В конце 1989 года Коммунистическая партия Литвы объявила о неподчинении ЦК КПСС. Власть теряла не только партия: государство, которому служили Горбачев и его коллеги, приходило в упадок. Манифестации, в том году особенно масштабные в прибалтийских и закавказских республиках, вызвало главным образом то, что к Конституции СССР предлагались поправки, дававшие Верховному Совету право отменять республиканские законы, если те противоречили законодательству СССР, а также в одностороннем порядке решать вопросы выхода республик из СССР. В марте 1990 года только что сформированный парламент Литвы объявил о независимости республики. К лету 1990 года большинство советских республик, включая возглавляемую Ельциным Россию, объявили о своем суверенитете, что означало: республиканские законы выше советских. Внешние контуры империи, задрапированной под добровольное объединение, еще сохранялись, но перед испуганными правителями в Москве уже вставал призрак ее распада12.
Консолидация россиян началась в 1989 году, и не в РСФСР, а за ее пределами, как реакция на подъем национализма в Прибалтике, Молдавии, других республиках Советского Союза, где русские не составляли большинства. Вскоре она неожиданным образом охватила и Россию. Российские либералы, опиравшиеся главным образом на Москву и Ленинград, начали склоняться к политическому союзу с прибалтийскими республиками, к тому времени объявившими о суверенитете. Лидеры российского демократического движения разделяли либерально-экономические взгляды прибалтийских коллег и теперь решили перенять их политическую стратегию. Весной 1990 года, в ходе избирательной кампании за место в российском парламенте, Ельцин принял идею российского суверенитета, которая в сложившихся обстоятельствах сулила республикам рост политической и экономической власти. Это был блестящий ход, и он способствовал росту популярности Ельцина не только в среде московской и ленинградской интеллигенции.
До перестройки не многие россияне (Ельцин не был исключением) отождествляли себя с РСФСР, крупнейшей из советских республик, у которой, тем не менее, не было своей коммунистической партии и Академии наук. Зачем, если КПСС и Академия наук СССР и так базировались в Москве, руководили ими русские и все те же русские составляли костяк персонала? В интервью в конце 1990 года Ельцин признавался: Я считал себя гражданином страны [СССР], а не России. Ну, еще я считал себя патриотом Свердловска, поскольку там работал. Но понятие России было для меня настолько относительным, что за время работы первым секретарем Свердловского обкома партии по большинству вопросов я обращался не в российские отделы. Сначала я обращался в ЦК КПСС, а после этогов союзное правительство13.
К тому времени Ельцин не был единственным политиком, который разыгрывал российскую карту. Не менее успешно занимались этим консерваторы, сплотившиеся вокруг идеи создания в РСФСР собственной коммунистической партии. Эта идея получила развитие в первые месяцы 1990 года, как ответ на формирование в конце 1989 года в рамках КПСС Демократической платформы во главе с Ельциным и другими сторонниками радикальных реформ. Члены Политбюро не знали, как им реагировать. Горбачев метался. Если будет РКП [Российская коммунистическая партия], объяснял он коллегам на заседании Политбюро з мая 1990 года, то она будет давить больше на компартии других республик, и те скажут: а зачем нам вообще КПСС?! А несколько минут спустя он отчитал секретаря ЦК, который высказался против создания Российской коммунистической партии: Если мы откажем (в отношении РКП), русские скажут: мы их (инородцев!) собирали тысячу лет. А теперь они нас учат, как жить! Да катитесь вы все от России подальше!
Горбачев был против российской парторганизации, так как это могло усилить шовинистические тенденции в России и национализм в других республиках; кроме того, она могла превратиться в платформу консервативной оппозиции его реформам. Но и ответить отказом он не мог. Николай Рыжков, глава правительства, отметил на том же заседании Политбюро: Если мы пойдем против создания РКП, наше место в ней займут ельцины. Чем бы ни закончилась история с новой компартией, Горбачев не хотел терять власть. И он предложил решить этот вопрос на XXVIII съезде, который должен был состояться в июне 1990 года. В том же месяце появилась Коммунистическая партия РСФСР. Как и опасались, она стала оплотом ультраконсервативной анти-горбачевской оппозиции внутри КПСС14.
Для Горбачева и его соратников оба вариантаи облачение России в тогу демократии (вариант Ельцина), и ее заключение в строгий костюм коммунизма (к чему стремились консерваторы) были подобны воплотившемуся ночному кошмару. В умах россиян зрели семена идентичности, не в полной мере соответствующей советской и опровергающей приверженность имперскому прошлому, настоящему и будущему, которая лежала в основе целостности СССР. Угроза российского суверенитета обсуждалась на Политбюро еще в начале лета 1989 года. Вадим Медведев, в то время ведущий идеолог партии, высказался против предоставления России прав, которые уже были признаны за другими республиками: Если мы оформим ее так же, как другие республики, то неизбежно превращение СССР в конфедерацию. РСФСРстержень Союза.
Горбачев с ним соглашался: Восстановить авторитет Россииэто да. Но не путем суверенизации России. Это означало бы вынуть стержень из Союза. Было неясно, как сочетать усиление российского влияния с отказом в суверенитете (к которому стремились другие республики). Решение проблемы отложили, но сама проблема осталась. Рыжков на заседании Политбюро в ноябре 1989 года сообщил: Надо бояться не Прибалтики, а России и Украины. Пахнет общим развалом. И тогда нужно другое правительство, другое руководство страны, уже иной страны. Осенью 1989 года мало кто предполагал, что уже через несколько месяцев пророчества Рыжкова начнут сбываться15.
В мае 1990 года, после трех туров голосования, с относительно небольшим перевесом (535 голосовза, 467против) Ельцин стал спикером российского парламента. Но декларация политического суверенитета России, предложенная им несколько месяцев спустя, получила поддержку уже двух третей депутатов. Выступая перед депутатами, Ельцин сказал: Сегодня центр для Россиии жестокий эксплуататор, и скупой благодетель, и временщик, не думающий о будущем. С несправедливостью этих отношений необходимо покончить. Сегодня не центр, а Россия должна подумать о том, какие функции передать центру, а какие оставить себе. Так появился новый защитник России. Летом 1990 года руководимый Ельциным парламент объявил Россию суверенным государством и заявил о главенстве российских законов над законами СССР. Осенью того же года Рыжков на Политбюро заявил, что ни одно из его распоряжений не было исполнено. Вскоре он был уволен Горбачевым в рамках кадровой перестановки в Совете Министров, целью которой было прекратить парад суверенитетов16.
Когда большинство советских республик объявило о своем суверенитете, не было и намека на уместную формулу, определяющую их новые отношения с союзным центром. Конституция СССР предоставляла фасад для сверхцентрализованного государства и даже гарантировала республикам право покинуть Союз, но не предлагала инструментов для урегулирования взаимоотношений. Фактически республика либо находилась в составе Союза и под полным контролем Москвы, либо покидала его. Литва хотела выйти из СССР, тогда как Россия, Украина и некоторые другие республики стремились к новому договору. Горбачев сделал все возможное, чтобы не допустить ухода Литвы и не дать российскому парламенту избрать Ельцина и объявить о суверенитете. В обоих случаях он потерпел фиаско. Советское политико-экономическое пространство распадалось, углубляя экономический кризис и угрожая существованию самого СССР.
Решение, которое летом 1990 года предложили Горбачеву консерваторы из его окружения, сводилось к тому, чтобы навязать верховенство союзных законов над законами республиканскими. Достигнуть этого можно было только введением чрезвычайного положения. Горбачев дал согласие на разработку плана действий на случай чрезвычайной ситуации. Кроме того, он объявил о начале радикальных контрреформ: Президентский совет и Совет Министров подлежали роспуску, а на смену им должны были прийти Совет Безопасности и Кабинет Министров, которые подчинялись бы непосредственно президенту. Однако Горбачев сопротивлялся попыткам принудить его ввести чрезвычайное положение. В декабре 1990 года, когда был созван Съезд народных депутатов, около четырехсот его членов проголосовали за внесение в повестку дня вопроса об отставке Горбачева. Их предложение не набрало большинства голосов. Зато министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе, либеральный союзник Горбачева, подал в отставку после того, как подвергся нападкам со стороны консерваторов за торговлю советскими интересами. Горбачев, чье положение было не менее шатким, не пытался его удержать. Шеварднадзе предупредил делегатов о надвигающемся реакционном перевороте. В письме американскому коллеге и личному другу Джеймсу Бейкеру он заявил, что действовал так, как ему подсказывала совесть17.
Переворот действительно произошел. На съезде инициативу захватили консерваторы, а Горбачев, вместо того чтобы уйти в отставку, решил возглавить этот парад. В январе 1991 года, без формального введения чрезвычайного положения, он предоставил председателю КГБ Владимиру Крючкову, министру обороны Дмитрию Язову и недавно назначенному министру внутренних дел Борису Пуго полную свободу действий. Уже 5 января по приказу Язова (под предлогом содействия военному призыву) в Прибалтику вошли воздушно-десантные части. Одиннадцатого января центральные СМИ объявили об учреждении в Вильнюсе промосковского Комитета национального спасения. Еще три дня спустя подразделения спецназа МВД и КГБ предприняли штурм вильнюсской телебашни, которую защищали сторонники независимости Литвы. Погибло пятнадцать человек. Двадцатого января внутренние войска применили оружие в Риге. Погибло четыре человека. Пять дней спустя советские газеты опубликовали постановление о совместном патрулировании советских городов армией и внутренними войсками.
В марте Горбачев учредил Совет Безопасностивысший совещательный орган при президенте, состоявший почти целиком из сторонников жесткой линии. В том же месяце по инициативе Горбачева прошел всесоюзный референдум, и 76 % проголосовавших высказались за сохранение Союза. Несмотря на то, что референдум проигнорировали новые правительства республик Прибалтики и Закавказья, его результаты воодушевили советского президента и его советников. А 28 марта он отдал войскам приказ не допустить проведения в Москве демонстраций в поддержку Бориса Ельцина. В тот день сторонники жесткой линии в российском парламенте должны были поставить на голосование вопрос о снятии Ельцина с поста спикера. Попытка не удалась. Демонстрации в Москве прошли, несмотря на запреты. Войска для разгона не использовались. Если славяне, входящие в состав спецподразделений, без колебаний открывали огонь по неславянам из Прибалтики и Закавказья, то стрелять в братьев они были не очень-то готовы. Кроме того, Горбачев, оглядывавшийся на Запад, не мог допустить масштабного кровопролития. И он отдал войскам приказ вернуться в казармы; этот шаг был с радостью встречен демократической оппозицией (на некоторое время Ельцин даже прекратил нападки на президента) и осужден консерваторами. Горбачев опять их разочаровал, отказавшись пойти до конца. По их логике, он превратился в препятствие.
В отличие от Ельцина, Горбачев не допускал и мысли о том, чтобы по собственной воле выйти из партии, причем не только потому, что он оставался верен социалистическим идеалам и искренне считал, что партию можно реформировать (о чем не раз во всеуслышание заявлял), но также из тактических соображений: ему не хотелось, чтобы партийная машина обернулась против него самого. Черняев за несколько дней до выхода Ельцина из партии описал в дневнике разговор с Горбачевым. Шкурники. Им, кроме кормушки и власти, ничего не нужно, клял Горбачев секретарей райкомов и горкомов, с которыми встречался в тот день. Ругался матерно, вспоминает Черняев. Я ему: Бросьте их. Выпрезидент; Вы же видите, что это за партия, и фактически Вы заложником ее остаетесь, мальчиком для битья. На Горбачева увещевания не подействовали: Думаешь, не вижу? Вижу. Но нельзя эту паршивую собаку отпускать с поводка. Если я это сделаю, вся эта махина набросится на меня18.
Решающее противостояние предполагалось на пленуме ЦК, назначенном на 24 апреля 1991 года. Парткомы по всей стране требовали отставки Горбачева с поста генерального секретаря КПСС. Но Горбачев опять переиграл противника. Участники встречи с изумлением узнали из утренних газет, что накануне он заключил соглашение с Борисом Ельциным и руководителями республик, стремящихся к суверенитету. Во время встречи в Ново-Огарево они условились разработать новый Союзный договор.
Наконец-то Горбачев нашел альтернативу чрезвычайному положению: вместо того чтобы вернуть статус-кво и, опираясь на силу, снова вернуть власть центру, он отыщет способ примирить центр и республики. Этот маневр освободил бы Горбачева от диктата той части его окружения, которая склонялась к жесткой линии. А 24 апреля, отвечая на острую критику, прозвучавшую на заседании ЦК, Горбачев заявил, что готов уйти в отставку. Партийная верхушка отступила: без Горбачева партия была обречена. В тот момент он был единственным защитником от Ельцина и демократов. Попытка партийного переворота потерпела крах. Горбачев устоял, однако сторонники жесткой линии не сдались19.
В июне 1991 года Ельцин выиграл президентскую гонку. Во время инаугурации 10 июля он, принимая присягу, пообещал отстаивать российский суверенитет. Империя рушилась на глазах. Создатели русской нации, как окрестил сторонников российского национального возрождения гарвардский историк Роман Шпорлюк, выходили победителями из борьбы против хранителей Российской империи. В день выборов президента России Анатолий Черняев записал в дневнике: М. С. оказался менее прозорливым, чем Ельцин со своим звериным чутьем. М. С. боялся, что русский народ не простит ему отказа от империи. А русскому народу оказалось наплевать. Черняев понимал, что без России имперский проект обречен: Ведь без России ничего не будет. Союза не будет. И реально опираться Президент может только на нее не на Туркмению же с Назарбаевым!20
Горбачев был вынужден принять результаты выборов: его бывший протеже, а ныне оппонент, стал первым президентом РСФСР благодаря народному мандату, которого у него самого не было: Горбачева сделали президентом СССР депутаты советского парламента. И теперь Горбачев никак не мог обойтись без Ельцина.
Горбачев, Ельцин и Назарбаев накануне московского визита Буша согласовали наконец условия нового Союзного договора. Республики объявлялись хозяевами недр и сохраняли за собой право самостоятельно определять размеры отчислений в союзный бюджет. В компетенции союзного правительства остались оборона и национальная безопасность, а внешнеполитические вопросы предполагалось решать посредством консультаций с республиками. Также Горбачев, Ельцин и Назарбаев согласовали изменения в правительстве: сторонники жесткой линии, которых ввел туда Горбачев, должны были уйти, а новый кабинет предстояло сформировать и возглавить Назарбаеву. Подписание Союзного договора было назначено на 20 августа 1991 года21.
Ельцин, уже ставивший Горбачева в неловкое положение сначала на партийных мероприятиях, а после и в присутствии американцев, был не просто всенародно избранным главой крупнейшей союзной республики; под его контроль должно было перейти большинство нефтяных и газовых месторождений СССР. Таким образом, состояние союзной казны (и, вероятно, зарплата самого Горбачева) зависело от доброй воли Ельцина. И, как бы ни оскорбляло Горбачева поведение президента России, ему не оставалось ничего, кроме смирения. Похоже, то же можно было сказать и в отношении президента США. Подарок, приготовленный Бушем для Ельцинаизготовленная из серебра чаша от Тиффани стоимостью 490 долларов, был дороже подарков для прочих членов советской верхушки. Советский президент получил экземпляр первого американского издания Анны Карениной, который фигурировал в перечне подарков без указания цены. Белый дом по-прежнему большинство геополитических яиц складывал в корзину Горбачева; приготовленный для него подарок был бесценен22.
Впервые Буш встретился с Ельциным в сентябре 1989 года, когда тот приехал в Соединенные Штаты. Ельцин (еще депутат советского парламента) навестил одиннадцать американских городов, не раз выступал в университетах, появился в телешоу Доброе утро, Америка!, навестил Космический центр им. Джонсона в Хьюстоне (штат Техас), клинику им. Майо (г. Рочестер, штат Миннесота), встречался с ведущими американскими бизнесменами и политиками по всем Соединенным Штатам. Ельцин назвал эту поездку осуществлением мечты всей жизни. Дважды облетев на вертолете статую Свободы, Ельцин сообщил, что стал вдвое свободнее. Он не скрывал желания стать любимцем Америки взамен Горбачева.
Все мое представление о капитализме, о Соединенных Штатах, об американцах, которое годами вдалбливали мне в голову, в том числе и при помощи Краткого курса ВКП(б)все это за полтора дня моего пребывания здесь развернулось на сто восемьдесят градусов , сказал он, выступая перед прессой. Но самое сильное впечатление произвел на Ельцина супермаркет. Товарный ассортимент в одном из торговых центров Хьюстона разительно контрастировал с пустыми полками советских магазинов. По словам советников российского лидера, именно тогда в ельцинском большевистском сознании рухнула последняя подпорка23.