И его убили «по закону». Сразу же после получения выкупа Писарро учредил трибунал, который осудил владыку Страны инков «за совершение самых различных преступлений», в том числе за то, что «он неправильно расходовал деньги своей империи» и был «многоженцем». Более издевательские причины трудно было придумать.
Приговор подписали отец Вальверде и главарь завоевателей ПеруФрансиско Писарро.
Вскоре после того, как Инка вручил Писарро все обещанное золото и серебро, а это произошло спустя семь месяцев после его пленения, Атауальпа возвратился на ту самую, столь роковую для него площадь Кахамарки. 19 августа 1533 года посредине треугольной площади в Кахамарке жертву ожидал высокий костер. К осужденному приблизился все тот же монах Вальверде, который на этот раз предложил «сыну Солнца» новый торг по-христиански. Условия новой сделки были просты и понятны: если Инка примет крещение, его не сожгут, а «всего-навсего» только задушат.
Атауальпа принял условие Вальверде. А поскольку по католическому календарю это был день святого Иоанна, он получил имя Хуан. Так под именем Хуана де Атауальпы онтеперь уже христианини подставил свою шею заждавшемуся палачу. Его действительно задушили. После казни Вальверде самым достойным образом совершил над мертвым телом Инки предписанное заупокойное богослужение.
ТОМАС МОР
Томас Мор (14781535) происходил из зажиточной семьи лондонских бюргеров. Он был знатоком греческих и латинских авторов, библейских текстов и произведений отцов христианской церкви. Писатель Мор не чурался и политической деятельностион некоторое время выполнял дипломатические поручения.
Хорошо зная жизнь своей родины, английский гуманист проникся сочувствием к бедствиям ее народных масс. Эти его настроения и получили свое отражение в знаменитом произведении с длинным заголовком в духе того времени«Весьма полезная, как и занимательная, поистине золотая книжка о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия...».
Она была издана при ближайшем участии Эразма Роттердамского и сразу приобрела большую популярность.
Повествование в ней ведется от имени вымышленного автором путешественника Рафаила Готлодея, что придало книге дополнительный литературный успех в эпоху географических открытий и путешествий. Именно такой страной и была объявлена здесь Утопиягреческое слово, образованное Мором и обозначавшее буквально «место, которого нет».
Книга состоит из двух частей. Вторая, большая из них и написанная сначала, излагает утопический образ жизни, в то время как первая часть, написанная после второй, дает прежде всего весьма критическое описание современной Англии.
Томас Мор. Художник Г. Гольбейн
В дальнейшем Мор стал приближенным короля Генриха VIII, который оказывал известное покровительство гуманистам. Мор получил рыцарское звание, был председателем палаты общин, а в 1529 году занял высший государственный пост, став лордом-канцлером Англии. Однако судьба его круто изменилась, когда Генрих VIII решил стать на путь церковной реформы. Мор выступал за духовное единство христианско-католического мира и был противником такой церковной реформы, которая один догматизм заменяла другим, столь же нетерпимым. Отказавшись присягнуть королю как новому главе церкви, в 1532 году Мор попросил освободить его от должности лорда-канцлера, к крайнему неудовольствию Генриха. Уйдя в отставку, он просто молчал. Но его молчание было красноречивее слов. Особенно ожесточена против Мора была Анна Болейн, которая не без оснований считала, что явное неодобрение со стороны человека, пользовавшегося всеобщим уважением, является весомым политическим фактором. Ведь новая королева отнюдь не пользовалась популярностью, в день коронации ее встретили на улицах бранью. Генрих VIII вполне разделял ярость жены, но не рискнул, да это было и не в его манере, расправляться с бывшим канцлером, минуя обычную судебную процедуру.
В 1534 году Мор был вызван в Тайный совет, где ему было предъявлено лживое обвинение во взяточничестве. Опытный юрист, он без труда опроверг эту не очень умело придуманную клевету. В вину Мору вменялось также поощрение некоей Кентской девы Елизаветы Бартон, наполовину безумной, наполовину обманщицы. Она заявляла, что действует по прямому внушению Божьему, и предрекала, что, если король женится на Анне Болейн, он потеряет трон. Второй навет не достиг цели, как и первый. Мор сумел доказать, что, беседуя с «кентской пророчицей», он пытался убедить ее прекратить недозволенные высказывания о действиях монарха. Третье обвинение оказалось совсем неожиданным. Мор, утверждали его судьи, 13 лет назад подстрекал своего повелителя выступить в защиту Рима против начатой тогда Лютером Реформации. Именно за этот шаг папа наградил Генриха почетным званием «защитника веры», который был включен в официальный титул английского короля. Но дело опять сорвалось. Мор во внешне учтивой форме убедительно показал всю нелепость возведенного на него поклепа. Ведь не кто иной, как Мор, настойчиво советовал тогда королю умерить усердие в защите притязаний папства, считая такой излишний пыл неразумным с точки зрения английских интересов.
Тайный совет должен был на этот раз отступить, но Мор слишком хорошо знал Генриха, чтобы питать иллюзии. Король собирался провести осуждение бывшего канцлера палатой лордов, но потом решил дождаться более удобного случая. «То, что отсрочено, не оставлено», сказал Мор своей дочери Маргарэт, когда она первая сообщила ему о том, что против него выдвинуты дополнительные обвинения.
Правда, даже среди членов Тайного совета находились люди, которые либо из политических соображений, либо из симпатии к Мору делали попытки предостеречь его. В их числе был и герцог Норфолк. При встрече с Мором он сказал по-латыни: «Гнев короляэто смерть». Мор спокойно ответил: «Это все, милорд? Тогда поистине разница между Вашей милостью и мной только в том, что мне предстоит умереть сегодня, а Вамзавтра».
Новое обвинение возникло в связи с парламентским актом от 30 марта 1534 года. По этому закону был положен конец власти папы над английской церковью, а право наследования престола переходило к потомству Генриха и Анны Болейн. Король поспешил назначить специальную комиссию, которой было предписано принимать клятву верности этому парламентскому установлению. Мор был вызван одним из первых на заседание комиссии. Он заявил о согласии присягнуть новому порядку престолонаследия, но не вводимому одновременно устройству церкви (а также признанию незаконным первого брака короля). Некоторые члены комиссии, включая епископа Кранмера, руководившего проведением церковной реформы, стояли за компромисс. Но главный министр Томас Кромвель и королева внушили Генриху, что нельзя создавать столь опасный прецедент: вслед за Мором и другие попытаются не соглашаться со всеми пунктами присяги. После повторного отказа дать требуемую клятву Мор был заключен в Тауэр.
Суровость тюремного режима была резко усилена в июне 1535 года, после того как было установлено, что заключенный переписывался с другим узникомепископом Фишером. Мора лишили бумаги и чернил. Он уже настолько ослаб от болезни, что мог стоять, только опираясь на палку.
При дворе очень надеялись, что тюремные лишения подорвали духовные силы Мора, что он будет уже не в состоянии использовать свой талант и остроумие в судебном зале. Продолжались и лихорадочные поиски улик, доказывающих «измену», а поскольку таковых не было в природе, пришлось их спешно изобретать и создавать.
12 июня в камере Мора неожиданно появился в сопровождении еще двух лиц генеральный прокурор Ричард Рич, одна из наиболее бессовестных креатур короля. Рич формально прибыл, чтобы изъять книги Мора, еще сохранившиеся у него в тюрьме. Однако в действительные намерения Рича входило совсем другоепобудить Мора в присутствии свидетелей к высказываниям, которые можно было бы представить как носящие изменнический характер. Провокатор задал первоначально, казалось бы, невинный вопрос: если его, Рича, парламент провозгласит королем, признает ли Мор за ним этот титул? Узник с готовностью дал утвердительный ответ. Ну, а если парламент сделает его, Рича, папой, согласится ли Мор и с этим решением? Во втором вопросе уже заключалась ловушка, в которую, впрочем, Рич и не надеялся поймать Мора. Королевский приспешник рассчитывал лишь так исказить слова заключенного, чтобы как-то можно было подвести их под понятие государственной измены. Мор ответил, что парламент имеет право заниматься статусом светских государей.
Босым, одетым в наряд арестанта, Мор был пешком приведен из темницы в залу Вестминстера, где заседали судьи. Обвинение включало «изменническую» переписку с Фишером, которого Мор побуждал к неповиновению, отказ признать короля главой церкви и защиту преступного мнения относительно второго брака Генриха. Виной считалось даже само молчание, которое Мор хранил по важнейшим государственным вопросам.
Мор не оставил камня на камне от обвинительного заключения. Он, между прочим, заметил, что молчание всегда считалось, скорее, знаком согласия, а не признаком недовольства.
Чтобы как-то укрепить позиции обвинения, в качестве свидетеля был вызван Рич, изложивший свой разговор с Мором. Королевский клеврет уверял, что после его ответа на вопрос Мора, может ли парламент объявить, что Бог не является Богом, заключенный добавил: «Тем более парламент не может сделать короля верховным главой церкви». Такова была главная «улика», единственная легальная зацепка, на основании которой суд мог вынести обвинительный приговор.
Прямо смотря в глаза негодяю, после того как тот сообщил суду эту якобы произнесенную Мором фразу, обвиняемый сказал: «Если то, что вы изложили под присягой, мистер Рич, правда, тогда пусть мне никогда не лицезреть лика божьего. Этого я бы не сказал, будь дело по-иному, за все сокровища мира. По правде говоря, мистер Рич, меня более огорчает ваше лжесвидетельство, чем моя собственная погибель».
«Вы, Мор, кричал канцлер Одли, хотите считать себя мудрее... всех епископов и вельмож Англии».
Послушные присяжные вынесли требуемый вердикт. Впрочем, даже участники этой судебной расправы чувствовали себя не в своей тарелке. Лорд-канцлер, стараясь побыстрее покончить с неприятным делом, стал зачитывать приговор, не предоставив последнего слова обвиняемому. Сохранявший полное присутствие духа Мор добился, чтобы ему дали возможность высказать убеждения, за которые он жертвовал жизнью. Так же спокойно выслушал он приговор, обрекавший его на варварски жестокую казнь, которая была уготована государственным преступникам.
Текст приговора был таков:
«Ввергнуть его при содействии констебля Уильяма Кингстона в Тауэр, оттуда влачить по земле через все лондонское Сити в Тайберн, там повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, снять с петли, пока он еще не умер, отрезать половые органы, вспороть живот, вырвать и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на лондонском мосту».
Констебль Тауэра Кингстон был искренним другом Мора. После приговора он сопровождал Мора из Вестминстера к причалу «Старый лебедь» близ Тауэра. С тяжелым сердцем и не сдерживая слез, он простился с Мором.
Казнь состоялась спустя четыре дня после суда.
Вместе с последним письмом к дочери и всем близким Мор передал Дороги Колли свою власяницу, которую он носил до последних дней, и свой бич для самобичевания. Последнее письмо Мора к дочери явно написано в спешке. В нем Мор прощался с семьей, посылал свое благословение близким, с любовью вспоминал последнее свидание с дочерью после суда по дороге из Вестминстера в Тауэр, утешал, как только мог и сообщал о своей готовности и желании «идти к Богу» не позднее, чем завтра, то есть 6 июля, в канун праздника Фомы Кентерберийского и на восьмой день после праздника святого апостола Петра.
Рано утром 6 июля 1535 года в Тауэр прибыл друг Мора, поэт Томас Поп, служивший в канцелярском суде. Поп сообщил Мору о том, что король заменил ему мученическую казнь в Тайберне отсечением головы. Мор спокойно выслушал сообщение своего друга и поблагодарил короля за его «милость».
Он находил в себе силы, чтобы шутить в чисто английском духе и перед свиданием с плахой. «Так, по прибытии в Тауэр, писал помощник шерифа в лондонском Сити Эдуард Холл, один из служащих потребовал верхнюю одежду прибывшего в качестве вознаграждения. Мор ответил, что тот получит ее, и снял свой колпак, говоря, что это самая верхняя одежда, которую он имеет».
Мимо людской толпы, как всегда, сопровождавшей подобные процессии, Мор спокойно шел на казнь. Долгие месяцы тюрьмы и мучительные допросы совершенно подорвали его здоровье.
Король запретил ему произносить предсмертную речь, которая разрешалась в то время всем казнимым, очевидно, боялся, что слова этого блестящего оратора вызовут возмущение в народе. И на эшафоте в последние предсмертные минуты Мор не утратил способности шутить. Подойдя к наспех сколоченному эшафоту, он попросил одного из тюремщиков: «Пожалуйста, помоги мне взойти, а сойти вниз я уж постараюсь как-нибудь и сам». Поднимаясь, он сказал палачу: «Шея у меня коротка, целься хорошенько, чтобы не осрамиться». Уже на эшафоте, беседуя с палачом, осужденный шутливо бросил ему за мгновение до рокового удара:
«Постой, уберу бороду, ее незачем рубить, она никогда не совершала государственной измены».
Насаженная на кол голова «изменника» еще много месяцев внушала лондонцам «почтение» к королевскому правосудию...
Узнав о гибели Мора, его друг, известный писатель Эразм Роттердамский сказал: «Томас Мор... его душа была белее снега, а гений таков, что Англии никогда больше не иметь подобного, хотя она и будет родиной великих людей».
Католическая церковь позднее причислила Мора к лику святых.
ТОМАС КРОМВЕЛЬ
В возвышении и падении Анны Болейн большую роль сыграл главный министр Томас Кромвель, который использовал для этой цели свою секретную службу. Шпионы Кромвеля долгие годы перехватывали всю переписку Екатерины Арагонской. Поскольку церковные ордена, несомненно, были ярыми врагами Реформации, Кромвель завел своих агентов и среди монахов. Один из них, францисканец Джон Лоуренс, тайно доносил министру об интригах его ордена в пользу Екатерины Арагонской.
Настала очередь и Томаса Кромвеля. Его ненавидели повсеместно, часто руководствуясь совершенно противоположными побуждениями; не было такого слоя общества, на поддержку или симпатии которого он мог рассчитывать. Для простого народа он был организатором кровавых преследований, душителем выступлений против новых поборов, тягот, которые обрушились на крестьян после закрытия монастырей. Для знати он был выскочкойпростолюдином, занявшим не подобающее ему место при дворе. Католики (особенно клир) не простили ему разрыва с Римом и подчинения церкви королю, расхищения церковных земель и богатств, покровительства лютеранам. А те, в свою очередь, обвиняли министра в преследовании новой, «истинной» веры, в снисходительном отношении к католикам. Имели свой длинный счет к Кромвелю шотландцы, ирландцы, жители Уэльса.
Томас Кромвель. Художник Г. Гольбейн
Был только один человекГенрих VIII, интересы которого всегда выигрывали от деятельности министра. Кромвель сыграл главную роль в утверждении главенства монарха над церковью, в расширении полномочий королевского Тайного совета, права которого были распространены на север Англии, в Уэльс и Ирландию. Кромвель заполнил нижнюю палату парламента креатурами двора и превратил ее в орудие короны. Он сумел резко увеличить доходы казны за счет конфискации монастырских земель, а также обложения налогами торговли. Томасу Кромвелю удалось добиться укрепления английского влияния в Шотландии, значительного расширения владений британской короны в Ирландии, окончательного присоединения Уэльса.
Успехи Кромвеля вызывали все большую ревность у самовлюбленного Генриха, приходившего в ярость от умственного превосходства своего министра. Министр был живым напоминанием и о втором браке короля, позорном процессе и казни Анны Болейн. Не раз Генриху казалось, что Кромвель мешает ему применить на деле свои государственные способности, встать вровень с крупнейшими политиками эпохиКарлом V и Франциском I. Генриху казалось, что он не хуже Кромвеля знал (или по крайней мере усвоил от него) секреты управления, принесшие отличные результаты. Он сумеет их умножить, причем не вызывая недовольства, которого не избежал его министр. Нельзя было допустить, чтобы, спокойно выйдя в отставку, он начал критиковать действия короля, ставить палки в колеса той политике, которая наконец создаст Генриху славу великого полководца и государственного мужа. И главное, Кромвель будет хорошим козлом отпущения...