Новичок. История тайного оружия - Лев Александрович Фёдоров 5 стр.


Ряд практических вопросов строительства военно-химических объектов был обсужден на заседании, состоявшемся 27 января 1923 г. [66]. При артиллерийском ведомстве была образована химическая строительная комиссия для возведения объектов военно-химической инфраструктуры: опытного завода ОВ, разливочной станции, снаряжательной мастерской, хранилищ химоружия.

Разумеется, в силу логики событий военно-химическое дело не могло оставаться в слишком узких рамках артиллерии. Не прошло и полугода после начала работы «Постоянного совещания по вопросам химических средств для борьбы», как после соответствующего решения РВС в название этого органа вплелось слово «межведомственное», чем была узаконена тенденция на отделение совещания, а также всей военно-химической проблематики от артиллеристов с постепенным приданием им всеармейского статуса и содержания. С 14 апреля 1923 г., за несколько дней до открытия XII съезда РКП(б), этот орган военно-химического руководства стал называться «Межведомственным совещанием по химическим средствам борьбы» (Межсовхим) [64]. В круг вопросов Межсовхима был включен весь спектр очевидных задачи наступательных, и оборонительных. Ему было предписано заниматься всемот изыскания новых ОВ до изыскания и разработки мер и средств защиты от химоружия.

Первым же решением Межсовхима стало образование комиссии по выбору места для Опытного завода ОВ (будущего Экспериментального завода Анилтреста, Москва), подготовке проекта по его устройству и составлению сметы. Председателю комиссии Б. Ф. Курагину было выдано 2 млн руб. для выполнения работ в течение двух месяцев. Второе решение носило столь же принципиальный характер: технической строительной комиссии был выделен 1 млн руб. для подготовки проекта разливочной станции ОВ, предусматривавшейся к размещению на артиллерийском химическом складе в Очакове недалеко от Москвы (будущем химическом складе  136). Тогда же был сформулирован перечень основных ОВ, рекомендованных для снаряжения в артхимснаряды. В него были включены иприт, люизит, мышьяксодержащие слезоточивые ОВ, хлорацетофенон, бромбензилцианид. Были также обсуждены предложения о привлечении ВВХШ и лаборатории Арткома к работам по созданию новых ОВ [64].

Не забывали создатели военно-химической службы и своей прямой цели: наступательной химической войны. Во всяком случае, уже летом 1923 г. ее глава В. Н. Баташев поделился со своими подчиненными соображениями о нормах расхода средств химического нападения тех лет [127].

Из старого документа:

«Заведующим средствами

химической борьбы

Сообщаю, что включение в ежемесячную заявку потребности средств химической борьбы в баллонах признано необходимым. Причем при расчете количества необходимых баллонов типа Е-70 полагаю правильным исходить из следующих соображений:

1. Баллонами указанного типа, снаряженными хлором и фосгеном (в смеси), снабжаются для выполнения боевых операций (газовая атака) специальные химические войска типа отдельных химических рот.

2. Боевой фронтовой запас этих баллонов для одной операции роты в условиях затяжной маневренной войны или позиционной составляет 5000 баллонов или 10 000 пудов снаряжаемого газа.

Учитывая возможность выполнения 34 газовых атак в год одной ротой, для означенных целей необходимо на год иметь запас на одну химическую роту20 000 баллонов или 40 000 пудов газа

Что же касается норм в потребности количества газов и мин для целей химического минометания и газометания, то ввиду возможного применения химических мин не только специальными химическими частями, но и минометными дивизионами, установить последние в настоящее время не представляется возможным.

Заведующий средствами химической борьбы РККАВ. Н. Баташев, 16 июля 1923 г.» [127]

Мощный толчок развитию военно-химического дела придал председатель РВС СССР Л. Д. Троцкий. 2021 ноября 1923 г. он дал главнокомандующему С. С. Каменеву задание «наметить план длительной систематической кампании» в отношении химической войны, в том числе созвать совещание для определения позиции по этой проблеме. И 28 ноября 1923 г.  через полтора года после инициативы Ю. М. Шейдемана от 8 апреля 1922 г.  Л. Д. Троцкий собрал широкое совещание по вопросам химической войны. В нем, помимо высших чинов армии (Э. М. Склянского, С. С. Каменева, И. С. Уншлихта, П. П. Лебедева, И. Т. Смилги, В. А. Антонова-Овсеенко, А. П. Розенгольца), участвовали также представители науки и промышленности (В. Н. Ипатьев, П. А. Богданов, Е. И. Шпитальский, Д. С. Гальперин, П. А. Шатерников, Н. А. Сошественский) и военно-химического дела (Ю. М. Шейдеман, А. А. Дзержкович, В. Н. Баташев, М. Г. Годжелло) [59, 65].

«Вся область химической войны должна составить предмет настоящего совещания»,  сказал во вступительном слове Л. Д. Троцкий, прежде чем предоставить слово для основного доклада академику В. Н. Ипатьеву.

Страницы истории:

«Военный комиссар Л. Д. Троцкий, возглавлявший в то время Реввоенсовет, пожелал узнать, в каком положении находится дело снабжения армии противогазами и ядовитыми веществами. С этой целью он устроил особое заседание Реввоенсовета, где мне было поручено сделать доклад об этом вопросе На собрании присутствовало около 4050 человек

Это заседание Реввоенсовета имело большое значение для дальнейшего развития газового и противогазового дела, и оно двинулось бы гораздо быстрее в своем развитии, если бы Троцкий оставался на посту председателя РВС».

В. Н. Ипатьев (Нью-Йорк, 1945 г.) [59]

В. Н. Ипатьев рассмотрел по существу три вопроса. Во-первых, дал общую картину в связи с применением химоружия в Первую мировую войну, и в связи с новой информацией, полученной им во время только что состоявшейся поездки в Германию. Во-вторых, определил приоритеты в видах ОВ, которыми необходимо заниматься: в первую очередьэто иприт («наиболее интересное вещество»; «это вещество должно лечь во главу нашего будущего производства удушающих средств») и дифосген, основные трудности в изготовлении которых в полузаводском масштабе были к тому времени преодолены; во вторую очередьэто мышьяксодержащие дифенилхлорарсин, люизит и дик (этилдихлорарсин). Было при этом указано, что все должно начинаться с создания мощностей по выпуску хлора и фосгена, без которых невозможен выпуск остального. В-третьих, сформулировал многочисленные научно-практические задачи подготовки к химической войне: постановка в Петрограде и Москве активных лабораторных исследований по разработке технологий производства ОВ, решение проблемы сырья для этих производств, создание самих производственных мощностей для выпуска ОВ, разработка способов снаряжения снарядов и создание мастерской для разливки ОВ, исследование путей стабилизации ОВ, изучение способов распыления ОВ, проведение интенсивных токсикологических испытаний и т. д. [65]

Общее заключение В. Н. Ипатьева было оптимистичным: «Сопоставляя работу на Западе с тем, что делается у нас, мы приходим к выводу: мы работаем совершенно правильным путем» [65]. Характерно, что помимо этого, В. Н. Ипатьев упомянул о единственной дружественной части Запада: «нельзя не приветствовать, конечно, если это осуществимо, образование русско-немецкого общества для научных химических исследований». То был иносказательный намек на то, что наряду с практической военно-химической работой шла другаямеждународно-дипломатическаяжизнь, о содержании которой мало знали даже члены высшей военно-государственной бюрократии. Тем более к этому знанию были допущены далеко не все участники совещания, проведенного Л. Д. Троцким. Дело в том, что задолго до этого совещания, а именно 11 августа 1922 г., было подписано секретное соглашение о сотрудничестве между армиями Германии и России. В соответствии с ним рейхсвер получил возможность создавать на территории РСФСР военные объекты для проведения испытаний военной техники, а также обучения личного состава войск Германии по тем направлениям, которые были запрещены Версальским договором,  танки, авиация, химия. За услуги РСФСР была предусмотрена и ежегодная денежная оплата, и право прямого участия в немецких военных разработках и испытаниях. Именно в рамках этих договоренностей в 1923 г. был предпринят первый практический шаг к советско-германскому сотрудничеству в военно-химической области. Было решено организовать на территории РСФСР общими силами производство двух основных ОВ тех летиприта и фосгена. Будущий завод химоружия предназначался для обеспечения военных нужд Германии [668]

В целом Л. Д. Троцкий был удовлетворен состоянием военно-химических дел. И в дальнейшем РВС СССР, который он тогда возглавлял, занимался этими делами самым активным образом. Настолько активно, что на заседании РВС, состоявшемся в очень узком составе в мае 1924 г., было решено ассигновать крупную по тем временам сумму для заказа за рубежом нужных армии вещей, «в первую голову на артиллерию и военно-химические нужды» [87].

Остается добавить, что в то время страны мира были заняты работой, явно чуждой участникам того совещания у председателя РВС СССР. Во всяком случае, довольно скоро, 17 июня 1925 г., 38 стран подписали в Женеве «Протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств» [55]. Этот акт вряд ли стал широко известен в Красной армии, и уж во всяком случае он ничего не изменил в умонастроении руководителей Советского Союза, уже втянувших страну в активную подготовку к наступательной химической войне (покавместе с Германией) [686].

Формально присоединившись к тому протоколу [55], СССР сопроводил акт присоединения такими оговорками, которые его обесценивали. Они позволяли не только готовиться в последующие годы к наступательной химической войне, но и применять химоружие всегда и везде. Что, собственно, и делалось почти весь XX век. Окончательный отказ России и от оговорок, и от смертельного химоружия как оружия массового поражения произошел лишь в конце 2000 г. [56].

1.6. Начиналось с великого химика Ипатьева

После совещания у Л. Д. Троцкого дела пошли довольно быстро. Это М. А. Булгаков (18911940) в 19231924 гг. писал «Белую гвардию», домысливая и переосмысливая итоги Гражданской войны. В реальной жизни новую власть интересовали ее личные дела в контексте совсем иного будущего страны, и потому в реальности очень многое развивалось совсем иначе. Подготовка к наступательной химической войне приобрела столь принципиальный характер, что РВС СССР предпринял очередные организационные меры. Его решением от 20 февраля 1924 г. Межсовхим был переименован (из Междуведомственного совещания по химических средствам борьбыв Междуведомственное совещание по химической обороне) с одновременным изъятием из ГАУ и подчинением непосредственно РВС. Теперь этот орган стал общеармейским [66].

И уже в марте-апреле 1924 г. Межсовхим обсудил состояние работ по созданию в стране целостной системы подготовки к химической войне [66]. Мыслили тогда широко, и для достижения достаточно прагматичной целиобеспечения готовности к химической войнебыла запланирована очень уж многообразная система действий: создание военно-химического музея, устройство постоянной химической выставки, построение в модельном виде Эджвудского арсенала в советском (будущем) исполнении, организация во всех научных центрах СССР при вузах институтов с военно-химическим уклоном [66].

В качестве примера для подражания Межсовхим избрал Эджвудский военно-химический арсенал США. По состоянию на 1924 г. этот арсенал был расположен в изолированной безлюдной местности на участке размером 13,8 км2 между рекой и железной дорогой в 20 милях от г. Балтимора. В нем были сосредоточены все основные элементы системы: заводы по производству ОВ (иприта, фосгена, хлорпикрина, хлора), снаряжательные мастерские, оборудование для разлива ОВ по всем видам химических боеприпасов, противогазовое производство, научные подразделения (химическое, медицинское, патологическое), химический полк, военно-химическая школа. Даже Управление военно-химической службы было размещено в те годы подальше от столицытоже на Эджвудском химическом арсенале [66].

Применительно к осажденной крепости, которой фактически был в те годы Советский Союз, вариант решения, который обсуждался на заседании Межсовхима, тоже выглядел идеально, только противоположно американскому. «Наш советский Эджвудский арсенал» было намечено создать на военно-химическом полигоне в Кузьминках (тогда это было Подмосковье12 км от края столицы) [66, 68]. Он к тому времени существовал уже шесть лет и зафиксировался на двух участках общей площадью примерно 9 км. Энтузиастам грезилось, что в Кузьминках можно построить заводы по выпуску ОВ, другие производства, разместить склады, а также организовать военный институт химической войны

Военно-химический полигон в Кузьминках (на карте нынешней Москвы). Выделены два участка полигона: слеважилой (нынеПарк культуры и отдыха «Кузьминки»), справаиспытательный (нынелесопарк «Кузьминки»). Между ними расположена усадьба С.М. Голицына.

Много позже энтузиаст военно-химического дела проф. Е. И. Шпитальский (18791931) указал даже, что подобные арсеналы «должны находиться около культурного центра, дабы можно было постоянно наблюдать за работой опытных установок» [66]. И он не был одинок, потому как еще в октябре 1918 г. при решении вопроса о месте размещения военно-химического полигона выдвигался аналогичный аргумент: «Опытный газовый полигон желательно иметь возможно ближе к IX химическому отделу артиллерийского комитета ГАУ, так как организация и само выполнение опытов требуют непосредственного участия и присутствия служащих отдела. При значительном удалении от г. Москвы командировки служащих отдела для производства необходимых опытов будут более продолжительными, а потому будут отвлекать их на более или менее продолжительное время от выполнения текущих дел». Нелишне иметь в виду, что свои текущие дела IX (химический) отдел ГАУ осуществлял тогда прямо на Красной площади Москвы, в Средних торговых рядах, так что неудивителен и выбор всех четырех вариантов размещения полигонаКузьминки, Угреши, Мытищи, Крюково [145]. Кстати, удалить военных с Красной площади удалось лишь на рубеже XXXXI веков.

Реальная жизнь в те годы развивалась, однако, по иным сценариям.

Военно-химическую открытость, о которой грезили деятели Межсовхима в 1924 г., пришлось вскоре пересматривать. После принятия в июне 1925 г. Женевского протокола [55] советские наступательные военно-химические планы ушли в подполье [686], и ушли они туда навсегда.

В реальности «нашим советским Эджвудским арсеналом» в период между мировыми войнами оказался не отдельный полигон в подмосковных Кузьминках, а вся столица Советского СоюзаМосква. С ближайшими окрестностями. Вряд ли в США такое могло привидеться даже во сне.

Именно Москве досталась сомнительная честь быть носителем созданной инфраструктуры химической войныхимического полигона, центрального склада химоружия, не менее четырех заводов по производству ОВ, двух головных научных институтов химической войны (военного и промышленного), военно-химического управления, медицинских служб и т. д. Схема иллюстрирует это сомнительное достижение советской власти. И понадобились десятилетия, чтобы наиболее опасная для большого города часть этой инфраструктуры стала постепенно перемещаться из столицы в глубь страны. Разумеется, осуществлялось это не по экологическим, а исключительно по стратегическим соображениям.

Вскоре в очередной раз встал вопрос об уточнении статуса Межсовхима. Решен он был 13 июня 1924 г., когда приказом РВС Межсовхим при РВС был преобразован в Химический комитет при РВС (Химком). Химкому было предписано стать высшим научно-техническим органом военно-химического дела не только в Красной армии, но и во всей стране [67]. По существу, произошел возврат к дореволюционной организации военно-химического дела.

Руководителем РВС СССР был тогда Л. Д. Троцкий, поэтому председателем Химкома остался еще академик В. Н. Ипатьев. Впрочем, ненадолго, поскольку курирование работы Химкома со стороны руководства армии уже перешло от Э. М. Склянского к члену РВС И. С. Уншлихту (18791938), который годом раньше был переведен в заместители председателя РВС с поста заместителя председателя ГПУ. Добром для старой интеллигенции это курирование не кончилось.

Жизнь меж тем шла своим чередом. И уже через несколько дней, 19 июня 1924 г., на совещании у С. С. Каменева обсуждались практические дела химического вооружения: усовершенствование химических снарядов, создание химических авиабомб и полковых газометов [74]. А 30 августа в Москве было начато промышленное производство иприта (германского ОВ «желтого креста»). Его обеспечил профессор старой русской химической школы Е. И. Шпитальский [370]. Разумеется, советский народ ничего не знал об этом «достижении»  ему было ведомо лишь то, что в августе 1924 г. в Москве впервые открылось регулярное автобусное движение (8 закупленных в Англии одноэтажных автобусов ходили по маршруту КаланчевкаБелорусский вокзал). Автобусная поездка мимо Триумфальной площади, где были сварены первые пуды советского иприта, стоила 10 коп.

Назад Дальше