4. Никогда прежде не случалось, чтобы русское войско полностью погибло в степи.
5. Случаи пленения русских князей степняками имели место: в 1215 г. попал в плен к половцам сын Всеволода Большое Гнездо переяславский князь Владимир, в 1235 г. киевский князь Владимир Рюрикович; на Калке монголы пленили трех князей, в т. ч. киевского князя Мстислава Романовича. Но до 1185 г. известен только один факт такого рода: в 1154 г. половцами был захвачен Святослав Всеволодич, будущий киевский князь и один из героев «Слова о полку Игореве»; однако это случилось во время не похода в степь, а междоусобной войны, дело происходило на русской территории близ Переяславля, и Святослав был сразу же выкуплен своим дядей Изяславом Давыдовичем, чьими союзниками выступали половцы. Таким образом, в 1185 г. впервые русские князья попали в плен к половцам на их территории, в результате русско-половецкого столкновения, и при этом захвачено было сразу четыре князя.
6. Уникальным фактом является побег князя из половецкого плена.
Таким образом, события 1185 г. включают в себя шесть уникальных фактов. В совокупности они не только содержали «мифологический заряд», позволивший автору «Слова» изобразить Игореву эпопею как картину гибели и воскресения мира, но давали небывалую доселе возможность осмысления в рамках христианской морали: грех (сопровождаемый отвержением Божья знамения) Господня карапокаяниепрощение. Такое осмысление прослеживается во всех трех произведениях, посвященных событиям 1185 г.
В повести Лаврентьевской летописи оно занимает почти половину текста (с особым упором на грех гордыни, послуживший, по мнению автора повести, стимулом для сепаратного похода): «Здумаша Олгови внуци на половци, занеже бяху не ходили томь лѣтѣ со всею князьею, но сами поидоша о собѣ, рекуще: Мы есмы ци не князи же? Такы же собѣ хвалы добудем! и стояща на вежах 3 дни веселяся, а рекуще: Братья наша ходили с Святославомъ великим князем и билися с ними зря на Переяславль, а они сами к ним пришли, а в землю ихъ не смѣли по них ити, а мы в земли их есмы, а самѣхъ избили, а жены их полонены и дѣти у насъ; а нонѣ поидемъ по них за Донъ и до конця избьемъ ихъ; оже ны будет ту побѣда, идем по них и луку моря, гдѣ же не ходили ни дѣди наши, а возмем до конца свою славу и чть. А не вѣдуще Божья строенья Наши же, видѣвше ихъ (объединенные силы половцев. А.Г.) и ужасающася и величанья своего отпадоша, не вѣдуще глаголемаго пророкомъ: Нѣсть человеку мудрости, ни есть мужства, ни есть думы противу Господеви И побежени быша наши гнѣвом Божьимъ от наших не бысть кто и вѣсть принеса за наше согрѣшенье. Гдѣ бо бяше в нас радость, нонѣ же въздыханье и плачь распространися. Исаия бо пророкъ глаголеть: Господи, в печали помянухом тя, и прочая И по малых днѣхъ ускочи Игорь князь у половець; не оставить бо Господь праведного в руку грѣшничю, очи бо Господни на боящаяся его, а уши его в молитву ихъ. Гониша по нем и не обрѣтоша, яко же и Саулъ гони Давыда, но Богъ избави и, тако и сего Богъ избави из руку поганых Се же и здѣяся грѣх ради наших, зане умножишася грѣси наши и неправды. Богъ бо казнить рабы своя напастьми различьнымиогнемъ и водою и ратью и иными различными казньми, хрестьянину бо многими напастьми внити въ царство небесное. Согрѣшихом казними есмы, яко створихом, тако и прияхом; но кажет ны добрѣ Господь нашь, но да никтоже можеть рещи, яко ненавидит нас Богъне буди такого! Тако любить, яко же възлюбилъ е, и страсть приять нас ради, да ны избавит от неприязни». Концовка повести (от слов «Се же и здѣяся») содержит христианское осмысление эпопеи Игоря в концентрированном виде.
Повесть Ипатьевской летописи кратко говорит о прегрешении Игоря («не воздержавше уности отвориша ворота на Русьскую землю»сетует на Игоря и Всеволода киевский князь Святослав), содержит рассуждение о казнях Божьих («И се Богъ казня ны грѣхъ ради нашихъ, наведе на ны поганыя не аки милуя ихъ, но нась казня и обращая ны к покаянью, да быхом ся востягнули от злыхъ своих дѣлъ, и самъ казнить ны нахожениемь поганыхъ, да некли смиривошеся воспомянемься от злаго пути»). Но главное внимание здесь уделяется покаянию Игоря. На поле боя он произносит длинную покаянную речь, в которой трактует поражение как Божье наказание за свои грехи, в первую очередь за взятие русского города Глебова, и заканчивает выражением надежды на Божью милость: «Но владыко Господи Боже мои, не отригни мене до конца, но яко воля твоя, Господи, тако и милость намъ, рабомъ твоими». Рассказывая о жизни Игоря в плену, летописец вкладывает в его уста еще одно покаяние: «Азъ по достоянью моему восприяхъ побѣду от повеления твоего, владыко Господи, а не поганьская дерзость обломи силу рабъ твоихъ; не жаль ми есть за свою злобу прияти нужьная вся, их же есмь приялъ азъ».
В «Слове» Игорь осуждается за сепаратные действия устами Святослава Киевского: «О моя сыновча, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себѣ славы искати. Нъ нечестно одолѣсте, нечестно бо кровь поганую пролиясте Нъ рекосте: Мужаимѣся сами: преднюю славу сами похитимъ, а заднюю си сами подѣлимъ!». Тема же покаяния в поэме приобретает иные масштабы: по мнению автора «Слова», необходимо покаяние не одного Игоря, а всех русских князей, погрязших в усобицах. Кроме того, в «Слове» можно усмотреть параллели с евангельской притчей о блудном сыне, в которой наличествует та же последовательность событий: грехнаказаниепокаяниепрощение.
Таким образом, далеко не случайным является тот факт, что именно события 1185 г. послужили поводом к созданию наиболее выдающегося произведения русской литературы домонгольского периода. Эти события не были незначительным, «тривиальным» эпизодом: они носили уникальный характер, а развитие их фабулы явилось для относительно недавно христианизированной страны ярким примером проявления воли Бога. Отсюдасильное воздействие Игоревой эпопеи на современников и небывалый отклик на нее в общественной мысли.
Однако степень воздействия события на современников далеко не всегда адекватна яркости его восприятия потомками. В последующие времена события 1185 г. не привлекали общественного внимания. Повести о них в летописных сводах XIII и последующих веков просто переписывались, новых их редакций не возникло. «Слово о полку Игореве» не имело богатой рукописной традиции. Лишь в конце XIV в. автор «Задонщины» воспользовался им как источником, творчески переработав его текст для описания победы над Мамаем на Куликовом поле. При этом он отталкивался от своеобразно понятого противопоставления в «Слове» прежних и нынешних времен: эпоха «первых князей» была расценена как славная, эпоха Игорякак печальная; в противовес этому в «Задонщине» печальному времени нашествия XIII в. противопоставлялось славное время Куликовской победы. Можно полагать, что на фоне бурных событий XIII столетия происшедшее в 1185 г. стало выглядеть тем, чем оно было, если смотреть с чисто политической точки зрения, эпизодом в борьбе со степью, не идущим ни в какое сравнение с монгольскими нашествиями.
С другой стороны, можно назвать события, воздействие которых на людей русского средневековья возрастало по мере их удаления во времени.
Гибель в 1015 г. в ходе междоусобной борьбы младших сыновей Владимира Святославича Бориса и Глеба не привела тотчас к возникновению их почитания как первых русских святых. Сами обстоятельства гибели братьев не вполне ясны и порождают в историографии противоречивые версии. Создание культа Бориса и Глеба прослеживается с середины XI в. и получает развитие при сыновьях и внуках Ярослава Мудрого. Это было связано в первую очередь с потребностями политического и культурного развития страны.
В период единовластного правления Ярослава (10361054 гг.) набирает силу тенденция к превращению Руси в христианскую державу, подобную Византии. Христианская держава должна иметь своих святых. К этому времени относится крещение останков погибших в междоусобицах 70-х гг. X в. дядьев ЯрославаЯрополка и Олега, начало прославления Владимира как крестителя Руси, «нового Константина» (Иларион в «Слове о Законе и Благодати»). Создание культа Бориса и Глеба как невинно убиенных христиан шло в этом русле. Литературные произведения, созданные о них во второй половине XIначале XII в. («Чтение о Борисе и Глебе», Летописная повесть, «Сказание о Борисе и Глебе»), получили широкое распространение и оказали влияние на многие позднейшие памятники житийного (и не только) жанра.
Куликовская битва 1380 г. является одним из знаковых событий русского (великорусского) общественного сознания вплоть до наших дней. Между тем и ее реальное политическое значение, и воздействие на современников были несколько скромнее, чем отклик потомков.
Победа великого князя московского и владимирского Дмитрия Ивановича на Куликовом поле не означала свержения власти Орды, т. к. противником Дмитрия выступал не хан («царь» по тогдашней русской терминологии), а Мамай, к династии Чингизидов не принадлежавший и правивший западной частью Золотой Орды от лица ханов-марионеток. После прихода к власти в конце 1380 г. «законного» правителя Тохтамыша русские князья признали его верховенство. Поход хана на Москву 1382 г. имел целью не восстановить «иго», а заставить Дмитрия Донского выполнять вассальные обязательства (выплату дани в первую очередь) фактически. Суверенитет ханов Золотой Орды над Русью не подвергался сомнению вплоть до 70-х гг. XV в. Сдвиг, происшедший в конце правления Дмитрияпризнание великого княжения владимирского «отчиной» московских князей, был результатом не только и даже не столько Куликовской победы, сколько конфликта с Тохтамышем, который закончился отнюдь не капитуляцией великого князя, а обоюдовыгодным соглашением (в 1383 г.)
На современников победа на Куликовом полеполный разгром ордынского войска на ордынской территориипроизвела, несомненно, большое впечатление. Вскоре после события, скорее всего еще до похода Тохтамыша, была создана «Задонщина», поэтическое произведение, воспевавшее победу. Но после событий 1382 г. долгое время прославление Куликовской битвы было относительно скромным. Летописный рассказ о битве на Дону, содержавшийся в Троицкой летописи 1408 г., не превышает по объему рассказ о битве на Воже 1378 г., событии несомненно менее значительном, и вдвое короче рассказа о конфликте с Тохтамышем 1382 г.
Всплеск интереса к Куликовской битве происходит в конце 10-х или в 20-х гг. XV в., когда создается пространная повесть о ней для летописного свода, ставшего протографом Новгородской IV и Софийской I летописей. Она намного объемнее повести Троицкой летописи, содержит немало дополнительных фактических подробностей и отличается гораздо большим пафосом. Высокой степенью прославления характеризуется и сказанное о Куликовской битве в созданном примерно в те же годы «Слове о житии и о преставлении» Дмитрия Донского.
Новый подъем интереса к случившемуся в 1380 г. приходится на последнюю треть XVначало XVI в. В 70-е гг. создаются две новые редакции «Задонщины»Пространная и Краткая. Большое место уделил победе Дмитрия Донского архиепископ Вассиан Рыло в своем «Послании на Угру» 1480 г., имевшем целью подвигнуть Ивана III на активные действия против хана Ахмата. Наконец, в начале XVI столетия создается «Сказание о Мамаевом побоище»наиболее пространное из произведений Куликовского цикла, получившее в последующее время огромную популярность. Всплеск интереса к происшедшему в 1380 г. был связан с решающими событиями освобождения Московского великого княжества от власти Орды. Куликовская битвасамая яркая военная победа Руси над Ордойстала сначала примером для современников в противостоянии Орде нынешней, а затем, после ликвидации ордынского суверенитета, начала восприниматься как самое значительное событие в истории борьбы за освобождение. На фоне конфликтов с Ордой 1472 и 1480 гг. (реально приведших к падению ордынской власти, но не сопровождавшихся крупными сражениями) победа на Дону смотрелась необыкновенно ярко, что и сделало ее «культовым» событием для истории российской государственности.
Глава II
«Дай, Господи милостивый, видѣти ему лице твое в будущий вѣкъ, иже потрудися за Новъгородъ и за всю Русьскую землю».
§ 1.Александр Невскийгерой или коллаборационист?
Александр Невскийодно из тех имен, которые известны каждому в нашем Отечестве. Князь, покрытый воинской славой, удостоившийся литературной повести о своих деяниях вскоре после смерти, признанный святым церковью; человек, чье имя продолжало вдохновлять поколения, жившие много веков спустя: в 1725 г. был учрежден орден святого Александра Невского, а в 1942 г. советский орден Александра Невского (единственный советский орден, названный именем деятеля эпохи русского средневековья). У большинства россиян имя Александр Невский вызывает ассоциацию о образом, созданным в одноименном фильме С. Эйзенштейна Н. Черкасовым.
Александр родился в 1221 г. в Переяславле-Залесском. Его отец, князь Ярослав Всеволодич, был третьим сыном одного из сильнейших русских князей конца XIIначала XIII в. Всеволода Большое Гнездо, сына Юрия Долгорукого, внука Владимира Мономаха. Всеволод (умерший в 1212 г.) владел Северо-Восточной Русью (Владимиро-Суздальской землей). Ярослав (родившийся в 1190 г.) получил от отца Переяславское княжество, составлявшее часть Владимиро-Суздальского. Первой женой Ярослава была внучка Кончака (дочь его сына, Юрия Кончаковича). Около 1213 г. Ярослав женился вторично (умерла ли его первая жена или брак был по каким-либо причинам расторгнутнеизвестно) на Ростиславе-Феодосии, дочери новгородского (позже галицкого) князя Мстислава Мстиславича (в литературе часто именуемого Удалым на основе неверно понятого определения этого князя в сообщении о его смерти как «удатного», т. е. удачливого). В 1216 г. Ярослав со старшим братом Юрием вели неудачную войну против Мстислава, потерпели поражение, и Мстислав отнял у Ярослава свою дочь. Но затем брак Ярослава и Ростиславы был возобновлен (часто встречающееся в литературе утверждение, что Ярослав после 1216 г. женился третьим браком на рязанской княжне, ошибочно), и в начале 1220 г. у них родился первенец Федор, а в мае 1221 г. Александр.
В 1230 г. Ярослав Всеволодич после трудной борьбы с черниговским князем Михаилом Всеволодичем (внуком Святослава Киевского «Слова о полку Игореве») утвердился на княжении в Новгороде Великом. Сам он предпочитал жить в отчинном Переяславле, а в Новгороде оставил княжичей Федора и Александра. В 1233 г. Александр остался старшим из Ярославичей13-летний Федор неожиданно умер накануне своей свадьбы. «И кто не пожалует сего: сватба пристроена, меды изварены, невеста приведена, князи позваны; и бысть в веселия место плач и сетование за грехы наша», писал по этому поводу новгородский летописец.
В 1236 г. Ярослав Всеволодич ушел из Новгорода на княжение в Киев (продолжавший считаться номинальной столицей всей Руси). Александр стал самостоятельным новгородским князем. Именно в Новгороде он находился зимой 12371238 гг., в то время, когда Северо-Восточную Русь постигла катастрофа: полчища Монгольской империи, возглавляемые внуком ее основателя Чингисхана Вату (Батыем), разорили Владимиро-Суздальское княжество. Было взято 14 городов, включая столицуВладимир. В битве с одним из татарских (в Европе, включая Русь, монгольских завоевателей именовали «татарами») отрядов на реке Сити погиб великий князь владимирский Юрий Всеволодам, старший брат Ярослава.
После того как монгольские войска вернулись весной 1238 г. в приволжские степи, Ярослав Всеволодам пришел из Киева в разоренный Владимир и занял главный княжеский стол Северо-Восточной Руси. После этого, в 1239 г., он предпринял энергичные действия по укреплению своего влияния в соседних землях. Ярослав разбил литовские войска, захватившие Смоленск, и посадил здесь союзного себе князя; совершил успешный поход в Южную Русь. В русле этой политики была и договоренность о браке старшего сына Ярослава с дочерью правителя крупного западнорусского центраПолоцка. В 1239 г. состоялась свадьба Александра и дочери полоцкого князя Брячислава. А летом следующего, 1240 года произошло событие, принесшее Александру первую воинскую славу.