Крупные турецкие регулярные части, по словам Федорова, располагались в Софии, Видине и Никополе. Точно указывая пункты концентрации турецких частей, Федоров, тем не менее, завышал их численность. Однако данные, собранные полковником Артамоновым, которыми к тому времени уже располагал штаб армии, более точно отражали действительную численность противника в этих городах. Что касалось Плевны, то там, по словам Федорова, для охраны госпиталя находилась всего лишь рота низама в количестве 150 человек. Для получения свежей информации о перемещениях противника Федоров организовал нечто вроде почты от Плевны до штаба Кавказской бригады в Булгарени.
Таким образом, на основе всей собранной информации и с учетом того, что уже через день-два в Булгарени могли быть передовые части IX корпуса, к исходу 24 июня (6 июля) заявила о себе иная, не предусмотренная расписанием штаба армии, возможность. Достаточно было лишь вновь взглянуть на карту, чтобы убедиться в необходимости скорейшего занятия Плевны. Обладание этим старинным городом являлось ключом к контролю за передвижениями противника с софийского и видинского направлений в восточные и южные районы Болгарии. Теперь уже нахождение в Плевне, как двумя днями ранее в Булгарени, предоставляло Кавказской бригаде лучшие возможности для выполнения ее основной на тот момент задачисвоевременного обнаружения передвижений противника с западных направлений.
Однако у Тутолмина было то самое злосчастное «расписание» «оставаться на Осме». Но события уже следующего дня показали, что это «расписание» безнадежно устарело и срочно требовались инициативные, решительные, а самое главное, быстрые действия.
Думается, это начинал понимать и сам главнокомандующий. Так, утром 24 июня (6 июля) в приказе о движении частей армии на следующий день он указал 35-й пехотной дивизии из селения Овча-Могила (15 км восточнее Булгарени) выдвинуть, «если нужно, авангард на р. Осму для поддержания Кавказской бригады». Подобной фразой великий князь явно предоставлял Тутолмину возможности для инициативных действий в пространстве между реками Осмой и Видом.
«Расписание» расписанием, но надо учесть и то, что, согласно стратегическому замыслу кампании, часть IX корпуса после обеспечения правого фланга армии, имея в авангарде Кавказскую бригаду, должна была двинуться «в горы через Ловчу». Это прекрасно знал Тутолмин. Следовательно, именно со стратегических позиций к плевненско-ловченскому направлению должно было быть приковано все внимание командира Кавказской бригады. А «оставаясь на Осме», реально контролировать это направление было практически невозможно.
25 июня (7 июля) один из разъездов Кубанского полка привел на бивуак бригады «несколько жителей и купцов города Плевны». Узнав о присутствии русских в Булгарени, они пришли с просьбой послать в Плевну отряд для охраны города от набегов башибузуков. При этом «ходоки» единогласно утверждали, «что Плевна охраняется слабой ротой низама, находящейся при госпитале». Позднее это известие подтвердил и разъезд 30-го Донского полка, высланный от Передового отряда для поддержания связи с Кавказской бригадой и побывавший в Плевне 26 июня (8 июля). По словам командира этого разъезда есаула Афанасьева, когда его полусотня вошла в Плевну, то турецкая рота без сопротивления сложила оружие, и только появление большого отряда черкесов заставило казаков оставить пленных и отойти на Булгарени.
Но тогда, 25 июня (7 июля), «что мы могли дать болгарам для прочной обороны Плевны?» риторически вопрошал своих оппонентов Тутолмин. Тем не менее на то время он располагал 12 сотнями и 8 трехфунтовыми орудиями.
Тутолмин рассчитывал еще 24 июня (6 июля) войти в контакт с частями IX корпуса, получить новые инструкции от его командующего и «выступить с реки Осмы». На Плевну?..
Утром 25 июня (7 июля) полусотня Кубанского полка, высланная Тутолминым навстречу IX корпусу, встретила его разъездсотню 34-го Донского полка во главе с капитаном Генерального штаба Куммерау. От него Тутолмин получил распоряжение Криденера явиться к нему в Ореше, куда он и прибыл вместе с капитаном Стромиловым в одиннадцать часов вечера.
Криденер сообщил прибывшим, что по распоряжению главнокомандующего Кавказская бригада временно присоединяется к IX корпусу «для усиления его кавалерией». На тот момент корпусную кавалерию составляли два полка9-й Бугский уланский и 9-й Донской казачий.
Выслушав доклад командира Кавказской бригады и ознакомившись с новыми данными, нанесенными на карту капитаном Стромиловым, Криденер, по словам Тутолмина, «остановил свое внимание на Плевне»:
«Занятие Плевны не ускользало у него из вида, так как можно было опасаться, что при движении 9-го корпуса на Никополь турки могут угрожать этому предприятию, прибыв из под Софии или Видина. Следовательно, нам было выгодно занять Плевну».
Но, по мнению Криденера, сил, достаточных для выполнения этой задачи, у IX корпуса на тот момент не было. Не было «даже одной роты», как выразился начальник штаба IX корпуса генерал-майор Н.Ф. Шнитников, «писавший в ту минуту приказание на 26 число». Буквально через два дня он очень пожалеет, что не поддержал Тутолмина.
Вместе с этим «корпусной командир сочувственно отнесся» к просьбе Тутолмина «придать хоть два батальона к Кавказской казачьей бригаде и ими занять Плевну». По воспоминаниям Стромилова, речь шла об одном пехотном батальоне.
А ведь силы для этого были: к вечеру 25 июня (7 июля) головные части 5-й пехотной дивизии IX корпуса уже подошли к Ореше
Как вспоминал Тутолмин, Криденер даже «совершенно был согласен с необходимостью послать хотя два батальона пехоты в Плевну» и сделал на этот счет соответствующие распоряжения. Но
В полдень 26 июня (8 июля) адъютант главнокомандующего полковник А.П. Струков передал генерал-лейтенанту Криденеру устный приказ своего шефа «направиться для овладения крепостью Никополем». В результате Криденер не рискнул выделить Тутолмину просимые им батальоны. Сам же командир Кавказской бригады спустя два года прокомментировал это решение так: после расчета необходимых сил для взятия Никополя «никакая часть не могла быть отделена на Плевну». Никакая?..
После полудня 27 июня (9 июля) в штаб Кавказской бригады болгарин из Плевны доставил известие от Е. Федорова. В нем сообщалось о приближении к Плевне регулярной турецкой пехоты и начале поголовного бегства болгар из города. Подробно расспросив болгарина, Тутолмин направил к Плевне две сотни Владикавказского полка при двух орудиях под командованием подполковника Бибикова. Сотни выступили около пяти вечера и недалеко от селения Радоницы встретили толпу болгар, шедшую из Плевны. Среди беженцев был и Е. Федоров. Он-то и рассказал Бибикову, что около четырех пополудни в Плевну вступил турецкий отряд, прибывший из Никополя.
Численность отряда Федоров определил в шесть таборов пехоты при шести орудиях и несколько сот черкесов. Об услышанном Бибиков доложил своему командиру полковнику фон Левизу и остановился на ночлег в Радонице, всего в пяти километрах от Плевны. Ранним утром следующего дня подполковник рассчитывал двинуться к ее окрестностям. Командир Владикавказского полка полковник фон Левиз оф Менар немедленно передал Тутолмину сообщение Бибикова. Тутолмин действия Бибикова одобрил и поздно вечером 27 июня (9 июля) распорядился направить ему в поддержку оставшиеся две сотни Владикавказского полка.
В тот день, 27 июня (9 июля), Плевна была занята отрядом Атуфа-паши, выступившим из Никополя накануне в восемь вечера. Никопольским гарнизоном командовал Хассан-Хаири-паша. О силах, которыми располагал комендант Никополя, русское командование было хорошо осведомлено. Когда русские войска заняли Тырново, Хассан-паша приказал Атуфу-паше с тремя батальонами, одним эскадроном и четырьмя орудиями (всего около 1800 человек) 26 июня (8 июля) выступить в направлении Плевны, занять город и закрепиться в нем.
Как видим, данные о численности отряда Атуфа-паши, сообщенные подполковнику Бибикову Е. Федоровым и болгарскими беженцами, были завышены. Да это и неудивительно, потому что умелый турецкий лива призвал на помощь все тех же «призраков» войны. Он рассредоточил батальоны к северу и востоку от Плевны и тем самым создал видимость значительности своих сил. Кстати, новый комендант Плевны не побоялся выслать в разведку свой единственный эскадрон, который удалился от города на 16 км. В Никополе же тем временем осталось всего 8 тысяч бойцов.
Выдвижение частей IX корпуса к Никополю началось 28 июня (10 июля). В этот же день в 5 утра штаб Западного отряда получил донесение Тутолмина о том, что накануне, в 16 часов, Плевна была занята турецкой «пехотой и кавалерией с 6 орудиями, отступившими из Никополя». Это донесение невольно наводило на мысль, что турки хотят без боя очистить Никополь. Исходя из этого, генерал Шнитников предложил, что достаточно будет направить для овладения Никополем одну бригаду пехоты с четырьмя батареями. Основные же силы, и прежде всего всю кавалерию, за исключением четырех сотен, он предложил двинуть на Плевну. Но увы! Генерал Криденер решил не изменять своего плана.
Для атаки Никополя было назначено около 17 тысяч пехоты при солидном парке осадных и полевых орудий. И что самое удивительное, эту атаку должны были прикрывать почти 3 тысячи кавалерии! С такими силами Криденер захватил полностью изолированный Никополь. Для Тутолмина при этом не хватило решимости выделить не то что два батальонане дали даже одного! А какую роль эти 800900 пехотинцев могли сыграть тогда под Плевной!..
3 (15) июля части Западного отряда овладели всеми передовыми позициями турок и двумя редутами, господствовавшими над Никополем. А на рассвете 4 (16) июля надобность в штурме отпала сама собойтурецкий гарнизон сложил оружие.
Кто и как остановит русских?
Теперь обратимся к планам и действиям турецкого командования. Главнокомандующим турецкими силами, призванными отразить русское вторжение на Балканы, был назначен сердар-экрем (генералиссимус) Абдул-Керим-паша. Он был человеком преклонных лет, уже не способным даже сидеть на лошади. Тем не менее за ним все еще тянулся шлейф славы победителя сербов. А вот его заместитель Ахмед-Эюб-паша ничем себя не проявил в прошедшей сербской кампании. Назначения эти были проведены военным министром Редифом-пашой, и поэтому руководители Дунайской армии считались его ставленниками.
Система управления и планирования в турецкой армии явно не отличалась стройной отлаженностью и четким разграничением компетенций и ответственности. Огромную, нередко определяющую роль играли неформальные межличностные отношения и восточные традиции «подковерной борьбы», которые порождали, как принято сегодня говорить, нагромождение разнообразных, порой весьма экзотичных «сдержек и противовесов».
Абдул-Керим-паша оказался сильно ограничен в своих действиях. Планы операций он обязан был представлять на утверждение султана через военного министра и принимать в расчет рекомендации военного совета, в котором председательствовал тот же военный министр.
Параллельно с этой процедурой султан сам иногда отдавал приказания командирам отдельных частей, минуя главнокомандующего. По большей части эти приказания основывались на том понимании, которое складывалось в «тайном совете» при особе султана. А лица, заседавшие в разных «советах», далеко не всегда демонстрировали общность интересов и единство устремлений.
Специалисты из Военно-исторической комиссии отмечали, что «при таком отсутствии единоначалия невозможно было, создав известный план действий, провести его далее последовательно и неуклонно», что обрекало турок в основном на пассивно-оборонительные действия.
В османской столице довольно быстро отвергли план кампании, согласно которому войска султана должны были занять Румынию еще до вступления в нее русской армии. Встречное движение турецких сил на левый берег Дуная только бы ускорило генеральное полевое сражение с русскими, вступить в которое турецкой армии пришлось бы вдали от своих баз и крепостей, имея за спиной разливавшийся Дунай. Такой сценарий мог оказаться просто сказочным подарком для русского командования.
Затем на одном из константинопольских «советов» с участием Абдул-Керима-паши было решено:
«Взять во фланг возможное наступление русских западнее четырехугольника турецких крепостей. Нужные для этого силы должны были собраться на линии ПлевнаЛовча; ядром их предполагалась свободная часть войск Османа-паши».
Однако в обращении канцелярии султана к великому визирю от 8 (20) апреля 1877 г. говорилось:
«Так как нельзя удержать всю оборонительную линию Дуная от Мачина до Видина, то с наступлением войны надлежит завлекать неприятеля вглубь страны и там дать ему сражение».
Эти варианты действий явно различались. Но в чем они были схожи, так это в распределении сил по разбросанным придунайским группировкам.
От центра турецких войск шел кратчайший путь к османской столице: линия СистовоТырновобалканские перевалыАдрианополь. Именно это направление и будет призван закрыть переброшенный из Черногории корпус Сулеймана-паши.
Относительно численности русской Дунайской армии и планов ее командования у турок были весьма смутные представления. Когда канцелярия султана потребовала от Абдул-Керима-паши сведений по этим вопросам, то ответ получился «весьма характерный для турецких порядков»: неосведомленность о русской армии главнокомандующий объяснял отсутствием тайных агентов, подготовка которых находилась якобы в компетенции министерства иностранных дел. «Неприятель перешел реку Прут и направился прямо к Галацу» так звучало единственное определенное сообщение в ответе Абдул-Керима-паши. А на то, что основные силы русских будут переправляться у Систова, турецкий главнокомандующий явно не рассчитывал.
Даже после переправы русских корпусов у Систова и движения отряда Гурко к Тырнову Абдул-Керим почти бездействовал, предполагая, что этовсего лишь русская демонстрация! Он уверял военного министра, что «неприятель приложил крайние старания к переправе ниже Рущука и у Никополя. Переправа ниже Рущука будет совершена с целью захватить железную дорогу» (от Рущука до Варны. И.К.). Это, по мнению Абдул-Керима, и препятствовало ему «располагать войска» по своему усмотрению. Упрямое нежелание Абдул-Керима-паши сверять свои соображения с реальной обстановкой отмечал в своих сообщениях подполковник Куксон (Fife Cookson)британский военный агент в Константинополе, командированный послом лордом Лайардом в штаб турецкой Дунайской армии (французским «командировочным» был полковник Торси).
Любопытное совпадение: именно тогда, когда Николай Николаевич, планируя дальнейшее наступление за Балканы, предполагал на левом фланге ограничиться лишь наблюдением за Рущуком, Абдул-Керим-паша готов был оказать русскому главнокомандующему неоценимую услугу своей убежденностью в том, что русские «непременно» намерены обложить Силистрию и Рущук! Первуюсилами Нижнедунайского отряда генерала Циммермана, второйтеми дивизиями, которые переправились у Систова. К сожалению, предложение подобной «услуги» оказалось невостребованным.
Особенно важным было то, что придунайские группировки как в «четырехугольнике крепостей», так и в Никополе и Видине рассматривались командованием турецкой армии прежде всего как оборонительные, а не наступательные структуры. Активно эту позицию отстаивали коменданты Рущука, Силистрии и Шумлы. Они явно не горели желанием покидать хорошо оснащенные крепости в удобной для обороны местности с многочисленным мусульманским населением ради снискания призрачных лавров победителей русских в открытом полевом столкновении. И как при таких настроениях формировать ударные силы для генерального сражения после «завлечения» русских вглубь страны? Это было весьма не простой задачей.
Впрочем, с началом войны идея «заманивания» растаяла как утренний туман. Оказалось, что русских вовсе не надо «заманивать», они сами рванулись вперед по центру.
Оборонительные настроения в Дунайской армии султана питались общей слабостью организации турецких вооруженных сил и ее командного состава. Именно по этой причине достаточно многочисленные турецкие военные группировки, оснащенные даже самым современным стрелковым и артиллерийским вооружением, демонстрировали порой удивительные образцы пассивности.
Недостатки турецкой военной организации особенно бросались в глаза многочисленным иностранцам на службе в армии султана. Так, участник войны англичанин В. Бекер-пашаферик восточной группировки турецкой Дунайской армииписал: «Во всем, по-видимому, проявлялась какая-то странная небрежность управления». Он вспоминал, как в разговоре с одним из лучших турецких генералов Иззет Фуатом-пашой «обнаружил отчаяние» собеседника «от общего беспорядка, проявлявшегося во всем».