Каждый месяц «Astounding» проводил опрос читателей, которые оценивали рассказы, опубликованные в предыдущих номерах. Эти рассказы соперничали друг с другом за место в разделе «Аналитическая лаборатория». Первый рассказ Роберта, «Линия жизни», в течение трёх месяцев после публикации занимал второе место по результатам опросов читателей.
На протяжении тех трёх лет, пока Роберт писал главным образом для «Astounding», он то и дело занимал в этих рейтингах и первое, и второе места одновременно (под собственным именем и под псевдонимом). Он быстро стал ведущим автором Джона.
Рассказы, публикуемые в «Astounding», обычно предварялись аннотациями, написанными редактором. Их помещали и на странице содержания, и в начале рассказа. Роберт жаловался, что Джон часто раскрывал интригу рассказа в этих аннотациях.
Однако Роберт узнал очень многое о писательском искусстве от Джона.
23 января 1940: Джон В. Кэмпбелл-мл. Роберту Э. Хайнлайну
У меня есть идея, и я хотел бы, чтобы Вы хорошо обдумали её, прежде чем дадите мне определённый ответ. Я думаю, что Выодин из тех писателей, которые способны с энтузиазмом перерабатывать чьи-то идеи в связную историю. Знаете, кто-то умеет это делать, кто-то совершенно не способен. Вы должны ощущать это в себе, поэтому я хотел бы услышать, как Вы отреагируете на моё предложение.
23 февраля 1940: Роберт Э. ХайнлайнДжону В. Кэмпбеллу-мл.
Вотистория об инженерах-атомщиках и урановой электростанции [ «Взрыв всегда возможен»]. Я намеревался послать её моему другу из радиационной лаборатории Лоренса в Беркли для финальной технической проверки, но решил вместо этого сначала послать Вам. Как Вы отмечали, в этой области всё быстро изменяется. И чем скорее изложенная здесь история увидит свет, тем больше шансов, что некоторые исходные посылки рассказа не будут признаны несостоятельными.
Я также думаю, что этот рассказ даст Вам некоторое представление о том, способен ли я на самом деле перерабатывать чужие идеи. Если Вы решите, что способен, то мне интересно было бы попробовать реализовать вашу идею об учёных, сходящих с ума из-за полной неопределённости в «суб-эфирном» поле. Но только не сейчас, не раньше осени. Мне кажется, что писать ещё один рассказ об учёных, сходящих с ума, сразу вслед за первымне слишком хорошая идея, ни для меня, как автора, пытающегося заслужить коммерческую репутацию, ни для журнала.
Кроме того, этохорошая идея, и для её реализации я хотел бы не меньше пятидесяти тысяч слов. Но сейчас на прилавках уже лежит один мой сериал, и я не думаю, что в этом году вы захотите издавать второйили я неправильно сужу о коммерческих ограничениях?
ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Летом 1940-го Роберт побывал на востоке у Джона Кэмпбелла, и они стали верными друзьями. Письма очень долго ходили туда-сюда.
2 ноября 1940: Роберт Э. ХайнлайнДжону В. Кэмпбеллу-мл.
Я отказался, объяснив, что за публикацию под моим собственным именем расценки выше. (Я могу разрешить им издать «Утраченное наследие» под псевдонимом, потому что я действительно хочу увидеть эту вещь изданной. Я собираюсь её немного переписать, чтобы получилась научная фантастика, а не фэнтези, но чтобы при этом она по-прежнему рассказывала о том, о чём я хочу.)
Раз уж я начал говорить о нюансах моей личной политики, я чувствую себя обязанным сформулировать её более определённо, поскольку это касается и Вас тоже. В этом бизнесе я либо играю на повышение, либо выхожуно только не снижаю планку. Я не намерен писать беллетристику настолько плохо, чтобы соскользнуть на более низкий тариф за слово, на уровень литературной халтуры. Пока Вы редактор в «Street and Smith» или в другом месте, Вы можете получать мой материал, если он Вам нужен, по цене цент с четвертью за слово (или выше, если Вы посчитаете это нужным, и это одобрит бизнес-офис). Имея дело с Вами, я не буду пользоваться услугами литагента, хотя теперь он у меня есть. Ни моё имя, ни имя Энсона МакДональда никогда не появятся в других издательствах за те же расценки, что платите мне Вы, а если я получу лучшее предложение, то сообщу об этом Вам и поставлю Вас в известность, как положено, прежде чем сменю работодателя. Я пишу ради денег и, конечно же, буду продавать туда, где выше расценки, но я чувствую, что у меня есть сильные обязательства перед Вами. И потому никакой другой редактор не получит те два имени, которые Вы рекламировали и создавали по тем же тарифам, которые платите мне Вы.
Я, кажется, сильно отклонился от изложения моей собственной политики и моих намерений. Я, вероятно, продолжу писать, по крайней мере, некоторое время. Если когда-нибудь Вы сочтёте нужным начать отклонять мои вещи, я рассчитываю попробовать свои силы в каких-нибудь других формах, возможно, писать в глянцевые журналы или книжные романы, и особенно публицистику по теории финансов и денег, которой я долгое время хотел заняться, а также статьи по различным экономическим и социальным проблемам. У меня есть куда продать подобные вещи, но это будет скорее хоббипорядка десяти долларов за статью, на которую ушла неделя исследований, и тощие роялти с книг в этой области. Впрочем, я мог бы в то же самое время попытаться выбить более высокие расценки за беллетристику. Как знатья никогда не думал, что буду писать журнальную беллетристику или вообще художественную литературу любого вида, но за неё хорошо платят к моему удивлению!
В дополнение к замечаниям о моей собственной политике: возможно, Вы считаете, что моё желание перейти из сферы научной фантастики куда-то ещё попахивает неблагодарностью, учитывая то, как Вы относились ко мне. Этоглавная причина, почему я с нетерпением ищу новые области приложения сил. Мне сильно не по душе вести деловые отношения с близким другом. Нынешнее положение, когда Вам нравится всё, что я пишу, и Вы это охотно покупаете, может продлиться многие годы. Если такпрекрасно! Все счастливы. Но Вам не доставила бы никакого удовольствия необходимость отклонить мой материал, и, разумеется, это было бы неприятно мне. А это может случиться в любое времяваша редакционная политика может измениться, или мой стиль или подход могут измениться, наконец, я могу просто выйти из моды. Когда это произойдёт, я хотел бы быстро обрубить эту связь, не давая ей шанса проверить на прочность нашу дружбу. Я не хочу, чтобы дошло до того, что Вы будете листать полученную от меня рукопись, думая, «Ради Христа, почему бы ему не торговать своей требухой где-нибудь в другом месте? Ведь он знает, что мне очень не хочется ему отказывать» И я не хочу, обнаружив в своём почтовом ящике отвергнутые рукописи, восклицать «Милостивый Боже, чего он ожидает получить по цене цент с четвертью за слово? Ещё один Новый Завет?!» Я также не хочу, чтобы Вы принимали от меня рассказы сомнительного качества просто потому, что Вы очень не хотите отказывать. Я подозреваю, что подобное могло бы иметь место с рассказом о тессеракте [«И построил он себе скрюченный домишко»].
На сегодня я знаю, что явполне рентабельная коммерческая собственность, о чём говорят как наличка от клиентов, так и «Аналитическая лаборатория», но я не собираюсь дожидаться, пока сползу на четвёртое или пятое место. Нет, когда я уйду, я уйду на взлёте, чтобы гарантировать, что наши деловые отношения никогда не станут неприятными или разочаруют одного из нас. Вот такой долгий и многословный способ сказать, что я очень высоко ценю вашу дружбу и намерен сохранять её, насколько это в моих силах.
13 февраля 1941: Джон В. Кэмпбелл-мл. Роберту Э. Хайнлайну
Мы будем платить Вам 11/2 цента за слово за ваши рассказы. Вы гарантируете, что Ваше имя не появится в других журналах научной фантастики или фэнтези. И, естественно, Вы храните упомянутые договорённости строго под замком. Поскольку сейчас «Энсон МакДональд» в такой же степени ваше имя, как и «Роберт Хайнлайн», созданный в и для «Astounding», всё сказанное распространяется и на него. Если Вы получите предложение по 13/4 или по 2 цента за словохватайте не раздумывая. Они либо быстро избавятся от конкурентов, либо очень быстро прогорят. Это круче, чем может себе позволить платить кому бы то ни было любое современное НФ-издание, исходя из экономических соображений.
17 февраля 1941: Роберт Э. ХайнлайнДжону В. Кэмпбеллу-мл.
Только одно исключение из вышеупомянутой договорённости, которое, возможно, Вас позабавиту меня есть ещё одно фальшивое имя [Лайл Монро] и фальшивый адрес, это совершенно отдельная от Р. Э. Х. персона, прикрываясь которой я пытаюсь сбагрить последние три отстойных рассказика, из ранних. Тут я отдаю предпочтение редакторам, которые мне не нравятся. Меня забавляет распродажа барахла подобным способом. Думаю, тут всё честноони же проверяют, что покупают, и получают то, за что заплатили, но будь я проклят, если я позволю моему настоящему имени появиться хотя бы на одном из их чеков.
Я полагаю, моя мысль теперь ясна, я намерен и дальше держать марку, и думаю, вы об этом знаете. Позвольте мне добавить только одно: если дела пойдут плохо и бизнес-офис прикажет вам снизить тарифы, я безропотно вернусь к центу с четвертью за слово, если таков будет Ваш самый высокий тариф. Но если Вы заплатите кому-то полтора цента, я хочу столько же. Если мой материал начнёт ухудшаться и перестанет заслуживать максимальной ставки, я предпочту уволиться, а не снижать расценки. То же самое я должен был однажды сказать по поводу отказовя их не люблю и брошу это занятие, когда они начнут приходить. Я знаю, это не может вечно продолжаться, и видит бог, достигнув в каком-то смысле вершины, я предпочту красиво уйти, а не сползать вниз по склону.
6 сентября 1941: Роберт Э. ХайнлайнДжону В. Кэмпбеллу-мл.
Из Ваших последних двух писем я вынужден заключить, что между нами возникло некоторое взаимонепониманиеВы, очевидно, пребываете в заблуждении, что я всё ещё пишу. Я, конечно же, не отправлял Вам открытку со словами «я увольняюсь». Я не мог этого сделать, в данных обстоятельствах это смахивало бы на ребяческую раздражительность. Однако я знал, что я уйду, знал, когда и по каким причинам это произойдёт, и много месяцев назад я посылал Вам письмо, в котором сформулировал моё намерение и мои причины. Вы же помните его? Я знаю, что Вы его получили, потому что Вы на него ответили. Суть вопроса была в том, что я продолжу писать научную фантастику и буду считать это занятие своей основной профессией до тех пор, пока я не получу уведомления об отказе, после чего я увольняюсь. Я предупредил Вас об этом заранее, чтобы Вы знали, что это сделано обдуманно, а не в порыве раздражения.
Вы же помните, что в 1940-м я несколько месяцев с нетерпением дожидался возможности уйти. И вот, пришло время выйти в отставкуно я не смог. Я не мог себе этого позволить. Вы брали всё, что я написал по хорошим, жирным тарифам. Рабочий день приносил мне по крайней мере тридцать долларов, обычно больше. Я не мог оставить всё и предаваться праздности, я не мог забросить свою пишущую машинку без каких-то веских причин, иначе я бы не смог оправдаться перед моими остаточными пуританскими предрассудками. Поэтому я отвёл сам себя в сторонку и сказал:
«Послушай, Роберт, это пора прекратить. Тебе не нужно больше денегбольшие деньги только порождают дорогостоящие привычки, которые никоим образом не сделают тебя счастливее, чем ты есть. Зато от них ты станешь толстым, дряблым, страдающим одышкой и вдобавок угробишь своё пищеварение».
На что Роберт ответил:
«Да, босс, я знаю. Но посмотрите, ведь это же машинка для печатания денег! Стукни по ней кулаком, и из неё посыплются доллары. Деньги, деньги, деньги, деньги!»
Тут мне пришлось строго ему сказать:
«Деньги! Конечно, деньгихорошая штука, но ведь тебе их много не нужно. Мы закрыли эту тему, когда пошли служить на Флот, и мы доказали это, когда ты погорел, купив тот серебряный прииск».
На что он ответил:
«Всё так, но взгляниты мог бы купить столярный станок «Дженерал Электрик»! Ты мог бы поставить его вон тудаи за него просят всего 110$».
«Опять гаджет! Ты знаешь, что я думаю о гаджетах. Да ты вообще хоть раз ими пользовался?»
«Хватит трепаться! Мы прекрасно знаем, что ты тоже любишь гаджеты».
«Ну, в разумных пределах но стремление обладать имипорочно!»
«Вот как? Тогда ты по уши погряз в пороках».
«Вовсе нет, ответил я с достоинством. Я могу брать их, могу к ним вообще не прикасаться. Кроме того, я предпочитаю сам их мастерить, а не покупать».
Спор продолжался дальше. Он указал мне, что деньги не обязательно тратить, их можно давать взаймы или раздавать. (Мы оба согласились, что деньги не стоит копить, разве только на конкретные краткосрочные цели.) Потом я спросил:
«Ты когда-нибудь брал взаймы или ссужал деньги на проект, который бы не протух со временем?»
Он упомянул пару случаев, и я был вынужден признать, что он был прав.
«В остальных случаях нам следовало бы быть осторожней с инвестициями», добавил он с надеждой.
Результатом спора был компромисс: я позволил ему и дальше стучать по клавишам нашего игрового автомата, пока он продолжает срывать куш, но при первом же проигрыше мы это дело бросим.
И вот наконец пришёл конверт, которого я ждал, в котором вместо чека лежал отказ [ «Восьмой день творения», позже изданный как «Аквариум с золотыми рыбками»]. Я испытал лёгкий укол сожаления о неполученных деньгах, который быстро сменило приятное осознание того, что в школу можно больше не ходить. Весь день я занимался фотографией. Весь следующий день я копал яму под плавательный бассейн. Я подумывал заняться этим проектом уже пять лет, последние нескольких месяцев я всё собирался начать, но это же требует времени, очень много времени! Я мог бы нанять строителей, а сам продолжал бы стучать по пишущей машинке, но меня такой вариант не устраиваля сам хотел заниматься тяжёлым физическим трудом, [который] обеспечивают кирка, лопата и тачка.
А кроме того, у меня было множество проектов для пишущей машинки, которые были отложены на неопределённый срок, потому что я был занят НФ. В частности, небольшая книга по денежно-кредитной теории, которая должна была быть написана полтора года назад. То есть «должна» и будет, вероятно, закончена этой зимой. Я ожидаю, что её издадут, но, вероятно, это не принесёт никаких денег. Помимо этого, меня убедили заняться учебником по началам семантики и общей семантике. Я более-менее готов к выполнению этой задачи, имея за плечами пять семинаров по предмету, однако потребуется ещё многое изучить и решить монументальную задачу разработки простых и ясных методов обучения в весьма сложной области, поскольку она требует даже от «образованного» читателя практически полной перестройки методов мышления. По моим оценкам, это может занять от двух до пяти лет. Кстати, если Вас заинтересует, то я готов сделать популярную статью или две по этому вопросу для «Astounding». Однажды я уже предлагал Вам это сделать, если помните, но Вы ничего не ответили.
Помимо вышеизложенного, я собираюсь попытаться сделать по крайней мере один роман для книжной публикации и, вероятно, попробую начать работать с глянцевыми журналами, скорее всего, через агента Вирджинию Пердью. Мне до сих пор не очень везло с агентами, а в этом деле, похоже, хороший агентпочти обязательное условие.
Хотя перечисленные планы многочисленны и увлекательны, они в то же время по своему характеру неспешныеименно то, чего я хотел. Я хочу иметь возможность остановиться, сесть и «послушать, чего хочет моя душа» в течение часа, дня или недели, если я чувствую такую потребность. Я ещё не знаю, какова моя главная цель в этом мире, если она у меня есть, но я знаю, что я не найду её, если буду слишком сильно спешить и слишком много суетиться
Я так многословен, потому что для меня важно, чтобы Вы поняли мои мотивымне нужно Ваше одобрение. Позвольте мне задать риторический вопрос: каким может быть стимул, чтобы я оставался профессиональным писателем научной фантастики? В настоящее время ясамый популярный автор в самом популярном журнале в этой сфере и получаю (я полагаю) самый высокий тариф за слово. Куда мне ещё двигаться, если исключить направление вниз? Я не могу подняться ещё выше в этой области, дальше просто некуда Честно говоря, постоянное напряжение меня истощило. Я всё ещё могу писать, но меня ужасно утомляет каждую неделю пытаться стать умнее, чем был неделю назад. Да и зачем? Выше первого места мне не встать, полтора цента за словоэто максимум того, что мне могут заплатить.