Тайны кремлевских жен - Галина Николаевна Заренкова 7 стр.


Вампирысамое чудовищное порождение человеческой фантазии. Только люди, знавшиеся при жизни с нечистой силой, превращаются по смерти в вампиров. По ночам они приходят в дома своих близких друзей (читайсоратников и последователей), ложатся на грудь избранной жертве, припадают губами к ее сердцу и высасывают горячую кровь. Рана остается небольшая, так что ее и не заметишь, тем более что вампир умело навевает прекрасные грезы спящему, а ранку искусно засасывает. Только по бледному лицу и изможденному виду можно опознать жертву алчности вампира. Увидев вампира, можно узнать, кем он был при жизни, т. к. основные черты он сохраняет и после смерти, только губы у него раздуваются от частого сосания, а язык делается остер, как змеиное жало.

Поверье гласит: чтобы избавиться от вампира, надо прибить его тело к земле осиновым колом. Это считается радикальным средством против вампира. Но это только очень древнее и страшное поверье, а я все же надеюсь, что прах Ленина будет предан земле, а его дух обретет покой.

Странная женщина с браунингом

Считается, что отправиться на тот свет Ильичу отчасти помогла Фанни Каплан.

Согласно официальной версии, Каплан была задержана на месте преступления, созналась в том, что именно она стреляла в Ленина.

По версии Олега Васильева, опубликованной в «Независимой газете» (29 августа 1992 года), все было иначе:

«Сейчас трудно восстановить картину покушения. Даже в день происшествия В. Д. Бонч-Бруевич заявил, что «тов. Гиль был почти единственным свидетелем, несмотря на огромную толпу народа».

Первого выстрела Гиль не видел, но рядом с Каплан стояла еще одна женщина, которая видела все. Многие очевидцы сообщили, что эта женщина, рассказывая о злоупотреблениях заградительных отрядов, дошла с Лениным до самой машины. Что же стало с этой главной свидетельницей? Ее подобрали раненую недалеко от выхода с завода. «Она сначала не почувствовала ранения, а потом упала и была доставлена в больницу». Далее появляются еще более загадочные сообщения. Так, Н. Я. Иванов проинформировал, что «раненую отвезли в больницу. Когда пришли в Петропавловскую больницу взять белье для раненой, выяснилось, что она кастелянша этой больницы что она явилась совершенно невинной жертвой террора буржуазной наймитки». У этой женщины не берут никаких показаний, и дальнейшая ее судьба неизвестна.

(Уважаемый автор здесь ошибается. Протокол допроса этой женщиныПоповой М. Г. от 2 сентября 1918 года имеется в томе 10 фонда «Н-200». В заключении следствия сказано: пособничество со стороны Поповой покушению ничем не подтверждено. Установлено, что она шла по правую руку от В. И. Ленина, отставая на несколько шагов от него и, во всяком случае, не загораживая ему дорогу к автомобилю. Нет никаких данных, что Попова вообще задержала В. И. Ленина и этим помогла Каплан

Как Попова оказалась на митинге? Согласно ее показаниям следователю Кингисеппу, она возвращалась домой с подругой Московкиной. По пути зашли на митинг, подоспели под самый конец речи Ленина. «Когда митинг закончился, я вместе с Московкиной пошла к двери и оказалась возле самого Ленина,  зафиксировано в протоколе ее допроса.  Я его спросила: «Вы разрешили провозить муку, а муку отбирают!» Ленин сказал: «По новому декрету нельзя отбирать» Раздался выстрел, и я упала».)

В «Известиях ВЦИК» от 3 сентября 1918 года появилось интересное сообщение, что «следы пули на пиджаке не совпадали с ранениями на теле» (видимо, пиджак Ленина был прострелен заранее.  О. В.).

Организаторам инсценировки необходимо было объяснить ранение главного свидетеля и наличие лишнего отверстия на пиджаке Ленина. Для этого надо было доказать, что выстрелов было три, а не два, как утверждал Гиль, и что пуля от этого третьего выстрела пробила пиджак Ленина, не задев его тела, и ранила стоявшую рядом женщину. И вот в «Известиях ВЦИК» появляется следующее сообщение: «Вчера в ВЧК по объявлению в газете явился один из рабочих, присутствовавших на митинге, и принес револьвер, отобранный у Каплан. В обойме оказалось три нерасстрелянных патрона из шести». Мы помним, что свой браунинг Каплан бросила под ноги Гилю. С. И. Ватутин, производивший задержание и обыск Каплан, ни о каком револьвере не сообщает. Что же это за загадочный револьвер, который принес в ВЧК безымянный рабочий по объявлению в газете? И когда же он его успел отобрать у Каплан?

Можно привести многочисленные примеры, как люди из ближайшего окружения Ленина в день покушения проявляли необыкновенный дар предвидения. Так, врач В. А. Обух, которого вызвали к Ленину и не объяснили, в чем дело, вдруг взял с собой хирургические инструменты. Он объяснял это тем, что «инстинктивно почувствовал, что произошло нечто серьезное». После беглого осмотра Обух заявил: «Выживет Я в этом уверен Сложилось такое определенное внутреннее убеждение,  я даже не знаю почему».

Теперь о характере ранения. Газеты явно драматизировали ситуацию, уверяя, что жизнь вождя революции висит на волоске. Однако:

1. После ранения Ленин своим ходом поднялся по крутой лестнице на третий этаж (С. К. Гиль).

2. Приехавший первым врач А. П. Винокуров нашел Ленина раздевающимся у кровати.

3. Когда больному накладывали повязку на левую рукуон не издал ни единого стона. Это всех тогда поразило («Известия ВЦИК»).

4. 3 сентября 1918 года Владимир Ильич встал с постели и без посторонней помощи вышел. За это был наказан дежурный фельдшер (там же).

Только 5 сентября Свердлов сообщает в Петроград, что «жизнь Ильича спасена». Известно, что 2 сентября состоялось решение ВЦИК, а 5 сентября Совет народных комиссаров принял постановление «о красном терроре». Дело было сделано, и поэтому только 5 сентября появляются сообщения в печати, что жизнь Ленина вне опасности.

5 сентября доктор Обух давал интервью газете «Правда». Поскольку в печати не было никаких сообщений об операции, удивленный корреспондент спросил: «А пули? А операция?» В ответ Обух произнес буквально следующее: «Ну что ж, их хоть и сейчас можно вынутьони лежат на самой поверхности. Во всяком случае извлечение их никакой опасности не представляет, и Ильич будет через несколько дней совершенно здоров». Если пули находились под кожей на поверхности тела, то почему же целую неделю их никто не пытался извлечь? (Особенно если было подозрение, что пули отравлены.) Скорее всего, пуль просто не былоКаплан стреляла холостыми патронами!

Самое неприятное в этой истории то, что инсценировка покушения не могла быть осуществлена без прямого, активного и, главное, осознанного участия в ней Владимира Ильича».

Д. В. Волкогонов не согласился с Васильевым:

«Есть версия, выдвинутая Олегом Васильевым, что покушения не было, а состоялась его инсценировка; роли были заранее распределены, и выстрелы были холостыми. Несмотря на смелость предположения, согласиться с ним очень трудно. Достаточно сказать, что уже 31 августа около Ленина побывало 8(!) врачей и все они при осмотре видели (ощущали) пулю, находящуюся в шее

Более реально предположить, что стреляла не Каплан. Она была лишь лицом, которое было готово взять на себя ответственность за покушение, если стрелявший (стрелявшая) не сможет скрыться. Учитывая фанатизм и готовность к самопожертвованию, выработанные на каторге, это предположение является вполне вероятным».

В пользу того, что было все-таки покушение, а не инсценировка, Д. В. Волкогонов приводит следующее доказательство: 23 апреля 1922 года немецкий профессор Борхардт извлек пулю из шеи Ленина, над правым грудинно-ключичным сочленением. И снова загадка: как недавно установлено, эта пуля вылетела не из браунинга, который 2 сентября 1918 года принес в ЧК А. В. Кузнецов. И еще: в деле о покушении отсутствуют листы 11,84, 87,90 и 94

А ведь версия инсценировки очень правдоподобнасовершая покушение на вождя, Фанни Каплан выполняла его волю.

Большевики победили в гражданской войне. После этого началась борьба с идеями.

Решение провести процесс против лидеров правых эсеров было принято ЦК РКП(б) в декабре 1921 года, по предложению председателя ЧК Феликса Дзержинского.

В центре внимания на процессе стояло покушение Фанни Каплан на Ленина во время его выступления на заводе Михельсона.

Главным «вещдоком» на процессе против эсеров был пистолет, из которого стреляли в Ленина.

Официальное объявление о предстоящем процессе было опубликовано в печати в феврале 1922 года. Незадолго до этого в Берлине появилась брошюра бывшего эсера Григория Семенова. В своей брошюре он «разоблачал» товарищей по партии: ПСР якобы составила заговор против Советской власти вместе с русскими контрреволюционными организациями и с представителями Антанты, получала от них деньги, готовила мятежи и, самое важное, не исключала из своей деятельности террор. В частности, по словам Семенова, ПСР организовала покушение Фанни Каплан на Ленина 30 августа 1918 года.

«Разоблачения» Семенова, опубликованные в советской печати, спустя несколько дней были подтверждены и дополнены его близкой сотрудницей Лидией Коноплевой. Есть основание предполагать, что Семенов и Коноплева написали свои статьи по поручению ЧК (с февраля 1922 годаГПУ). Вслед этому ГПУ объявило, что руководители ПСР, которые уже несколько лет сидели в тюрьме, будут преданы суду.

Большевистское руководство не собиралось вести непредвзятого судебного расследования. Это очевидно из инструкций, данных Лениным за неделю до объявления о процессе народному комиссару юстиции Курскому: «Ни малейшего упоминания в печати о моем письме быть не должно». Ленин настаивал на организации ряда «образцовых процессов» с целью усиления репрессий против меньшевиков и эсеров, образцовых «по разъяснению народным массам, через суд и через печать, значения их», «образцовых, громких, воспитательных процессов», сопровождаемых значительным шумом в печати.

Согласно официальной версии, через четыре дня после теракта Фанни Каплан была расстреляна комендантом Кремля Павлом Мальковым, который, согласно его опубликованным запискам, собственноручно привел приговор в исполнение.

Верный ленинецкомендант Кремля П. Мальков в своих не самых правдивых мемуарах свидетельствовал:

«Я работал у себя в комендатуре, как вдруг тревожно, надрывно затрещал телефон. В трубке послышался глухой, прерывающийся голос Бонч-Бруевича:

 Скорее подушки. Немедленно. Пять-шесть обыкновенных подушек. Ранен Ильич Тяжело

Ранен Ильич?.. Нет! Это невозможно, этого не может быть!

 Владимир Дмитриевич, что же вы молчите? Скажите, рана не смертельна? Владимир Дмитриевич!..

Отшвырнув в сторону стул и чуть не сбив с ног вставшего навстречу дежурного, я вихрем вылетел из комендатуры и кинулся в Большой дворец. Там, в гардеробной Николая II, лежали самые лучшие подушки.

Ворвавшись во дворец, ни слова не отвечая на расспросы перепугавшихся служителей, я вышиб ногой запертую на замок дверь гардеробной, схватил в охапку несколько подушек и помчался на квартиру Ильича.

В коридоре около квартиры растерянно толпился народ: сотрудники Совнаркома, кое-кто из наркомов. Обхватив руками голову, упершись лбом в оконное стекло, в позе безысходного отчаяния застыл Анатолий Васильевич Луначарский

Всегда плотно прикрытая дверь в квартиру Ильича стояла раскрытой настежь: возле двери, загораживая собою вход, держа винтовку наперевес, замер с каменно-неподвижным лицом часовой. Увидев меня, он посторонился, и я передал находившемуся в прихожей Бонч-Бруевичу принесенные мною подушки.

Потянулись томительные, долгие минуты. Я стоял, словно прикованный, не в силах сдвинуться с места, уйти от этой двери. Взад и вперед проходили, пробегали люди, а я все стоял и стоял

Вот в квартиру Ильича вбежала Вера Михайловна Бонч-Бруевич, жена Владимира Дмитриевича, чудесная большевичка и опытный врач. Ни на кого не глядя, ни с кем не здороваясь, стремительно прошел необычно суровый Яков Михайлович Свердлов. В конце коридора показалась, поддерживаемая под руку кем-то из наркомов, сразу постаревшая Надежда Константиновна.

Она возвращалась с какого-то заседания и до приезда в Кремль ничего, ровно ничего не знала. Все расступились. Прерывисто дыша, с трудом передвигая внезапно отяжелевшие ноги, Надежда Константиновна скрылась за дверью.

Наконец появился профессор Минц, еще кто-то из крупнейших специалистов Наступил вечер, надвигались сумерки, надо было расходиться, а толком все еще никто ничего на знал, не мог сказать, что с Ильичем, насколько опасны раны, будет ли он жив.

Я вернулся в комендатуру, но работать не мог. Все валилось из рук. Мозг упорно сверлила одна неотступная мысль: как-то сейчас он, Ильич?

Ночь прошла без сна, да и думал ли кто-нибудь в Кремле в эту ночь о сне? Несколько раз за ночь я отправлялся к квартире Ильича. Все так же неподвижно стоял перед дверью часовой. Царила глубокая гнетущая тишина. Там, в глубине квартиры, в комна те Ильича, шла упорная борьба со смертью, борьба за его жизнь. Там были Надежда Константиновна и Марья Ильинична, профессора и сестры.

Как хотелось в эти минуты быть рядом с ними, хоть чем-нибудь помочь, хоть как-то облегчить тяжкие страдания Ильича! Казалось, будь от этого хоть какая-нибудь самая малая польза, самое ничтожное облегчение, всю свою кровь до последней капли, всю жизнь до последнего дыхания я отдал бы тут же, с радостью, с восторгом. Да разве один я?

Но сделать я ничего не мог, даже в мыслях не решался переступить заветный порог и уныло бродил из конца в конец пустынного коридора мимо обезлюдевшей в ночные часы приемной Совнаркома, мимо дверей в кабинет Ильича.

Из-под этой двери, за которой еще сегодня днем звучал такой знакомый, такой бодрый голос, в полутемный коридор пробивался слабый свет. Там, за столом Ленина, склонившись над бумагами, бодрствовал Яков Михайлович Свердлов.

Жизнь продолжалась. Пульс революции дал глубочайший перебой, но ничто не могло остановить его мощного биения.

Уже в день покушения на Владимира Ильича, 30 августа 1918 года, было опубликовано знаменитое воззвание Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета «Всем, всем, всем!», подписанное Я. М. Свердловым, в котором объявлялся беспощадный массовый террор всем врагам революции.

Через день или два меня вызвал Варлам Александрович Аванесов:

 Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в Кремле, под надежной охраной.

Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привез ее в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под детской половиной большого дворца.

Комната была просторная, высокая. Забранное решеткой окно находилось метрах в трех-четырех от пола. Возле дверей и против окна я установил посты, строго наказав часовым не спускать глаз с заключенной. Часовых я отобрал лично, только коммунистов, и каждого сам лично проинструктировал. Мне и в голову не приходило, что латышские стрелки могут не усмотреть за Каплан, надо было опасаться другого: как бы кто из часовых не всадил в нее пулю из своего карабина.

Прошел еще день-два, вновь вызвал меня Аванесов, предъявил постановление ВЧК: Капланрасстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.

 Когда?  коротко спросил я Аванесова.

У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул на лице ни один мускул.

 Сегодня. Немедленно.

 Есть!

Да, подумалось в тот момент, «красный» террорне пустые слова, не только угроза. Врагам революции пощады не будет!

Круто повернувшись, я вышел от Аванесова и отправился к себе в комендатуру. Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых лично хорошо знал, я их обстоятельно проинструктировал, и мы отправились за Каплан.

По моему приказу часовой вывел Каплан из помещения, в котором она находилась, и мы приказали ей сесть в заранее подготовленную машину.

Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, собственноручно.

И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская курок, как не дрогнула она тогда»

Николай Зенькович в книге «Вожди на мушке» пишет: «Самое невероятное: находятся люди, видевшие «неистовую Фанни» после ее расстрела, игравшую в мяч во дворе тюрем в Верхнеуральске и Златоусте, вязавшую чулок в камере суздальской темницы, слушавшую репродуктор и читавшую газеты в других, тоже не столь отдаленных местах.

Назад Дальше