгах, в выпитой с друзьями водке, в твоих выросших детях, которые тоже уже куда-то спешат.
Вперединеизбежное. Свернуть невозможно, и ты это прекрасно знаешь.
Будь пилигримом.
А это значит, что надо остановиться и хотя бы ненадолго вернуться назад.
Говорят, Велимир Хлебников прожив день, бросал в мешок камень. Если день был удачным и счастливым, в мешок падал белый камешек; день оказывался неудачным и пасмурнымместо в мешке занимал черный камень. Хлебников хотел в конце жизни посчитать камни и узнатьсчастливо он прожил свою жизнь или нет. Постоянно он терял этот мешок и заводил новый. Не так ли поступает каждый из нас?
И все-таки
Хочется заглянуть в мешок своей памяти и посчитать хранящиеся в нем камни.
А смерть Что смерть? Пока ты есть, она для тебя ничего не значит, когда она, наконец, приходит за тобой, тебя уже нет. Остается лишь короткий твой след на длинной дороге. Но виден он будет недолговетер времени заметает пылью лет абсолютно все следы.
«Облакам не хочется покоя»
Облакам не хочется покоя.
Небо отцвело.
Замерли три дома над рекою
Бывшее село.
А когда-то здесь людей хватало,
Но пришла пора
Перестали строить, и не стало
Звуков топора.
Пруд зарос,
где в детстве мы таскали
Ленных карасей.
Здесь, у пруда, мы гоняли стаи
Уток и гусей.
На бугре кресты стоят косые,
Время все смело.
Уплывает в прошлое Россия
И мое село.
Лесом вдруг покажется в потемках
Ставший диким сад.
Чтобы сохранить себя в потомках,
Посмотри назад.
Апрель 2004 г.
«Солнце встанет, а нас не станет»
Солнце встанет, а нас не станет.
Впрочем, ему-то какое дело
До поля, украшенного крестами,
До лиц, запачканных смертным мелом,
До наших лиц, что возносятся в небо,
До наших тел в рыжей глине потерь.
Ему все равнобыл ты, не был,
И где окажешься ты теперь.
Бог круто замесит ржавую глину,
Ком подбросит в своей руке.
И будет медведь ломать малину,
И будет рыба играть в реке.
А мы поплывем над бывшим домом,
Медленно тая, как соль земли.
Живя, мы сделали, что смогли
Небесной глины мы стали комом.
Июнь 2012 г.
«Давай с тобой вернемся в старый дом»
Давай с тобой вернемся в старый дом,
Где пол скрипуч и беспокойны тени,
Где вечными мышами пахнут сени,
Где будущее видится с трудом.
Где пыль на стопке старых книг лежит,
Где светел луч, пробившийся снаружи,
Где моль над желтым абажуром кружит,
Где паутинка на окне дрожит.
Где печь не топлена уже который год,
И где известкой выбелены стены.
Где двери помнят встречи и измены,
Где жил наш род
Чернеет перекошенный забор,
Спит огород, не тронутый лопатой.
И тополиный пух летит, как вата,
К подножию небесных белых гор.
11 марта 2004 г.
Лыжники
1
Оставим след, оставим странный след
На белой простыне шального поля,
Где волки беспокойно ищут волю,
Где ежится задумчивый рассвет.
Лыжня! Лыжня! И мы с тобой бежим,
Глотаем жадной глоткой вольный воздух.
Хотелось бы, пока еще не поздно,
Сбежать от разъедающей нас лжи.
На теле проступает тайный пот,
А мы бежим, и снег хрустит под нами.
И зарево зари встает, как знамя,
Как рана, что уже не заживет.
2
Оставим след, оставим странный след
Посереди разорванной России.
Мы наши идеалы износили,
Как одеяло или теплый плед.
Ах, вечный спор! О, этот вечный спор
О том, как жить, о том, что будет с нами.
Полк, потерявший в одночасье знамя,
Расформируют за его позор.
Но мы живем. И что нам идеалы?
Мы наплевали на своих отцов.
Где небосвод по-зимнему свинцов,
Мы просто свора лыжников усталых.
И мы плывем по снегув никуда.
Мы предали, но нас уже простили.
И белым полем стала вдруг Россия.
Но скоро не останется следа
От нас, от нас. Расклад пошел такой.
Рассветв утиль. Горят одни закаты.
Конечно, братцы, все мы виноваты.
Ну, что поделать, коль расклад такой.
Оставим след. Мы свой оставим след
Посереди разорванной России.
Мы уступили не уму, но силе,
Хотя и оправдания нам нет.
Над нами жадно зарево цветет,
За нами фосфор белоснежной пыли.
Ну что сказать? Конечно, все мы были.
И лыжи режут наста колкий лед.
Мылыжники, летящие в метель.
Мы жили так нелепо, бестолково.
Вот если бы опять, вернееснова
Но ждет нас в доме теплая постель,
Врач, шприц. палаты кафельные льды,
Толпа родных, застывшая у гроба.
А дальшебесконечная дорога
И снег, что заметает все следы.
22 февраля8 марта 2004 г.
«Мы начинали жить. Деревня уже умирала»
Мы начинали жить. Деревня уже умирала.
В маленькой школе, где крышки изрезанных парт,
Мы доставали ручки из деревянных пеналов.
Шестидесятые годы, и на дворемарт.
Старые велосипеды. Пруд, где мы все купались.
Киноплощадка летняя, где бушевал Геракл.
Шаткий Дом пионеров. Первый народный танец.
И бесконечность споров, и неизбежность драк.
Поле аэродрома с нашим футбольным полем.
Ночью над ним открывалось небо, полное звезд.
Яблоки и арбузы мы воровали вволю,
И не скрывали смеха, и не скрывали слез.
Время сплошных затмений, мы все не понимали
То, что приходит время взрослых глупых забот.
Мы обещали многое, только тогда не знали
Лету не переходят, даже узнавши брод.
Темному отраженью зеркало знает цену.
Радостная охотачтобы на взлете, влет!
Поздно играть в героев и выходить на сцену
Слышишь? Играют Шопена, даже не зная нот.
Маленькие наполеоны лягут, скрестивши руки.
В желтых спокойных пальцах тающая свеча.
Кончилось все на свете. Кончились все науки.
Черный пиджак помятый, словно с чужого плеча.
Кто-то, кто все придумал, кто-то, кто все запомнил,
Тряпкой махнул небрежно, взял и картину стер:
Поле, а в полекони.
Ночь, а в ночикостер.
14 января 2004 г.
«Ты не грусти, что мир уже не тот»
Наталье Беляновой
Ты не грусти, что мир уже не тот.
Тот мир ушел, а мы с тобой остались.
Ты помнишь, в детстве мы с тобой ругались.
Обнимемся тесней, растопим лед.
На смену прежнему пришел зубастый век.
Бедней друзьями и богаче верой.
Не оценить его вчерашней мерой,
Нельзя ведь взвесить прошлогодний снег!
Все позади, ну, как там ни крути.
А все-таки как весело нам было.
Любили мы, а сколько нас любило
На суматошном жизненном пути!
Страстями жили мы. Какой в том грех?
Страшнее жить рассудком в полной мере.
Ведь жизньвсегда утраты и потери.
Надежней нет в столетье нашем вех.
Век двадцать первый, плотоядно скалясь,
Доел страну и доедает жизнь.
Сестренка! Не грусти, а улыбнись
Наш мир ушел, но мы пока остались.
10 декабря 2013 г.
«И вишни в цвету, и город в дыму»
И вишни в цвету, и город в дыму,
И наших фантазий печальный пепел,
Наверное, облик грядущего светел,
Но только не тянет меня к нему.
А мне бы пожить на земле сейчас,
А мне бы смотреть на людей и кошек,
Кормить воробьев обедом из крошек
И видеть бусины жадных глаз.
А мне бы с друзьями пить вино,
А мне бы бродить по лугам зеленым,
Прибить скворечник над веткой клена,
Кому там житьне все ль равно?
Февраль 2010 г.
«Тихий дворик, где играют в домино»
Тихий дворик, где играют в домино,
Пьют в кустах дешевое вино,
Где в песочнице играет детвора,
И ограда потемневшая стара.
Где влюбляются уже в двенадцать лет,
Где встречают полупьяными рассвет.
Там беседка сохранила звук гитар,
Тихий шепот обнимающихся пар.
Я спросил себя: «Послушай ты, старик!
Для чего ты в этом дворике возник?
Время речка, куда дважды не войти,
Зря старалсятвое детство не найти».
Август 2010 г.
Осень
Лесная речка похожа на вену земли.
Далекий бор ощетинился, словно еж.
Ты небеса своим недоверьем не зли,
Возьмут и обрушат они ледяной дождь.
На берегу теряет листву ветла.
У мастерской ржавеет забытый плуг.
Все-таки осень, время не для тепла.
Грачи, как грузины, собрались лететь на юг.
Туман по утру умело бинтует степь.
А дятел из леса упрямо морзянку шлет.
Корова не хочет покинуть свою клеть.
Синицы у лужи не могут пробить лед.
И журавли печально кричат с небес.
Увидят ли завтра они свой дом?
А на холме стоит одинокий крест,
И месяц его бодает крутым лбом.
На теплую печь спешит одинокий кот.
Вздыхает во сне уставший от лая пёс.
Лишь старый Стрелец пытается сбить влет
Ленивую стайку поднявшихся в небо звёзд.
2004 г.
«Застыли в небе облака»
Застыли в небе облака,
В снегах деревня и река,
И видно сквозь прозрачный лед
теченья вязкий черный мед.
Морозный хруст. И санный след.
И дым из труб. И бересклет.
И дробный дятел за рекой
Печально светел мой покой.
1998 г.
«Как трепетно горит в ночи»
Как трепетно горит в ночи
огарок тающей свечи,
снежинки бьются о стекло,
как будто просятся в тепло,
и тыодин.
Что говорить? Все так Все так.
Один умен, другойдурак,
но есть единство тьмы и света,
как жаль, что понимаешь это,
лишь став седым.
Дурак без умного устанет,
без дураков тоскливей станет,
и день когда-нибудь настанет
уже без нас.
А мы уляжемся, как строчки,
разделят нас надгробий точки,
и станут жить в альбомах дочек
портреты
в профиль
и анфас.
1995 г.
«Стоял горшок с водой. Черствела корка хлеба»
Стоял горшок с водой. Черствела корка хлеба.
Боль в распятых крылах мешала взвиться в небо.
А стражник на часах вздыхал, звенел мечом,
И делал вид, что стража ни при чем.
Вот так всегда. Вокруг виновных нет.
Небес земных из клетки виден свет.
Опять вздыхает стражник на часах.
Опять огонь в светильнике зачах.
Стоит горшок с водой.
Черствеет корка хлеба.
И за решеткой голубеет небо.
Но боль живет в изломанных плечах
Как память о беззлобных палачах.
У них работарвать с людей крыла,
Чтобы земля им мачехой была.
Чтоб не манило их в шальной полет.
А дальше
как уж Бог иль черт пошлет
2014 г.
«Весна на реке ломает вчерашний лед»
Весна на реке ломает вчерашний лед,
Луч солнца немного теплее блеснул.
А Иван Петрович вторую неделю пьет,
И ему плевать на весну.
Ему сказали: рак, мол, уже не помочь.
Пора собираться увидеть загробный свет.
Был мрачен сын. Рыдала в приемной дочь.
А жены у Ивана Петровича просто нет.
Блестят у стены бутылок пустых бока,
Собутыльник улегся, обнявши сломанный стул.
И Иван Петрович, он тоже не умер пока,
Пока он всего лишь уснул.
Он просто спит, в подушку пьяно дыша,
И видит во сне отца и счастливую мать,
И жеребенком сонным вздрагивает душа,
Которой тоже не хочется умирать.
И снится Ивану Петровичумаленький он,
И он здоров, и рядом отец и мать,
И что не высох кудрявый зеленый клен,
В тени которого он любил играть.
Иван Петрович хрипит беспокойно во сне,
Иван Петрович плачет от этого сна.
А за окном зима уступает грядущей весне.
И лезет в окно распустившейся веткой весна.
Апрель 2004 г.
«Вот и придёт тот час»
Вот и придёт тот час.
Сердце биться устанет,
Вздрогнет и тихо станет.
Завтрауже без нас.
Выстрелкак птице влет.
Тронешькак сладко липко.
Будут играть на скрипке
Завтра уже без нот
Стрелкаслепой палач
жизни бегущей эхо.
Плач, повторенный смехом.
Смех, превращенный в плач.
Август 2002 г.
«Как он мне надоел»
Как он мне надоел
городской суматошливый круг,