«Я родился 19 декабря 1914 года в маленькой деревушке недалеко от Лейпцига в Саксонии. В первые годы моей жизни мой отец, который служил пехотинцем, сражался во Франции в годы Первой мировой войны. Моя мать, сестра и я жили на ферме, и моя сестра была на год старше меня. После войны для нас наступили трудные времена, как и для всех остальных. Когда мой отец вернулся, он начал собственное дело строил дома для фермеров. Чудовищная инфляция и безработица больно ударили по нам. Но мы выдержали, и я поступил на службу в армию, а мой отец продолжал свое дело до начала Второй мировой войны. Я проучился 9 лет в государственной школе, а потом поступил в гимназию Королевы Каролы в Лейпциге, которую можно считать аналогом института. Я проучился там до Пасхи 1934 года. Мы изучали латынь, греческий, английский.
Мне было 16 лет, когда я начал посещать авиабазы возле Лейпцига, в том числе Дессау, где фирма «Юнкерс» создавала свои знаменитые самолеты. Я старался выучиться всему. Все мои друзья хотели стать пилотами, и большинство поступило в клубы планеристов, но я не стал этого делать. Всех нас учили этому позднее, прежде чем пересадить на настоящие самолеты. Меня очень интересовали пионеры авиации, вроде Линдберга, и я хотел стать похожим на них.
За год до окончания гимназии летом 1933 года я попытался поступить в один из учебных центров для гражданских пилотов, но безуспешно. Тогда еще не было академии ВВС, так как после Великой войны Германии было запрещено иметь военную авиацию. Однако я решил схитрить, чтобы оказаться на месте, когда в Германии будут созданы ВВС, и для этого мне посоветовали поступить служить на флот.
В апреле 1934 года я начал свою военную карьеру в качестве кадета ВМФ, а моим соседом в казарме оказался кадет Йоханнес Штайнхоф. В ноябре 1935 года меня перевели в люфтваффе, и в Людвигслюсте меня начали учить летать, причем снова вместе со Штайнхофом. Тогда мы с ним сошлись еще ближе. Мы попали в школу повышенной летной подготовки и обучения истребителей. Там мы столкнулись с такими людьми, как Герберт Илефельд, Вальтер Эзау, Йозеф Приллер, Гейнц Бэр, Адольф Галланд и многими другими. Я решил, что все будет нормально, однако попал в две серьезные аварии.
Еще молодым лейтенантом я летал в истребительной группе в Бернбурге на старом биплане Не-51. Во время учебного полета мы столкнулись с плотным низовым туманом, из-за нехватки топлива я был вынужден нырнуть в него и врезался в здание. Самолет был полностью разрушен, а я получил небольшое повреждение левого глаза, которое вывело меня из строя на три месяца. По случайному совпадению в то время с нами в качестве инженера служил Адольф Галланд, и через два дня он разбил точно такой же самолет в точно таких же условиях.
В это время началось формирование боевых эскадр. Каждая эскадра состояла из трех групп, иногда из четырех. Каждая группа имела три эскадрильи или штаффеля, от 13 до 15 самолетов. Наша эскадра была аналогом группы в американских или английских ВВС.
Моя вторая авария случилась два года спустя, когда я совершал свой первый полет на Ме-109Е после обучения на Ме-109D. Это произошло в Бернбурге. На модели Е был установлен более мощный мотор «Даймлер-Бенц», и я осознал это как-то слишком неожиданно у меня подломились шасси во время рулежки. Это было не слишком хорошее начало.
Мы провели полгода в Бернбурге и еще шесть месяцев в Бад-Айблинге чуть южнее Мюнхена, потом меня вместе с моей истребительной группой в середине марта 1938 года перебросили в Вену. Бад-Айблинг был чудесным местом, а моей эскадрильей командовал Ханнес Траутлофт. Это было как раз перед тем, как его и Галланда перевели в Легион «Кондор». С нами снова оказались Штайнхоф и Приллер. Мы служили в Венской истребительной группе I./JG-138. Меня назначили адъютантом группы. Во время Польской кампании группа получила номер I./JG-76. Затем в апреле 1940 года номер поменяли еще раз на II./JG-54, как раз перед самым началом наступления во Франции.
Мы прикрывали в качестве воздушного эскорта Ju-52/3m, на котором летал Адольф Гитлер. В Асперне нас слили с австрийской эскадрой JG-2 и разделили на две группы. Одна осталась в Вене, вторая вернулась в Бад-Айблинг. На этот раз меня назначили адъютантом венской группы, которая входила в состав ZG-76 до начала Второй мировой войны. 1 апреля 1939 года я стал командиром истребительной эскадрильи 1(J) /ZG-76, которая состояла, в основном, из австрийцев. Я получил звание обер-лейтенанта, и, как командира эскадрильи, меня стали называть штаффель-капитаном. Летчики были великолепными и прекрасно обученными.
Как раз перед началом войны нашу группу перебросили в Верхнюю Силезию к северо-востоку от Бреслау, который поляки теперь называли Вроцлавом. За первые два дня войны мы даже не увидели ни одного вражеского самолета, но на третий день, когда я летел в составе звена из 4 самолетов, мы получили по радио сообщение, что польские бомбардировщики атаковали немецкие войска.
Мы прилетели в указанный район и увидели три PZL P-23, и я немедленно атаковал центральный самолет. Однако я сделал это совершено по-детски, и прежде чем я успел открыть огонь, польский стрелок меткой очередью разбил мне мотор. Кабину наполнил дым, вынудив меня сбросить фонарь и совершить вынужденную посадку на ничейной земле. Я побежал прочь, чтобы укрыться в небольшой рощице, потом подошли наши и забрали меня. Так я получил свой первый урок: «Подумай перед тем, как начать атаку, используй голову, а не мышцы». Меня сбивали семь раз за время войны, но я ни разу не пользовался парашютом. Мне также повезло в том, что я ни разу не был серьезно ранен.
Свою первую победу я одержал 12 мая 1940 года во время Французской кампании, на третий день после начала наступления. Мы взлетели со своей базы в районе Трира на реке Мозель. Мы патрулировали в районе Седана звеном из 4 самолетов. Здесь мы встретили двухмоторный легкий разведчик «Потез-63». Я должен был атаковать первым, за мной следовали трое остальных. Я дал очередь, и из левого мотора повалил дым.
Отлично, «потез» сел на брюхо, экипаж выскочил из машины, но рядом были наши солдаты. Однако мы хотели увидеть, как самолет сгорит, поэтому когда летчики отбежали подальше, мы обстреляли самолет и подожгли его. Мы расстреляли весь боекомплект по этому подранку. Судя по всему, в этот день я забыл свой собственный совет «Используй голову», потому что нас внезапно атаковали 9 французских истребителей «Кертисс Р-36» (Р-75А). Нам оставалось лишь дать полный газ и поскорее удрать на свою базу.
Это было, разумеется, глупо, однако не только возраст, но и боевой опыт требуется, чтобы научиться летать. Да, война во Франции продолжалась только до июня, но над Дюнкерком мы впервые столкнулись с английскими «спитфайрами». Мы должны были прикрывать наши войска, которые захватывали мосты и обеспечивали дороги для наших танков. Последовали тяжелые воздушные бои. Я потерял двух пилотов первые потери моей эскадрильи не добившись никаких успехов. Мы также приобрели ценный опыт, который заставил нас в дальнейших боях со «спитфайрами» вести себя очень осторожно.
Мой второй бой со «спитфайрами» произошел севернее Руана, где мы увидели большую группу английских истребителей, летевших в строю, который мы называли «идиотской змейкой» каждый следующий самолет летел чуть сзади и чуть ниже ведущего, качаясь взад и вперед. Я пошел в атаку на «спитфайр», который счел последним, но другой прострелил мне радиатор, который был самой уязвимой деталью Ме-109. Я был вынужден садиться, когда у меня заклинило мотор.
После окончания Французской кампании мы в течение месяца базировались возле Амстердама, прикрывая нефтеперегонные заводы. 8 августа 1940 года, ровно за пять дней до «Адлертага» (операции люфтваффе по уничтожению Королевских ВВС), нас перевели на аэродром подскока чуть южнее Кале. Мы все еще были 1(J)/ZG-76, однако нас подчинили JG-2, и мы летали над Англией до 30 ноября 1940 года. Бои над Ла-Маншем были особенно упорными, и мы потеряли многих пилотов. Часто это происходило из-за приказов, отданных Герингом. Он хотел, чтобы истребители оставались с бомбардировщиками, чтобы отгонять британские истребители. Но происходило прямо противоположное.
«Харрикейны» охотились за «дорнье» и «юнкерсами», но в особенности за «штуками», а «спитфайры» связывали нас боем. Единственным способом остаться в живых было нарушить глупый приказ. Некоторые командиры, такие как Макс Ибель и Галланд, игнорировали приказы, и их пилоты добились больших успехов. Королевские ВВС были укомплектованы высокопрофессиональными пилотами, и пара боев запомнилась мне, как самые упорные дуэли один на один за всю войну.
Первую стычку я помню прекрасно. В июле 1940 года мое звено (Schwarm) летело на 2000 метров выше строя Do-17. Мы увидели «харрикейны», набирающие высоту для атаки, и «спитфайры», поднимающиеся навстречу нам. Я приказал двум моим пилотам заняться «харрикейнами». Я со своим ведомым, которого мы называли Rottenflieger, повернули навстречу четырем «спитфайрам». Переворотом мы атаковали их. Я обстрелял одного, и он задымился, «спитфайр», которого атаковал мой ведомый, взорвался. Остальные два проскочили между нами и развернулись, чтобы атаковать. Но мы пошли вверх, используя скорость пикирования для набора высоты.
Я оглянулся и увидел «спитфайр» всего в 20 метрах позади себя. Я также увидел вспышки пулеметов. Я увидел, как трассы пролетели мимо моей кабины, и услышал несколько шлепков, но затем мой ведомый сбил его. Затем он в свою очередь был сбит «спитфайром». Я сумел отвернуть и сам сбил «спитфайр», который сбил моего ведомого. Все это выглядит довольно запутанно, но таков воздушный бой. Мои два летчика, которые были сбиты, опустились на парашютах в Ла-Манш, однако их вскоре подобрали. У меня была одна подтвержденная победа, одна вероятная и один подбитый. Четыре «харрикейна» были сбиты и два были повреждены. В моем истребителе оказался десяток дырок, впрочем, серьезных повреждений он не получил, хотя мотор заглох, а шасси не выпускалось. Я совершил идеальную посадку на брюхо.
В середине августа по приказу из Берлина было восстановлено единое командование всеми истребительными частями. В это время командиром JG-54 был назначен Ханнес Траутлофт, а эскадра получила название «Грюнхерц» «Зеленое сердце». Траутлофт был родом из Тюрингии, которую называли «Зеленым сердцем Германии», потому он и выбрал такую эмблему. В июле 1940 года я стал командиром группы II./JG-54, поэтому я прекрасно знал Траутлофта и высоко его ценил.
Чтобы получить Рыцарский крест, я, как командир группы, должен был одержать не менее 15 побед. Но по мере хода войны это требование изменялось. Я уже получил Железные кресты 1-го и 2-го классов. После шестнадцатой победы (6 в Битве за Францию и 10 в Битве за Англию) я получил Рыцарский крест. Я был очень горд, что стал первым пилотом JG-54, получившим эту награду. Мне пришлось ехать к командному поезду рейхсмаршала Германа Геринга, который тогда стоял возле Бовэ. Вместе со мной был добрый друг и отличный летчик-истребитель Йозеф Приллер, которого мы называли Фипс или Пипс. Приллер закончил войну, имея 101 победу, причем все время сражался против западных союзников. В это время он был командиром эскадрильи в JG-26 «Шлагетер» вместе с Галландом и другими. Он также был награжден Рыцарским крестом.
В 1940 году Геринг был большим, живым и любопытным человеком, которого интересовали детали боев, то, что мы думали о противнике и новых моделях наших самолетов. Но со временем все это поменялось, он стал сонным и ленивым, его не интересовало ничто, кроме собственной персоны. Он стал объектом шуток летчиков-истребителей, причем кое-кто говорил ему все это прямо в лицо. Но когда я получал Рыцарский крест, он задал много интересных и детальных вопросов. Я мог видеть, что он стремится узнать новое о войне в воздухе от пилотов, с которыми разговаривает. Мое первое впечатление о Геринге было позитивным, но позднее оно переменилось. Если честно, я его просто возненавидел.
Я покинул Ла-Манш 30 ноября 1940 года, когда JG-54 отправилась назад в северную Германию. Затем я вернулся во Францию. Нам тербовались большие пополнения в личном составе и новые самолеты, так как наши потери оказались высокими. Потом мы снова вернулись в Германию. Пилоты и наземный состав отправились в отпуска, и на этот раз я женился. Я счел это испытанием на новом поле боя.
Во второй половине января 1941 года нас послали в Ле Ман и Шербур на северо-западе Франции, но там мы пробыли, пока в апреле 1941 года не началась война с Югославией. Мы не встретили вражеских самолетов. Нашей задачей была штурмовка наземных целей и разведка, что было совершенно неинтересно для летчика-истребителя. Однако я слышал от летчиков, что они столкнулись с парой «мессершмиттов», пилотируемых противником. Перед войной Германия продала несколько самолетов старой модели Ме-109Е-3. Они не имели протектированных баков и бронеспинки сиденья, а потому стали легкой добычей.
После разгрома Югославии мы передали наши истребители частям, продолжавшим бои в Греции и на Крите. II./JG-54 поездом отправилась на авиабазу Штольп Рейц на северо-востоке Германии, где мы получили Ме-109F. Я получил звание капитана и стал командиром группы. Мне подчинялись отличные летчики, такие, как Ханс Филипп. Это был герой, как и Вальтер Новотны, который позднее получил Бриллианты.
До того, как принять JG-52, я вместе с JG-54 более года сражался под Ленинградом с момента вторжения в Россию 22 июня 1941 года до 1 октября 1942 года, когда я получил звание майора и принял новую эскадру у Губертуса фон Бонина на южном участке фронта. Там я снова встретил Штайнхофа, увидел Крупински и Ралля и многих других летчиков, ставших великими асами. Немного позднее к нам присоединился Эрих Хартман. Штайнхоф, Граф, Ралль и Крупински служили в JG-52 во время битв за Францию и Англию. Там также был Илефельд. Он и Штайнхоф рассказали мне о Марселе, с которым служили. Ну а затем Марсель стал знаменитостью, наверное, самым известным пилотом Германии.
Я бы назвал Ленинградский фронт довольно спокойным, так как нам не приходилось мотаться с одной базы на другую, чтобы решать оперативные задачи. Однако на юге война развивалась динамично. Сначала мы перелетели из Харькова в район Сталинграда, затем в предгорья Кавказа и к Черному морю. Моя база находилась возле Каспийского моря. Мы были чем-то вроде пожарной бригады, так как фронт быстро двигался взад и вперед, и нас ждали в любом месте, где начинало полыхать. Мы должны были тушить пожары. За два года службы командиром JG-52 мы переменили 47 различных аэродромов.
Между боями с англичанами и русскими имелась большая разница. Я думаю, первой и самой главной вещью был психологический фактор. Англичане были честным народом и действовали согласно правилам войны в рамках Женевской и Гаагской конвенций, особенно в плане обращения с пленными, взаимодействия с международной организаций Красного Креста и так далее. Но в войне с Советами ты никогда не знал, останешься ли в живых, если тебя собьют за линией фронта. История показала, что русские не соблюдают никаких правил и даже не намерены по-человечески обращаться с чужими солдатами.
Да, следует добавить, что опытные русские летчики, которые были хорошо подготовлены в мирное время, погибли в первые три месяца войны. Те, кто остался, летали на устаревших самолетах, таких как СБ-2 Туполева, который мы называли «Бомбардировщиком Мартин», ДБ-3 Ильюшина, а также на старых истребителях Поликарпова И-15 и И-16. Они вообще не использовали никакой тактики. Далее, русским не хватало летной подготовки и боевого опыта, которые англичане приобрели в первые месяцы войны. Русские не могли выдержать затяжного маневренного боя «собачьей свалки» в отличие от англичан. Однако позднее в ходе войны появилось новое поколение русских пилотов, летающих на прекрасных самолетах русских конструкторов. Лучшие русские пилоты были сведены в гвардейские полки, которые сбили много немецких самолетов.
Из моей тысячи с лишним вылетов я могу достаточно четко вспомнить лишь несколько встреч с русскими пилотами. Наиболее яркими в памяти остаются бои с гвардейцами. На юге мы обычно летали большими группами. Мы держали в воздухе до 50 Ме-109 из двух групп, чтобы перехватывать русские бомбардировщики, пытавшиеся атаковать наши войска. Мы столкнулись с соединением из примерно 20 бомбардировщиков и 50 истребителей. Мы сменили группу FW-190, которые первыми атаковали бомбардировщики. Теперь нашей задачей было атаковать их на обратном пути к базе.
Я повел свою эскадрилью прямо на звено Яков, а чуть позже далеко внизу мы увидели большое число ЛагГГов и Пе-2, направляющиеся на восток. Бой получился просто невероятным. Буквально через пару минут вниз падал десяток вражеских самолетов, по всему небу мелькали парашюты. Я сбил одного, и пилот выпрыгнул, но в него тут же врезался ведомый. Пропеллер разорвал тело на куски, и ведомому тоже пришлось выпрыгивать. Теперь уже мне пришлось отворачивать, чтобы не врезаться в человека, как сделал и Крупински, державшийся слева от меня.