Укладка матицы
Особый комплекс обрядовых действий связан с подъемом матицы. Матица, матка, матница (укр., белор. сволок) бревно, служащее основанием для потолка. «Этотолстый, отесанный с четырех сторон брус, который обычно не выпускают концами за плоскость стен, а врубают в полдерева Чтобы избежать провисания (прогиба) матицы, местами на Севере плотники стесывали нижнюю ее сторону по вогнутой кривой, обратной возможному прогибу. В полосе лесостепи, где нередко для матицы приходилось брать недостаточно толстые бревна, под матицу, чтобы она не прогибалась, посредине избы, близ печного угла, ставили специальный столб-подпорку; в Воронежской обл. такую подпору с двумя откосинами наверху называли крест. Число матиц зависело от их толщины и от размеров помещения и колебалось от одной до трех». У русских матицу врубают в так называемые череповые бревна последнего (черепового, черепного) венца параллельно переводинам пола. У белорусов сволок кладется вдоль избы. На Украине сволок мог быть положен и вдоль и поперек хаты.
Укладка матицы при строительстве жилища отмечается, с одной стороны, как конец строительства собственно сруба (возведения стен), а с другойкак начало завершающего этапа, связанного с укладкой перекрытий. Поэтому обряды, связанные с матицей, имеют смысл прежде всего на уровне пространственно-временных отношений. С. В. Максимов, используя данные из разных русских губерний, так описывает подъем матицы: «Хозяин ставит в красном углу зеленую веточку березки, а затем из среды плотников выступает такой, который половчее прочих и полегче на ногу Он и начинает священнодействовать: обходит самое верхнее бревно, или черепной венец, и рассеивает по сторонам хлебные зерна и хмель. Хозяева же все это время молятся богу. Затем севец-жрец переступает на матицу, где по самой середине ея привязана лычком овчиная шуба, а в карманах ея положены: хлеб, соль, кусок жареного мяса, кочан капусты и в стеклянной посудине зелено вино (у бедняков горшок с кашей, укутанный в полушубок). Лычко перерубается топором, шуба подхватывается внизу на руки, содержимое в карманах выпивается и поедается». Ср. украинские данные: «Як оце стануть класть сволок у хати то обгорнуть его платкамы, та рушныкамы, шоб було тепло у хати; потим того стягнуть сволок, положать его на мисто, а тоди хозяин клыче блызькых сусид або родычыв и пьют с плотныкамы горилку. Потим того плотныкы разгортают сволок и берут соби ти платкы». «Если же не угостят плотников и не подарят им рушников, то они, при встаскивании сволока, перевязывают его своими кожухами и тогда хата будет до того холодна, что сколько бы ее не топили в нiй и души не нагрiешь». «Когда матицу поднимают, хозяйка печет пирог; его привязывают на чересседельник, который накидывают на матку и с пирогом ее поднимают». «При настилке потолка в новом доме, к одному брусу, называемому матица, привязывается коровай хлеба и соли, дабы жилось сытее». Аналогичные обряды наблюдались у коми-пермяков.
Для того чтобы понять смысл этих обрядов, увидеть в них не просто магические действия, а гораздо более глубокие и сложные представления, следует рассмотреть роль матицы не только в конструкции жилища, но и в семиотическом аспекте. Мы специально выделяем эти два взаимосвязанных момента (конструктивный и семиотический) с целью продемонстрировать их взаимообусловленность.
С первой точки зрения матица является основой всей конструкции верха жилища. «Худая матка всему дому смятка». Уже в этой пословице, отражающей прежде всего конструктивную роль поперечного бруса, характерной является омонимия (маткамать семейства и потолочный брус), видимо, осознаваемая в народной среде. Ср. одну из многочисленных загадок с отгадкой «матица», построенных на подобном принципе: «Мать в избе, рукавана дворе». Вообще перекодировки типа: термины родстватермины жилища не должны вызывать удивления, если учесть их своеобразную мотивированность (семьяжилище, матьопора семьи и тому подобные ряды переосмыслений).
С семиотической точки зрения матица обозначала прежде всего границу. При этом, благодаря ее особому конструктивному положению, матица была сразу двойной границей: между верхом и низом, а также между внутренним и внешним. Все это придавало матице роль основного классификатора внутреннего пространства дома. Столь высокий конструктивный и семиотический статус матицы обусловил ее семантику. Матица (как и другие важнейшие «сущности» дома, например, печь) могла метонимически обозначать все строение. Матице приписывалось значение связующего начала не только по отношению к конструкции дома, но и по отношению к проживающим в этом доме членам семьи. Наконец, менее явное содержание, соотносившееся (скорее всего, неосознанно) с матицей, можно извлечь из анализа приведенных описаний ритуалов установки матицы.
В этих обрядах обращают на себя внимание несколько моментов: установка в красном углу ветки березы; обход плотником черепного венца; «осевание» матицы зерном и хмелем; произнесение молитвы; добывание подвязанной к матице шубы с хлебом, солью, мясом, капустой, вином (горшком каши), пирогом; обматывание матицы платками, шубой.
С установкой деревца (или ветки дерева) мы уже встречаемся не впервые. Всякий раз установка деревца маркирует наиболее значимые моменты строительства, во-первых, наиболее сакральную точку пространства, во-вторых, и весь тот комплекс идей, который связан с образом «мирового дерева», в третьих. По отношению к рассматриваемому обряду можно предположить, что и сама матица дублирует образ мирового дерева. В этом смысле показательно, например, что текст загадки о временном членении года, о пространстве (дороге) и о матице в принципе один и тот же: «Лежит брус во всю Русь: в том брусе 12 гнезд, в каждом гнезде по 12 яиц, в каждом яйце по 12 цыплят». Отгадка: «Матица в избе; на ней, в потолочинах, яйца тараканьи, в которых будто бы всегда находится по 12 зародышей»; «Лежит брус во всю Русь, встанетдо неба достанет»; ср. также: «Матицазолотой мост на семь верст» и многое другое. То, что матица является горизонтальным, а не вертикальным брусом, ничего не изменяет, так как представления об амбивалентности горизонтальной и вертикальной плоскости хорошо известны. Однако еще более показателен в этом отношении сам ритуал установки матицы: к матице привязывается шуба с вложенными в нее ритуальными символами. «Мировое дерево» с висящими на нем ритуальными атрибутамиобраз достаточно хорошо известный (ср. хотя бы мотив руна, шерсти у мирового дерева, представленный в заговорах). Поразительно точные соответствия обнаруживаются в хеттских ритуалах, ср.: «Перед богом Телепинусом воздвигается вечнозеленое дерево eia-, с него свешивается шкура (руно) овцы (барана), внутри же него помещается бараний (овечий) жир, внутри же него помещается зерно (бога) полей и вино, внутри же него помещаются бык и овца (баран), внутри же него помещаются долгие годы (жизни) и потомство». Ср.: «на той иви золотое гняздо, с чорного руна, там живець змея». Вяч. Вс. Иванов и В. Н. Топоров, отмечая сходство структуры хеттского ритуала и восточнославянских сказочных (мотив Кащеевой смерти) и заговорных текстов, пишут: «В обоих случаях речь идет о ритуальной последовательности вкладывания друг в друга зооморфных символов, причем в начале цепочки символов находится мировое дерево, а в концедолголетие (долгие годы у хеттов, год у славян) или его противоположностьсмерть». То же самое можно сказать в отношении обрядов, связанных с матицей. При этом хочется заметить, что кумулятивный принцип в обрядах, связанных с домом, приобретает особый смысл, так как его воспроизводит сама структура дома, ср. последовательность: «домв доме печь, в печи», отраженную в целой серии загадок: «Стоит гора, в горе нора, в норежук, в жукевода» (домпечькотел); «Стоит гора, в горе нора, в норе-то шибзики, а в шибзиках что будет» (горшки в печи); «На поле стоит башня, в башне мучка в кучке» (пирог в печи); ср.: space in space в архитектуре, ступенчатое сужение образа в фольклорных текстах и многие другие проявления этого по сути дела универсального принципа построения текстов.
Набор символов, соотнесенных в рассматриваемом случае с «мировым деревом», стандартный ритуальный набор с общим значением богатства, плодородия, освоенности. В интересующем нас аспекте особое значение приобретает факт обмена этими символами между участниками ритуала. В роли «отправителей» выступают хозяева, а в роли «получателей»плотники. Взамен плотники реализуют свое профессиональное мастерство. Обмен дарами, так же как обмен вопросами и ответами, загадками и разгадками на космологические темы, является необходимой составной частью реконструируемого ритуала, воспроизводившего сюжет творения мира и совершавшегося у «мирового дерева», причем в роли даров выступали как раз те предметы, которые символизировали основные ценности коллектива во вновь интегрируемом космосе. Здесь уместно оговорить еще одну особенность строительного ритуала, дающую возможность его сопоставления с другими текстами, связанными с концепцией «мирового дерева». Речь идет о том, что строительство дома происходит в обстановке ритуальной борьбы между хозяевами и плотниками. Примеры этого своеобразного поединка нами уже приводились. Выделение этой существенной черты строительного ритуала позволяет соотнести его с целым классом текстов (от свадьбы, где происходит борьба между партией жениха и партией невесты, до хорошо известных словесных поединков), диалогическая структура которых воспроизводит архетип борьбы между хаосом и космосом.
Исключительный интерес представляет «путешествие» плотника по черепному венцу, а затем и по матице с целью завладеть подвязанными к ней ценностями. Некоторые подробности этого путешествия, отсутствующие в описании С. В. Максимова, обнаруживаются у В. М. Яновича: «кто-нибудь влезает (без лесов и подставок по красному углу на самый верх его) и там, помолясь богу, начинает совершать следующее путешествие. Он идет по одному бревну посолонь до следующего угла, где так же молится; затем тем же порядком в третий угол и оттуда к красному же углу. На средине ему попадается матицаон идет по ней, снимает пирог и, положив его на голову и все время придерживая его на левой руке, отправляется вновь к красному углу. Здесь, закончив полный круг и все еще держа пирог на голове на левой руке, он молится богу, а после этого снимает пирог и слезает вниз по углу». Это ритуальное путешествие плотника на верхний венец и матицу дома с целью овладения некоторыми ценностями находит соответствие в описаниях путешествия шамана по «мировому дереву» (или его эквиваленту: космической веревке, цепи и т. п.), соединявшему космические зоны как по вертикали, так и по горизонтали. О шаманском путешествии, равно как и путешествии героев сказки, В. Н. Топоров пишет: «С вертикальным движением по веревке вверх (а это наиболее ценный вид движения) связано увеличение физических и духовных потенций, очищение и просветление и, в конце концов, приобретение бессмертия, преодоление времени (см. мотив вязания, плетения времени в шаманских представлениях, связанных с космической веревкой). Это восхождение по веревке может мыслиться в прямом и в переносном смысле». Аналогия подтверждается произнесением магических формул (молитвы) на границах миров (в углах дома) и отмеченной ролью веревки (на ней подвешиваются ритуальные символы) в рассматриваемом ритуале.
Осыпание («осевание») матицы (читай: «дома») зерном и хмелем относится к числу стандартных ритуальных действий (ср. осыпание молодых в свадьбе) с общей семантикой богатства и плодородия. И, наконец, обматывание матицы платками, шубой с целью обеспечить тепло в доме лишний раз указывает на эквивалентность матицы дому, отражающую более общий принцип эквивалентности части целому в народных представлениях. После установки матицы и так называемого «матичного» угощения катались на лошадях с песнями, чтобы все селение видело, что матицу положили. И только через день продолжали достраивать дом. Выделенность укладки матицы во времени и специфический способ объявления об этом, сходный, например, со свадебным и календарным катанием на лошадях, позволяет видеть в этой операции кульминационный момент ритуала строительства.
Покрытие дома
По свидетельству Е. Э. Бломквист, типичными формами крыши у восточных славян являются двускатная и четырехскатная, причем двускатная крыша «конем», «на коня» распространена в северо-, средневеликорусских и белорусских губерниях, а четырехскатная «по-круглому»в южновеликорусских и украинских.
Противопоставление покрытостинепокрытости, в рамках которого функционируют представления, связанные с крышей, относится к числу важных классификаторов плана содержания народной картины мира.
Необходимость ощущения конечности, предельности (а следовательно, упорядоченности вселенной) лежит в основе представлений о верхней границеср. представления о небе как о крыше мира. Все, что имеет верхний предел, относится к сфере знакомого, постижимого, «человеческого».
Для того чтобы изобразить нежилой или чужой дом, в фольклоре используется образ дома без крыши. Таково, например, изображение чужого дома (дома жениха) в свадебном фольклоре:
Да по лесу дремучему,
Там по полюшку чистому
Я увидела, молода,
Непокрытую хатину,
Пустую хоромину.
Ср. не дом: «Небом покрыто, полем огорожено». В то же время крыша может метонимически обозначать весь дом: «отчий кров», «жить под одной крышей»; ср.: «Крыв да ухитка, тем изба стоит» и т. п. Вообще необходимо указать на отмеченность верха (крыши) в фольклорных описаниях строений. Выражения типа терема златоверхие представляют собой клише. Неупотребительность самого слова «крыша» вполне объяснима. Несмотря на то что корень кръ является общеславянским, слово «крыша» появилось только в русском языке, причем сравнительно поздно. Первые зафиксированные его употребления относятся лишь к концу XVIII в. (Словарь Академии Российской 1792 г., где оно зарегистрировано с пометкой «в простонар.»). В то же время слово «крышка» считалось нормативным и имеет гораздо более длинную историю (во всяком случае является обычным для текстов XVII в.). Но гораздо более употребительными были слова кровъ, кровля; укр. покрiвля, стрiха, дах (от нем. Dach крыша, вероятно, через польский язык, так как этот термин характерен для правобережной Украины); белор. дах, стреха; польск. dach; чешск. strecha; сербск. крôв; болг. покрив.
Лексика названий типов конструкции крыши, ее элементов вызывает особый интерес для изучения представлений о сопоставимости элементов жилища и элементов человеческого тела, зооморфных символов и т. п. Ср., например: лобяк, лбище, залобникназвания фронтона из бревен у великорусов; чело у белорусов; череповой (подгнетныйверхний венец из более толстых бревен, чем остальные); усызатесанные концы верхнего бревна сруба; ушивыемки в стропилах, ср. проушины; белорусская конструкция крыши чубомодин из архаических видов четырехскатной крыши.
Особый интерес вызывает верхняя часть крыши. «На щель, образуемую сходящимися наверху тесинами обоих скатов, насаживалось сверху толстое бревно с угловатым желобом снизу; этоохлупень, шелом. Своей тяжестью он зажимал тесины кровли и удерживал их от сноса ветром. Переднюю, комлевую часть охлупня, прикрывающую с фасада стык тесин и торец князевой слеги, часто обтесывали в виде коня или птицы». Верхнее ребро князевой слеги (коня) называлось конек или князек. Изображение лошадиной головы на крыше связано, по-видимому, не только с космической («солнечной») символикой коня. Учитывая сказанное в разделе о «строительной жертве», можно сделать предположение о наличии связи между конскими головами, приносившимися в жертву, и «коньками» на крыше. Дом, как бы «выраставший» из закопанной в землю конской головы, увенчивался ее же изображением, что придавало всему жилищу вид коня в плане общего архитектурного решения. Аналогия домконь включает, по-видимому, еще один семантический пласт: представления о жизни и смерти. Известно, что конские черепа, выставленные на изгороди, на шестах, имели значение оберега.