Однако совершить эти разоблачения Земмельман не успел, так как его угрозы вызвали быструю реакцию со стороны Москвы. Днем 27 июля 1931 года неизвестный Земмельману человек спокойно вошел в его квартиру и, достав из карманов два пистолета, двумя выстрелами в голову убил хозяина. Молодая жена Земмельмана, услышав выстрелы, подняла крик, однако самого убийства она не видела, поскольку находилась в другой комнате. Прибежавшие в квартиру полицейские увидели молодого человека с двумя пистолетами в руках, который при их появлении бросил оружие и без сопротивления дал себя арестовать.
На первом допросе арестованный назвался Андреем Пикловичем, студентом-медиком, и заявил, что убил Земмельмана по собственной инициативе. Такой же линии поведения советовал ему придерживаться в дальнейшем и посетивший его на следующий день адвокат Натан Коркес. Однако в ходе следствия Пиклович признал, что ему близки идеи анархо-коммунистов, а посему угрозы Земмельмана вызвали у него законное возмущение. На состоявшемся в первых числах марта 1932 года судебном процессе Пиклович признал себя виновным в убийстве, но при этом заявил, «что будет до конца бороться с капиталистическим режимом и что если бы Земмельман остался в живых, то предал бы многих пролетарских борцов».
До и во время суда над Пикловичем по указанию Москвы в западной коммунистической прессе была развернута компания в его защиту, проходившая на фоне инспирированных коммунистами демонстраций в его поддержку. В результате суд присяжных не смог прийти к единому решению (5 присяжныхвиновен, 7не виновен), и Пиклович был оправдан по обвинению в убийстве. Его присудили к штрафу за контрабанду оружия, конфисковали два пистолета и 4 марта 1932 года освободили из-под стражи, обязав немедленно покинуть Австрию.
При этом настоящая личность подсудимого так и не была установлена. На самом же деле Пикловичем назвался Эгон Шпильмам, родившийся в 1903 в Сербии. В начале 20-х годов он приехал в Австрию для продолжения образования, но в 1925 году был выслан из страны за принадлежность к местным коммунистам. После этого он полулегально обосновался во Франции и до 1930 года работал металлургом на заводе, поддерживая тесные связи с КПФ. В 1930 году он выехал в СССР на учебу, где был завербован ОГПУ и направлен в Австрию для ликвидации Земмельмана.
Здесь интересно отметить, что в октябре 1931 года находящийся проездом в Вене перебежчик Г. Агабеков, желая оказать помощь австрийским властям, якобы опознал в Пикловиче своего бывшего коллегу по ИНО ОГПУ И. Шульмана. Шульман, по утверждению Агабекова, был членом РКП(б) с 1918 года, в 1923-24 годах осуществлял под видом дипломатического курьера связь между резидентурами ИНО ОГПУ в Берлине и Лондоне, с 1925 года заведовал спецлабораторией резидентуры ИНО в Италии, а с 1929 года возглавлял в Москве так называемый «черный кабинет», занимавшийся изготовлением фальшивых документов. Более того, Агабеков заявил, что именно Шульман в свое время лично приготовил для него фальшивый персидский паспорт, по которому он легализовался в Стамбуле. Правда, утверждения Агабекова подтверждения не получили, и Пиклович остался для суда Пикловичем. Что же касается Агабекова, то его разоблачения сослужили ему плохую службу.
Операция «Филомена»
Георгий Агабеков, о котором пойдет далее речь, был кадровым сотрудником советской разведки, ставшим невозвращенцем, а позднее и предателем. При этом своей изменой он нанес агентурной сети ИНО ОГПУ огромный ущерб, особенно на Ближнем и Среднем Востоке. Кроме того, в своих опубликованных на Западе мемуарах он подробно рассказал о структуре и методах работы ОГПУ, а также его руководителях, чего до него не делал никто. И поэтому не следует удивляться тому, что вскоре за ним началась настоящая охота.
Георгий Сергеевич Агабеков (настоящая фамилия Арутюнов) родился в 1895 году в Ашхабаде. Перед Первой мировой войной он учился в Ташкентской гимназии, но с началом военных действий в 1914 году был мобилизован в армию и до октября 1916 года воевал на фронте. Потом он был направлен в Ташкентскую школу прапорщиков, после окончания которой служил командиром взвода и переводчиком с турецкого языка при штабе 46-го полка на Румынском фронте. Февральскую революцию Агабеков воспринял с воодушевлением, а сразу же после Октября покинул армию и в марте 1918 года в Одессе вступил в отряд Красной гвардии.
С 1918 по 1920 год Агабеков служил в Красной Армии. Он воевал в Туркестане, где командовал частями Красной гвардии, а затем в Сибири против армии Колчака. Впрочем, существует и противоположная версия, по которой Агабеков якобы служил у Колчака и только в конце 1919 года перешел на сторону красных. Во всяком случае точно известно, что в 1920 году он вступил в ряды РКП(б) (партийный билет 539303) и был назначен командиром батальона войск внутренней службы в Екатеринбурге. В том же году Агабекова переводят в ЧК Екатеринбурга, где он занимает должность помощника уполномоченного по борьбе с контрреволюцией и ведает секретной агентурой, а в 1921 году командируется в Тюменскую губернию, где участвует в подавлении крестьянского восстания в Ялуторовском уезде.
В конце 1921 года, учитывая знание Агабековым турецкого и персидского языков, его переводят в центральный аппарат ВЧК в Москве, в начале следующего годав ЧК Туркестанского фронта, а затем в контрразведывательный отдел ТуркГПУ, где он занимался проблемами Средней Азии и Афганистана. В 1922 году он был направлен в Бухару в качестве начальника агентуры. Там он наладил дело таким образом, что в его руки попал весь разведывательный аппарат бухарского штаба. Кроме того, по собственным утверждениям, он принимал непосредственное участие в деле Энвер-паши. Его активность и способности были замечены руководством ОГПУ. В результате в 1924 году Агабеков был переведен в центральный аппарат ИНО ОГПУ и в апреле того же года направлен в Кабул. В Афганистане он работал под прикрытием должности помощника заведующего бюро печати полпредства, одновременно считаясь уполномоченным советского торгпредства по Кабульскому району.
В конце 1926 года Агабекова назначают резидентом ИНО ОГПУ в Тегеране. Там он добился больших успехов в приобретении шифров и перехвате корреспонденции аккредитованных в Иране консулов иностранных государств. «Английское генеральное консульство в Мешхеде состоит из генерального консула и военного атташе, являющегося одновременно представителем индийского генерального штаба (имеется в виду штаб английских войск в Индииавт.), вспоминал Агабеков. Оба переписываются с британским посланником в Тегеране и с индийским генеральным штабом. Штаб информирует военного атташе о положении на Востоке посредством месячных и шестимесячных сводок. Всю эту переписку мы аккуратно получали и пересылали в ОГПУ в Москву».
Кроме того, Агабеков успешно организует возвращение из Афганистана и Персии беженцев, вербует в качестве агентов русских эмигрантов, подкупает вождей белуджских и курдских племен с целью вооруженного выступления против Англии ввиду предполагаемой войны Великобритании с СССР. Но были у него и провалы. Например, как уже говорилось выше, несмотря на все усилия, ему не удалось задержать и доставить обратно в СССР бежавших в Персию в январе 1928 года бывшего сотрудника секретариата Сталина Б. Бажанова и сексота ОГПУ А. Максимова. Кроме того, имеются данные, что он не отличался нравственной чистоплотностью. Так, в сентябре 1928 года генеральный консул СССР в Хоросане А. Дубсон получил письмо от одного из своих подчиненных О. Бельта, в котором тот обвинил Агабекова в домогательствах к своей жене, которые имели место в Мешхеде в 1926 году. Позднее Агабеков якобы сфальсифицировал телеграмму из Москвы, в которой говорилось о болезни матери жены Бельта, а когда та выехала в СССР, навязался ей в попутчики и в Ашхабаде потребовал развестись с мужем, суля все богатства мира.
Но как бы там ни было, в апреле 1928 года Агабеков возвращается в Москву и назначается начальником сектора по Ближнему и Среднему Востоку ИНО ОГПУ. Здесь необходимо отметить, что назначение на столь высокий пост свидетельствовало о доверии к нему не только со стороны ОГПУ, но и высшего руководства страны. На этой должности он остается до октября 1929 года. А затем его направляют нелегальным резидентом в Турцию на место арестованного за связь с Троцким и позднее расстрелянного Я. Блюмкина. 27 октября 1929 года на пароходе «Чичерин» он прибыл в Стамбул с документами на имя армянского коммерсанта Нерсеса Овсепяна. В сферу будущей деятельности Агабекова, помимо самой Турции, входили Сирия, Палестина и Египет. Кроме того, перед ним стояла задача не только организовать сбор интересующей советскую разведку информации, но и разработать планы антибританской деятельности на Ближнем Востоке.
Но к тому времени, по утверждению самого Агабекова, его отношение к советской власти меняется на 180 градусов.
«Читая в Стамбуле информационные сводки ОГПУ, пишет он, я все более убеждался в том, что народное хозяйство разрушается и гибнет, пока наверху идет драка за власть. В частных письмах мне сообщали, что положение все более ухудшается, что приближается новый, 1931 голодный год. Постепенно становилось ясно, что в создавшемся положении виноваты не отдельные личности, но вся система управления. Зрела мысль о борьбе с руководителями преступной политики. Ехать обратно в СССР и начать там открыто выступатьэто значило в лучшем случае сесть куда-нибудь в концентрационный лагерь. Я решил ехать на Запад».
В конце концов осенью 1929 года Агабеков принимает решение не возвращаться в СССР. А в конце января 1930 года он обращается к английским властям в Стамбуле с просьбой предоставить ему политическое убежище. Явившись к военному атташе британского посольства, он сообщил ему свое настоящее имя и должность и пообещал предоставить всю известную ему информацию о советской разведке. Военный атташе внимательно выслушал Агабекова и пообещал передать его предложения заинтересованным лицам. Выждав несколько недель, Агабеков повторил свое предложение, на этот раз сотруднику английского консульства в Стамбуле Роджерсу, и вновь без особого успеха. И только в мае 1930 года англичане попросили его написать автобиографию, приложив к ней свой послужной список. Агабеков незамедлительно представил требуемые бумаги, в конце которых приписал:
«По причинам личного характера я не намерен возвращаться в Россию. Обращаясь к вам, я снова подтверждаю, что готов выехать в Лондон или в любое другое место, которое вы установите, для окончательных переговоров. Если же в конечном счете выяснится, что вы не заинтересованы в моих услугах, я буду просить только оплатить мне расходы по переезду. Остаюсь в ожидании ответа.
Н. Овсепян».
Тут необходимо остановиться на причинах личного характера, о которых упоминает Агабеков. Дело в том, что все же настоящей причиной предательства Агабекова была, как это не удивительно, любовь. Нелегальный резидент ИНО как мальчишка влюбился в 20-летнюю англичанку Изабел Стритер, у которой брал уроки английского языка.
Роман, начавшийся как легкий флирт, вскоре стал единственным смыслом его жизни. Родители Изабел, пришедшие в ужас от ее выбора, отправили дочь во Францию. Но Агабеков последовал за ней, и ценой предательства добился своегов ноябре 1930 года они поженились. Об этом свидетельствует следующий доклад французского военного атташата в Стамбуле:
«Строго секретно Бухарест. Г-ну полковнику Паллас, французскому военному атташе в Бухаресте.
Агабеков вошел в сношение с машинисткой-стенографисткой английского посольства мисс И. Стритер, на которой женился, сообщив англичанам важные сведения, особенно касающиеся работы Советов в Афганистане.
Начальник секции Бюро военного атташе».
Забегая вперед, скажем, что их бурная любовь вскоре кончилась. В апреле 1936 года они разошлись, и Изабел, вернув себе девичью фамилию, уехала в Англию. В 50-е годы она работала стенографисткой в британском парламенте, а затем в английских посольствах за границей. Умерла Изабел Стритер в возрасте 62 лет 27 ноября 1971 года в Нью-Йорке, где она служила в английской миссии ООН.
Но вернемся к нашему рассказу. Получив от Агабекова требуемые бумаги, англичане так и не могли решить, кто перед нимипровокатор или настоящий перебежчик. Тем временем, как уже говорилось, родители отправили Изабел во Францию. Тогда потерявший голову Агабеков 19 июня 1930 года на пароходе «Тадла» отправляется из Стамбула в Марсель, а оттуда в Париж, где открыто порывает с советской разведкой и делает соответствующие заявления во французской и эмигрантской прессе.
«До настоящего времени работал честно и преданно для Советской России, писал он сразу после бегства в одной из эмигрантских газет Парижа. В последние два года я стал замечать, что революционный энтузиазм в СССР стал переходить среди коммунистических низов в подхалимство и бюрократизм, вырождаясь в заботу о сохранении своих мест и боязни лишиться куска хлеба. Среди коммунистических верхов вопрос о революции свелся к борьбе за портфели.
В то время как эта привилегированная группа варится в собственном соку и, бросая революционные фразы о свободе и пр., на самом деле душит всякое проявление свободыв это время рабочий класс приносит колоссальные материальные и моральные жертвы для осуществления преступно-фантастической пятилетки и физически истребляется, а крестьянство загоняется в колхозы и разоряется дотла, ибо, фактически разрушая индивидуальное хозяйство, сталинское правительство не дает взамен ничего. Результаты этогоперманентный голод в такой аграрной стране как Россия. В области внешней политикилживые революционные призывы к рабочим Запада. Одновременно с провозглашением лозунга освобождение угнетенного Востока сталинское правительство ведет империалистическую политику в Китае, Персии, Афганистане и на всем Ближнем Востоке, что я докажу фактами в своей готовящейся к печати книге.
В области торговли я считаю преступным при наличии фактического голода в России вывоз из СССР продуктов и трату вырученных денег на заполнение карманов совчиновников и поддержку компартий других стран.
С режимом, создающим невыносимую жизнь громадному стопятидесятимиллионному народу СССР и властвующим силой штыков, несознательности армии и неорганизованности классов рабочих и крестьян, я обещаю отныне бороться.
Я имею сотни честных друзей-коммунистов, сотрудников ОГПУ, которые так же мыслят, как и я, но, боясь мести за рубежом СССР, не рискуют совершить то, что делаю я.
Япервый из них, и пусть я послужу примером всем остальным честным моим товарищам, мысль которых еще окончательно не заедена демагогией нынешнего ЦК.
Я зову вас на борьбу за подлинную, реальную, настоящую свободу!»
Став невозвращенцем, Агабеков рассчитывал заработать на жизнь публикацией своих мемуаров. Однако британская газета «Дейли мейл» на предложение о публикации мемуаров ответила: «Без гарантий, что мистер Агабеков не провокатор, мы не можем поставить ни строчки, так как если выйдет скандал с его сенсацией и разоблачениями, то в английском общественном мнении газета может проиграть, и поэтому мы воздерживаемся. Конечно, если у Агабекова есть документы, тогда другое дело».
Впрочем, в сентябре 1930 года мемуары Агабекова под названием «ОГПУ» все-таки были опубликованы в парижской эмигрантской газете «Последние новости». А в 1931 году они вышли отдельной книгой на английском языке в Нью-Йорке и назывались «ОГПУ: русский секретный террор». Вскоре после этого вышел и русский оригинал книги, подготовленный к печати при помощи русских эмигрантов, проживающих в Берлине.
Появление книги Агабекова для очень многих обернулось трагедией. Так, в Иране она вызвала настоящий переполох. Дело закончилось тем, что в июле-августе 1932 года власти арестовали более 400 человек, связанных с советскими спецслужбами. (250 в Тегеране, 130в Хорасане, 50в Западном Азербайджане). Четверо из них были расстреляны, а 27 приговорены к тюремному заключению. А до этого, 1 июля 1931 года, был принят «Закон о наказании лиц, занимающихся деятельностью, направленной против безопасности и независимости страны», наказания по которому предусматривали осуждение на срок от 3 до 15 лет и смертную казнь. Результатом этих действий властей стал разгром в Иране просоветского коммунистического и национально-освободительного движения. Другим важнейшим последствием выхода в свет мемуаров Агабекова стало то, что доверие правящего в то время в Иране Реза-шаха Пехлеви к СССР было подорвано, и с его стороны были приложены немалые усилия к тому, чтобы по возможности в наибольшей степени сократить сотрудничество с Москвой.
Кроме того, за всеми сотрудниками советского полпредства в Иране был установлен жесткий контроль, что очень затрудняло работу резидентур ИНО ОГПУ и Разведупра РККА. И это только в одном Иране. А ведь не следует забывать, что Агабеков сдал всю известную ему агентурную сеть не только в Иране, но и на всем Ближнем Востоке и в Центральной Азии.